Жёлтый

***

      Сэм понимает, что что-то не так, когда ловит себя на том, что слишком пристально всматривается в глаза Томми Анджело. Он списывает это на человеческое любопытство, от которого никто не застрахован. Даже Сэм Трапани, в котором человека почти не осталось. Но глаза у Томми всё-таки странные. Не карие, как у Поли или любого другого итальянца в городе, а какие-то жёлтые. Особенно это заметно в солнечную погоду. Радужка полупрозрачной становится, как швейцарский тоник, и жёлтой до неестественности. Как глаза орлана, парящего до поры до времени высоко в голубом небе.       Сэм не понимает, что он хочет найти в глазах Томми, но эта постоянная игра в гляделки становится их небольшой традицией. Он всегда первым отводит взгляд и Сэм уверен, что поддаётся. На Томми рентген почему-то не действует, Сэм не может его прочесть. Не может и поэтому всегда настороже, всегда напряжён. Томми Анджело хороший парень, но глаза у него хищника. У Сэма хороший нюх на хищников, он собаку на этом съел. Люди звери, но не все идут в Коса Ностру.       Томми однажды не выдерживает и всё-таки спрашивает, спустя полтора года со дня их знакомства. Кажется, это была осень. Жёлтая блядская осень, когда ей положено быть оранжевой. Но она жёлтая, как– — Что не так с моими глазами?       Сэм думает: «хочу препарировать тебя, Анджело. Узнать, что кроется за этим лицом славного малого. Увидеть натуру зверя, который соблазнился местом в семье». Сэм говорит: — Пытаюсь понять, что ты за птица, Том.       Томми делает вид, что ничего не понимает, но в гляделки играет честно. Сэм всегда был дотошным.       Сэм терпеть не может середину осени. Слишком много жёлтого, дохуя блядского жёлтого, такого же неправильного, как хищничество в мягких чертах Томми Анджело. Сэм всё ждёт, когда это обманчивая мягкость исчезнет и явит наконец ему второе лицо славного малого, который чересчур быстро стал любимчиком дона. Сэм не ревнует Сальери. Сэма дико бесит Томми. Но бесится он исключительно молча, так привык.       У Томми прожилки и пятнышки практически незаметные на радужке, одни светлые совсем, другие тёмные, как чистая медь. С его глазами что-то происходит спустя ещё два года и Сэм находит новый эпитет: жёлтый, как виденный когда-то в детстве янтарь. Он совсем немного начинает доверять бывшему таксисту. Со стороны это наверняка незаметно, но Томми чует инстинктом, что направление ветра изменилось. Томми улыбается ему чуть чаще, чем раньше. Сэм думает, что для хищника у него мелкие клыки.       Сэм делает шаг вплотную к Томми и задирает голову, чтобы посмотреть в глаза. Ебучие глаза, которые не дают ему покоя шесть лет подряд и будят внутри что-то чужое, неправильное, расположившееся внизу живота чёрт знает когда.       Томми выше намного и Сэм мелко вздрагивает от неожиданности, мигом выпадая из подобия транса, когда предплечье сжимает чужая ладонь. Зрачок чужой расширяется в удивлении и мелькает что-то там, на самом дне, от птицы, приготовившейся спикировать на ничего не подозревающую жертву. — Какого дьявола ты творишь, Сэм? — Пытаюсь, блять, понять, что с тобой на так.       Сэм не цепенеет от страха, как положено хорошей жертве, но от Томми не отходит ни на шаг, всё дышит с ним одним воздухом в странной близости друг от друга. Томми отпускает его предплечье и собирается уйти, позорно сбежать, лишь бы не обнажить истинную натуру, которую Сэм почти разгадал. Он не даёт, намертво вцепившись в красный галстук, сильно тянет к себе. Томми наклоняется совсем немного, но Сэму этого хватает, чтоб потерять контроль. Что-то внутри разрывает ядовитыми шипами и оно не успокоится, пока Сэм не перейдёт невидимую черту, которую мужчины чертят, чтобы не допустить подобного.       Сэм кусает, не целуя, шершавые пахнущие табаком, губы Томми, нисколько не ослабив хватку, задушит скоро, галстук трещит по швам уже. Томми не отталкивает, как должен по всем правилам приличия, отвечает, пытаясь вдохнуть немного воздуха, пока удавка давит-давит на шею. Они не жмурятся, как делают при поцелуях девушки с юношами, продолжают попытки забраться друг другу в мозг даже сейчас, когда расстояние не больше пары сраных дюймов. Сердце у Томми колотится как у больного и Сэм видит по пьяному блеску ебучей желтизны, что ему происходящее вставляет не меньше, чем Сэму. Нахуй им героин сдался? — И давно ты? — Пиздец как.       Сэм не помнит, кто спрашивал и кто отвечал, слишком занят попытками успокоить сердце, которое, похоже, в глотку перебралось. Да и плевать ему, если честно. С Сэмом определённо что-то не так, скорее всего, он ебанутый на всю голову. Но секрет Томми Анджело он всё-таки разгадывает.       Томми ничем не лучше. Прятался только дольше.