Туман

      Под туманом лежит светлая, свежая роса; солнце укрывается горизонтом, едва-едва выползая из-под него. Туман плотный, за ним не видно ничего дальше вытянутой руки, Дэвид проверял: протянув её вперёд и подняв ладонь кверху, едва можно разглядять ногти на пальцах, и в глазах неприятно сереет; возникает скучающее чувство того, что смотришь через грязное, пыльное стекло.       По крайней мере, что сейчас было важнее всего, Бэлфур ещё видел Алана. Он натянут сильнее, чем тетива, и контуры его лица твёрдо выделяются в тумане резкостью обыкновенно плавных линий. Под конец ночи светлые глаза его становятся просто стеклянными, и рассветное солнце отражается в них, заменяю ту свойственную ему искру безумия своим тусклым блеском. Брек сереет, как всё вокруг; его горделивость, эксцентричность и стойкую солдатскую выправку забирает восход. В такие секунды в голове Дэвида что-то щёлкает, наверное, он что-то понимает, но с трудом может это описать. В эти короткие моменты, остающиеся надолго, он понимает что-то о Стюарте; он думает о чём-то, что никогда не стал бы с ним обсуждать, о том, что Стюарт прячет от себя самого в первую очередь, не давая посмотреть другим даже на тень.       Эти мгновения уходят также быстро, и Бэлфур снова перестаёт думать о чём-либо кроме тупой боли в ногах и чуть послабее в остальном теле. Ему хочется рухнуть на землю, удариться об неё лицом и закрыть глаза, желательно не открывая их ближайшее никогда.       Но рядом стоит Алан. И пока Алан не скажет, что так сделать можно, Дэвид останется стоять, напоминая самому себе солдат в охране Его Величества — такими, какими он их представлял: высокие, неестественно прямые статные мужчины, сохраняющие отсранённую серьёзность, хотя, конечно, из всего этого он разве что не мал ростом. Он всё ещё дышит хрипло, и звук дыхания настолько громок в пронзительной тишине окружающего, что отдаётся в ушах; не слышно ни одной птицы. Птицы не могут быть вне закона, но всё-таки что-то общее у Стюарта с Бэлфуром и у этих певчих пташек есть: птицы тоже перелетают на огромные растояния в поисках лучшего места.       И не все долетают до конца.       Алан резко падает на колени, дыша так же тяжело, как Дэвид, только если Бэлфур хрипит, то дыхание у Стюарта свистящее, звучащее так, как бы звучала какая-нибудь пернатая тварь, если бы кому-то вздумалось её душить. Дэвид смотрит на него удивлённо; видеть Алана на коленях ему поистине внове, но он всё-таки находит в себе силы спросить:       — Пока… всё? — паузы между словами мучительно длительны, сами слова едва можно раслышить, но Стюарт их всё же слышит. Он медленно переводит взгляд от земли на Бэлфура, прежде чем сказать на одном дыхании:       — У нас пока есть время.       И нет, Дэвид не падает: он валится рядом с ним как подкошенный, каким-то чудом умудрившись так же встать на колени. Алан сопровождает его падение таким же пустым взглядом, каким он был до того; Бэлфур знает, что Алан снова станет Аланом не скоро, а сам он вспомнит своё имя ещё позже, но пока это не важно. Им ещё не нужно помнить имена друг друга, знать место, время и час. Им ещё не обязательно понимать, что руки, которые тебя слушаются — твои руки, и что тихое сипение — твой голос.       Туман всё ещё близок к земле.