***
когда полиции не удаётся засадить за решетку двуличных мудаков, в чьей вине Гэвин абсолютно уверен, детектив выпускает на улицы Детройта своё альтер-эго и идёт вершить правосудие. в самые первые разы ни о каком макияже, разумеется, и речи не шло: Гэвин, конечно, любит мрачные комиксы Вселенной DC, но явно не дотягивает до Первого мстителя. да и Детройт — не Готэм. ночи, потраченные вместо сна на погони за преступниками по мрачным подворотням или копанием за поиском улик у очередного трупа, паршиво сказываются на цвете лица. и вот однажды Тина говорит, что он похож на смерть. Гэвин усмехается, но на следующий Хэллоуин приходит в отдел в толстовке с капюшоном и с маской в виде черепа. и на удивление уютно себя ощущает в этом образе. он ощущает себя то ли Джокером Феникса, то ли Тэйтом Лэнгденом из старого ужастика, когда впервые пытается наложить грим. из зеркала вместо привычного небритого лица смотрит кривой череп, и даже глаза будто бы принадлежат кому-то другому. родной серо-зелёный, меняющийся в зависимости от освещения, цвет вдруг становится удивительно ярким на фоне монохромного лица. Гэвин ощущает некоторую оторванность от реальности, когда в голове проскальзывает мысль о том, что будет, если его всё-таки когда-нибудь поймают в этом образе. конечно, грим делает опознавание гораздо труднее, а если использовать особые чернила, видимые только на цифровом изображении, то скульпт лица получается сделать полностью неузнаваемым. тем не менее, Рид думает, что если его застукают в образе, то в отделе будут поражены даже не тем, что пытался примерить на себя роль линчевателя, а тем, что Гэвин, мать его, Рид гримируется, словно какой-то грёбаный супергерой. в отделе все знают о его поистине бульдожьей хватке: мало кто столь въедливо и скрупулезно ведёт дела, то ли шестым чувством, то ли действительно по запаху выслеживая преступников. но никто не связывает смерти бывших фигурантов дел Рида с его в чём-то даже компульсивным желанием доводить дело до конца. Гэвин умён, а работа в полиции приучает сознание думать категориями улик и подозреваемых. некоторых он выслеживает годами, по крупинкам собирая информацию и планируя убийство. у него на участке старый бункер, привет от параноиков времён Гонки вооружений, бывших хозяев дома, в котором теперь обитает Рид. в бункере, тщательно обновлённом и обустроенном, он хранит картотеку, которая может стоить ему либо путёвки в дурку, либо в тюрьму. всё это отнимает много, колоссально много сил. Гэвин на износ выкладывается на работе, про себя шутя, что так ему придётся меньше пахать зомби-боем, и ему это практически удаётся. количество случаев за всю его карьеру, подпадающих под эту «юрисдикцию», можно пересчитать по пальцам. к тому же, часть фигурантов умудряется умереть без участия Гэвина. он практически вздыхает свободно, перестаёт задумываться о собственных странностях и почти не испытывает желания выпустить альтер-эго на волю. а потом всё катится к чертям вместе с андроидами и их сраной революцией. жестянки теперь — живые, и как живые люди сами начинают нарушать закон. пока не в тех масштабах, но Гэвин размышляет заранее и ужасается при мысли о том, что когда-нибудь его мишенью станет андроид, мощный и умный. когда ему в напарники приставляют РК900, всё окончательно идёт не так. андроид проводит рядом слишком много времени. он слишком близко, слишком часто и слишком настойчиво сканирует Рида, слишком сильно интересуется тем, чем занимается в редкое свободное от работы время его напарник. Гэвин понимает, что рано или поздно он проколется. этот тотальный неусыпный контроль андроид объясняет вывертами программы, заточенной на раскрываемость. Гэвин всё чаще морщится от реплик жестянки: «Мы должны работать в тандеме, детектив. А значит мне важна ваша работоспособность». и Рид пытается, всеми силами пытается переключиться, не думать о том, что очередной ублюдок выйдет безнаказанным на улицы. он пытается быть не просто хорошим копом, он использует по максимуму функционал пластка, обретающегося ровнёхонько в метре за правым плечом. Рид вкладывается на работе по полной, пытаясь не допустить, успеть первым, вымотаться так, чтобы никаких сновидений. он реже смотрит в зеркало, потому что синяки под глазами воображение регулярно дорисовывает в маску зомби-боя. а потом происходит то, чего Гэвин так боялся: в городе серия убийств, напарники ведут расследование, и Гэвин постепенно понимает, что они ищут андроида-маньяка. и он, тем самым шестым чувством, не иначе, знает, кто именно убийца. но ни Рид, ни девятисотый не могут ничего доказать. три расследования идут параллельно: напарники официально ищут убийцу, Гэвин — доказательства вины и способ устранить маньяка, потому что тот и не думает останавливаться, а 900 пытается разобраться, ведь с его детективом что-то явно не так. Рид явно слишком устаёт, слишком параноит и шифруется от напарника, слишком эмоционально реагирует на андроида-подозреваемого. его слова редко расходятся с действиями, но интерпретация событий зачастую ставит девятисотого в тупик и в ходе расследования он постепенно проникается Гэвином как человеком. после очередного выступления зомби-боя на сцене детройтского криминального мира, не связанного, правда, с текущим делом маньяка, приходит в участок усталый, но очень гладко выбритый, девятисотка пропадает окончательно. Гэвину приходится следить за кожей, хотя глядя на его шрамированное небритое лицо это сложно заподозрить. но у него фантастически ухоженные руки и лицо. потому что грим очень сильно сушит кожу, а Риду не улыбается светить в участке облазящей физиономией вместо привычной помятой. потому что это вызовет слишком много вопросов, слишком заметно, а вокруг всё-таки копы. бритьё не так палит, хотя Тина в таких случаях обязательно шутит о «хорошей ночи». и Гэвин совершенно честно соглашается, хотя они используют эту фразу в очень разном контексте. Девятисотый на шутку Тины ловит очередной сбой, потому что Гэвин подтверждает её предположение и определённо совершенно искренен. 900 прекрасно осведомлён о том, какой смысл обычно люди вкладывают в понятие «хорошей ночи», но все показатели детектива полностью опровергают это. и тем не менее, Рид не врёт. слишком часто этот человек просто ломает своей противоречивостью аналитические алгоритмы продвинутой модели. кстати, когда Гэвин идёт на дело, он надевает на предварительно обработанные фиксатором волосы силиконовую шапку, чтобы не оставить улик и не рушить образ скелета. душ в бункере Рид переоборудовал под своеобразный «стерилизатор». пришлось потратиться, но так он может быть почти целиком уверен, что не оставит на месте следов. но сейчас тщательно взращенная бдительность, почти паранойя, не отпускает, ведь под боком ошивается целая лаборатория с доступом ко всем полицейским базам и заточенным под поиск правонарушителей сознанием в одном лице. Рид пытается выжать максимум, хотя итак давно на пределе. он не боится быть пойманным, нет, Гэвин спокойно относится к такому развитию событий. он осознаёт противозаконность своих действий. план на случай, если его всё-таки раскроют, придуман давно. он уверен, что в полицейском братстве моральный компас заржавел далеко не у всех. Рид уверен, что уж кто-нибудь из коллег неожиданно окажется поразительно неаккуратным или халатным… а если нет, Рид всё равно не собирается сидеть в тюрьме в случае поимки. страшит Гэвина знание того, что выродки, не имеющие понятия о ценности человеческой жизни, остаются безнаказанными и продолжают убивать ни в чём не повинных людей. андроидов в сформулированный для себя кодекс морали приходится добавлять с осознанным усилием. официальное расследование дела о маньяке заходит в тупик. тот слишком хорошо и тщательно уничтожает за собой улики, будучи человеком, либо вовсе не может оставить следов, будучи андроидом. Гэвин, после череды опросов, сбора улик как официальным, так и своим способом, уверен: это PL600 с лицом одного из героев робо-революции и злыми холодными глазами, сосед одной из жертв. контраст выразительного безразличия и уверенности хищника в своём положении в пищевой цепи с кротким спокойным лицом уверяет Рида в виновности андроида. но улик по-прежнему нет. расследование 900 о причинах несоответствия в поведении напарника, о котором Гэвин до сих пор не догадывается, всё равно приводит к тому, что Рид пытается скрыть от андроида все грани своей персоналии. он дистанцируется как может, напирает на субординацию и максимально осторожен. Рида гнетёт осознание невозможности положиться на собственного напарника, расслабиться и подставить спину. нельзя оставлять улики — неизменная максима, если он хочет и дальше выжигать калёным железом преступность с улиц Детройта. и вместе с тем он понимает, насколько полезен был бы андроид, будь тот на его стороне. особенно — в деле маньяка. Рид совершенно уверен, что эта машина никогда не преступит закон, и понимает, что не в его слабых силах донести, что кроме юридического, есть ещё и человеческий закон. Гэвин не может не вспоминать старые сериалы, не проводить параллели и не делать отсылки — хотя бы для себя. он не Каратель и определённо не Декстер. кодекс Декстера был искусственно навязанным конструктом, к которому его приучил отец, дабы обуздать желание «мочить». Гэвин осознаёт, скорее всего, что у него есть проблемы — с точки зрения нормального человека. нормальные люди не убивают ночами всяческий сброд, не тратят своё время и силы во благо абстрактной справедливости но и обычный среднестатистический индивидуум не идёт работать в полицию. и Гэвину даже становится проще в каком-то смысле, когда он открывает себе Зомби-боя. сначала он действительно пытается разделить эти две ипостаси, чтобы не анализировать и не считать себя неправильным-ненормальным-двинутым преступником. а потом понимает, что грим — это просто грим. Рид взрослый мужик и он вполне осознаёт себя: он и есть тот самый двинутый и ненормальный, уверенный в том, что убийство убийцы сделает количество насильственных жутких смертей в мире меньше. у него есть виновный и, главное, у него есть возможность. больше ему ничего не нужно. Гэвин всегда, с самого детства был наблюдательным. и не может не провести параллель между мерцающим красно-желтым диодом напарника и некоторыми своими действиями. он видит, что жестянка явно реагирует на его тщательно выпестованную публичность, игру на публику после дел Зомби-боя. до Рида доходит, что суперсовременные сенсоры и программы анализа находят невидимые человеческому взгляду несоответствия между его манерой поведения и реальным положением дел. и после этого озарения Гэвин сознательно начинает расшатывать психику своего напарника. это даже не надежда, нет, Рид не верит, что сможет когда-нибудь перетянуть андроида на свою сторону. но дестабилизация вероятного противника может принести пользу в будущем. а пока приносит скорее моральное удовлетворение и оказывается хорошим отдыхом для усталого разума.***
на этот раз Тина встречает его с очередного вызова побледневшим лицом и очевидным страхом в глазах. могла бы уже и привыкнуть. Гэвин предпочитает не прятаться за спинами коллег и всяких жестянок, так что, несмотря на рефлексы и опыт, ему часто прилетает. он же не робот, сверкать на всех гладким личиком, стильной причёской и формой с иголочки. Рид признаёт, на этот раз он выглядит феерично: склера правого глаза целиком залита кровью. «Гипосфагма, детектив. Не опасно, но вам стоит показаться врачу». сам он, конечно, не додумался бы. обдолбанный гориллоподобный урод как ребёнка поднял его за шею над землёй и чуть не придушил, благо в последний момент вмешался, как в чёртовом плохом кино, подоспевший робо-напарник. ближайшие несколько недель Риду точно теперь пугать коллег жутким взглядом и хриплым голосом. он даёт отмашку девятисотому, волокущему бугая, скривившись, кивает Тине и идёт к Фаулеру за больничным. док, эффектная женщина чуть старше Рида, в очередной раз сокрушается его пренебрежению своим здоровьем и грозится навалять ему, если в следующий раз Рид заявится с чем-то хуже простуды. Гэвин улыбается, подмигивает сквозь дискомфорт в глазу и вообще флиртует как может. в другой жизни, где не было бы вечной компульсивной погони за собственной справедливостью и маски Зомби-боя на лице, Гэвин бы с удовольствием отдался бы ей на более приватное «лечение». после обследования док выписывает рецепт на какие-то капли и советует пару дней всё-таки отлежаться. ему действительно прилетело не так сильно, как могло прилететь в драке со столь мощным противником, но стресс и переутомление дают о себе знать. Рид обещает быть впредь хорошим мальчиком и с максимально серьёзным видом торжественно кланётся отнестись к лечению «со всей строгостью, мэ~эм!». по недоверчивому взгляду док сразу ясно, что ему ни черта не верят, но настроение от такого фиглярства ненадолго улучшается у обоих. дома же ждёт тишина пустой квартиры, недочитанная книга, на раскрытом форзаце которой уже начала копиться пыль, и пришедшая утром посылка, заказанная на имя покойного отца.её нужно отнести в бункер, рассортировать и пополнить запасы грима, но сейчас хочется только одного. хочется растечься по кровати грязной лужицей и отрешиться хотя бы на время от непрерывного цикла преступлений и наказаний. грязные лужицы не объявляют вендетту преступности. в грязных лужицах иногда отражается полная луна и этим они, наверное, счастливы. с этими сумбурными мыслями Гэвин засыпает, так и не раздевшись толком, раскинувшись звездой на как обычно незаправленной с утра кровати, и видит во сне красную луну и бледное взволнованное лицо, принадлежащее кому-то неузнанному, но смутно знакомому. утром Гэвин лениво просыпается, лениво смотрит на часы одним глазом, удовлетворённо даёт себе мысленную пятюню: организм в любом состоянии просыпается с первыми лучами, да и вообще на удивление легко переносит нежданные пробуждения и постоянный недосып. док, конечно, строжится и обещает отложенные последствия. Рид в качестве исключения разрешает себе поваляться ещё чуть-чуть, только избавляется от так и не стянутых джинсов и носков и заползает под одеяло. постель, холодная поначалу, согревает заметно усталое даже после сна тело. снова провалиться в сон Гэвину не грозит. в голове бродят мысли, ленивые, но чёткие. Выходной. полчаса без движения в постели — как раз то, что нужно, чтобы поменять своё состояние с одеяльной гусеницы на что-то другое. Гэвин лениво потягивается по дороге в ванную, лениво подставляется под струи горячей воды, долго стоит практически недвижимо, прогреваясь, кажется, до самих костей. лениво и расслабленно вытирается полотенцем, хмыкает отражению. он тщательно смазывает заживляющей мазью следы на лице и шее, проходится по телу, закапывает в совершенно вампирский глаз капли и благодарит от души дока ещё раз: совсем не щиплет, да и слегка мутное со сна и после душа зрение становится привычно чётким. подмигивает зеркалу после всех процедур: пусть и не бабочка, но вполне себе имаго, жить можно. и старается дальше не развивать мысль дальше, ведь в голову настойчиво приходит знаменитый бражник, а думать про это лениво. ленивый выходной. не утруждая себя одеждой, спускается на кухню в полотенце. в доме прохладно, снаружи — скотское начало февраля, а нормальное центральное отопление по-прежнему почему-то кажется многим американцам причудливым излишеством. у самого Гэвина огромный котёл в подвале, но к прохладе он привыкший, он вообще не мерзляк, да и разориться на счетах за газ и электричество совсем не хочется. на кухне Рид лениво и вдумчиво варит себе кофе в джезве. у него крайне редко бывает на это время, но медитативный процесс он искренне любит целиком, начиная с ручного помола зерна и заканчивая экспериментами с приправами. рядом жужжит комбайн, начисто выжимая половинки апельсина, а в тостере жарится хлеб. после, расположившись на диване в гостиной, Рид лениво поглощает сооруженные тосты с мягким белым сыром и пастой из вяленых томатов, потягивает замечательный кофе и даже тянется к оставленной книге, стирает пальцем пыль и честно пытается вспомнить, на чём остановился в сюжете. после недолгих попыток сдаётся и со вздохом возвращает томик обратно на журнальный столик. после завтрака долго лениться на диване не получается, поэтому он закутывает тушку в любимую серую толстовку с выцветшим от времени и стирок чёрно-оранжевым принтом к любимому фильму кубрика. Рид натягивает мягкие спортивные штаны, кеды и через гараж топает в бункер, подхватив вчерашнюю посылку. в бункере он врубает в колонку старый айпод, система тоже досталась от предыдущих хозяев, но менять её Рид не видит смысла, работает и ладно. под ритмичный бит и какой-то даже шаманский речитатив Гэвин сортирует баночки с пигментами и «умной краской», помечает себе проверить дома запасы средств для кожи, а то этот умный грим ложится и держится просто идеально, только вот морда после него требует чего-то не менее умного. ну или уж кирпича, а то иногда без боли и не взглянешь. закончив с сортировкой, Рид мельком просматривает подборку материалов по набившему моральную оскомину делу PL. по-прежнему глухо, он совсем не понимает, с какой стороны подцепиться, чтобы быть уверенным в виновности андроида. Гэвину не особо верится, но вдруг чуйка сейчас дала сбой? а позволить зомби-бою убить невиновного он не может. Рид даже немного хвалит себя по поводу того, что нутро не отвергает «убить» по отношению к жестянке, не заменяет на безликое «деактивировать» или любой машинный синоним. это правильно, раз уж выдалось ему жить в такое странное время. хотя никому из оживших пластиков он, разумеется, не будет объявлять об окончательно изменившемся к ним отношении. да и не изменилось по большому счёту ничего, просто перевёл из из одной категории в другую. просто принял их в общую систему, делов-то. молиться их электронному богу он от этого не станет, как и любому другому богу. посещает малодушная мысль, что вот бы маньяк решил порезвиться подальше от детройта, тогда бы можно было спихнуть расследование на федералов, а что? свалить с больной головы на… здоровую ли? по этому поводу давно уже были некоторые сомнения, да и по всем принципам — это его кейс, его проблема, он может и он должен добить маньяка. но собственную тушку надо бы поберечь, да и голову тоже, слишком уж долго он топчется на месте, хотя испробовал уже, кажется, все законные и нет уловки из богатого арсенала детектива и зомби-боя. он зациклился, устал, начал ошибаться в основной работе. так и в гроб лечь недолго. и убирает с глаз подальше все наработки, решив, что ему определённо нужна хорошая передышка. подумав, снимает с колонки айпод, достаёт почти раритетные проводные наушники и решает лениво пробежаться до ближайшей фермерской лавки. он взрослый самостоятельный мужчина, и не собирается отказывать себе во вкусных витаминах, особенно, если вечером он всё-таки поддастся лени и вместо готовки предоставит свой желудок во власть дронов доставки. в лавке он по привычке стягивает капюшон и с кривоватой, всё-таки лицо побаливает, улыбкой приветствует хозяйку. очень коротко обритая пожилая афроамериканка, очень улыбчивая и фантастически грациозная, несмотря на крупные габариты, она с порога заваливает Гэвина потоком слов: причитания по поводу его внешнего вида, безрассудности и прочие волнения большой мамми. в результате Рид быстро и совершенно ненавязчиво оказывается нагруженным большим бумажным пакетом с привычным набором фруктов и овощей, а ещё маленькой коробочкой, в которой — неожиданно горсточка черники. мамми время от времени радует его такими вот подарочками из теплицы. Рид платит, как всегда не забирает сдачу, и еле отмахивается от настойчивых призывов мамми приходить в лавку послезавтра, мол, у них будет в продаже домашний шоколад, по её рецептам, фантастический вкусный и подарить вдруг кому не стыдно. Рид слегка удивляется, он ведь не сладкоежка, хоть и любит ягоды и фрукты, потому просто отмахивается от почему-то немного опечаленной женщины, и лениво трусит домой. после уже, зацепив краем глаза оформление витрин в розовом и золотом и сопоставив числами на календаре, понимает: расстроена добросердечная мамми его сердечным одиночеством, особенно в свете грядущего на той неделе дня всех влюблённых. Рид сгружает продукты в холодильник, поднимается в ванную, в очередной раз хмыкает своему отражению и проверяет, как наметил утром, запасы уходовых средств. затем делает заказ в интернет-магазине, который, сама того не зная, прорекламировала ему Тина. ну, рекламировала она его подругам, а он просто подслушал их девичий восторженный трёп, а после полюбопытствовал и был приятно удивлён эффективности мужской линейки восточных средств. после с чистой совестью делает заказ уже на доставку и, пока ждёт, начинает смаковать чернику. думает, что перемазанный в ягодном соке рот будет замечательным дополнением к образу, и решает устроить вечер фильмов ромеро. а что, зомби-бой и зомби-муви, гармония. короткий больничный перетекает в неожиданно спокойные выходные. никто не дёргает вызовами, хотя Рид закономерно ожидает бум преступлений на почве разных любовных хреней. убийства из ревности и самоубийства отвергнутых в канун дня влюблённых валятся на полицию как из рога изобилия. в понедельник он выходит сразу в ночную, и начинается. совершенно обычные бешеные сутки беготни от трупа к недоубитому трупу, литры кофе, галлоны чужих солёных слёз, чужие любовные истории эмоционально не трогают, но для дела выслушать надо. благо, выглядит он уже почти прилично, люди, во всякому случае, больше не шарахаются и не тянутся вызвать ему скорую, как несколько особо сердобольных дамочек во время субботней пробежки. погода была слишком уж замечательной, чтобы не подставить морду неожиданно тёплому солнцу. а что он едва не столкнулся с теми злополучными дамочками — так сами виноваты, радоваться должны его ловкости. ведь выгуливать пёселей, пусть и таких замечательно любвеобильных, нужно в специально отведённых местах, а не поперёк популярного бегового маршрута. и Рид даже попытался было то ли просто отругать дамочек, то ли зачитать им правила общественного порядка, но отвлёкся на счастливо путающегося под ногами пса, а потом обратил внимания на очень уж озабоченные женские лица. вместо запланированной выволочки дам пришлось сначала успокаивать, а потом отбиваться от предложений помощи. ретировался Рид с места происшествия, прямо скажем, поспешно. сбежал, если называть вещи своими именами. ну так с другой стороны именно за этим он в парк и попёрся. вернувшись домой с затянувшейся смены, он лишь лениво порадовался поднятому флажку заполненного почтового ящика. этот азиатский магазин из странно консервативных соображений осуществлял доставку не в руки, а до почтового ящика. отпустив такси, доставившее усталую тушку до дома вместо родной тачки, благоразумно оставленной в департаменте, он открыл ящик и с удивлением обнаружил внутри вместе с коробкой из магазина ещё одну, белую и не содержащую опознавательных знаков. и Гэвин, наверное, просто слишком сильно устал, эмоционально и физически, поэтому бездумно достаёт коробку и, наплевав на все инструкции и соображения безопасности лишь прислушивается и, не услышав подозрительных тикающих звуков просто забирает обе коробки из ящика и идёт в дом. ставит коробки на журнальный столик, сомнамбулически доходит до холодильника, выпивает стакан апельсинового сока из канистры и топает в спальню. на этот раз он даже нормально, хоть и совершенно на автомате раздевается и залезает под одеяло. он подрывается ото сна несколько часов спустя, и на него наваливается резкое осознание собственного непроходимого идиотизма. каким сверхъестественным везением он до сих пор жив — не понятно. как был, в одних трусах, но со снятым с предохранителя пистолетом он спускается вниз. замирает на первом этаже, прислушиваясь, проверяет панель сигнализации — её Гэвин включает в совершенно любом состоянии сознания. панель спокойно подмигивает зелёными огоньками, а беглый осмотр гостиной показывает отсутствие каких-либо подозрительных шевелений. осмотр остального дома немного успокаивает сильно запоздавшую паранойю. Гэвин костерит себя последними словами, но постепенно успокаивается, а тело реагирует на отступающий стресс приступом сонливости. сон это замечательно, но сначала нужно разобраться со злополучной коробкой. Гэвин никогда не был фанатом распаковочных видео, да и телефон остался в кровати, так что он решает обойтись пока без такого рода доказательств. коробку из магазина он отставляет на диван и сосредотачивается на её соседке. Рид жалеет, что был без перчаток, когда вытаскивал почту из ящика, а теперь уже поздно, итак всё заляпал, отпечатки хорошо видны на белом непрозрачном пластике. застёжек и замков на коробке нет, Рид просто приподнимает крышку, а та не пытается особо сопротивляться. внутри на подложке из едва пахнущих хвойных веток две пластиковые ладони, сложенные ковшом, держат синий розовый бутон. Рид аккуратно ставит коробку обратно на стол, откидывается на спинку дивана и судорожно выдыхает в закрывшие в защитном жесте лицо ладони. некоторое время спустя Рид всё ещё сидит на диване перед журнальным столиком с раскрытой белой коробкой, сгорбившись и невидящим взглядом уставившись на линии собственных ладоней, будто действительно пытаясь рассмотреть в них перипетии своей дурацкой судьбы. Рид мог бы попытаться назвать ситуацию, в которой он оказался, удручающе печальной и пугающе опасной, но правдивее будет слово «пиздец». это… этот «подарок» — только идиот бы не рассмотрел в этом угрозу, даже не предупреждение. Гэвин прикидывает в уме список тех, кому за свою долгую полицейскую карьеру успел насолить своей упёртой принципиальностью и прямолинейной резкостью формулировок, не говоря уже о тех, кого затронул суд зомби-боя. на втором десятке бросает бессмысленное занятие. не так важно, кто на самом деле решил так элегантно намекнуть собственном внимании к персоне детектива или о его человеческой уязвимости. важно сейчас решить, что с этим делать. и по хорошему он должен уже звонить в диспетчерскую, вызывать криминалистов, вызванивать Фаулера… в общем, всё по процедуре, инициировать расследование и залечь где-нибудь на дно под крылышком опеки братьев по оружию. только вот это будет означать, что Рид, во-первых, впустит на свою территорию чужаков, пусть союзников, но тем не менее. шансы раскрытия альтер эго вырастут почти до абсолюта, потому что отказаться показать бункер он может, но это вызовет как минимум вопросы. да и просто мысль о том, что любая информация о его приватной жизни станет известна, заставляет всё нутро противиться этому развитию событий. во-вторых, надзор за сохранностью его скромной персоны приведёт к остановке всех возможных действий зомби-боя, что в контексте отдыха, возможно, и хорошо, сам передышку хотел взять, но в абсолюте — ужасно. ему нужна эта свобода, эта уверенность, которую даёт само осознание возможности в любой момент сменить личину, отказаться от условностей и сделать то, что считаешь правильным, пусть сделать это под маской. он не готов отказаться от зомби-боя, не сейчас, не в таких обстоятельствах. ну и в-третьих, он же просто не выдержит этой опеки, этих сочувствующих взглядов, этих попыток поддержать. он, конечно, совсем не душа компании, но и не настолько говнюк, чтобы к нему не проявляли эмоций в подобной дерьмовой ситуации, вдобавок «чувство локтя». по всему выходило, что обращаться к силам закона ему нельзя. Рид отстранённо думает о том, мог ли отправитель предположить, что от не станет давать официальному делу ход. если предполагал, то дело совсем плохо: его очень хорошо изучили. ну а если истинна та малая вероятность, что отправитель надеялся на огласку и громкое расследование, то Рид будет рад его слегка обломать: заявлений в прессе не будет. а собственное расследование Гэвин устроит обязательно, только… додумать эту мысль усталый разум не успевает. стресс и общая усталость берут верх над недостаточно окрепшим после больничного и дополнительно уставшим за рабочие сутки телом, и Рид уплывает в сон, полусидя на диване. сон предсказуемо неглубокий и дурной. ему снится кладбище, очень похожее на то, где покоятся родители. на могилах типично по-зимнему уложены равномерным ковром хвойные лапы. на хвое вместо плетёного белого, какие обычно Гэвин покупает в лавке и периодически обновляет, лежит другой, но отдалённо похожий, венок из переплетённых пластиковых кистей, которые, стоит только на них посмотреть, расцепляют пальцы и тянутся, тянутся, и вот они уже крепко держат его за шею, а отцепить не получается, руки скользят по гладкому пластику, и вот пальцы почему-то выпачканы в тириумно-синем… Гэвин просыпается, уткнувшись влажным лицом в ладони в неудобной позе умостившись на диване. видимо, расплакался во сне, тело дало выход стрессу простым способом, спасибо ему за это, но в бодрствующем состоянии распускаться Гэвин себе позволить не может, ему проблемы нужно решать. контрастный душ, кофе, яблоко и телефонный звонок. Гэвин, конечно, не самый компанейский парень, но это не значит, что у него нет хороших знакомых и надёжных приятелей. да, они не устраивают совместных барбекю на зелёных лужайках и не шлют подарки друг другу на рождество. зато они точно не откажут в помощи друг другу, и говнить в спину не станут, а это многого стоит. телефонный разговор короткий, как обычно, и вот уже едет в такси со злополучной коробкой, упрятанной в обычную спортивную сумку, а за окном, страшно подумать, вечер всё ещё вторника. завтра Риду снова в участок, так что времени что-то узнать и сделать крайне мало. фрэнки встречает его у на заднем дворе у внутреннего входа в морг Восьмого. они молча жмут руки, и Гэвин ждёт, пока фрэнки докурит, а потом откроет замок своим пропуском и отведёт в каморку судмедов. они не разговаривают, фрэнки вообще почти пугающе молчалив, но Гэвин знает, что разговор ещё будет, просто фрэнки нужно время, чтобы «раскачаться». Рид достаёт коробку, выкладывает на стол и присаживается на продавленный диванчик у стены в ожидании. ему на удивление уютно в этой практически идеальной тишине морга чужого участка в обществе трупов где-то за стеной и одного только довольно крипового фрэнки. судмед постарше Гэвина лет на пятнадцать или, может, больше, Рид не спрашивал. некогда ярко-рыжий, сейчас слегка седеющий крупный мужчина среднего роста, борода, усы, небольшие залысины — Рид от нечего делать осматривает своего старинного приятеля по-полицейски профессионально, отмечая приметы и детали образа, за год с прошлой встречи вроде бы не изменился.***
тишина, размеренное уверенное шебуршание фрэнки, время от времени перемещающегося между приборами, названия которых Гэвин не знал, да и не хотел особо, мягкий гул ламп, даже запахи… всё вокруг действительно успокаивало и погружало в лапы ностальгии. они познакомились с фрэнки, когда Гэвина, молодого-красивого, только из академии распределили в Восьмой участок патрульным офицером. это после уже он перевёлся детективом в убойный отдел центрального, а до этого частенько приходилось обретаться рядом с молчаливым судмедом. тот, впрочем, казался нормальным таким мужиком. даже подштопал Гэвина один раз… вспоминать тот один раз было и приятно, и стыдно одновременно. эту историю с одной стороны хотелось пафосно рассказывать приятелям, да чтобы с затравочкой про «первое правило бойцовского клуба». только вот не стоит на самом деле о таком рассказывать, потому что гордиться особо нечем. а началось всё с того, что на одной из на тот момент ещё частых встреч выпускников академии один из особо умных ребят рассказал занятную такую информацию про один не очень официальный клуб. клуб, где можно было неплохо провести время за невинным занятием для снятия стресса. ну кто не хотел бы спустить пар, да ещё так, чтобы за это ничего не было? например, набить морду андроиду. но бить домохозяек — это же не спортивно, да и своё добро жалко, да и не у всех есть… в общем, знал тот однокашник замечательное место с подпольным рингом, где человек мог драться против андроидов. и Гэвин возмутился, что его устраивает добрый спарринг с такими же человеками, как и он сам, за что был практически осмеян подвыпившими товарищами и уличён в трусости. а потом кто-то разумный попытался поднять вопрос о том, насколько законно такое место, на что тот самый осведомлённый паренёк уверенно выдал, что там всё чисто-гладко, не подкопаться. и вообще, не верите — пойдёмте сами на всё посмотрим. и пошли, и посмотрели. и не просто посмотрели, а ещё и поучаствовали, прости господи. как всем скопом потом не повылетали дружным строем из полиции — вот воистину везение. Гэвин прикрыл глаза, поворочался на диване, садясь удобнее, и погрузился чуть сильнее в воспоминания. вот кодла недо-копов набивается в такси, вот они уже на месте, благо, на ногах держатся твёрдо и говорят внятно, так что в клуб их пускают. вот они осматривают довольно большое помещение, похожее в целом на многие клубы, где можно и танцевать ночь напролёт, и зона столиков, и бар. ринг удивительно хорошо вписывается во всю картину. ближе к началу боёв настроение публики немного меняется, Гэвин старается подмечать детали, да и пить постепенно прекращает, потому что голова ещё не сообразила, что к чему, но чуйка начинает подавать знаки, что дело попахивает. а когда рядом с рингом появляется насколько компашек откровенно серьёзного вида, он и вовсе начинаем стремительно трезветь. особенно напрягается он, когда замечает уж очень серьёзных мужчин в костюмах, акцент которых можно расслышать даже от бара, где разместились полицейские. Гэвин не выделил бы их из толпы, если бы не сопровождение совершенно странного человека? андроида? жуткое в своей неподвижности лицо не воспринимается человеческим, но на нём нет привычного диода, а нижняя челюсть в неоновом освещении бликует отчётливо металлически. человек бы ни за что не заметил внимания к себе в такой толпе, но этот… эта машина легко вычисляет интерес Рида и определённо сканирует его чёрными провалами глаз, в которых алеют красные круги вместо зрачков. Гэвин инстинктивно прерывает зрительный контакт, отшатывается даже, едва удержавшись на барном табурете, успокаивается чуток и после изредка наблюдает, оценивает исподтишка и приходит к выводу, что это очень специфический робот-телохранитель кого-то явно не особо законопослушного. как минимум обязательными знаками отличия андроидов тут не пахнет. а потом их компанию как-то особо нежно приглашают посмотреть на бои, и вообще, почему бы вам, ребятки, бравым и крепким, не испытать наше гостеприимство на ринге? и от такого нежного приглашения у бывших курсантов наконец проясняется в голове простая истина: зря они сюда пришли. к чести парня, начавшего авантюру, он вызывается развлекать хозяев заведения первым, и его поразительно быстро отправляет в нокаут стандартная модель спортивного тренера, вроде без крови и видимых повреждений, но Гэвин понимает, что у человека от такого могут быть внутренние травмы. им намекают, что вежливость предполагает ещё минимум один бой, прежде чем покинуть гостеприимных хозяев своим ходом, и теперь уже Гэвин вызывается на ринг, видя состояние ребят. ему не впервой драться, он уже успел достаточно протрезветь и вообще… против него, словно в насмешку выставляют древнюю модель домашнего помощника с той самой блондинистой мордой. сейчас воспоминание об этом совпадении вызывает внутреннюю вспышку смеха и неожиданное осознание: семья — это зло, а дети, наверное, вообще катастрофа. иначе чем можно объяснить то, что как раз домашние модели съезжали и продолжают до сих пор съезжать с катушек гораздо чаще остальных? в памяти легко сопоставляются сводки по случаям домашнего насилия, и многое становится действительно понятно. выдерживать такие количества даже не обязательно агрессии, которой хватает, а просто пребывания рядом с людьми, которые ведут себя как люди… кажется, он действительно начинает сочувствовать этим живым машинам. тогда, на ринге, они дрались как звери. им удалось выйти из клуба удивительно безболезненно, если не считать парня в бессознанке и его самого, перемазанного синей и красной кровью. после все как-то очень технично разошлись, он отправился в первое пришедшее в голову место — к фрэнки в участок. там его перебинтовали, зашили кое-где и удивительно многословно отчитали. обошлось без последствий, в общем. а тот парень, как выяснилось, вскоре ушел из полиции и держит до сих пор оружейный магазин на окраине. такая вот история.