Без сахара

Леорио парень хороший. Ему бы на самом деле открыть больницу, чтобы стать еще и хорошим доктором, потом найти милую добрую девушку, чтобы быть хорошим мужем, а затем, возможно, лучшим отцом. Но у Леорио, помимо всего, есть одно плохое качество, ужасное, на самом деле, качество – альтруизм, который порождает ему проблему за проблемой. У одной такой проблемы Леорио даже имя есть: К-у-р-а-п-и-к-а, и она носит костюмы чернее чем зимние ночи, линзы, за которыми скрывает глаза и эмоции, не отвечает на звонки месяцами и ненавидит. Сжигает изнутри себя этой ненавистью, так что ни один доктор, даже самый хороший, не вылечит ожоги на сердце. Но Леорио старается: пишет, звонит, чертыхается в трубку когда слышит холодное "я не могу говорить", ищет в справочниках по психиатрии...что-то. Для диагностики или лечения – он не знает. Ничего, ожидаемо, не помогает. И в очередной раз во сне он видит лишь отдаляющюся спину своего, как он сам считал, близкого человека, смотрит в упор на складки пиджака, на волосы цвета спелых пшеничных колосьев, приходя в ужас, когда все это пожирает голодная тьма. Курапика в эту тьму уходит добровольно, зная и принимая риски, потому что у него цель: совсем не такая чистая, как у доктора, жестокая, звенящая холодными металлическими цепями при каждом шаге. Он гонится за этой целью как гончая в бешенстве за кроликом, так, словно у него ничего в жизни больше и нет. Все что есть – лишнее, инородное, нужно от этого избавиться, вырвать с корнем и послать к чертовой матери. Курапика посылает к чертовой матери Леорио. Потому что ему не нужно спасение, и в этом кроется камень преткновения их недо-дружбы. Курапика не может быть хорошей мамочкой даже для самых что ни на есть родных Гона и Киллуа. Потому что он с этим уже, ну, чертовски проебался, если честно, причем не единожды, и пускай дети не винят его не в чем, пускай Гон продолжает (все еще) по-детски ласково и счастливо переплетать свои пальцы, узловатые и мозолистые, с его собственными, такими бледными и тонкими, пускай Киллуа находит в себе человеческие эмоции просто подурачиться с ним, Курапика...не может это принять. А потому он лишь улыбается неловко, в очередной раз, когда младшие наперегонки мчатся в ту самую известную закусочную на углу шестнадцатой и двадцать третьей, в которой подают жаренную лапшу и печенье с предсказаниями, сам замедляет шаг и украдкой смотрит на Леорио, что-то обсуждающего по телефону, видимо, с коллегой. Лапша оказывается действительно вкусной, но Курапика едва съедает половину, когда ему поступает сообщение от Сенрицу. Он виновато оглядывается на Киллуа, заметившего смену его настроения, просит прощения и выходит из-за стола. – Курапика, – снова этот доктор, – Я... – Не иди за мной. Леорио все равно хватает друга за рукав, вынуждая остановиться и, на самом деле, почти врезается в него, от того как резко друг оборачивается. За линзами Леорио видит коралловый отблеск и одергивает руку. – Возьми хотя бы печенье с предсказанием, что ли, – неловко говорит он, протягивая свёрток, от которого пахнет ванилью. Курапика поднимает бровь, мол, «ты вот это сейчас серьезно?», но сверток берет, кивает в благодарность и снова уходит, оставляя от себя лишь едва заметный след цветочно-древесного одеколона. Вспоминает он про печенье примерно через месяц, когда по окончанию битвы с шайкой каких-то наемников черт знает в какой заднице мира стоит над их мертвыми телами и неаккуратно поворачивается: из внутреннего кармана пиджака раздается ломкий сухой хруст. Курапика в недоумении достает пакетик с раскрошившимся лакомством, вскрывает его и кладет пару кусочков в рот. На языке растекается ванильная сладость и он думает, что вряд ли заслужил вот так просто наслаждаться этим, сразу после того, как убил человек двадцать. Ладно, хорошо, убил – это не вполне то слово, которым он бы описал хитрую многоходовую манипуляцию в ходе которой был вызван внутренний кровавый конфликт, но, давайте опираться на результаты? Они были мертвы. И он, Курапика, косвенно был причиной тому. Тем не менее, он позволяет себе доесть печенье, доставая свернутый кусочек бумаги со дна упаковки. «В конце пути несущий месть останется один. Еще один найдет его печаль. Они двумя не станут никогда. Нет счастья в пустоте.» Слова, расплывчатые и бессмысленные внезапно хорошо проецируются на линию жизни Курапики. В телефоне снова около двадцати пропущенных и сотня смс от Леорио, которые так и не находят ответа. Ни в чате ни в сердце. Курапика вдыхает прохладный ночной ночной воздух, проверяет в сумке свои трофеи и бесшумно идет навстречу следующему несомненно дурному дню, в котором он собирается вычеркнуть еще одну строчку своего, кажется, нескончаемого списка. Леорио смотрит на телефон, злится ужасно на друга, что тот как обычно недоступен. Злится, но звонить перестает. Но только на сегодня, ведь однажды, он верит, он сможет помочь Курапике. Вылечить пропитавшееся ядом тело, успокоить тревожную душу, стать еще одной причиной жить, в конце концов. Ведь Леорио действительно хороший парень.