***
В начале своего рождения Соник потерял самое дорогое и ценное — мать. И уже тогда его путь становился с каждым днём всё труднее. Королевство Мобиус осталось без королевы, единственной оставшейся и несущей кровь священной династии — её муж погиб ещё во время первого государственного переворота до рождения сына. Давно терроризируемые доктором Роботником Эггманом земли, лишились последней надежды, а свет в глазах людей затухал с каждой секундой. Всё вокруг давно отживало своё — земли подобные пустыням, люди — рабам, а солнце навсегда сгинуло в свете луны под гнётом чужой ненависти. Соник был мал, чтобы как-то повлиять или защитить королевство, но его всё равно старались растить, как будущего короля, что спасёт их. Каждый день няньки читали ему сказки о том, что он их надежда, как он силён и мудр на самом деле, а Соник охотно верил каждому слову и своей предопределённой судьбе. И в пять лет он потерял всё. Когда приспешники Эггмана вторглись в дом Алины, оставленный специально для защиты её сына, Соник впервые увидел кровь. Голова старшей няни лежала у маленьких ног, а её глаза — впадины, полные ужаса смотрели прямо на него и рот замер в немом крике: «беги!». И Соник бежал, не оглядываясь, переступая ещё не остывшие тела убитой прислуги, заливаясь слезами. Он слаб, он маленький и никакой не мудрый и великий король из сказок. Те сказания вовсе не о нём, он не способен был защитить даже собственную мать. Багрово-алое смешивалось, окрашивая его одежду и обувь. Соник пытался стереть слёзы, чтобы разглядеть дорогу, но споткнулся у самого леса, падая и отбивая себе колени и нос, из которого вытекла тоненькая струя крови. Его охватила истерика. — Вот ты где, ублюдок мелкий, — чья-то рука сверкнула во тьме и нечто холодное коснулось лба Соника. Он не разбирался в происходящем — давился слезами и тонул в сумасшествии. — Умри. Кажется, это произнёс тот самый убийца, а может тот, кто затем его разрубил. Соник пытался отбиваться, толкался и ранил самого себя, кусался даже, пока его крепко держали чьи-то крепкие руки. Он помнил металлический холод, запах застывшей крови с ржавчиной и чувствовал что-то мягкое, во что Соника уткнули, прежде чем он обессилено задремал в чужих руках.***
Всё было как в кошмаре, которые снились Сонику почти каждый день с тех самых пор. И, проснувшись, он не имел сил даже плакать, обёрнутый в чей-то поношенный плащ и сидящий возле разгорячённого пламени костра. — Ну ты и нытик, — тот голос был груб — не только по тембру, но и по тону, а взгляд, тогда думал Соник, презрителен за этим старым железным шлемом. — Проснулся наконец, плакса? — Я… не плакса, — голос Соника хрипел от долгого плача, а глаза щипли, покрасневши. Он пристыжено опустил голову, укутываясь потеплее в плащ. Ладно, может, немного он всё-таки плакса. Колени жгло, как и ободранные с носом руки. Сонику не было холодно — не в этом пропитанном жаром, будто пламенем королевстве, — но озноб не отпускал. Всё напоминало о том, что это не сон и не кошмар, а реальность. И о том, как Соник был слаб, чтобы хоть кого-то спасти. Незнакомец, сидевший под деревом рядом, напоминал тех самых монстров, что раздавили его нянек и прислугу, как кукол. Одетый в доспехи, что скрывали даже его лицо и только пушистый, грязно-белый мех торчал на груди. Но Соник не испытывал к нему отторжения. Может, потому что они одного вида, а не как монстры-роботы Эггмана, но он точно ощущал что-то ещё — тёплое-родное-знакомое. — Ты, наверное, хочешь пить, — вновь подал голос незнакомец и достал с пояса флягу, бросив в сторону Соника. Тот медлил пару секунд и с недоверием поднял флягу, открывая и нюхая. Пахло чем-то сладким и приторным, поэтому Соник неуверенно пригубил, но тут же оторвался, скривившись. — Фу, что это? — Зелёный чай, — ответил рыцарь. — На вкус просто ужасно. У меня дома его пили только няни. Тебе что, пятьдесят лет? На это рыцарь смолчал, но следом в Соника полетел камень, который попал прямо в лоб. И намёк «не выёживаться и пить, что дают» он понял. Соник протёр глаза, немного успокоившись после пережитого и продолжил пить из фляги небольшими глотками, не сводя глаз с костра. Тело было истощёно, до сих пор хотелось спать и есть. Но от любой мысли о еде тут же выворачивало воспоминаниями. — У меня есть дом неподалёку. Я отведу тебя туда, но нам надо немного переждать. Приспешники Эггмана ещё рядом, я чувствую, — рыцарь поднял с земли пару заранее приготовленных брёвен и скинул в огонь. Тот разгорелся сильнее, почти коснувшись щёк Соника. Глаза заслезились и он сморгнул. Теперь у Соника не было ничего — ни близких, ни дома, ни даже хоть кого-нибудь, с кем он мог поговорить. Он потерял всё, поэтому идти в неизвестность под руку с незнакомцем не звучало так страшно, как прежде. — Хорошо. Коротко произнёс Соник, не заметив, когда фляга опустела, и последние два раза он поднёс её к губам на автомате. Рыцарь вынул ту из его рук, закрыл и вернул обратно на пояс. Он осел рядом, позволяя Сонику осторожно уложить голову на грубые доспехи и прикрыть отяжелевшие веки. — Как тебя зовут? — на грани сна спросил он. И рыцарь долго молчал, пока дыхание Соника не стало ровным. — Ланселот. Во сне Соник почувствовал, как его приобняли.***
Сонику было шесть. И он уже год жил и учился с этим парнем, далеко за королевством, на холме. Дом Ланселота больше напоминал старую, отжившую своё базу, созданную каким-нибудь доктором Эггманом, но со временем Соник привык здесь находиться. Внутри было тепло, хоть и скромно. Ланселот каждый вечер приносил ему еду, иногда учил всяким наукам, которых несмотря на свой вид, знал много и даже обучал Соника драться. Их вечера проводились в битве с палками в руках за выяснение того, кто победит и пока что счёт исчислялся сто двадцать пять — ноль. Проигравший убирался, поэтому Соник был вынужден страдать со шваброй в руках по выходным. И только оставшиеся после всего кошмары напоминали ему о том, что было в прошлом, возвращая из самозабвенных дней в жестокую реальность. Соник долгое время терпел их в одиночку, раскусывая губу до крови, чтобы не издать ни звука, ни всхлипа, но Ланселот всё равно однажды прознал. И в ту же ночь просто устроился рядом, позволяя, что тогда, что каждый такой раз Сонику приходить к нему и утыкаться в пушистый, нежный мех. Долгое время Соник никак не покидал дом. Не мог найти в себе сил ослушаться, уйти далеко и порой просто молча сидел на кровати до глубокой ночи, ожидая Ланселота, если тот долго задерживался. И вот, на второй год совместного проживания, как-то Ланселот сам предложил прогуляться вместе по лесу. Взяв Соника на слабо и устроив игривое противостояние в виде охоты. — А в этом лесу правда кто-то водится? — после случившегося Соник заново учился улыбаться, получать удовольствие от чего-то и отдыхать, но уже сейчас вёл себя, как обычный ребёнок, что не могло не радовать. Ланселота уж точно. — Да, — тот показал жестом Сонику остановиться и поднёс палец к губам. Соник замер на месте, ища опасность. Но вместо этого, его вдруг обхватили две руки и приподняли в воздух. Он распахнул глаза и вцепился в одну из рук Ланселота. — Эй, чего ты творишь?! — Тихо, смотри, — Соник медленно перевёл взгляд вперёд, распахнув в изумлении глаза. Впереди, среди отцветших мёртвых кустов, виднелся силуэт большого животного. То опасливо огляделось и осторожно показалось из-за укрытия, сверкая своими длинными роскошными рогами и мягкой рыже-бежевой шерстью. — Олень! — вскрикнул Соник и тут же прикрыл рот руками. Животное навострило уши и осмотрелось, но не встретив опасности, направилось дальше. — Да, это олень, — голос Ланселота, приглушённый шёпотом, касался самого уха Соника, когда его поднесли ближе, чтобы расслышал. — Самец. Правда красивый? Соник заторможенно кивнул. Щёки налились пунцом, но он не осознавал, что такого произошло, чтобы голос Ланселота так смущал. Но уже было явно не до оленя. — Ох, уходит. Ланселот опустил Соника и тот только тогда пришёл в себя, оглядевшись. Олень вдруг начал бежать и Ланселот подхватил Соника под руку, рванув за зверем. — Не отставай! Они пробегали мимо деревьев, поваленных пней и вырытых ям. Ланселот легко и проворно ретировал все препятствия. А Соник то и дело больно спотыкался, вскрикивал и собирал все колючки на пути. — Ланс, погоди… — начал он, когда нога зацепилась за корень дерева, но не успел закончить. Соник упал. Прямо лицом в землю и проскулил, отхватив сильно лбом. Затем с трудом поднялся, потирая лицо. — Ланс… — позвал он и огляделся, но никого уже не было рядом. Траурно-одинокий, одичалый лес окружал Соника со всех сторон. Дряхлые ветви мёртвых деревьев и тишина — гробовая. Не было слышно ни птиц, ни насекомых — всё давно вымерло под правлением Эггмана. Этот лес гнил, разлагался на глазах, собираясь забрать с собой беззащитную жертву. — Ланс… Ланселот! — Соник сделал первые осторожные шаги и разломал ветвь под ногами, вскрикнув. Его голос эхом пронёсся по безлюдному лесу. Внутри всё похолодевши застыло. — Ланселот, пожалуйста, вернись! Слёзы подступали к горлу, но Соник держался, оглядываясь и проходя дальше. За спиной раздался шорох, после — приглушённый треск и, не оглядываясь, Соник вскочил, со всей силы рванув вперёд. Всё вокруг размывалось — он нёсся так, что собственный голос не достигал ушей. Деревья, тянущие к нему свои ветви, остатки звериных костей и то, что издало тогда этот звук — Соник всё оставлял позади, излучая лишь мерцающий синий — оттенок, тянущийся за спиной. — Соник. Услышал он, вовремя замерев у самого обрыва, но достигший крик был произнесён задолго до того, как дошёл до его ушей. Соник пытался отдышаться, тело переполняли неведомые прежде чувства — он сиял — небесно-синим. — Соник! Он обернулся на голос. Позади, среди теней растений, стоял Ланселот. И медленно ступал ближе, словно в оцепенении глядя перед собой. — Соник… не двигайся, — его голос был переполнен прежде незнакомой тревогой. Соник взглянул на свои руки, обхватывающие дрожащие от перенапряжения плечи. Диковинная, но при этом настолько дополняющая его энергия струилась внутри. — Ланселот, я… ты видишь это? Смотри! Соник сделал шаг назад, но не встретил опоры. И обернулся, последнее, что услышав — полный ужаса крик, изданный не им. Земля под ногами провалилась и Соник полетел вниз. Его сковала влажная прохлада — звук брызг и тьма, заполняющая обзор. Соник очутился там, где боялся оказаться больше всего — уносящийся волнами водопада в бескрайнее море. В воде. — Я… не умею!… Слова утонули, залегая на дно вместе с телом. Вода была тем, что не могло пропустить ни звука, тем, где не было возможно хоть что-то услышать и тем, что не позволяло даже нормально двинуться. Она была его главной слабостью. Волны тянули его тело всё ниже, обволакивая и забирая в неизведанность глубины. Последний пузырь воздуха лопнул, исчезая перед глазами. Сознание покинуло тело, прежде чем чужие руки его обхватили. Вспыхнул свет. — Сегодня на ужин рыба. Ланселот стянул присосавшегося к щеке Соника окуня и убил, откладывая в сторону. Он с трепетной бережностью уложил тело на собственный плащ, помогая отхаркнуть воды, давлением на грудь. — Какой же у тебя проблемный ребёнок, Алина, — его слабый смешок утонул в кашле рядом. Ланселот притянул обмякшее тело и обнял.***
С того дня, чтобы такое впредь не повторялось, Ланселот сам занялся обучением Соника не только в плане владения меча, основ этики и учёбы, но и тому, как контролировать способность бега. Благо, это заняло куда меньше времени и уже через месяц Соника было не поймать. Он бегал куда угодно и откуда, донимал бедных животных и даже Ланселота, который являлся единственным, кто способен за ним хоть как-то угнаться. — Ты снова украл это у роботов Эггмана? — Соник вздрогнул, пойманный с поличным и быстро доел то, что в руках, издавая короткое «эхе». Ланселот качнул головой. Это уже третий раз за неделю, когда Соник что-то украл. В первый раз тот принёс новые доспехи и отчасти Ланселот был ему даже благодарен, позволив себе хоть немного обновить вид. И тогда Соник спросил: «А почему ты всегда носишь эти железяки? Как ты выглядишь без них?» Ланселот долго молчал. А затем сунул в рот Соника ненавистную рыбу и улыбался, пока мальчик неохотно её доедал и давился. «Я не хороший человек». Поведал он и закончил на том разговор. Соник так ничего и не понял. Во второй раз Соник принёс букет цветов. Растения на Мобиусе почти все были мертвы, чтобы вырастить хоть что-нибудь приходилось идти на крайние меры в попытках достать воды или хорошей земли, а порой и на преступления. «Не стоит рвать у чужих людей цветы, — с упрёком говорил Ланселот, — они потратили много времени и сил, чтобы вырастить те». Но Соник только вредничал и отмахивался, наблюдая, как цветы подносят — по очереди каждый — к доспехам, чтобы вдохнуть аромат. «Я хотел, чтобы ты их обязательно увидел». Произнёс Соник. И ничего не понял уже Ланселот. Сейчас же Соник сидел во дворе и вытирал губы после доеденного. Затем икнул и извинился, смеясь. — Да ладно тебе, чилли дог — это лучшая вещь. Будь я королём этого королевства, то сделал бы так, чтобы каждый мог наслаждаться их вкусом, — гордо делился он, потирая свой маленький нос. Ланселот не мог сдержать улыбки. Соник и есть истинный король этого места — тот, кто обязан привести им процветание и гармонию. И Ланселот сделает всё, чтобы добиться этого. — Через восемь лет, — шепчет он. — Что? — переспрашивает Соник. — Через восемь лет твоё совершеннолетие — тебе будет шестнадцать, — громче продолжает Ланселот, вытягивая ладонь, что закрывает почти всё королевство с вершины этого холма. — Тогда… пять лет. Я буду обучать тебя тому, что знаю пять лет, а затем ты начнёшь свой путь, чтобы однажды взойти на престол и стать истинным королём этого королевства. Соник наблюдает, как Ланселот сжимает руку в кулак — будто уничтожая остатки ужаса королевства — разворачивает и создаёт на ладони кольцо — золотое, с выведенным именем Соника. — Я создал его из моего браслета. Пока ты со мной, эти пять лет, используй его для связи и усиления своих сил. Оно может принимать ту форму и размер, что ты пожелаешь. Во время опасности — просто сожми в руке, чтобы стать сильнее или брось ввысь, чтобы позвать меня, — он вкладывает кольцо в ладонь Соника и закрывает ту крепко, накрывая своими руками. — А затем, когда мы расстанемся — просто выброси. Договорив, Ланселот убирает руки, поднимается и уходит, оставляя Соника совсем одного с кольцом в ладони. Тот долго изучает подарок, рассматривает и затем надевает на ещё маленький палец. Внутри груди разрастается дыра, размером с сердце.***
Время идёт. Год, второй, третий — Соник рос по дням. Но характер почти не менялся — только с каждым днём становился всё тверже, вреднее, что Ланселот и заметить не успел, когда бывший плаксивый мальчишка, начал бессовестно заигрываться с ним и творить, что душе вздумается. Он сбегал с занятий и хоть Ланселот быстро беглеца находил, вечные догонялки утомляли. И в битвах Соник становился только сильнее, проворней и хитрее, однажды сумев связать Ланселота и просто долгое время пялясь на того в подобном жалком виде, без видимой на то причины. Иногда Ланселот думал, что этому мальчишке правда недостаёт внимания, которое такой, как он, дать просто не может. И тогда Соник завёл себе первого настоящего друга — умного и гениального лиса, над которым издевались другие. Сезоны сменялись один за другим, как и года. И на свой тринадцатый день рождения, Соник отправился вместе с Ланселотом на очередную охоту, где наконец смог поймать того оленя. Они зажарили его на костре, съев большую часть. И, когда Ланселот ещё впервые взял Соника, то его кулинарные способности были просто ужасны, заставляя есть через силу и боль, но сейчас Ланселот мог отменно приготовить даже мерзкую для Соника рыбу. Тот это по-особенному ценил. — Ланс, — зовёт Соник, лежащий на земле. Тот дёргает нехотя ухом. — Чего? — Ты можешь показать лицо? — Ланселот замирает. А затем медленно приоткрывает глаза и поворачивается в сторону Соника, лежащего непозволительно близко. — Мы уже друзья и столько времени прошло. Мне же можно. Я никому не скажу. Его глаза горят надеждой — такой детской, наивной, которую не выведет ничто. Соник ещё слишком юн и неопытен — не видевший всю жестокость этого мира воочию, лишь трудности королевской крови. Ланселот долго молчит, а затем касается синей макушки, потрепав. — Пора спать. — Эй, Ланс! Ну ты… чёрт, так нечестно! — щёки Соника горят, и Ланселот смеётся — какой же ты всё-таки милый, малыш Соник. А затем устраивается рядышком, позволяя тому уснуть в родном мехе на груди. И на следующий день Соник просыпается без ставшего уже привычным тепла, возле догорающего костра. С огромной впадиной в груди. Без Ланселота.***
Три года спустя город наполняет истинный ужас. — Доктор Эггман! Армия повстанцев уже проникла внутрь, что нам делать?! Замок объят огнём. Эггман в ужасе пытается сделать хоть что-то, но система выведена из строя с помощью проворных ручонок одного лиса и всего одного найденного инструмента. Заблокированные двери ломаются. Ударами кулаков парня с шипами на перчатках и девушки с огромным топором, машущей тут и там. — Соник! Путь открыт! — девушка подпрыгивает в воздухе и разносит одним гулким ударом сразу несколько роботов Эггмана, разламывая дыру в идущем трещинами потолке, куда сразу проскальзывает Соник, оставляя позади синий флёр света. Он подымается всё выше, разбираясь с каждым по пути в рукопашную. И на лету бросает в воздух кольцо, сжимая в руке, прежде чем нанести критический удар по двери. Эггман дёргается, делая шаг назад, когда из облаков пыли восстаёт он — истинный король Мобиуса с горящими яростью глазами. Его смерть в оттенках горящей, синей ночи. — Эггман, — произносит он, одним ударом ноги расправляясь с двумя помощниками, что пытались защитить своего «короля». И под ноги, вжимающегося в угол Эггмана, падает меч. — Давай решим всё здесь. Раз и навсегда. Честно. Соник ломает картину на стене и достаёт оттуда его — меч отца, сияющий в лазурном огне. И делает выпад. Эггман уклоняется и хватает брошенный ему меч, блокируя последующие удары. Огонь подымается всё выше, приближается, скоро окружая их, но Соник хладнокровен, даже не дёргается. Его удары точны — искусно выученные, пронзают щёку Эггмана, оставляя глубокую, рваную рану и заставляют попятиться назад. Соник пользуется моментом и отбрасывает меч Эггмана в сторону. Ступает ближе — шаг за шагом — пока огонь не касается одежды отчаявшегося Эггмана. Тот падает ниц, всхлипами и мольбами заглушая треск беспощадного пламени. Соник подносит меч к его голове и ловко подымает надетую корону, подбрасывая к себе в ладонь. А затем возвращает на её истинное место. — Ты проиграл, Эггман. На его губах играет удовлетворённая улыбка. И меч опускается.***
Мобиус — королевство известное всем красотой дивной природы, благодатными почвами и всегда счастливыми жителями. И не скажешь, что всего пару лет назад оно мерло на глазах, а люди были готовы переубивать друг друга за корку хлеба. Сейчас о Эггмане никто и не вспоминал. — Если бы мне сказали, что быть королём так скучно, то я бы предпочёл передать корону тебе, — вздыхает Соник, прокручивая в руке печать для документов. — Тоска, ща умру. — Думаешь я бы принял твой никому не всравшийся трон? — Наклз смеётся. Будучи советником и по совместительству близким другом Соника, он мог позволить себе такие формальности. Да и этикету его обучить было почти невозможно, Эми пыталась. Соник согласно кивает и вновь тянется к стопке бумаг, вынимая очередной документ. Желание умереть, чтобы не заниматься всем этим овладевает им с каждой секундой всё больше. Он потирает кольцо, прочитывая вслух содержимое. — Нападение средь бела дня. Отчёт… незнакомец… о, Шэдоу. Печать выпадает из рук, скатываясь со стола на пол и ударяясь об стену. Взгляд Соника темнеет. Наклз, минуту назад безучастно лежащий на диване, замечает это и приподнимается, встревоженно следуя ближе к столу. Он опускает взгляд документ. — Всё в порядке? — Приведите его, — тихо произносит Соник. И ладони сжимаются в кулак. — Что? — теряется Наклз и тут же оказывается схваченный за плечи. — Приведи. Мне. Его. Наклз сглатывает, впервые видя Соника таким — подобным безумию. И спешит исполнить приказ. Почти всё королевство подымается на уши, обклеенное листовками с незнакомым никому прежде лицом — криво написанным одним из тех, кто видел того вживую. Но даже этого выходит достаточно, чтобы спустя долгие месяцы поисков, нервных отчётов кавалерии «не вышло, просим прощения» и растущего ценника за любую информацию о нём, двери в тронный зал наконец отворяются. И внутрь с поклоном входит девушка во всём тёмном, зовущая себя Руж. Позади она ведёт кого-то и уже через мгновение толкает того вперёд, заставляя осесть на колени. Взгляд Соника в мгновение меняется и ладони пробивает дрожь, когда он подымается с трона, неспешно ступая ближе. — Это ваш «Шэдоу»? — уточняет с загадочной улыбкой Руж. Соник встаёт напротив, медлит секунду и опадает на колени на изумление всех присутствующих слуг с Наклзом. И руками обхватывает желанное тело, прижимая изо всех сил. — Король себя так не ведёт, — всё тот же полный упрёка грубый голос, издевательская ухмылка и мягкий мех. Соник смеётся на грани всхлипов. — Пришёл. Он утыкается в шею, трётся, вдыхая родной, дорогой сердцу запах доспехов, которых уже нет. — Только не разводи сопли, плакса.***
Воздух наполняют удушливые вдохи. Соник тянется до каждой точки шеи, ключиц, заставляющих тело под ним вздрагивать, прикрывать рот руками и млеть, не в силах противиться. — Когда ты стал таким… наглым, да и ещё сильнее меня… — Соник прерывает дальнейшие слова поцелуем, языком толкается в приоткрытый рот и срывает новый рваный вдох. — Ммм, — он отстраняется, увлечённо скользя пальцами по скулам и наклоняется, чтобы зарыться носом в мех. — Дай-ка припомнить… кажется, я всегда был таким. Соник приподнимается выше, срывая королевские одежды и стягивает зубами кольцо с оголённого пальца. Шэдоу сглатывает. — Ты его не выбросил? — А должен был? — неискренне удивляется Соник, позволяя размеру кольца измениться в ладони. И подносит то к разгорячённому члену, касается игриво головки, заставляя щёки Шэдоу зардеть и проталкивает кольцо до основания. — Ты посмотри-ка, угадал с размером. — Бесстыдник, — ругается Шэдоу и тянет его к себе, позволяя Сонику заглянуть в полные покорного желания глаза. — Красивые, — охает тот. — Зря ты скрывал такую красоту. Я бы всё равно тебя узнал, мой дорогой сэр Ланселот. Соник любовно касается губами тыльной стороны его руки и целует поочерёдно каждый палец, прикладывая ладонь после к щеке. — Скажи это, мой Шэдоу. Шэдоу приподнимает уголки губ. — Мой король.