Десять по шкале Рихтера

      — Как же хочется потрахаться уже наконец!       И с этими словами Чимин откупоривает бутылку вина, разливает по двум бокалам, кроме третьего — Чонгук быстро накрывает его своей ладонью и морщится. С него уже хватит.       — Да ладно тебе, Чонгук, мы же только третий час вместе сидим, а ты уже всё? — возмущается Тэхён и чокается бокалами с Чимином.       — Я обещал сегодня не напиваться.       — Ох уж эти чёртовы отношения, слишком много правил.       — Много условий, — подхватывает Чимин.       — Ограничение свободы, — воодушевлённо продолжает Тэхён, направляя на Чимина заискивающий взгляд, и отставляет бокал на кофейный столик. — Бессмысленные траты денег, жертвоприношения.       — А ещё приходится подстраиваться под настроение партнёра.       — Ты хотел сказать – приходится быть удобным?       — Мы уже сотни раз обсуждали это, — прерывает их Чонгук, он строит недовольную гримасу и тяжко вздыхает – разочарованно. Он уже устал от их попыток переубедить его. — Мне нравится с ней встречаться, мне приятно с ней. На этом всё. Обсуждать больше нечего, а если вы продолжите, — и он демонстративно поднимает в воздух сжатый кулак, — мне придётся по-другому вам объяснить.       — Боимся-боимся, — в унисон охают Тэхён и Чимин.       Они втроём срываются на обсуждение абсурдных тем, о которых не вспомнят на трезвую голову. Тэхён заметно повышает громкость голоса, чтобы перекрыть пьяный бубнёж Чонгука, Чимин, хохоча, открывает третью бутылку, а затем, резко поникнув, тонет в веренице убаюкивающих мыслей. Лицо уязвлённо обнажается под тенью грусти, выдавленный напоследок смех звучит с интонацией флегматика. Он оглаживает ножку бокала, допивает капли со дна и откидывается на спинку дивана, подкладывая руки под голову и глядя на потолок.       Тэхён подливает себе вино, находит пульт на кофейном столике и, направляя на музыкальный центр, включает Linkin Park, Чонгук заказывает песню "Nobody's Listening".       — Слышали? Они скоро приедут к нам, давайте купим билеты.       — Так что ты там говорил, Чимин? — Тэхён пихает Чимина в бок, пытаясь привлечь его внимание, но он, увлечённый тенями на потолке, никак не реагирует на него. — Говорил, — Тэхён обменивается с Чонгуком взглядами, — секса хочешь?       — А? А, да, хочу, очень, — Чимин выпутывается из прострации, смотрит на парней.       — Так в чём проблема? Познакомься с кем-нибудь.       — Ты не понимаешь, Чонгук, для этого надо тратить эмоциональные силы, время и нервы. А я этого вообще не хочу.       — Начни дышать простатой, — лицо Чонгука строгое и серьёзное.       — Что?       — Проще говоря, хочешь секса без обязательств? — обобщает все слова Чимина Тэхён.       — Ну да, об этом и речь. Мне не хочется платить за секс деньги, мне не хочется знакомиться или заводить с кем-то отношения.       — Ты не хочешь заводить отношения, потому что ты инфантил и боишься ответственности, — надменно подмечает Чонгук и, хмурясь, с укором смотрит на парня. Отказывается его понимать.       — Зануда.       — Тут всё гораздо сложнее. Когда ты в последний раз был с кем-то в постели?       Чимин, потупив взгляд, пытается ответить на вопрос Тэхёна, но в коридоре сознания натыкается на тупик – бетонный и непробиваемый. Последняя интрижка в его жизни была почти полтора года назад, с того времени Чимин не испытывал ни сексуального влечения, ни желания вступить в отношения, стать объектом чужого восхищения или – что ещё хуже – влюбиться. И в своём пассивном состоянии и безразличии он никого не упрекает, и особенно Чимин не стремится обвинить в этом последнего полового партнёра. Но несколько недель подряд он страдает от резких вспышек возбуждения, ощущение беспомощности перед собственным организмом вводит в ступор и застаёт врасплох в самые неожиданные моменты: к примеру, на индивидуальных занятиях йогой, на выступлении с презентацией перед большой аудиторией потенциальных бизнес-партнёров, перед сном, во время семейной поездки или встречи с племянниками.       Чимин искренне думал пойти со своим вопросом к психологу, но не нашёл ни силы воли, ни решимости – и в конце концов решил, что это пройдёт, если принимать успокоительные. Не помогло.       — Давно, — после долгой паузы признаётся Чимин, встревая в завязавшийся между Тэхёном и Чонгуком разговор.       — Долго думал, — закидывает ногу на ногу. — Знаешь, мы тут с Чонгуком поговорили, и я вспомнил, что у меня есть идеальный вариант для тебя.       — Это какой? — с интересом Чимин пододвигается ближе к Тэхёну, выражение лица у него уверенное, оно вкладывает в раскрытые ладони надежду.       — Есть у меня на примете один массажный салон.       И Чимин тут же понимает, к чему клонит Тэхён.       — А! Я тебя понял!       — Понял? — грустно удивляется он, и уголки губ ползут вниз.       — А то! Думаешь, я в порнушке такого не видел? Чёрт возьми, это моя сексуальная фантазия! Здорово ты подметил! Давайте прямо сейчас забронируем мне место, а?! — Чимин подскакивает с места, долго ищет телефон под подушками, падает – пьяный – несколько раз, а затем смеётся, когда Тэхён передаёт ему его телефон с кофейного столика. — Что там за место, а? Давай, колись! Ух, я уже хочу попасть к нему на кушетку!       — Когда ты пьяный, ты жуть какой эмоциональный, — Тэхён вбивает название с ошибками, переглядывается с парнями, его глаза, полуприкрытые, немного косятся, и Чонгук, сжав губы в тонкую полоску, прыскает со смеху.       — А что там такого? — не понимает Чонгук, глядя на Чимина, выбирающего дату для посещения.       — Там есть один сотрудник, который предоставляет сексуальные услуги, но! — Тэхён прикладывает палец к губам Чимина, слабо мотая головой. — Никому об этом ни слова, ясно? Это инсайдерская информация, и я делюсь ею с вами, потому что вы мои друзья, поняли?       Они кивают.       — А там парень или девушка?       — Парень.       — Но откуда ты это знаешь? — подозрительно тянет Чонгук. — Ну, — и тут же дополняет: — Что там занимаются проституцией. Ты же асексуал.       — Так это и не из личного опыта, старина.       — Как его зовут? Эй, быстрее, мне какого сотрудника выбирать?       — Вот этот, Ёкджун.       — Чимин настолько одержим сексом, что ему даже наплевать, девушка это будет или мужчина?       — Да уж, я в шоке с него. Хотя с каких пор би станут задумываться о таком? Бред. Почему ты раньше молчал, Чимин? Мы бы уже давно помогли тебе.       — Да только сейчас припёрло, решил, что сдерживаться больше не могу. А тут двойная акция удовольствия: массаж вкупе с сексом, боже.       — Так сказать, и рыбку съесть, и на хуй сесть.

______________________

      Уже через неделю наступает день, который вызывает на пояснице Чимина мурашки. Он заранее посещает салон красоты, приводит волосы в порядок, подбирает одеколон и одежду, трижды ходит в душ, проверяет своё тело, оглаживает депилированную кожу, принюхивается к себе и ничего не ест – нет аппетита. Хочет напиться. Или сброситься с обрыва. За час до сеанса он созванивается с Тэхёном, делится с ним переживаниями, и они обсуждают нюансы, которые могут возникнуть в процессе.       — А как мне, ну... дать знать, что я именно за этим к нему пришёл? Я и массаж хочу, и... — слова комкаются от неуверенного, скромного голоса.       — Когда он спросит тебя: "Всё, финиш?", скажи, что ты дополнительно заплатишь за "Счастливый финал".       — Звучит жутко безвкусно, — огорчённо подмечает Чимин и начинает от волнения разглядывать свои ногти. Ему снова начинает казаться, что он грязный, и раздумывает о четвёртом приёме душа. Но времени остаётся мало.       — Эй, какие правила уж есть. Не я их придумал, потом отпишешься нам в беседу, как всё прошло, да? Только никаких сентиментальностей, тот чувак не любит, когда кто-то начинает проявлять к нему интерес. Как только почует это от тебя, навсегда прекратит брать к себе на сеансы. А мало ли тебя опять так припрёт? Придётся разрабатывать новую стратегию. Так что давай лишим нас новых мучений – веди себя прилично.       — Ладно, спасибо, что успокоил. Целую.       — Да, и я тебя, удачи.       Чимин ещё не скоро находит салон: ему приходится пройти сквозь дворы, свернуть в узкий переулок и наугад нажать на один из дверных звонков, чтобы попасть на ресепшн, утонувший в глубоких тенях. Вместо ламп – десятки расставленных свеч.       — Здравствуйте. У меня по записи, — подаёт неуверенный голос Чимин и, сжавшись в полупоклоне, подступает к стойке, в руках теребит лямку кожаной сумки.       Ворох тревожных мыслей в голове, шёпот соцветия сомнений, тяжёлое дыхание, беспокойство, закупоривающее лёгкие, выступающий между лопаток пот – он хочет искупаться и утонуть.       — Чоль Чимин?       Из-за стойки выныривает девушка, её крупные глаза сверкают под пламенем свечи, и Чимин задумывается над тем, комфортно ли ей работать в полутьме. Наверное, предполагает Чимин, она настолько привыкает работать в подобных условиях, что у неё мрак уже входит в привычку, и это выгодно — можно экономить на лампах и электричестве.       — Вы же Чимин? — высоким голосом повторяет девушка.       — А? Да-да, Чимин, — он оказывается возле стойки и глядит на монитор, он как ярко-белое пятно – огрызок ослепительного неба в конце тоннеля. От непривычного контраста начинают болеть глаза.       — Вы рановато пришли, но думаю, что мастер сможет вас принять, я провожу вас.       Девушка приводит Чимина в небольшую тёмную комнату, просит его запомнить номер, чтобы в случае чего не потеряться, напоминает основные правила, объясняет, как надевать одноразовое бельё, и называет два главных слова, которые он должен держать в голове, – туалет и администратор. Если он почувствует слабость или сильную нестерпимую боль, он должен немедленно остановить мастера и попросить пригласить администратора.       — А если я умру, и мастер этого не поймёт сразу, он будет мять мой труп ещё целых полчаса? — пытается отшутиться Чимин, чтобы сбросить напряжение, но в ответ получает строгий взгляд – девушка его шутки не оценила, тон её голоса невозможно серьёзный, и это вводит в смущение.       — Поверьте, мастер будет время от времени спрашивать вас о самочувствии, — она разводит ладони в стороны, раздвигает пальцы и соединяет их на кончиках. Этот вопрос вводит её в ступор: неужели он и вправду предполагает, что может умереть у них на столе? — Не переживайте, вы можете пока раздеваться, сложите одежду на стуле, через пять минут мастер постучится в двери.       «Не переживайте, вы можете пока раздеваться».       Дверь мягко закрывается под звук увядающего Чимина – он не предполагал, что ему и вправду сразу придётся полностью оголяться перед неизвестным человеком. В сексе он всегда предпочитает неторопливые прелюдии, ему нравится находить во взгляде напротив всеохватывающее доверие партнёра, нравится, когда его не спеша раздевают, нравится, когда с него снимают одну вещь за другой, нравится восхищение, выбитое из лёгких, когда партнёр видит его ягодицы или сильные бёдра. Его лишают козырей. А если мастеру не понравится гладить и натирать его тело? Если он под улыбкой будет скрывать отвращение к его конечностям? Если нагрубит или выгонит в ответ на просьбу? Если они будут заниматься сексом, и Чимину не получится довести партнёра до оргазма?       — Намджун, к тебе пришёл клиент, — девушка усаживается в кресло для гостей, наливает себе чай, кружит над вазой со сладостями.       — Что? Так рано? — вытянув от удивления лицо, Намджун косится на часы. Он вытирает руки полотенцем и принимается разминать пальцы.       — Ну, у тебя сейчас всё равно пустое окно, я подумала, что ты будешь не против. Извини, если это не входило в твои планы.       — Нет, всё в порядке, попробуй перенести следующего клиента тогда, а? Я смогу уехать домой пораньше и не попасть в пробки.       — Хорошо. Я проводила его, он сейчас переодевается.       — Как его зовут, говоришь?       — Чимин. Ох, он такой красивый, — губы девушки вытягиваются в улыбке восхищения, она отпивает чай, пряча свой румянец за кружкой.       — У тебя есть его номер, — ухмыляется Намджун.       — Это не по правилам. Нетактично. Спрошу у него лично. Думаю, он уже почти переоделся, приготовься пока.       Полтора года воздержания с грохотом срываются с петель тяжёлого осознания под звон пяти минут. В дверь стучатся, когда Чимин, застывший бледной тенью в середине комнаты, пытался представить, как именно ему следует оправдаться перед мастером, если он, не скрывая брезгливости, откажет ему в просьбе. «Ох, вы неправильно меня поняли, я хотел сказать, что мне нравится, когда массаж заканчивают на ступнях, это моя эрогенная зона, — панически размышляет Чимин, а затем осуждает себя: — Какая в чёрту "эрогенная зона"?! Думай, Чимин, думай!»       — Вы ещё не переоделись? — в дверном проёме возникает голова, и мягкий свет крошечных напольных ламп делит его на две равные части. Чимин млеет. — Вам помочь?       «Помочь раздеться?!»       — Или вы плохо себя чувствуете? Я пару минут подожду за дверьми, и вы постучите, когда будете готовы, хорошо?       Голова обратно ныряет во тьму, оставляя Чимина наедине с прокисшей неуверенностью в себе. Испуг от неожиданной реакции на его просьбу об услуге, которую он только что воображал, сменяется на очередную вспышку возбуждения. Красивый. Чимин постепенно привыкает к полумраку, глаза адаптируются, и он уже может чётко разглядеть окружающую мебель. Он переодевается, вслушиваясь в тайскую незамысловатую мелодию, ещё некоторое время мучается с одноразовым бельём, пытаясь вспомнить, что ему объясняла администратор, а потом падает на стул, сдвинув колени и сложив на них ладони. Чимин боится, что не продержится слишком долго под руками мастера, что возбуждение, гарцуя на сознании, вынудит его вытворить какую-то вещь, о которой он пожалеет спустя время. Он смотрит себе между ног, поправляет нижнее бельё и разглядывает мягкий член.       Чимин пытается припомнить черты лица мастера, мутные под кляксами полумрака, размазанные золотистыми пятнами напольного света. Он вспоминает только чёрную копну волос и объёмные губы, собственное смущение перед красивой внешностью и страх оказаться недостаточно возбуждающим – ведь у мастера может не появиться эрекция! Мысли в голове разом затухают и тлеют, душевное равновесие напоминает штиль на море перед грозой, и от безмолвия сознания Чимин начинает ёрзать на месте. Что подумает о нём мастер, когда ему придётся встать перед ним в полный рост? Когда увидит маленький холмик на животе? Или обнаружит в Чимине робость перед ним? Подумает, что он слишком неопытный? Почует профессиональным носом, за чем конкретно к нему пришёл Чимин?       Три мягких стука. Вежливость мастера вызывает в Чимине новый комплекс: ощущение, словно он ничего этого не достоин. Он и вправду собирается попросить его об интимной услуге?       — Вы забыли про меня, правда? — слабая улыбка блестит на его лице, Намджун полностью проходит в комнату, прикрывая за собой дверь. — Вы готовы? — Чимин кивает. — Тогда проходите в кедровую баню.       Чимин не спрашивает, зачем его ведут в баню, не вспоминает, что она не входит в его программу (если вообще помнит её), он послушно двигается за Намджуном, сжимаясь в плечах и прикрывая грудь, присаживается на стул и пытается разобрать, что ему говорят.       — Вам необходимо продержаться здесь как минимум 15 минут. Если вам станет плохо, сразу же сообщите мне об этом, — Намджун поправляет ткань и замолкает.       Терпеть высокую температуру становится невмоготу, но Чимин справляется с собой; он чувствует, как обильно выступает пот по всему телу, как ручьями течёт по спине и груди. Он хаотично оглаживает себя и забавляется от того, как быстро способно его тело выпустить наружу такое большое количество воды. В коконе тьмы и духоты Чимин пытается думать о повседневных проблемах, о налогах, о задолженности, о звонке отцу, который он откладывает уже неделями, – пытается ввести в заблуждение судорожно сжимающийся рассудок, но ничего не выходит. Все бытовые мысли превращаются в плод размышлений о мастере. Голос у него – бархат, свежий зефир, лицо, накрытое вуалью мрака, увенчано некой одухотворённостью, окрылённостью; он широк в плечах и груди, руки выглядят бетонными и крепкими, а глаза обладают уникальным разрезом, приводящим в восторг. Чимин раболепно дрожит в мыслях перед мастером.       — Вам достаточно? — Намджун подаёт со стороны голос и оказывается возле бани, не порываясь заглянуть внутрь. — Прошло уже около получаса, но вы всё ещё молчите.       Чимин старается выдавить из себя хотя бы одно слово, но стыд охватывает его.       — Господин?!       И тогда Намджун отодвигает покрывала, проливая на Чимина пятнами мягкий свет. Они встречаются взглядами, и Намджун, встревоженный, оглядывает Чимина с ног до головы, пытаясь определить его самочувствие. Он в ответ смотрит на него боязливо.       — Выходите, почему вы молчите, что вам плохо от высокой температуры? У вас же нет болезней, связанных с сердцем?       — Нет.       — Это хорошо, потому что если бы вы обманули компанию, дела были бы совсем плохи.       Намджун подаёт руку Чимину, тянет на себя и отводит в душ, настраивает, интересуется у Чимина, доволен ли он температурой, и оставляет его одного, но продолжает следить за ним сквозь стеклянную дверцу, постепенно покрывающуюся паром. И Чимин не признаётся, что душевая вода обжигает его тело, заставляет вжиматься в душевую кабину и сквозь боль и дискомфорт смывать с себя пот. Он не знает, как изменить температуру и сделать воду прохладнее, но не решается попросить помощи у Намджуна; спустя долгие мучения Чимин споласкивает себя и наконец находит, как отключить душ. Когда он раскрывает двери, возле него тут же оказывается Намджун, присаживается на корточки и, снимая промокшие одноразовые тапочки, надевает на него новые.       — Ч-что вы, не надо! — вскрикнув от удивления, Чимин пытается остановить мастера, когда он, бережно обхватив лодыжку, надевает второй тапочек.       — Вам неприятно?       Пальцы исчезают с его ноги, фантомное тепло, окольцовывающее лодыжку и заодно клапаны сердца, тут же рассеивается, Чимин готов взвыть. Он впервые встречает человека, который с такой аккуратностью и боязнью обращается с его телом. Но какой же он в постели?! Тэхён говорил избавиться от сентиментальности. Это кажется невозможным условием.       — Вы же... вы же не должны так унижаться.       Намджун, поднимаясь с корточек, смотрит прямо в душу, – сердце Чимина уходит в пятки – на поверхности глаз вырисовывается непонимание: как же так, ведь это его работа. Но он просто мотает головой, выдавая дежурную улыбку.       — Всё в порядке, вы можете лечь.       — Лицом вниз?       — Да.       Чимин, всё так же прикрывая свою грудь, ложится на кушетку, косится на Намджуна, который приносит ёмкость с жидкостью, и напрягается всем телом. Прямо сейчас его разглядывают в попытке обнаружить недостатки. К примеру, у него некрасиво выступают позвонки, талия кажется недостаточно грациозной, ступни слишком широкие или кожа на ягодицах выглядит дряблой.       — Вы держите себя в тонусе! — подмечает Намджун, зачерпывая жидкость из тазика, растирает её между ладоней и размазывает по телу, начиная с ног.       Наверное, в комментариях ему всё же следовало указать, чтобы мастер ни в коем случае не прикасался к ступням. Он непроизвольно сжимается, кривится в лице и глубоко и часто дышит, стараясь скрыть это от мастера. На йоге ему говорили, что сила самообладания – она в дыхании. Намджун усиленно размазывает жидкость, крепко обхватив бедро, чтобы нога не двигалась, пилингует каждый открытый участок тела и медленно поднимается к шее. Чимин чувствует, как от движений мастера кожа начинает приятно гореть, и чувствует, какой силой в руках обладает мастер, если он сожмёт его – Чимин раскрошится. Намджун, продолжая пилинг, крутит его запястья, двигает шею, развозит по лопаткам и талии, а потом, неожиданно для Чимина, начинает тереть по внутренней стороне бёдер, уверенно приближаясь к паховой зоне. Чимин, высоко и сдавленно пискнув, пытается прижать ноги друг к другу, и мышцы его становятся такими каменными, что Намджун охает от боли и, двигая ладонью, пытается освободиться. А Чимин хватается зубами за полотенце, потому что пальцы мастера касаются его постепенно твердеющих яиц.       — Ох, осторожнее, — Чимин чувствует, как улыбка мастера плывёт вдоль позвоночника – небывалое ощущение. Намджун говорит слишком спокойно и сдержанно для такой ситуации. — Вам больно?       Чимин мотает головой, но не расслабляется, тогда Намджун помогает себе второй рукой, проминает забетонированные мышцы и высвобождается, восхищённо глядит на покрасневшие пальцы.       — У вас очень сильный захват! У вас сильные бёдра, но, пожалуйста, расслабьтесь, иначе у вас не выйдет получить удовольствие. Или мне не стоит касаться определённых зон?       «Да! Пожалуйста, не трогайте меня, отойдите, вылейте на меня тонну ледяной воды, забросьте во льды океана и никогда в жизни не прикасайтесь ни к моим ступням, ни к участку между ног!» И Чимин только отвечает:       — Всё в порядке.       Намджун искренне пытается поверить ему, препарировать взглядом тело вдоль позвоночника, чтобы подчерпнуть ладонями всю подноготную и потаённые страхи. С этим Чимином что-то не то. Его интуиция, заострённая годами тренировок, тут же затупливается, натыкаясь на твёрдую преграду, душевную заслонку – как вьюшка кирпичной печи.       — Вы уверены?       — Это просто было... очень неожиданно.       — Да, я понимаю вас, — Намджун, прижав ладони друг к другу тыльными сторонами, проникает ими между сжатых бёдер Чимина и плавно разводит их, вкладывая в своё действие много сил. — Вы впервые на массаже, я прав? — и Намджун оказывается сильнее: несмотря на явное сопротивление, которое он приписывает к эмоциональной закрытости, ему удаётся смазать внутреннюю сторону бёдер, пройдя по пространству между ягодиц. Размер ягодиц идеально подходит под длину его пальцев. Очаровательно. Намджун засматривается. — Многие реагируют подобным образом, и я прекрасно понимаю вас: ведь именно эту часть тела человек активно защищает на протяжении всей своей жизни. Но в массаже никто не преследует цель унизить вас или принести вам боль. Пожалуйста, доверьтесь мне, и я обещаю вам, что вы уйдёте от нас глубоко удовлетворённым.       Тело Чимина – гигантская гудящая трансформаторная будка: он отзывается на каждое движение рук Намджуна, на каждое его слово и просьбу. Но Чимин не слышит, что конкретно говорит ему мастер: его голос смазывается с мелодией над головой в однообразный гул; Чимин только интуитивно понимает, о чём конкретно его просит Намджун, и старается двигаться в такт его рукам – перевернётся, ляжет на бок, разведёт ноги, приподнимет руку или покрутит шеей. Чимин превращается в мягкий податливый пластилин. Длинные пальцы, проминающие соты души, проникают в глубину сознания и устанавливают свою власть. Пальцы достигают тех беззащитных мест, которые Чимин скрывает от внешнего мира. Он становится беспомощным перед ними, Чимина обезоруживают и заставляют чувствовать себя самым жалким человеком на свете, когда он понимает, что кто-то из посторонних людей может управлять каждым движением его души. Пальцы проникнут глубже между ягодиц – он подавится воздухом, пальцы сожмут складку на шее – он выгнется в пояснице, пальцы промнут икры – он захрустит душой, как снег под ботинками. Перманентное желание быть использованным на этой кушетке пришпоривает размазанное по стенкам сознание. Чимин представляет, как при очередной волне кожей, подмываемой пальцами мастера, они продолжают двигаться вдоль длины ног, а затем проникают в него, доводя до экстаза и дрожи. Он закатывает глаза, когда Намджун обхватывает его ногу и просит согнуть в колене, зубами сжимает махровое полотенце, чувствует скапливающуюся слюну и цепляется за край кушетки. Безразмерное желание высунуть язык и задрать ягодицы, подставляясь под шлепки. Иисус распятый, пусть он раздвинет ему ноги и насадит на свой член, пусть раскрошит остатки гордости и гвоздём вобьёт его тело, через трещины которого прорывается неудержимое возбуждение, в пол.       Чимин хочет, чтобы его немедленно использовали, грубо взяли и из лёгких выжали, как из мокрой тряпки, всю душу, трепещущую и изнывающую по сексу.       — Мне... стоит выйти из комнаты на пять минут, думаю... — резко прерывается Намджун, отлепив руки от тела Чимина, складывает их за поясницей и медленно удаляется от него, двигаясь спиной в сторону двери. — Прошу прощения, я зайду к вам через пять-десять минут.       В голове Чимина возникает вакуум, ситуация напоминает ледяные внутренности скалы, в которую его бесчеловечно скинули, и вот он летит, сдирая кожу о выступы, заостряется, оставляя за собой кровавые следы, и, задыхаясь от приступа паники, разбивается о дно. Он подскакивает на кушетке, пытаясь стабилизировать нервную систему и привести мысли в порядок, накрывает область сердца дрожащими пальцами, вжимая его обратно в рёбра, тяжко дышит, почти теряя сознание, и роняет лицо в ладони: он возбудился так сильно, что готов умереть на месте от стыда. Он заслуживает быть распятым на кресте. И мастер заметил это. Он ни за что не вернётся к нему, вызовет полицию и попросит увести его в тюрьму. Эмоции он измеряет внутренним сейсмографом, – максимальная отметка – и ему кажется, будто строение его души, накренившись от землетрясения, летит прямо на него, как башни-близнецы, чтобы похоронить его под руинами.       Господь свидетель: Чимину ещё никогда не было так стыдно за себя; он спрыгивает с кушетки, принимаясь наворачивать круги в комнате, трогает своё лицо, чтобы унять дрожь подбородка, и разом опустошает бутылку воды. Что же ему делать? Как сказать мастеру, что просто не сдержался? Как оправдаться?       Но разве Чимин не за этим к нему пришёл? Даже если так, ему тошно от своей несдержанности.       — Пустите мне пулю в лоб, — шёпотом вымаливает Чимин у своего отражения в зеркале, прикладывает ледяную полупустую бутылку к лицу, чтобы охладить щёки и лоб.       Разве когда-нибудь Чимин позволял себе игнорировать существование внутренних принципов и моральных устоев? Он намеренно пошёл к человеку, чтобы заплатить ему за секс под видом услуг массажа? Кого он обманывает? Самого себя если только. Чимин не замечает солёную влагу на щеках, хлюпает носом, трёт покрасневший кончик и хватается за свою одежду. Выбить дыру в стене, выпрыгнуть наружу, взлететь белоснежной птицей на воздух и задохнуться облаками под солнцем.       Три вежливых стука в дверь.       — Я могу зайти, Господин? — и Намджун всерьёз тревожится, когда видит, что его клиент уже натягивает футболку. — Куда вы? Сеанс ещё не окончен!       — З-знаете, я тут вспомнил... — голос Чимина падает до шёпота, — вспомнил, что... забыл выключить холодильник, и...       — Всё в порядке, — на помощь приходит всеохватывающая уверенность Намджуна в своих действиях и происходящем. — Это просто реакция вашего организма, молодого и полного сил, — он складывает руки на уровне груди, как обложку книги, и приближается к Чимину на несколько шагов, но всё ещё сохраняет комфортную дистанцию между ними. — Это верный показатель работоспособности вашего организма. Такое случается с некоторыми клиентами и клиентками, в этом нет ничего страшного. Вы ведь не удивляетесь такой реакции… по утрам?       — Но не со всеми ведь?! — воет Чимин и отстраняется от Намджуна, оттягивая край футболки.       — Знаете, не могу вам сказать точную статистику, но у меня на столе такое случается как минимум раз в неделю, некоторые благодаря массажу обнаруживают какие-то новые эрогенные зоны. Для них это становится неожиданностью, и иногда они благодарят меня, говорят, что секс у них стал гораздо эмоциональнее. Может быть, с вами произошло то же самое? У женщин очень часто это – шея. У мужчин, между прочим, – ягодицы. Извините, — осекается Намджун, — вам неприятно об этом говорить? Давайте продолжим, вы успокоились? Вам комфортно будет сейчас лечь? Я могу принести вам чай.       Что он делал за закрытыми дверями? Он стоял, потупившись, в коридоре? Чимин предполагает, что мастер рассказал обо всём произошедшем администратору, и только девушка смогла убедить его вернуться к нему – чтобы деньги не потребовал назад и не оставил отрицательный отзыв.       — Нет-нет, нет... — Чимин качает головой, размазывая слёзы по лицу запястьем, хлюпает носом и совсем не смотрит мастеру в глаза – оправдывается перед ним, покорностью вымаливает прощение. — Да, давайте просто продолжим.       Ощущение – словно его насквозь пронзили вертелом, задели все жизненно важные органы, а затем, двигая шпагой вперёд-назад, распотрошили его, и вся его личность, все эмоции, все мысли и принципы вытекли из рваных ран на пол. Сейчас мастер смоет его кровавые остатки в сливное отверстие, вызовет клининговую службу и попросит за любые деньги отмыть следы позора Чимина.       Может быть, это особый метод мастера Ёкджуна? Он знает, за чем конкретно пришёл к нему Чимин, и просто решил облегчить страдания друг друга и перейти к делу как можно быстрее, чтобы как можно меньше возиться с ним. Намеренно довёл его до возбуждения, чтобы больше не прикасаться к его отвратительному телу, и загнал в угол, чтобы унизить Чимина его же несдержанностью и обвинить в постыдных, низших человеческих потребностях? Насмехается, пока сам возвышается над ним в благородных оправданиях. Утверждает, что «всё в порядке», а сам упивается смрадом позора Чимина.       Пальцы возвращаются на ноги, с силой проминают мышцы, продвигаются к спине. Намджун сжимает его плечи и тяжко вздыхает.       — Знаете, тайский массаж предполагает расслабление и восстановление, — говорит он, не прерывая массаж. — Когда я обучался данной технике, я изучал анатомию, физиологию и буддийскую философию. И в буддийской философии есть господствующее понятие. Понятие "Линия энергии". Так вот она у вас сейчас связана в такой тугой узел, что её проще будет разрезать кустовыми ножницами, чем пытаться развязать вручную. Пожалуйста, я не причиню вам вреда.       — Извините, мне просто безумно стыдно перед вами.       — Вам станет проще, если я скажу, что нахожу ваше тело привлекательным?       И у Чимина от его признания дыхание спирает, он, завороженный, молчит и расслабляет мышцы, словно слова мастера – занебесное откровение, окрыляющее и дарующее свободу полёта. Его комплимент – самый желанный в этом мире, самый искренний, и усомниться в нём, значит, оскорбить мастера. Чимин хочет сказать то же самое в ответ, но решает, что мастер сочтёт это неуместным.       — Вижу, что да, — одобрительно смеётся Намджун, перестав чувствовать сопротивление.       Руками он принимается воздействовать на активные точки сильными надавливаниями, он сочетает нажатия больших пальцев, ладоней и локтей. Он поворачивает Чимина, разминает части его тела, в которых обнаруживает своей внутренней интуицией, пущенной в кончики пальцев, защемления или спазмы. Кажется, будто Чимин напряжён до самой глубины души. Кажется, будто он всё ещё чего-то боится, но на этом интуиция Намджуна становится бессильной. Чтобы выйти на его потаённые страхи, необходимо долго говорить с глазу на глаз, а они ограничены только тремя часами. Намджун прорабатывает линии энергии, распространяющиеся по всему телу, активизирует их и стимулирует, растягивает и проминает, улучшая кровообращение и чувствительность нервных окончаний. Он пытается выбить из Чимина хотя бы один вздох – болезненный или расслабленный, – стон или одобрительное слово, но ничего не выходит: Чимин замирает душой и лежит под ним безвольной тряпичной куклой – как скажут, так и сделает.       — Мне кажется, что вы мне всё ещё не доверяете. И вообще я подметил, что вы... Как бы сказать? Нас в большинстве случаев посещают состоятельные клиенты, потому что расценки у нас, буду откровенным, немного бешеные. Но это моё мнение. И вот я легко могу отличить состоятельных клиентов от... кхм, людей с умеренным уровнем достатка. Такие обычно могут пролежать весь сеанс, мучаясь от сильной боли или неудобств. Но вот состоятельные в самом начале говорят о том, что их не устраивает, или что у них что-то болит. Но я смотрю на вас и вижу, что денежными средствами вы не обделены, но всё равно внутренне закрыты. Как какой-то ящик без замка – и не открыть его никак.       Намджун проходится локтями по спине и просит Чимина перевернуться, он крутится к нему лицом с закрытыми глазами.       — Извините, если я говорю неприятные вещи, но я никак не могу понять: что вам мешает? Какие-то комплексы? Но как у такого красивого молодого человека могут быть комплексы? Видимо, кто-то оскорбил вас обидным словом. Вы терпите все эти неудобства, но ради чего? Вы должны наслаждаться собой и своей жизнью. Конечно, стоит делать это таким образом, чтобы не затрагивать личные границы другого человека, но вы сжимаетесь так, будто хотите уместиться в точке сантиметр на сантиметр.       Намджун обходит кушетку, растирая остатки масла между ладоней, и, вставая напротив головы Чимина, нависает над ним, разглаживая кожу от шеи до пупка, вытягивает корпус, и Чимин, глотая запах вокруг Намджуна, наполняет его ароматом свои лёгкие, дышит Намджуном и тревожится, когда ощущает невесомое прикосновение кончиков пальцев возле кромки нижнего белья. Только бы член снова не встал, повторяет про себя Чимин, словно мантру, только бы мастер ничего не заметил. Он с опаской косится на свой член и сдерживает стон от взгляда на пальцы мастера, оглаживающие область вокруг паховой зоны. Чимин слышит, как звенит подвеска на шее Намджуна и, завороженный, наслаждается её прикосновением к своему лицу. Намджун мнёт его грудь, сминает мягкие мышцы, и Чимин очень хочет, чтобы он шлёпнул по ней и заставил вздрогнуть, как кусок желе. Может быть, он сможет попросить, чтобы мастер облизал его грудь, втянул соски в свой горячий рот?       — На массаже не приветствуются разговоры, потому что они прерывают поток сознания, и сам предпочитаю молчать, чтобы ни на что не отвлекаться и не мешать отдыхающему клиенту, но я вижу, что они действуют на вас успокаивающе, — Намджун продолжает нависать над Чимином, проминая его грудь. Он чувствует, как бешено колотится чужое сердце, сотканное из ранимости и ромашек. Чувствует его горячее дыхание. Он не соврёт, если скажет, что делать массаж Чимину ему безумно приятно, впервые за долгое время он встречает настолько красивое и идеальное тело. Особенно Намджуну приглянулся его мягкий живот. Он ненавидит плоские животы или рельефный пресс, поэтому на этом сеансе старается как можно чаще акцентировать внимание именно на нём. — Я увлекаюсь психологией, мне нравится телесная психология, в ней преуспел Вильгейм Райх, я время от времени перечитываю его исследования. Он первым подметил, что определённые эмоции оставляют следы на теле. И людям с разными психологическими типами можно приписать определённые болезни. И эмоции застревают в разных частях тела. Как бы сказать... забивают трубы души, — он смеётся от неловкого сравнения. А у Чимина пальцы сводит судорогой – так сильно он хочет обнять его крепкую шею, захлебнуться его поцелуями и смехом. — У вас голова часто забита какими-то грустными мыслями, да? Обычно говорят: «Душа болит», «Куча проблем навалилась», «Ноги совсем не несут». Эти речевые обороты построены на телесной теории. И ещё у вас напряжено пространство между лопаток – это зона, связанная с ответственностью. Видимо, вы часто пытаетесь взвалить на себя кучу дел. У вас ответственная должность.       — Мне... мне нравится массаж стоп, — выбивает из себя чистосердечный шёпот Чимин и сминает губы – боится реакции.       — Вот как? На стопах расположено около 70 активных точек, которые связаны с каждым органом. Через ступни проходят пять энергетических каналов. И ноги являются проводниками энергии земли. И можно легко устранить негативные эмоции, которые накапливаются в подошвах. Обычно восстановить утраченный баланс можно при помощи точечного массажа палочками, но я давно не практиковал это, поэтому предлагаю вам записаться на следующий раз. Пойдёт?       Чимин кивает, не разжимая губ.       — Но сегодня под конец сеанса я могу вам помять их как можно хорошенько.       «Под конец сеанса?! Под конец массажа или под конец секса?! - размышляет Чимин, панически двигая глазами по помещению и ища подсказки на стенах или на часах. — Как мне сообщить ему, почему именно я пришёл сюда?! Тэхён что-то говорил про счастливый финал, но он сказал мне, чтобы я попросил о нём в самом конце. Может, проще отказаться от этой затеи и продолжать дрочить три раза на дню? Точно».       Намджун приступает к массажу лица, очищает его, наносит маску, оставляя Чимина в одиночестве на пятнадцать минут, возвращается, смывает маску и, призывая Чимина подняться, подаёт ему руку, проводит до стула, подставляет деревянный тазик с тёплой водой и говорит опустить в него ноги. В молочного цвета воде плавают лилии.       — Может быть, вам необходим телефон? Ведь вы почти три часа не были на связи, — угодливо предлагает Намджун. — Или хотите чаю?       — Нет, спасибо, кажется, мне будет сложно сконцентрироваться на телефоне.       — Это из-за?.. — допытывается Намджун и смущённо чешет затылок, ощущая себя виновным в неожиданном казусе. Ему следовало заранее уточнить у клиента, с какими зонами следует обходиться осторожно, ведь Чимин впервые попадал на массаж.       — Извините, правда, со мной такое впервые... — Чимин запахивает подолы хлопкового халата и двигает пальцами в воде, выставляя их кончики наружу, смотрит на ноги. — Вы очень добры ко мне.       — То же самое я могу сказать и про вас.       Чимин, удивлённый, поднимает на Намджуна взгляд – не верит его словам.       — Клиенты, которые приходят к нам, слишком зациклены на себе, иногда они позволяют грубости или обходятся с сотрудниками неподобающим образом. Конечно, я не смею обвинять их, ведь это всего лишь моя работа, а у таких людей могут быть свои проблемы, свои обязанности. Мы все страдаем. Но приятно встречать людей, которые помнят, что сотрудник из сферы обслуживания – это точно такой же человек, как и все остальные. Таких людей приятно обслуживать. — Намджун так и застывает на месте, схватившись за ручку двери, его тянет на разговоры с Чимином: впервые за все годы работы в этом салоне кто-то действительно слушает его и старается быть внимательным к нему. Редкой души человек в крохотной Корее. Он позабыл, что клиенты могут быть добры. — Извините, что вхожу в вашу зону комфорта, но просто хотел поблагодарить вас.       — Это очень приятно слышать, правда, — Чимин поправляет локон, заправляя волосы за ухо. Может быть, этот мастер и не испытывает к нему отвращения? — И вы... очень ласковый и вежливый молодой человек...       — Вот как? — ухмылка блестит под тенью.       — Да, даже моя мама не была такой внимательной. Мои родители сделали всё, чтобы я жил в достатке и ни в чём себе не отказывал, но они ограничивались во времени со мной. Друзья относятся ко мне хорошо, но так, чтобы дыхание захватывало... никогда. Думаю, благодаря этому массажу я почувствовал себя более раскрепощённым.       Намджун улыбается с благодарностью за пугливый комплимент в сторону его профессионализма, удаляется из комнаты, говоря, что оставит его на некоторое время, и бежит к стойке. Девушка встречает его удивлённым взглядом. Глаза сверкают, руки не находят места и двигаются по воздуху, ноги продолжают нести тело по помещению.       — И никакие чаевые даже не нужны! — заканчивает восхищённые дифирамбы Намджун, вливая в себя половину бутылки с водой, от сухости в горле начало даже першить.       — Я же говорю – он чудо! Я могу предложить ему скидочную карту постоянного клиента! И тогда он будет ходить к нам как можно чаще, да?       — Да-да, точно, так и сделай! Так, время уже подошло, мне пора возвращаться.       Намджун находит Чимина на стуле в той же позе, он, откинув голову, размышляет о чём-то своём, острый кадык на шее возвышается скалой; мысли, направленные куда-то вверх, ударяются о потолок и рассыпаются возле ног, когда Намджун возникает перед ним снова и опускается на одно колено.       — Так, пора вынимать, — он раскладывает на подставленном колене полотенце и, нежно обхватив икроножные мышцы, вынимает одну ногу Чимина из воды. — Да что же вы никак не хотите расслабиться? Давайте, опустите на меня свою ногу.       — Но я не могу так! Что вы! Я никогда не ставил на кого-то ногу!       — Вы и вправду удивительный, — с грустью замечает Намджун и качает головой.       Редкой души человек.       Он накрывает одну ступню полотенцем, мягко проминает её, впитывая влагу, и вдруг слышит над головой учащённое дыхание: Чимин преодолевает приступы удушья глубокими вздохами. Пальцами он впивается в подлокотники стула, кусает губы и, закрыв глаза, пытается досчитать до ста. Намджун находит это очаровательным и наконец понимает, обнаруживает его эрогенную зону – ступни.       И Намджун, опуская голову и раскрывая полотенце, прикасается губами к коже на голени. Улыбка рассекает губы, из Чимина вылетают, точно стайка птиц, несколько коротких и высоких стонов. Он опускает глаза на Намджуна и видит только его макушку, видит, как Намджун поцелуями опускается по голени от колена и, бережно приподнимая ступню, начинает ласкать её внешнюю сторону, пальцами второй руки он вынимает другую ногу Чимина и осторожно массирует её, чтобы подарить наслаждение в равной степени. Намджун никогда в жизни не предполагал, что будет получать удовольствие от ног другого человека. Но всё, что вводит в восторг человека под ним, определённо нравится Намджуну. Прикосновения шероховатых губ – щекотливые взмахи крыльев бабочки. Они обжигают, вводят в раж, поцелуи плавят кости. А ноги у Чимина худые, кожа на них – натянутый белоснежный шёлк. В поцелуях Намджуна прослеживается некая покорность и робость, Чимина подмывает схватить его за волосы возле корней и плотнее прижать к своим ногам, но он бессилен перед ним – всё ещё помнит, что пальцы мастера буквально час назад установили узурпаторскую власть над его телом и душой. Голова идёт кругом.       И затем ощущается кончик горячего языка, он кружит вокруг выступивших венок и ныряет между пальцев, Чимин давится стоном, накрывая рот ладонью, двигает тазом вперёд, накрывает возбуждённый член и широко раскрытыми глазами, сотрясаясь от вожделения, смотрит на Намджуна. Эмоции – напряжённые струны, стоит за них только дёрнуть, и они лопнут, он завопит от удовольствия. Чимин пытается фокусировать своё зрение, настраивая его, словно линзу фотоаппарата, но очертания становятся мутными, а всё от того, как старательно вылизывает его пальцы Намджун, от его упругого и языка, обжигающего, точно всполохи пламени, и расплавляющего душу Чимина, чтобы переплавить в стрелы и пустить в небо. Горсть тепла скапливается на подошве ступни, Намджун начинает обсасывать один палец за другим, пальцами другой руки он шагает по бедру Чимина и, достигнув паховой зоны, мягко накрывает крепкий член.       — Иисус распятый, — патетично взвывает Чимин, полуистома кружит голову, он взволнованно дышит, сползает по спинке стула и, раздвигая колени, двигается под ритм языка Намджуна. — Да, Ёкджун, пожалуйста, не останавливайтесь...       Намджун перестаёт обсасывать мизинец и, приподняв одну бровь, вопросительно смотрит на Чимина. Такого возбуждённого, с растрёпанными волосами, с покрасневшими губами, с торжественным блеском на губах.       — Но меня зовут Намджун.       — Ч-что?! — Чимин изо всех сил пытается прийти в себя, но пальцы надеющегося Намджуна не прекращают мять его член. Горячие, тонкие, властные, ловкие, щемяще прекрасные – магма сердца, ухающего внутри грудной клетки. Они раздирают остатки самообладания Чимина, разрывают на лоскуты, чтобы соткать флаг и водрузить его на вершину рассудка в качестве символа завоевания.       — Меня зовут Ким Намджун. А Чхве Ёкджун – мой коллега. Кажется...       — Ох, Пресвятая Мать Тереза... Я же...       — Кхм, извините за наглость, вы намеренно записались к этому сотруднику, чтобы?..       — Пожалуйста, не надо, не спрашивайте меня о таком. Господи, я ведь... — Чимин снимает со своего члена пальцы Намджуна – будто отрывает от себя кусок мяса, и сжимается на стуле. — Простите меня, ради всего святого, мне так стыдно за себя. Просто... просто, понимаете, у меня давно не было... — голос ломается от слёз, — не было этого... и мои друзья посоветовали мне... Господи, о чём я только думал?       — А вы не Чоль Чимин? — щуря глаза, допытывается Намджун, и, когда Чимин кивает, у него в голове складывается паззл: один перепутал мастера, а второй перепутал клиента. Они определённо друг друга стоят. Но Намджун верит в судьбу, поэтому, улыбаясь, снова принимается ласкать его ноги, но уже более остервенело – у самого член стоит так, что он готов постыдно вымаливать у Чимина разрешения войти в него, грубо и несдержанно.       — Боже Праведный, пожалуйста, прекратите, — но слова разнятся с его действиями: Чимин двигает телом, выдавая волну, ногтями расцарапывает подлокотники. Этот острый кончик языка проникает в кратеры измождённой души, тоскующей по сексу и ласке. — Боже, вы чудесны, самый прекрасный человек, который приносил мне удовольствие, не останавливайтесь, ради всего Святого, только не останавливайтесь. — Параллельно терзающему языку Чимин, приподняв вторую ногу, наводит её Намджуну между ног и, дотронувшись до паха, аккуратно надавливает на член, чувствует приятную твёрдость и снова стонет.       Намджун продолжает истязать его языком, возбуждается до сладострастной дрожи всех конечностей, двигает бёдрами навстречу ноге Чимина, покусывает кожу на ступнях и, не сдержавшись, срывается на короткое поскуливание, явно не ожидая этого от самого себя. Он хочет вылизать его полностью. Ступней ему будет недостаточно. Чимин охает и улыбается впервые за весь сеанс, а для Намджуна это становится последней каплей. Он отрывает его от стула, прижимая к себе, и накрывает эту самую торжественную улыбку своими губами, обмениваясь поцелуем с Чимином, незаметно он развязывает пояс на халате, обнажает круглые плечи, трогательно сжавшиеся от холода, вылизывает их и окончательно раздевает Чимина, помогая ему стянуть одноразовое бельё. Намджун, возбуждённо дыша и зачёсывая чёлку назад, отходит от Чимина на несколько шагов на манер художника, оценивающего с расстояния свою работу, заново любуется им с ног до головы и пальцем манит к себе. Чимин только и слушается этих пальцев. Мысли – пальцы Намджуна, его воля – пальцы Намджуна, а по венам циркулируют пальцы Намджуна.       — А вы самый красивый человек, которого я только видел. Самый добрый и очаровательный, а голос у вас такой волшебный, — он сминает упругие ягодицы, звон от шлепка разрезает тишину, возникшую при глубоком поцелуе. — Только... послушайте, я ведь... Поймите меня правильно. Я профессиональный массажист, я никогда не вступал с клиентами в половую связь-       — Не волнуйтесь, я никому об этом не расскажу, — Чимин двигает головой, пытаясь достичь губ Намджуна, но он увиливает от поцелуя.       — Нет, я не об этом. Я не хотел бы заниматься незащищённым сексом. И вам же стоит подготовиться?       — Ах, вы об этом.       Нехотя Чимин отрывается от Намджуна, роется в своей сумке и вынимает баночку со смазкой и пачкой с разными размерами презервативов.       — Вы ведь не решили, что я приду неподготовленным на специфичный сеанс? — а самому жутко становится от подобного признания.       — Да, извините, я не хотел оскорбить вас этим. И, может быть, отбросим ненадолго формальности?       — Я был бы рад.       И Чимин снова оказывается в объятиях Намджуна, прогибается под ним, когда он опускает его лицом на кушетку и закидывает следом правую ногу. Пальцы Намджун смазывает смазкой, а затем касается ими анального отверстия, которое тут же сжимается от непривычной прохлады. Намджун шепчет ему успокаивающие слова, а в завершении прикусывает хрящ уха, облизывая ушную раковину до закатывающихся глаз Чимина и треснутых эмоций.       — Я могу добавить третий палец? — интересуется Намджун, отрываясь от поцелуев по спине.       — Да-да, пожалуйста, и глубже.       — Как я могу называть тебя? Может, у тебя есть какие-то предпочтения?       — Избавься от своего образа обслуживающего сотрудника, не пытайся учитывать только мои интересы.       — Но я хочу, чтобы тебе было комфортно. Я люблю, когда моему партнёру приятно в моём присутствии.       — Ну а ты как хотел бы назвать меня?       — Хм, — Намджун добавляет третий палец и с хлюпаньем начинает двигать ими, раздвигая стенки нутра. — Даже не знаю, я тебя мало знаю. Но ты боязливый, вежливый, добрый, самый красивый, податливый. — Чимин смущается и движется навстречу его пальцам. — Золотце?       — Золотце? — охает Чимин и стонет, когда пальцы достигают простаты.       — Или цыплёнок.       Намджун победоносно улыбается, упиваясь видом распластанного под ним Чимина, второй рукой он накрывает его член и неторопливо двигает по длине, раскрывая крайнюю плоть, затем переходит к яичкам, взвешивая их на ладони, мягко сдавливает их и снова возвращается к члену, чтобы размазать предэкулят по головке большим пальцем. Чимин упирается лбом в поверхность кушетки, дыхание его сбивается, и слёзы восхищения выступают на глазах. Так долго он этого ждал.       — Пожалуйста, Намджун, не мучай меня.       — Хорошо, моё золотце, — Намджун и не имеет подобных мыслей, ему нравится дарить неземное наслаждение партнёру, но от прикосновений к Чимину он чуть не спускает за несколько секунд.       Намджун избавляется от своей одежды, двигает рукой по члену и приближается к Чимину, который разглядывает голодным взглядом оголённое тело и пухлой крохотной рукой тянется к его половому органу.       — Хочешь потрогать?       — И не только, Намджун, боже, как я хочу взять его в рот.       — Пожалуйста, — Намджун подходит близко к голове Чимина и, аккуратно надавливая на затылок, приближается членом к губам, которые с готовностью окольцовывают головку и с хлюпаньем втягивают в горячий рот. Намджун хрипло стонет, поднимая лицо к потолку, толкается навстречу теплу и влаге, одобрительно улыбается Чимину, когда он постепенно проглатывает всю длину, двигает пальцами на загривке, слабо оттягивая волосы возле корней.       Намджун продолжает растягивать Чимина пальцами, затем вынимает их, обводя по кругу раскрытый сфинктер, вытягивает шею, чтобы взглянуть на его ягодицы, и проходится по ним шлепками, от которых взвывает Чимин, усиленно обсасывая член.       — Немного неудобно, знаешь, — признаётся Чимин и начинает ладонью размазывать слюну по члену. — Но тебе безумно приятно сосать.       — А мне приятно это слышать, — ухмыляется Намджун. — Что ж, если ты не против, — он разрывает упаковку с презервативом, раскатывает по члену, смазывает смазкой и, вернув ногу Чимина на кушетку, приставляет головку к разработанному анусу. Чимин для удобства обхватывает края кушетки. — Я ведь могу войти в тебя?       — Да, пожалуйста, войди в меня, я так сильно этого хочу. Хочу, чтобы именно ты вошёл в меня. Пожалуйста.       — Ох, ты так хорошо просишь, что у меня не остаётся возражений. Ты прелестный.       Намджун медленно погружает в Чимина член, под его стон, под его признание, под его волну телом. Он неторопливо продвигает член глубже, прислушиваясь к каждому душевному движению, и готовится покинуть тело Чимина сразу же, как только почувствует, что ему стало некомфортно. Но Чимин только подмахивает ягодицами, призывая ускориться.       — Погоди, тебе будет больно, если я потороплюсь, ты ведь говорил, что долго не занимался сексом?       — Да.       — Я не хочу, чтобы тебе было больно.       Уже совсем скоро Намджун начинает свободно двигаться в Чимине, он ускоряется, действуя по методу счёта, замедляется, входит то на половину, то на всю длину члена и усиливает давление на простату. Чимин под ним не строптивая лань, Чимин под ним – обнажённое сердце, от которого в воздух взлетают сноп искр. Он восторженно вздыхает, упираясь ладонями в кушетку, выгибается в пояснице в надежде прочувствовать Намджуна глубже, а потом вскрикивает, когда он выходит из него, чтобы перевернуть его лицом к себе. На самом деле, Намджуну больше нравился вид сзади, но поцелуи для него сейчас более жизненно необходимы, он хочет испытать на себе треволнение Чимина, хочет испытать, насколько сильно он сейчас возбуждён. И когда они целуются, Намджуна едва не размазывает по стенкам – так трогательно Чимин прижимается к нему, ищет то ли защиты от внешнего мира, то ли хочет потонуть в его руках. Чимин стимулирует его член, косится на него и направляет в своё нутро, говоря, что внутри чувствует себя пусто.       Намджун только улыбается, врывается, возобновляя темп, нашёптывает Чимину самые откровенные комплименты – бредовые и вдохновенные – и хочет заниматься с ним сексом часами, лишь бы не переставать слышать его трогательные вздохи и трепет сердца под рёбрами. Их сеанс уже подошёл к концу, но Намджун давно мысленно разбил настенные часы и выпотрошил его механизм – не хочет отпускать от себя Чимина.       — Н-Намджун, пожалуйста, верни свою руку мне на ступню, пожалуйста, — очаровательно просит Чимин на обрыве скалы своего рассудка. Это последнее, о чём он имеет силы его просить. Выбьет из себя хоть слово – рассыпется золотой крошкой по кушетке.       Намджун закидывает его ноги себе на плечи и принимается массировать ступню одну за другой, а второй рукой придерживает его за талию, лишь бы Чимин не сорвался, не пробил стонами потолок. Чимин закусывает нижнюю губу, двигает рукой по члену, срываясь на имя Намджуна шёпотом, пытается установить с ним зрительный контакт, но сдаётся и, прикрыв глаза, кончает себе на живот и грудь, ещё недолго доит член, выжимая из себя последние капли спермы.       — А ты не хотел бы случайно кончить мне на грудь?       — Но... это ведь небезопасно.       — Пожалуйста, я очень сильно хочу этого.       — Хорошо. Если ты доверяешь мне.       Чимин послушно кивает головой, но, дезориентированный и оглушённый оргазмом, забывает двигаться – застывает вечностью под Намджуном.       — Или на лицо? Или... или в рот? — пытается копошиться в своих желаниях Намджун, приближающийся к оргазму. — Куда ты хочешь, чтобы я кончил?       Чимин забывает отвечать, только смотрит Намджуну в лицо, учащённо дыша.       — Хочу на лицо.       Намджун помогает Чимину опуститься на пол, ставит его на колени перед собой, стягивает презерватив и, нависая над ним, активнее двигает рукой по члену, приближая себя к отметке, а Чимин смотрит на него так задушевно и трогательно, что что-то щемит внутри, надрывается. Эти открытые в доверии глаза, покрытые поволокой. Эти добровольно раскрытые губы, готовые принять его сперму. Эта покорность во всём теле, околдованном его руками. Остывший раж, пепелящийся под ногами. Расцветающая влюблённость, тянущаяся к нему своими лепестками. Намджун проводит большим пальцем по подбородку и, простонав, спускает тугую горячую струю Чимину на лицо, он инстинктивно закрывает глаза, шире раскрывая рот, и чувствует, как сперма задевает веки, волосы и щёки, она расплывается по лицу, щекоча и вызывая улыбку.       — Ты просто невозможный, Чимин, думаю, стоит помыться, правда?       Намджун заводит его в душевую кабинку и шипит, когда снова включает душ под прежним углом.       — Проклятье, тебе вообще нормально под таким кипятком было мыться? — он понижает температуру и помогает Чимину отмыть лицо.       — Я просто не знал, как сделать попрохладнее.       — А меня попросить не мог?       — Слушай, мне вообще было стыдно о чём-либо просить. Я ведь предполагал, что попрошу тебя о сексе в конце сеанса.       — Кстати об этом. Не знаю, откуда ты узнал, что наш сотрудник предоставляет интимные услуги, но пожалуйста, не ходи к нему.       — Почему? — удивляется Чимин, не то чтобы он предполагал возвращаться сюда, но реакция Намджуна вызывает интерес.       — Об этом мало кто знает, но Ёкджун берёт себе много клиентов и иногда ради большой суммы не пользуется средствами защиты.       — Думаешь, он заразил бы меня?       — Не могу точно утверждать, — Намджун помогает Чимину полностью сполоснуться, крутя его под душевой лейкой, — но вероятность риска всегда присутствует. И попроси своих друзей не распространяться об этом. Я совсем не приветствую его интересы, но молчу, потому что это не моё дело и никому жизнь портить я не хочу. Думаю, скоро его уволят, потому что тайное всегда становится явным. Однако хотелось бы, чтобы о его услугах знало как можно меньше людей.       — То есть, если я вдруг запишусь к нему, то ты будешь опечален?       — Точно, — говорит Намджун, отключает душ и укутывает Чимина в халат, а затем вытирает себя чистым полотенцем. Он косится на его ноги, на пятки в тапочках и понимает, что хочет опуститься к ним с поцелуями. — Но больше я буду расстроен тем фактом, что не смог увлечь тебя по достоинству.       Чимин, ошарашенный признанием, смотрит на Намджуна, ожидая объяснений: может быть, он неправильно его понял?!       — Ну а что? — смущается он и отворачивается, нагибаясь за своей одеждой, Чимин беззастенчиво разглядывает его крепкие ягодицы, ноги и крутые мышцы на спине. Шлёпает резинка боксеров, пальцы натягивают свободные хлопковые штаны, подвеска звенит под накинутой футболкой. Всё в одном тоне, но лицо так контрастно выделяется на фоне пастельных оттенков униформы. — Я сразу тебе сказал, что мне понравилось твоё тело. У тебя минимальный процент жира, и видно, что ты занимаешься спортом. А ещё у тебя есть эти ямочки Венеры.       — Ямочки Венеры?       — Вообще, у мужчин эти углубления называют ямочками Аполлона, но ямочки Венеры подходят тебе больше. Ты никогда разве не замечал их? — уточняет Намджун после вопроса на лице Чимина. — На пояснице, два таких углубления. Я нахожу их очень сексуальными.       — Ох, прекрати, Намджун.       — Нет, правда, я, когда только увидел тебя, сразу подумал: этот парень наверняка разбил не один десяток сердец. Поэтому даже не рассчитывал взять у тебя контакты после сеанса. Надеялся, что этот сеанс пройдёт быстро, а потом спустил бы в туалете. Когда я увидел, что ты возбудился, то очень испугался этого, потому что, на самом деле, сам еле сдерживался и, когда мял тебя, старался думать о чём-то противном… что-то типа обезглавливания или опарышей в трупе. Вот настолько сильно я боялся, — смеётся, — у меня впервые такое. Трогал и воображал всякое…       — Всякое?       — У меня богатая фантазия.       Чимин окончательно краснеет и одевается, когда Намджун просит его прикрыться, утверждая, что иначе не сдержится и продлит их сеанс ещё на час. Намджун помогает ему прийти в порядок, расчёсывает волосы, поправляет одежду.       — Даже не знаю, как объяснить Шинволь нашу задержку... Следующий клиент убьёт меня.       — Ты подумал, что я Чоль Чимин, значит, ты меня с этим клиентом перепутал?       — Да, наверное, на стойке ваши имена перепутались, — Намджун дёргает плечами и чешет затылок. — Так что насчёт номерка? — И широко улыбается, подкупая ей Чимина.       Они обмениваются контактами и аккаунтами в социальных сетях, направляясь на выход, Намджун боится его отпускать от себя – думает, что, как только Чимин скроется за дверьми, навсегда забудет о нём и больше не даст знать о себе. Рукой он скользит по пояснице, надавливая на те самые ямочки, незаметно накрывает ягодицы, покрасневшей ладонью с выступившими венами сжимая их, говорит девушке за стойкой, что спустится за кофе, и провожает Чимина до парковки.       — Напиши мне, как только освободишься, я смогу выделить на тебя несколько выходных на этой неделе, хорошо? — Чимин снимает с блокировки Порше Panamera GTS под восхищённый взгляд Намджуна и хохочет.       — Чиёрт, сколько ты зарабатываешь? Прокатишь меня на этой малышке? А я в благодарность прокачу тебя на своём лице. Пойдёт?       — Ох, Боже.       — Я же говорил, что у тебя сильные бёдра. Когда ты их сжал тогда… «Господи, держите меня семеро», – так я думал.       — Думаю, я легко могу позволить индивидуальные сеансы твоего массажа на дому.       Намджун открывает перед Чимином дверь Порше и, кротко целуя его в губы, наблюдает за тем, как автомобиль исчезает на горизонте. Остаётся только скрыть от людей своё возбуждение под штанами и купить где-то кофе, потому что пообещал Шинволь.       — Вы не представляете, что щас было, парни! — верещит в трубку Чимин на весь салон, круто выруливая на повороте. — Бросайте все свои дела и приезжайте ко мне с алкоголем, слышите?!       — Ого, этот Ёкджун отлюбил тебя по самые яйца? — восторженно тянет в трубку Тэхён. — Тебя жуть как долго не было онлайн! Знаешь, ты так пищишь, что даже мне, асексуалу до мозга костей, захотелось попасть к нему на сеанс.       — К чёрту вашего Ёкджуна! Вообще понятия не имею, что за придурок, но вот другой мастер – это чудо! Я искал медь, а нашёл золото, слышите?       — Да хорош, хорош уже, — затыкает его Чонгук, прикрывая уши руками, а затем смеётся в трубку: — Мы будем у тебя с Тэхёном через часика три.       — Три?! Я умру, лопну, слышите?!       — Ладно, если я не буду долго возиться в душе, то будем через полтора или два часа.       И, стоя на парковке своего дома, Чимин отправляет Намджуну несколько своих интимных фотографий, видит уведомление "Прочитано", ещё несколько минут дожидается, когда он допечатает своё сообщение, и его разрывает от хохота, когда в ответ получает только парочку восхищённых смайликов.       Под конец вечера, когда Чимин, Тэхён и Чонгук распивают виски, звонят в дверь, на пороге – курьер с гигантским букетом, он вручает его Чимину, желает хорошего вечера. В букете – открытка, содержимое заставляет покраснеть.       А пальцы у Намджуна всё же обладают какой-то властью.