***
«На колени»
Приказ Аято, сказанный столь твёрдо, холодно гремит, прорезая воздух, но воспринимается нутром Томы неожиданно восторженно, – резко выдохнув, он чувствует, как в животе приятно тянет от вожделения, а коленки, дрожа, сами подгибаются. Юноша, склонив голову и прикусив губу, безропотно выполняет приказ, опускаясь на пол, и замирает в ожидании, не смея обернуться на господина, выбирающего «инструмент», с которого начнётся вечер. Непредсказуемость пугает, а страх, в свою очередь, усиливает возбуждение. Первый пробный удар мокрого хлыста со свистом проходится по спине, оставляя на тонкой бледной коже розовеющий след и заставляя Тому болезненно взвыть, подскочив на холодной плитке ванной комнаты – он в смятении хнычет, впиваясь ноготками в бёдра, пытается выровнять сбившееся дыхание; успокаивающие поглаживания Камисато, вставшего вплотную к юноше, пальцы, бережно перебирающие золотые пряди и убирающие прилипшие к вспотевшему лбу, снова приводят в чувство, заставляя поднять голову, сфокусировав внимание на господине. – Слишком громко, малыш, – произносит с улыбкой Аято, подхватив кляп с деревянной кушетки для отдыха и осторожно застёгивая кожаный ремешок, закрывая парню рот. – Мне чертовски нравится, когда ты не сдерживаешься, но лишнее внимание слуг нам ни к чему, правда же, моя сладость? – шепчет, наклонившись и слабо кусая за ушко, вновь растягивая губы в довольной улыбке, когда слышится поторапливающий стон зеленоглазого. Блондин в возбуждении, смешанным со смущением, широко распахивает доверчивые очи, активно кивая на слова господина Камисато, и, слушаясь очередного приказа, покорно подаёт руки, позволяя надеть на них наручники. Тома не знает, на каком из чувств, бушующих внутри, остановить внимание – боль от ударов хлыстом мечется, разливаясь от спины по всему телу; лопатки, на которые приходится большая часть ударов, противно ноют, кожа горит, но каким-то странным путём всё происходящее приносит Томе удовлетворение, оседающее в животе, что после перетекает в дикое возбуждение, провоцирует истошные крики, теряющиеся в мягком, чёрном, уже вдоволь искусанном кляпе; рассудок парня затуманен, и Камисато это понимает – действует осторожнее и внимательнее относится к реакции Томы; начинает чаще интересоваться его состоянием. Наручники из тёмного металла, надёжно и плотно фиксирующие руки за покрытой эстетично тонкими кровоточащими полосками спиной, противно натирают запястья, сдирая кожу до появления крови, но ублажая взор Аято. Довольный своим хорошим, просто чудесным мальчиком, хмыкнув, он даёт небольшую передышку – проводит рукой по кожаному плетеному кнуту, стирая с него начинающие высыхать остатки крови, а после слизывая её с пальцев, снова спрашивает у Томы, немного пришедшего в себя из-за прекращения монотонных ударов, про самочувствие. Наклоняется, убирая кляп и осторожно целуя в плечо, попутно расщелкивая наручники, что со звоном приземляются на пол. После садится перед юношей, ласково беря его лицо в ладони и внимательно смотря в фисташковые глаза, обрамлённые тёмными мокрыми от слёз ресницами; поглаживает большими пальцами заалевшие щеки Томы, успокаивая. – Всё хорошо, господин, – тяжело дыша, блондин с улыбкой подаётся в объятия голубоглазого, постанывая от боли, трепетно целует в шею, неосознанно кусает, оставляя после на коже смазанную влажную дорожку от языка, юрко скользнувшего по покрасневшему следу от зубов, когда чужие руки неосторожно задевают свежие раны на спине. Аято шёпотом извиняется, касается губами чужой пылающей щеки и осторожно опускает руки на бёдра Томы, слабо сжимая – специально игнорирует возбуждённо подрагивающий член, ведь прерывать только начавшееся веселье не хочется никому из парней. Не разрывая вновь установленного зрительного контакта, Камисато приближается к груди юноши, обхватывает губами сосок, точно зная, что они у Томы чувствительны; с громким причмокиванием облизывает, обдавая жаром дыхания, но после отстраняется, несмотря на сладкие стоны зеленоглазого. – Хороший мальчик заслужил поощрение, – он снова встаёт, беря всё с той же кушетки виброзажимы, при виде которых Тома заинтересованно оживляется, охотно подаваясь грудью вперёд и спешно дрожащими пальчиками помогая господину отрегулировать силу сжатия. – Х-ха.., – громко выдыхает блондин, не сводя взгляда со стиснутых в пластиковых зажимах сосков, когда Аято, «добивая», ещё и включает вибрацию. Зелёные, блестящие в полумраке помещения полуприкрытые очи отражают тщательно скрываемую похоть, увидев которую Камисато смеётся, звеня металлической цепью поводка. Только сейчас Тома, проследив за тонкой цепочкой, замечает в руках господина ошейник – красивый, думается парню, что явно будет приятно натирать кожу, оставляя после себя заметный след. – Мой щеночек готов растянуть себя для господина? – Камисато, рывком приближая юношу к себе, слишком туго затягивает ремень на шее блондина, заставляя того жалобно, но так прекрасно заскулить, в попытках сглотнуть скопившуюся во рту слюну и сделать вдох. Тома, кажется, кратковременно теряет сознание из-за резкого недостатка кислорода – но как только у него в глазах темнеет, Аято, осторожно целуя в висок и запуская свободную руку в белокурые волосы, не давая потерять контроль, отпускает ошейник, позволяя юноше отдышаться. Аккуратные длинные пальчики, с которых большими каплями стекает смазка, массируют вход, подготовительно размазывая холодную вязкую жидкость; блондин жмурится и рефлекторно сжимает бёдра, поскуливая и представляя, какими глазами на него сейчас смотрит Аято, безучастно сидящий на скамейке позади. С губ Томы слетает протяжный рваный стон, когда он наконец решается ввести первый палец – боязливо проталкивая его глубже, он часто дышит и упирается лбом в пол, немного привыкая. – Разве хороший мальчик не должен позаботиться о том, чтобы папочке было отлично видно? – спрашивает Камисато и поднимается, схватив парня за выпирающие тазовые косточки, заставляя его упереться в пол коленями, выпятив при этом попу. – Вот так, щеночек, – шепчет, обжигая кожу на плечах юноши дыханием, и, скользя, чуть надавливая холодными пальцами по чужим ребрам, осторожно ослабляет зажимы, что, наверное, уже поднадоели, и убирает их в сторону. – Б..больно, – зеленоглазый, промычав, мнётся с одного колена на другое, и Аято понимающе кивает, тянет за поводок, приказывая юноше подняться, и, пересаживая к себе на бёдра, целует; языком бесцеремонно проникает в чужой рот, кусает, оттягивая зубами, нижнюю губу, посасывает, как бы извиняясь и нарочно громко причмокивая, на что Тома реагирует смущённо покрасневшими щеками, стоном и нежеланием отстраняться – он поначалу робко кладёт руки на широкие плечи, но, продолжая поцелуй, смелеет, прижимаясь к груди господина. Пальцы, хорошо знающие нутро, ощущаются приятнее – в очередной раз признаёт для себя Тома, когда Камисато, излучая саму невозмутимость, несколько раз задевает подушечками пальцев нужную точку внутри. Тома уже готов постыдно кончить, но голубоглазый, смекнув, сразу убирает пальцы, прекращая раззадоривать пульсирующе сжимающуюся дырочку, из которой вытекают ещё не высохшие остатки лубриканта. – Тише, сладость моя, – нежно улыбается Аято на непонимающий взор изумрудных глаз, добавляя ещё смазки; он вновь затягивает блондина в поцелуй, отвлекая поглаживаниями, осторожно вводит в него пробку, что с тихим, хлюпающим, столь смущающим Тому звуком заменяет собой пальцы, заполняя неприятную пустоту. – Всё хорошо? – Да, – вновь сжимаясь, юноша протяжно стонет, ведь игрушка, идеально подошедшая по размеру, чертовски приятно давит на простату. Чуть запрокидывая голову, Тома сверху вниз пристально глядит на господина в попытке предугадать, что он ещё задумал. – Не беспокойся, малыш, – будто слыша немой вопрос Томы, Аято нетерпеливо облизывает сухие губы, сверкая хищным взором. – Думается мне, сестра уже вернулась, придётся и нам заканчивать. Господин Камисато, без труда поднимая юношу на руки, несёт его в заранее подготовленное офуро и вместе с ним заходит в горячую воду . Тома болезненно взвывает, в попытках найти спасение, хватаясь за плечи Аято, и жмурит глаза, несдержанно хныча, когда вода с примесью ранозаживляющих экстрактов лечебных трав, заботливо добавленных голубоглазым, касается ран на спине. – Потерпи немного, Тома, – проницательные иссиня-голубые очи скользят по скривившемуся в боли лицу. Камисато, дабы хоть как-то облегчить юноше времяпровождение в ванной, которая, вообще-то, ему полезна, целует чужие приоткрытые губы, иногда игриво задевая пробку, норовящую выскользнуть – это и вправду отвлекает блондина от пощипывания и зуда, заставляя, напрашиваясь, ластиться к руке Камисато. – Господин, прошу, можно Вы уж.., – Аято, понимая, прерывает его кивком головы на полуслове, позволяя не утруждаться лишними просьбами и быстро меняя игрушку на свой член – с тихим утробным рычанием растягивает губы в самодовольной улыбке, наблюдая за моментальной реакцией Томы. «Малыш такой потрясающе узкий» Прикосновения под водой кажутся Томе чем-то необычным, возможно, даже неправильным, но они определённо ему нравятся. Доставляя ещё больше удовольствия своему мальчику, голубоглазый, легонько сжимая, крутит меж пальцев чувствительные, особенно после тех «чудо»-зажимов, соски, касается губами чужой шеи, на которой до сих пор красовался кожаный ремешок, собирает с кожи мелкие капли пота, размеренно двигая бёдрами. Блондин, теряясь где-то в неге экстаза, кладёт руки поверх чужих, часто дышит, помогая Камисато войти ещё глубже, и стонет, не сдерживаясь, напрочь забывая про возможно пришедшую госпожу Камисато. – Господин, – голос Томы дрожит, срываясь. – Я.. – Что случилось, моя сладость? – Прямо.. в воду, да..? – щёки после этого вопроса мгновенно заливаются милым румянцем. Томе ужасно стыдно спрашивать, но он, отвернувшись, всё же умудряется набраться смелости и тихо выговорить, затем снова прервавшись на стон. – А как иначе? – Камисато, улыбнувшись, оставляет на ключице парня укус, спешно зализывая его, довольно рычит, когда нежные стенки снова напрягаются вокруг члена; взяв за подбородок, Аято поворачивает чужое лицо к себе, приказывая посмотреть себе в глаза. – Или малыш хочет продолжения уже не в ванной? Тома быстро отрицательно мотает головой, громко сглатывая вязкую слюну, и почти не моргает, уставившись на господина – тот выглядит сосредоточенно-серьезно, и лишь частое дыхание выдаёт его неудержное предвкушение. Грациозно изгибаясь в ровной дуге, опираясь на плечи Аято, легонько царапая их, Тома блаженно закатывает зелёные, заплывшие слезами глаза, когда чувствует, как чужое семя заполняет изнутри. Чертовски приятно. Настолько хорошо, что Тома, хныча, не может сдержать рваный стон, который наверняка был слышен абсолютно всем в поместье – сперма смешивается с водой, а юноша обессиленно падает в объятия господина, прижимаясь к нему всем телом и восстанавливая дыхание. – Теперь нужно принять душ и сделать вид, что мы были очень расстроены неожиданной пропажей Аяки, – шёпотом произносит Аято с улыбкой, поглаживая ягодицы парня, позволяя тому немного отдохнуть, хотя уже пора выбираться из горячей воды. – Хахах, чудесно.