адские звуки интенсивного думания тупой башкой

Чонин, может, и не самый лучший детектив в городе, но всё лучше, чем Бэкхён, который пошёл в полицию из-за полицейских дорам, «Полицейской академии» и документалок про маньяков, однако позиция, что он не должен лезть в дело об отравлениях — выше его понимания. Всё началось около недели назад, как раз в разгар осеннего карнавального сезона. В это время сюда съезжаются все самые малоискушённые люди, чтобы посмотреть на не столь впечатляющие выступления, покататься на забавных и опасных аттракционах, поесть сладкой ваты и потратить деньги. В последний раз Чонин был на подобном празднике жизни в далёком детстве, когда у него пошла аллергия от сахарной пудры и начало осени было безнадёжно испорчено. Сейчас же жизнь сыграла с ним забавную шутку, отправив его по долгу службы выяснить, что за чертовщина творится на карнавале. — У нас неделя, — он сбросил стопку бумаг на стол Бэкхёна и тяжело вздохнул. — Никаких отказов, владелец карнавала обещал щедрое вознаграждение, если за это время мы найдём причину и поможем ему избежать банкротства. — Как думаешь, это вообще заразно? — Бэкхён берёт одну из папок в стопке и начинает читать. — Не-а, — пожал плечами Чонин. — Если бы было заразно, жертв было бы гораздо больше. По крайней мере, никто не умирал. Пока что. Врачи в городе разводили руками, не понимая истинной причины отравления, говоря с уверенностью лишь одно — что это явно не смертельно, и это, безусловно, привносило долю облечения, но, ах... Как бы Чонину хотелось сказать: «Нет тела, нет дела», однако это совершенно не тот случай. Ему всё ещё надо платить за квартиру, а владелец карнавала как раз является владельцем жилого комплекса, в котором Чонин, неожиданно, снимает жильё. Достаточно удачное стечение обстоятельств, чтобы хотя бы попытаться уложиться в установленные сроки. Карнавал никогда не был для него чем-то важным, но для курортного туманного и загадочного маленького городка он всё же оставался источником дохода и позволял Чонину дважды в год получать чуть больше денег в сезон всей этой чепухи, чтобы он мог позволить себе ездить в города побольше во время отпусков. Наверное, только поэтому он терпел весь этот бесконечный поток туристов, рост преступности (краж, в частности), вонь от сладкой ваты и детские крики. Единственное отличие было в том, что ему ещё ни разу не приходилось идти вглубь всех этих событий. Бэкхён, шагающий рядом, казалось, был в полном восторге, с сияющим видом рассматривая всё вокруг и даже успев по дороге купить рожок с мороженым. Людей в этом году стало как будто больше раза в три. — Может, дело в сладкой вате? — Не-е-ет, — Бэкхён мотает головой и облизывает губы, вымазавшись в мороженом, — сегодня утром пришла экспертиза, всю сахарную вату проверяли. Это не она. Ты что, не читал отчёт, который я положил прямо на твой стол? — Если ты забыл, я из дома сразу поехал сюда, а не в участок, — Чонин закатывает глаза, а потом на момент останавливается и резко выдаёт: — А что, если это мороженое? Бэкхён давится и мгновенно выплёвывает своё. Чонин только смеётся и продолжает идти вперёд. Где-то возле колеса обозрения они решают стратегически разделиться: Бэкхён — в билетную кассу за одним на колесо, чтобы понаблюдать сверху, а Чонин — в шатёр для выступлений. Сейчас слишком рано, чтобы смотреть представления, но не слишком поздно, чтобы выцепить их управляющего. Заказчик сказал, что он должен быть где-то здесь... Чонин никогда не любил подобные дела: слишком много людей, слишком много проблем и недосказанности, а вмешиваться в жизнь подобных цирку структур практически то же самое, что ткнуть палкой в осиное гнездо — ему очень сильно повезёт, если он отделается несколькими жалобами капитану и парой нелестных отзывов. Как-то раз он уже работал над подобным делом, только там было одно убийство и всё произошло в театре, да и не в таком маленьком городе. Тогда это было довольно простое дело, но многие сотрудники театра остались не слишком довольны сервисом, а потому передали претензии капитану — видите ли, Чонин и его напарник лишили театр главного актёра... Ну надо же. Почему-то и в этот раз ему кажется, что одно лишнее движение — и он угодит в капкан. В шатре не было ничего необычного: пыльно, не слишком чисто, но запах какого-то химического средства всё равно витал в воздухе, а ещё еле уловимый аромат цветов — у Чонина мгновенно зачесался нос. Рядом со входом в шатёр он заметил небольшой лоток с цветами — наверняка запах именно оттуда, по крайней мере, он успел зацепить высунувшиеся наружу бутоны и стал счастливым обладателем изысканного оформления пыльцой его форменного пальто. Ему всё ещё хотелось уйти отсюда: слишком темно, слишком мало места, слишком неуютно и неприятно, будто что-то давит. Он бесцельно осматривал всё так, будто точно найдёт какую-то подсказку, проблема в том, что он совершенно не знает, что искать. Через несколько мгновений он натыкается на мужчину в огромной нелепой шляпе и с седой бородой — ага, скорее всего, это и есть управляющий шатром, о котором говорил руководитель карнавала. Разговор с ним оказался не таким неприятным, как Чонин мог бы подумать до того, как открыл рот. Ничего нового и полезного он, правда, так и не узнал, но одна деталь закрепилась в его голове. — Кто это? — он кивком указывает куда-то за спину управляющего. — Я не видел его в материалах о сотрудниках. — О, — тот лишь улыбнулся и на выдохе ответил: — Это наш новый фокусник, Сухо, Ким Чунмён. Он выступал с нами в прошлый сезон, но был на испытательном сроке. Мы ещё не успели оформить все документы. Люди его любят. Ким Чунмён, о котором спросил Чонин, стоял в окружении небольшого количества других сотрудников и показывал какие-то забавные карточные фокусы, от которых зрители сего выступления восторженно охали и тихо хлопали, перешептываясь и что-то обсуждая. На нём была такая же глупая и нелепая шляпа, как и на управляющем, с какими-то перьями и цветами, а костюм был в духе классических старых хорроров про цирки, слегка потрёпанным и чересчур вычурным даже для них — и как таким можно восторгаться, Чонин совсем не понимал. Но этот Чунмён приковал его взгляд, находясь в какой-то непонятной ауре, будто все включенные лампочки поворачивались на него, будто он сам управлял этим светом и атмосферой вокруг, направляя, заставляя смотреть лишь на себя, и Чонин не мог не подчиниться этому безмолвному приказу, как будто у него вовсе не было выбора. Как будто он больше не был самим собой. В какой-то момент он поймал на себе внимательный и притягивающий взгляд Чунмёна, не прекращающего показывать фокусы, но теперь всё это представление было будто для одного Чонина. Хоть и в картах не было ничего необычного, это было завораживающе. На какой-то момент ему показалось, что он понимает всех, кто смотрит на фокусника. Теперь свет был направлен только на них двоих. «Детектив Ким, подойдите ближе, посмотрите, прикоснитесь, детектив...» — Детектив Ким. — А? — будто выйдя из транса, Чонин оторвал взгляд от фокусника, что и не смотрел на него вовсе, и обратил внимание на управляющего. — Это всё, что вы хотели узнать? — Я думаю, что это Ким Чунмён, — Чонин с громким хлопком прикрепляет фотографию нового фокусника на доску и смотрит на Бэкхёна. — И откуда такие выводы, позволь узнать, великий детектив? — Бэкхён закидывает в рот конфету и внимательно смотрит на Чонина. — Я думаю, что за всем этим стоит сотрудник карнавала, а насколько я осведомлён из материалов дела и собственных наблюдений, единственный новый сотрудник — этот фокусник Ким Чунмён. Бэкхён на момент перестал жевать и посмотрел на него со смесью возмущения и осуждения: — Блестяще, — прокомментировал он. — Я всегда думал, что из нас двоих ты отвечаешь за мозг, но теперь я забираю свои слова обратно. Самое стрёмное во всём этом было то, что Чонин вовсе не знал, как объяснить Бэкхёну, почему именно Чунмёна надо считать главным подозреваемым в происходящих отравлениях. Доказательств было ровным счётом никаких, кроме абсолютно беспочвенных догадок, которые возникли в голове после той странной сцены... Чонин пытался вспомнить детали, но запомнил лишь смутное ощущение, будто его конечности перемотали нитями и в любой момент могли начать управлять ими, словно он безвольная марионетка. От этой мысли по его спине пробежали неприятные мурашки. Он не мог позволить себе ордер и не мог вызвать Чунмёна на допрос, но что он мог сделать, так это прийти и просто поговорить. В рамках расследования, конечно. Ему ничего не мешало просто побеседовать с персоналом и поговорить о разных странных людях, которых они могли видеть. Управляющий отлично справился с пособничеством в этом, выделив ему небольшое помещение внутри шатра для того, чтобы он мог встретиться лично с каждым без лишних глаз и ушей — камер там точно не могло быть. Всё это мелкое представление затевалось лишь для одной цели: поговорить с Ким Чунмёном и не показывать ему, что он — главный подозреваемый. За годы работы Чонин научился отлично скрывать подобные намерения, но как только Чунмён зашёл внутрь, отодвинув шторку прямо перед дверью, и улыбнулся слишком приветливо, Чонину показалось, что вся его уверенность посыпалась, будто её и не было вовсе. — Кого-нибудь странного? — Чунмён усмехнулся. — Вы спрашиваете у меня, мистер детектив, замечал ли я здесь кого-нибудь странного? Чонин только сейчас понял, насколько же глупый вопрос задал по методичке, когда они буквально находятся в цирке на карнавале, где странности ждут любого посетителя на каждом углу, в любом укромном месте, куда бы тот ни заглянул. И, конечно же, Чунмён выглядит довольно удивлённым, будто совсем не понимает, к чему все эти вопросы, беседы, зачем Чонин приходит сюда второй день подряд и интересуется такими глупостями. — Здесь много странных людей, но я не думаю, что кто-либо из них мог бы быть тем, кто отравил столько людей, — продолжает Чунмён и пожимает плечами. — Вы не думали, что это кто-то из посетителей? Чонин вздыхает: — Мы проверяем людей по возможности, но туристов слишком много. Пока нам нужно сосредоточиться на более возможных категориях подозреваемых, чтобы отмести их. Он врёт. Он впервые не подумал о такой очевидной вещи, как посетители, но почему-то именно эта мысль кажется ему слишком глупой, слишком несвойственной для этого дела. Чонин быстро пишет Бэкхёну, чтобы тот проверил список приезжих за несколько дней до карнавала и в его первый день — почти невозможная работа, но это стоит проверить, чтобы не оказаться в дураках. Когда он поднимает глаза от телефона к своему собеседнику, то ловит на себе изучающий, почти завораживающий взгляд. Уже не такой, какой он поймал на себе вчера, когда ему казалось, будто его околдовали, сейчас Чунмён смотрит на него с каплей заинтересованности, недоверия и... чего-то ещё. Чонин не понимает третий компонент. Это не то, чем сейчас стоит забивать голову. — Вы, как артист, работая со сцены, многих зрителей запоминаете? Чунмён задумался: — Не всех, обычно только тех, кто сидит в первых рядах или подходит после выступления подарить цветы и попросить автограф. — Хорошо, тогда скажите, — при себе у Чонина была папка с материалами дела, он открыл её и достал оттуда несколько фотографий, чтобы разложить их перед Чунмёном: — Скольких из этих людей вы помните? Тот слегка наклонился вперёд, рассматривая снимки по очереди, заостряя внимание на каждой по несколько секунд, разглядывая, некоторые даже чуть дольше остальных, хмурясь и поджимая губы. Чонин подумал о том, что не похоже, будто он пытается придумать какую-то не слишком очевидную ложь, скорее просто пытается вспомнить. Почему-то этот факт его слегка разочаровал. Чунмён же заканчивает просмотр фотографий и, вздохнув, вновь обращает свой взгляд на Чонина: — Всех, — коротко отвечает он, а после дополняет: — Я помню всех. — О... — Чонин удивляется. — Вы так хорошо запоминаете лица? — Немногие вручают цветы лично, тем более обычному фокуснику, — Чунмён неловко улыбается. Без своей глупой шляпы с цветами он выглядит совершенно обычным человеком. То наваждение, которое появилось перед Чонином вчера, когда он смотрел на карточные фокусы, будто растворилось и никогда не существовало, потому что сейчас перед ним был не загадочный фокусник и главный подозреваемый в его личном списке, а кто-то, кто совершенно не подходит под описание коварного отравителя. Чунмён наклоняет голову набок и его взгляд снова меняется, будто темнеет: — О чём-то задумались, детектив? — он положил подбородок на ладони и сощурил глаза. Совсем как большой кот. Эта непонятная дуальность без граней... Уши Чонина моментально краснеют, и он громко захлопывает папку в собственных руках. Ему понадобилось мгновение для того, чтобы он смог потереть болящие от напряжения и долгих опросов виски, а после устало посмотреть на своего собеседника, словно только что совсем ничего и не произошло: — Хорошо, мистер Ким, — он оказался совершенно недоволен результатами этой беседы, это не совсем то, чего он ожидал. Конечно, хотелось бы моментально рассекретить злой умысел фокусника, арестовать и закрыть это дело, чтобы некоторое время не выплачивать аренду за квартиру, но всё пошло другим путём. — Остался ещё кто-нибудь из персонала, с кем мне стоит поговорить? — Моя ассистентка, Бэ Джухён, — совершенно честно отвечает Чунмён. — Но есть одна проблема... Дело в том, что ей стало плохо где-то за два или три человека до меня и мы вынуждены были отправить её домой, потому что она упала в обморок. — А как давно она с вами работает? Чунмён задумался на мгновение и посмотрел вверх, будто вспоминая: — Наверное, с этого сезона. — Это ассистентка, — Чонин входит в кабинет громко и неожиданно, слишком внезапно и сильно распахивая дверь. — О боже, — Бэкхён дёргается и выливает на рубашку остатки холодного кофе. — Ты можешь в следующий раз делать это не так резко? Он вздыхает и берёт салфетку, оставшуюся после купленного в обед фастфуда через дорогу, чтобы затереть пятно. Рубашка безнадёжно испорчена и ей поможет только стирка, а до конца рабочего дня ещё полтора часа. — Что за ассистентка? — не отрываясь от пятна, спрашивает Бэкхён. — Бэ Джухён, — Чонин проходит к своему столу. — Управляющий дал мне её документы, я пролистал, пока шёл в участок. Ничего необычного, выросла в другом городе, училась в цирковом колледже, работала в нескольких театральных и цирковых труппах — обычный послужной список работника карнавала. — И что тебя смутило? — Её появление в городе только в этом карнавальном сезоне, а ещё она внезапно почувствовала себя плохо прямо перед моим опросом, — Чонин устало чешет лоб и вздыхает. — Вау, — Бэкхён совсем не поражённо цокает языком, — и на это ты потратил весь день? Расслабься, завтра будут готовы все списки приезжих и придут результаты экспертизы из окружного центра, узнаем, в чём именно дело и раскроем всё к концу недели, а там возьмёшь себе пару выходных и покатаешься несколько раз на колесе обозрения с рожком мороженого. Не представляешь, как расслабляет. Вариант, предложенный Бэкхёном, звучал просто отвратительно и скучно — это не тот способ расслабления, который бы предпочёл Чонин. Гораздо проще было сгонять в бар и выпить пинту пива, а затем спокойно пойти домой, но чем больше шагов к месту делал Чонин, тем больше он был уверен, что одной пинтой явно не отделается. Уже за барной стойкой он погрузился в полную прострацию, просто пялясь на грязное от стаканов и конденсата дерево и выпивая, думая сразу обо всём и ни о чём. Все мысли смешались, пытаясь сфокусироваться лишь на расследовании, но ничего не выходило. Чонин всегда считал, что немного алкоголя и расслабленность ума чаще всего помогают ему направить мысли в нужное русло, но сейчас ему казалось, что это заведомо ложная тактика, нужно было просто пойти домой и отоспаться. — Скучаете в одиночестве, детектив? — голос раздаётся будто над ухом. — Мистер Ким? — Чонин отшатывается и удивлённо смотрит на того, кто стоит перед ним. Он видит Чунмёна третий раз в жизни, но впервые тот не в своём костюме фокусника, а в обычной одежде: кофте и джинсах, с зачесанными по-другому волосами и без макияжа — как будто другой человек. Чонин никогда бы не подумал, что тот показывает карточные фокусы на потеху публике. — Я прогуливался по городу и решил, что можно зайти и выпить немного, а в итоге встретил вас, — Чунмён улыбается добродушно. Чонин на мгновение снова вспоминает то, как менялся чужой взгляд, и пытается оттолкнуть эту мысль назад, пытаясь внушить себе, что это была лишь игра света и тени и не более. Если он сходит с ума, то сейчас не лучшее время. — О, — лишь выдаёт он и наблюдает за тем, как Чунмён садится рядом с ним за стойку, а после заказывает себе пинту пива. — Почему вы один? У вас здесь нет близких друзей, с которыми вы можете гулять? — Не говорите мне, что вы думали, будто в труппе все друзья, — Чунмён смеётся так чисто и ярко, что Чонину кажется, будто он совсем безоружен перед ним. — Вы здесь второй сезон, я думал, успели обзавестись какими-нибудь знакомствами. — Успел, — ему приносят пиво, и он благодарит бармена, а после вновь смотрит на Чонина: — Но эти знакомства недостаточно хороши, чтобы с ними проводить время. — Именно поэтому вы решили подсесть ко мне и провести немного времени со мной? Чонин смеётся тихо и как-то саркастично, отворачиваясь и делая глоток из собственного бокала. Честно говоря, ему эта компания совсем не по душе, но если отличный шанс немного узнать об уже втором подозреваемом подвернулся сам, то грех его упустить. — А почему нет? — спрашивает Чунмён и Чонину вновь кажется, что чужой взгляд поменялся. Наверное, ему стоит больше отдыхать, чтобы не ловить подобные галлюцинации. В общем и целом, решение всё-таки провести некоторое время с Чунмёном не было таким плохим, каким могло показаться изначально. По крайней мере, разговаривать с ним было довольно интересно, особенно, когда он рассказывал какие-то истории из его работы. Разные: и смешные, и грустные, и совершенно обычные — разговор с ним увлекал и оторваться и не слушать чужой голос было просто невозможно. В какой-то момент Чонину даже показалось, будто он теряет контроль над собой, но это было лишь лёгкое помутнение и ему подумалось, что он совсем уж перебрал с алкоголем. — Мне не стоило столько пить, — сказал он, держась за голову, когда выходил из бара. Мир несколько расплывался перед глазами в тот момент, когда Чунмён подхватил его и не дал упасть. Он сказал, что всё в порядке и он доведёт его до дома, хоть и не уверен, что они смогут дойти без приключений, потому что состояние обоих оставляло желать лучшего. Чонин с этого посмеялся, но позволил ему себя вести. — Мне не стоило столько пить. Повторяет он, извиняясь за то, что споткнулся и уцепился за чужую кофту, как за единственный спасательный маяк, а потом оказывается неприлично близко. Чунмён на это лишь снова улыбается и говорит, что всё в порядке. Чонину не кажется, что всё в порядке, потому что улица, голоса и сама реальность кажется слишком странной, расплывшейся. Ему кажется, что воздух вокруг стал вязким, будто он заполняет лёгкие и оседает на их стенках дополнительной тяжестью. У него не получается надышаться. — Мне не стоило столько пить, — говорит он уже в третий раз, когда чужие губы касаются его шеи, пока они едут в лифте. Ему определённо не нужно было идти в бар или хотя бы пытаться разговаривать с Чунмёном, потому что когда чужие руки оказываются под рубашкой, ему кажется, что он попросту сходит с ума, как будто кто-то в ускоренном режиме по капле отмеряет, как скоро ему сорвёт башню. Но всё, что он может чувствовать и о чём может думать — как прикосновения опаляют. Чонин никогда не думал, что под чужими пальцами можно буквально плавиться, громко выдыхать и просить о большем, почти молить, будто он стоит в церкви перед иконой и просит о лучшем, что небеса ему могут дать. Он бы и не хотел просить и хныкать, но мозг думал медленнее, чем его рот открывался и говорил все эти слова, от которых у самого голова шла кругом. На Чунмёна было просто страшно смотреть. Всё, что Чонин мог замечать — чужие пальцы и губы на его коже, и тёмный, затуманенный взгляд. Он не помнит и половины. Его будто околдовали. Имеет ли он привычку спать с кем-то, будучи пьяным? Нет. Имеет ли он привычку спать с кем-то незнакомым, будучи пьяным? Совершенно нет. Но это именно то, что он делает, когда целует Чунмёна, когда касается его и сжимает его волосы, притягивая к себе ближе. Это именно то, что делает Чунмён, когда целует его шею, грудь и бёдра. Чонин тонет в каждом прикосновении, в каждом поцелуе и толчке, он задыхается, будто ему не хватает воздуха, будто он под толщей воды. А затем он резко выныривает, просыпаясь в собственной постели, одетый в спальную одежду, с щетиной и немного дурно пахнущий вчерашним алкоголем. Голова раскалывается надвое, стоит ему попытаться подняться, а рядом от вибрации разрывается мобильный — уже восемь утра и он опаздывает в участок. — Выглядишь хреново, — подытожил Бэкхён, когда Чонин появился на пороге. — Тяжёлая ночка? — Я не знаю, — на выдохе произнёс тот. — Мне кажется, я слишком много выпил. (И, возможно, переспал с подозреваемым.) — У меня есть несколько таблеток от головы, — Бэкхён пожимает плечами и поднимает со стола папку, чтобы отдать её Чонину. — Что это? — Результаты экспертизы. — Хочешь сказать, что все жертвы были отравлены соком из листьев каких-то комнатных растений? Чонин успел заварить себе кофе и прочитать отчёт пять раз, чтобы попытаться хотя бы просто понять смысл того, что там написано. Он не слишком силён в подобных заключениях, но подходящего специалиста в городе на данный момент просто нет. — Азалия и цикламен, если быть точным, — Бэкхён отозвался со своего места и запустил скомканный лист бумаги в мусорное ведро (он не долетел и упал в нескольких сантиметрах от него). — Мы с ума сойдём, если начнём проверять цветочные и все дома и гостиницы, где есть эти растения... Чонин схватился за голову. Это точно тупик. — Есть садовые азалии, из них можно сделать букет, — снова сказал Бэкхён. Между ними возникла пауза именно в тот момент, когда Чонин посмотрел в его сторону и до него начала доходить одна вещь, про которую он совершенно забыл. Цветочная лавка рядом со входом в шатёр. Большая толпа, покупающая цветы для артистов, чтобы подарить их в конце выступлений. Единственный вопрос был в том, почему фокусник или продавец не отравились ни разу. Мысли заиграли в чехарду, не давая шанса ухватиться ни за одну из них, оставляя лишь какие-то небольшие остатки, которые Чонин пытался сложить воедино, пока анализировал всё, что у него есть сейчас на руках. Выходило слишком глупо: нет мотива, нет точного способа отравления — без этого он всё ещё не может вызвать никого на официальный допрос, все улики — лишь его собственные домыслы. Азалия и цикламен могут быть в любом доме, но это не делает преступником каждого владельца цветов. У него не было другого выхода, чем пойти и проверить свою теорию, единственную ниточку, за которую он мог ухватиться. Это было глупо и необдуманно, слишком даже для такого абсолютного безрассудника, как он, но выхода не было — нужно было заканчивать отчёты и идти на карнавал. Однако туда ему удалось попасть лишь к вечеру, к самому началу очередной вереницы представлений, когда возле входа собирается масса народа. Даже несмотря на ещё два случая отравления, зафиксированных сегодня, люди продолжают идти и идти, однако Чонин чисто навскидку прикинул, что их стало немногим меньше, чем он видел на карнавале в целом в тот раз. За толпой людей цель его визита была обнаружена сразу: большой и красивый лоток с цветами, букетами и небольшими презентами находился аккурат так, чтобы люди в первую очередь, проходя мимо, задумались, стоит ли им купить подарок для выступающих артистов и оказать им некий жест признательности и благодарности за выступление. Некоторые останавливались сами, разглядывая корзинки и вазы, некоторые — вынужденно из-за «пробок» в очереди. Чонину же всё это мешало в любом случае. Очередь шла медленно и тяжело, а время начала представления приближалось неимоверно быстро. В конце концов Чонину ничего не оставалось, кроме как воспользоваться своим служебным положением и блеснуть значком с просьбой дать ему пройти. Казалось бы, это не должно было занять у него много времени, но в какой-то момент, когда он был совсем близко, продавщица в маске как будто заметила его и резко закрыла лоток. Через мгновение поток посетителей хлынул быстрее и Чонину стало сложнее прорваться дальше — начиналось представление. Ему пришлось сделать несколько шагов в сторону и назад, чтобы дать пройти всем желающим посмотреть на эту безвкусицу, поэтому к лотку он подошёл лишь спустя минут пять или чуть больше, когда основные зрители уже были внутри, а сам лоток снова открылся, но там не было продавщицы, сидел только какой-то скучающий ребёнок. — Где продавщица? — у Чонина не было настроения раскидываться формальностями, для верности он лишь показал пацану значок. — Джухён? Она всегда уходит в начале представлений, — малец пожал плечами и уткнулся в телефон. Ну конечно, он был прав. Бэкхён с ума сойдёт от зависти, осталось только поймать её за руку, потому что у него наконец-то появились основания для вызова на допрос. В шатёр его пропустили без билета, дав возможность спокойно пройти за кулисы. Ему казалось, что они тянутся бесконечными коридорами, завешанными красной тканью. Снова очень сильно запахло цветами, аромат будто сбивал с толку и направлял не туда, куда ему нужно, только мешал. Ему пришлось пройти несколько небольших коридоров прежде, чем он исчез, но, к его удивлению, на выступлении, похоже, применили что-то для создания искусственного дыма и за ним с каждым шагом становилось видно всё хуже и хуже, пока он неожиданно не врезался... в кого-то. — Детектив? Снова вы? Чужие руки обхватили его плечи и Чонина пробрала мгновенная дрожь, будто ударило разрядом тока. Воспоминания о той странной ночи резко нахлынули на него, заставив потерять дар речи, а его колени — подкоситься. Человек перед ним снова был в своём цирковом образе и лишь это дало ему шанс удержаться на плаву, а не упасть в омут собственной памяти с прикосновениями и поцелуями в шею. — Извините, мистер Ким, — ему пришлось взять себя в руки и, кивнув в благодарность за поддержку, выпрямиться. — Что вы здесь делаете? — даже с этим макияжем и глупой одеждой после того вечера Чунмён стал выглядеть немного... иначе? Как будто более открытый и менее загадочный. — Проверял одну зацепку, — Чонин потёр лоб. — И какую же? — в его интонации не было чего-то смущающего, пугающего или даже провокационного, лишь интерес и лёгкий испуг. Чонин вопросительно посмотрел на него и, взвесив все за и против, решил для себя, что сотрудничать с Чунмёном в данной ситуации будет лучшим решением: — Я думаю, что за отравлениями стоит ваша ассистентка. — Джухён? Вы уверены? — Чунмён задумался и опустил взгляд, было слишком заметно, что он о чём-то размышляет, будто это не укладывалось в его голове совсем. — Не совсем, мне нужно вызвать её на допрос, но она убежала от меня, — Чонин раздосадованно мотает головой. — Она же должна с вами выступать, разве нет? Почему вы вообще не на сцене сейчас? — Вы думаете, в цирке только один фокусник? — Чунмён смеётся, а Чонин чувствует себя неисправимо глупым. — Я сегодня не выступаю, просто стою на поддержке на случай непредвиденных ситуаций, поэтому и Джухён не должно быть здесь. Наше выступление только завтра. — И где она сейчас может быть? — Абсолютно где угодно, — Чунмён пожимает плечами. Да уж... это явно не облегчало задачу. Дело на тридцать минут, прогулка туда и обратно превратилась в сущий кошмар, когда Чонин понял, что ему придётся отложить всё до завтра, потому что перспектива бегать по карнавалу или всему городу в поисках девушки, которая, прячась, может выглядеть как угодно и находиться где угодно, его не особо прельщала, даже несмотря на то, что это дело он хочет раскрыть больше, чем любое другое. — Детектив, — снова отозвался Чунмён. — Приходите завтра после выступления. Я задержу её чем-нибудь, чтобы вы смогли её допросить. Чонин немного удивлённо смотрит на него и его брови сами собой поднимаются вверх, стоит ему услышать это. Этот фокусник и правда достаточно неплохой парень. Возможно, неприязнь к карнавалам снизилась до рекордного минимума. — Хотите помочь следствию? — он всё равно задаёт этот вопрос и улыбается, его до сих пор немного тошнит, поэтому он очень старается, чтобы улыбка вышла не слишком кривой, а достаточно расслабленной. — Хочу помочь вам, — отвечает тот. — Мне пора, детектив, увидимся завтра. — Чунмён, подождите, я могу задать вам вопрос? — Конечно. Его открытость не располагала к себе от слова совсем, Чонину почему-то казалось, что это готовящийся захлопнуться капкан. — То, что было вчера... — А что было вчера? Чонин непонимающе склонил голову набок и посмотрел на Чунмёна удивлённо: — Вы не помните? — Я отвёз вас домой, вы сами назвали адрес, что-то ещё произошло? Чужое изумление было слишком искренним и живым, чтобы Чонин мог спутать его с хорошей актёрской игрой. Могло ли быть такое, что его пьяный до чёртиков мозг придумал сексуальную ночь с Ким Чунмёном, чтобы его обмануть? Чонин не знает, ему просто хотелось схватиться за голову и закричать, но в последний момент он взял себя в руки и выдохнул. — Нет, мистер Ким, — он улыбается. — Я приду завтра. — Буду вас ждать! Чунмён развернулся и пошёл дальше по коридору. К моменту, как они закончили разговаривать, весь дым из дым-машин улетучился, однако когда Чунмён уходил, то обернулся лишь один раз, прежде чем скрыться за очередной красной завесой из ткани. На его лице играла слишком довольная, но абсолютно недоброжелательная улыбка, а глаза вновь накрыла та тёмная, странная пелена — сложно было сказать, показалось это Чонину или нет, потому что когда он протёр глаза, в коридоре уже никого не было, а у него самого не оставалось никакого выхода, кроме как развернуться и уйти в противоположную сторону. Утром следующего дня Бэкхён сказал, что пара человек из пострадавших начали идти на поправку, но динамика не уменьшилась и обнаружили ещё двух или трёх отравленных. Чонин прочитал несколько отчётов о доведённой до конца экспертизе и тяжело вздохнул — по крайней мере, он теперь знает, почему Джухён не отравилась при передаче цветов, а Чунмён — при получении, всё дело в перчатках. Осталось решить всё остальное и посадить ассистентку. Когда же Чонин отложил бумаги и поделился с Бэкхёном своими предположениями по поводу Джухён, тот покосился на него: — А прямые улики, кроме подтверждения мальчишки о том, что продавщица — Джухён, у тебя есть? — он вздохнул. — Я понимаю, что нас только двое и я занимаюсь бумажной работой, пока ты бегаешь туда-сюда, но нам нужно что-то более весомое. Разве ты не подумал, что кто-то может это делать, пока её нет в лавке? Тот пацан, например. — Зачем она тогда убегала от меня? — Забыла утюг дома выключить, я не знаю, — Бэкхён пожимает плечами и достаёт из полки кружку, чтобы сделать себе кофе. — Мне всё время кажется, что мы идём не по тому пути и смотрим вообще не туда. Может, попробуем посидеть и устроить мозговой штурм с проработкой других версий? Чонин посидел с ним и проработал, но ни одна из них в его собственной голове не вязалась с той, где во всём виновата Джухён, и он намеревался её арестовать сегодня вечером и провести допрос. Это не по протоколу, но и времени у него осталось всего пара дней. Ему нужно было либо рисковать, либо получить ничего и возможное лишение премии. Такой вариант его однозначно не слишком устраивал. Поэтому он всё-таки дождался конца рабочего дня, сверился с общим расписанием выступлений и к девяти вечера, к самому закрытию шатра, пошёл на карнавал. Верить Чунмёну совсем не хотелось, доверять — тем более, с учётом всех его непонятных галлюцинаций, Чонину вообще никому не хочется доверять, даже самому себе, но выбора у него сейчас не было; раз он решился довести хотя бы эту теорию до конца, то должен это сделать. Возле шатра было пусто к тому моменту, как он подошёл, и это не могло не радовать — по крайней мере, ему удалось достаточно спокойно проникнуть внутрь, не вызвав никаких вопросов или уставших от его присутствия взглядов. В красных от ткани коридорах не было никого, снова пахло цветами, попкорном и сладкой ватой. Появилось чувство, что надо развернуться и бежать обратно к выходу, уйти отсюда и побыстрее, но Чонин, не понимая природы этого ощущения, просто его проигнорировал. Вокруг стояла тишина, такая гулкая, обволакивающая, что Чонину на самом деле показалось, будто он здесь совершенно один, что Чунмёну не удалось задержать Джухён или он вовсе его обманул. Чонин бы не удивился последнему, даже несмотря на то, что такой вариант звучал до боли обидно, но слишком правдиво. Из-за того, что Чонин так глубоко погрузился в свои мысли, у него совсем притупилась осторожность. Он даже не заметил, что чем дальше он заходил, тем больше сгущалась тьма вокруг, обступая со всех сторон, потягиваясь щупальцами к нему, обволакивая его ноги, руки и поднимаясь к шее, чтобы перекрыть воздух. Не заметил он и то, что запах цветов стал слишком насыщенным и ярким, а рядом с ним мелькнула ещё одна тень, чтобы в следующий миг забрать его с собой в кромешную темноту. Чонин очнулся от ужасной боли. Голова снова раскалывалась так, будто он выпил все запасы бара в городе, к тому же его тошнило. Не самое приятное состояние, в котором он мог бы оказаться. Хуже всё делало то, что когда у него получилось открыть глаза, а картинка перед ним перестала расплываться, то он обнаружил, что его руки связаны, а сидит он на стуле посреди цирковой арены. Единственный источник света, софиты прямо над ним, направлены прямо на него, а вокруг — снова тьма, непроглядная и почти пугающая, такая чёрная, что Чонину кажется, будь его руки свободны и протяни он их к ней, то его бы затянуло. Он не стал кричать и спрашивать, есть ли кто-нибудь, он и так попал во все самые избитые клише, которые только можно, поэтому просто решил сидеть и ждать, пока кто-нибудь не изъявит желание появиться перед ним. Его ожидание оправдалось через некоторое время, когда он услышал за спиной звук чужих шагов, а после на его плечи легли руки в перчатках — по одному этому прикосновению он смог догадаться, кто это, и тут же был разочарован в себе. — Какой вы доверчивый, детектив, — Чунмён вздохнул театрально грустно, его интонация теперь не была такой мягкой и приятной, теперь он звучал слишком чарующе, почти околдовывающе. — Странно, что вы дослужились до подобного звания. Чунмён сжимает пальцы слишком резко и больно, Чонин стискивает зубы, чтобы не издать ни единого звука. — Знаете, в чём была ваша главная проблема? — Чунмён всё ещё стоял за его спиной и его голос и руки были единственным, что мог ощущать и слышать Чонин, пока находился в абсолютно безвыходном положении и смотрел в темноту. — Вы забыли одно-единственное правило любого выступления: ассистентка отвлекает зрителя, пока фокусник проворачивает трюк. Не удивлюсь, если вы сразу же подумали на меня, но поменяли своё мнение. В этом и был весь план. Чонин всё ещё молчит, совершенно не желая вступать в диалог, думая лишь о том, как ему выбраться из этой западни, а Чунмён, будто специально, делает всё наоборот и наклоняется ближе к его уху: — Я обещаю, что следующий раз будет ещё более дурманящим, — и, не давая Чонину даже уловить смысл этой фразы, тут же выпрямляется и продолжает говорить: — Я не желаю долго распинаться о собственной мотивации, поэтому просто расскажу вам, что это был заказ. Надо было испортить карнавалу репутацию. Я очень хорош в ядах и актёрстве, а ещё люблю деньги, я не мог не согласиться. — И зачем вы мне это рассказываете? — Чонин всё-таки решил что-то сказать и задал вопрос в совершенно неуважительной интонации. — Разве что собираетесь меня убить, тогда лучше освободите меня от пафосных фраз и сделайте это прямо сейчас. За его спиной раздался лишь смешок, а затем чужие руки исчезли с его плеч и Чунмён прошёл вперед, чтобы оказаться прямо перед ним. — Я хотел вас убить тогда, в баре. Представьте, как бы пестрели заголовки о том, что на карнавале мало того, что все травятся, так ещё и кто-то убил детектива, расследующего это дело... Однако появилась одна проблема. Вы мне понравились, детектив. К сожалению, я человек, а не монстр и могу испытывать чувства, — на его лице не было макияжа, а костюм — не цирковой, а совершенно обычный, но с какими-то вычурными манжетами; в его руках была небольшая шляпа с такими же небольшими цветами. Снова они (Чонин уже чувствует, как больше никогда не сможет смотреть на любые букеты, если доживёт, конечно). — Поэтому у меня к вам небольшое предложение. Неделю подряд льёт дождь. Бэкхён сидит под навесом кафе недалеко от участка и устало листает материалы дела, периодически делая глоток остывшего кофе, но так и не притронувшись к печенью, которое он тоже заказал. Дела у карнавала ухудшились: случаи отравления продолжились, а ещё сгорел главный шатёр для выступлений — под завалами никого не нашли, только шляпу. Ещё и фокусник этот пропал... А с ним и Чонин. Не надо было ему расследовать по этому пути. Бэкхён, кажется, сам всё понимал и осознавал, что могло случиться, но думать вовсе не хотелось, он больше не вёл это дело, мог лишь сотрудничать с присланными сотрудниками спецслужбы, которые позволили ему участвовать хоть как-то, чтобы добиться правды. Ему почему-то казалось, что они ничего не добьются. Мимо проехал велосипедист прямо по луже и небольшая поднявшаяся волна облила обувь и брюки Бэкхёна. Он встал, чтобы осмотреться, но лишь вздохнул, поняв, что хотя бы бумаги целы, и на том хорошо. Однако, стоило ему сесть, как в глаза бросилась одна деталь. На соседнем стуле лежал букет азалий.