на том же месте.

логан смотрит с жалостью, а чарльз улыбается. он никогда не хотел умирать, но всегда этого ждал. как ждут неизбежного. дети — оценок за контрольные. подростки — первой влюблённости. взрослые — итогов собеседования. старики — смерти. жизнь, на удивление, не пролетает перед глазами. мозг словно бы не хочет показывать пройденный путь. ведь в конце концов, это и будет означать его конец. но так сильно хочется вспомнить все. ××× — Кто ты? — Рейвен. — У нас много еды, её не нужно воровать. Тебе больше вообще не нужно воровать. — У тебя свои штучки, у меня свои. — Я думал, что я один такой. — Нет, Эрик, ты не один. — Простите! Я Эрик Леншерр. — Чарльз Ксавье. — Да пошли вы! — Что ты знаешь обо мне? — Всё. — Убийство не принесет тебе мира. — Мир — не моя цель. — Он обалденный. — Он придурок. — Он телепорт? — Нет, просто быстрый. — У этого послания лишь одна цель: сообщить сильнейшим среди вас — тем, кто обладает наибольшей силой... — ...Земля будет вашей. — ...защищайте тех, кто слаб. Это моё послание миру. — Я чувствую, что ты проник в мой мозг... что ты там ищешь? — Я ищу надежду. — Ты когда-нибудь просыпался с мыслью о том, что в один прекрасный день они проведут этот дурацкий закон и придут за тобой и твоими детьми? — Очень часто. — Что ты чувствуешь, когда тебе приснится такое? — Большой прилив жалости к бедняге, который сунется в мою школу. — Я всё ломаю. — Мы сделаем так: если что-то сломаешь — я починю. ××× когда умираешь, нет чертового света в конце туннеля. никакого бреда о рае или аде. есть только ты и последние семь минут жизни твоего мозга, который создает тебе сон. последний и самый сладкий. чарльз стоит посреди зелёного аккуратного газона. на секунду задумывается, кому вдруг понадобилось так заботиться о какой-то траве. вокруг рослые деревья, заполняющие собой все. они тянутся ввысь, словно недостаточно высоки, чтобы их заметили. совсем как люди. все так знакомо. он был в этом месте так давно. словно вечность прошла. небо голубое, с пятнами-облаками, которые размашисто оставил художник, даже не заботясь об их форме. антенна подальше мраморного бордюра чуть повернута, прям как в тот день. руки так странно дрожат. мимо профессора проходят хэнк и скотт, весело болтая, они замирают, кивают ему в знак приветствия, словно бы ждали его и идут дальше. неожиданно глаза накрывают шелковистые ладони. ксавье узнает их из сотни других. он оборачивается и крепко обнимает рейвен. прижимает к себе самое дорогое в своей жизни. бережно так прижимает. клянется хранить, как клянутся моряки, прячущие сокровища. его сестра тут. у неё все ещё рыжие волосы и синяя кожа. она прекрасна. чарльз слышит, как его голос срывается в тихие всхлипы, он так давно не видел её. внутри холодеет от воспоминаний. становится сложно дышать. знаете, если бы человека заперли в бочке, у него было бы и то больше воздуха, чем у мужчины сейчас. руки мистик в его волосах и сейчас он даже не хочет думать, откуда они у него. это имеет значения не больше, чем чертов газон под ногами. они стоят так, — слившись во едино, — бесконечное число минут, которое никто с ними больше не делит. потому что это их минуты, их мгновения. только они, солнце, боль, которую они несут с собой, влажные от слез щеки и согревающие объятия. чарльзу кажется, что он может остаться тут, в этих руках, на всю жизнь. но рейвен отстраняется, улыбается нежно и поворачивает его за подбородок в сторону мраморных перил. так поворачивают маленьких детей, когда они что-то в упор не хотят замечать. около перил, чуть сгорбившись, стоит мужчина в чёрной водолазке и сером пиджаке. стоит и смотрит в даль, словно там есть что-то важное, словно он кого-то силится там увидеть. чарльз всхлипывает излишне громко и монета над раскрытой ладонью мужчины замирает. монета старая, ржавая. такая же, как и хозяин. с острыми краями, но из благородного металла. эрик оборачивается. на его лице задумчивые тени, как-будто бы от деревьев, которых рядом нет. такие тени остаются, если долго думать. тени из морщин и складок — от мыслей. профессор делает шаг и чувствует, что не дойдёт, упадет тут на колени, рыдая. разбившись на сотни осколков. между ними двадцать шагов и чарльз не может сделать больше одного. он проходил этот путь в девятнадцать шагов сотни раз и ни разу магнето не шагал на встречу. эрик смотрит на него с теплотой во взгляде. так обычно смотрят на маленьких детей. чарльз и чувствует себя так, словно ребёнок, который не может сделать шаг без поддержки. а леншерр идёт. делает ровно девятнадцать шагов. словно бы извиняется этим за все те разы, что он не решился прийти раньше. протягивает руки быстрее, чем телепат понимает хоть что-то и обнимает его. так крепко, что где-то под рёбрами болит, давит, сковывая железными путами. эмоции не дают вдохнуть, лишь табаком саднит горло, царапая все чересчур нежное. чарльз чувствует мокрое от его же слез плечо. крепкие руки. в них хочется спрятаться. они клянутся оберегать, как мгновение назад клялся он сам. запах одеколона, который он подарил эрику, когда тот остался. приятный такой. похожий на его собственный запах. ксавье помнит его до мелочей. он касается рукой лица леншерра, проводит по щеке костяшками, очерчивает скулу, оглаживает веки подушечками пальцев, зарывается в копну рыже-русых волос, видит мягкую улыбку. эрик научился так улыбаться далеко не сразу. эта улыбка того, кто научился любить и отпускать. чарльз тянет его вниз, мягко целует, отдает душу в этом поцелуе. продаёт её рыжему дьяволу. смеется, чувствуя, как тот отвечает, делая шаг к нему. снова. падает с ним в пропасть, продолжая держать. когда умираешь, нет чертового света в конце туннеля. никакого бреда о рае или аде. есть только ты и последние семь минут жизни твоего мозга, который создает тебе сон. последний и самый сладкий.