Связанные алой лентой

— Эргэ, ты пришёл! Цзинь Гуанъяо дышал свежим воздухом на крыльце своего павильона. Он сидел, подобрав под себя ноги, а на его коленях покоилась книга, взятая Лань Сичэнем из библиотеки. Лань Сичэнь медленно шёл по тонкой тропинке. Перед печатями, невидимым барьером окружающими павильон, он замер и нахмурил брови. Лишнее напоминание о том, что его А-Яо уже три года находился взаперти кроило сердце, но лучше уж Цзинь Гуанъяо будет отбывать наказание здесь, нежели где-то далеко, там, где Лань Сичэнь был не в силах ему помочь. Он сделал осторожный шаг внутрь. Прозрачный барьер на секунду заволновался, как воды в спокойном озере, и пошёл рябью. Цзинь Гуанъяо ждал его с улыбкой на губах. За проведённое в Облачных Глубинах время бывший глава клана ордена Цзинь ни разу не нарушил своего обещания. Он давал их целое множество, а уже потом решал, какие сдержать, какими пренебречь, а какие — извратить. Но слова, произнесённые перед Лань Сичэнем, имели совершенно другую ценность. Даже набравшись сил и окрепнув, Цзинь Гуанъяо ни разу не попытался сбежать. Он не интересовался структурой барьера, не порывался расшифровать его вязь и никогда не просился наружу, каждый раз покорно ожидая, когда у Лань Сичэня будет время для визита. Его смирение невольно радовало, ведь сумел бы праведный Цзэу-цзюнь переступить через личные интересы во имя зова долга после всех дней и ночей, проведённых с Цзинь Гуанъяо? Благо, последний, обладая острым умом и незаурядной интуицией, не хотел обременять своего эргэ муками выбора. Он прекрасно осознавал последствия своих необдуманных действий и со временем полностью приноровился к роли заключённого. К тому же, разве можно было считать это наказание наказанием, если рядом был любимый мужчина, чья улыбка непроглядную тьму делала ярким светом? — Читаешь, А-Яо? Лань Сичэнь опустился на крыльцо подле Цзинь Гуанъяо. Тот кинул вопросительный взгляд на свои колени, затем поднял голову, посмотрев на эргэ. Тонкие губы сами по себе растянулись в улыбке. Что ещё мог делать человек с книгой? Когда Лань Сичэнь заметно нервничал, он начинал задавать риторические вопросы или говорить вещи весьма сомнительного характера. За три года Цзинь Гуанъяо успел открыть новые стороны своего эргэ, поэтому сейчас его глаза блестели нежной хитринкой, будто бы говорили «я раскрыл тебя, но подыграю». — Ты всегда приносишь мне очень интересную литературу. Не могу оторваться, пока не дочитаю до конца. «Со вступительной частью покончено?» — вопрошал взгляд Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь, словно расшифровав этот посыл с точностью до последнего иероглифа, смутился. Проницательность Цзинь Гуанъяо иногда пугала. Он умело подбирал ключик даже к малознакомым людям, читая их намерения, как свои собственные, не удивительно, что он видел Лань Сичэня насквозь. — Эргэ хочет сообщить мне какую-то новость? — мягко спросил Цзинь Гуанъяо, ненавязчиво помогая Лань Сичэню перейти к сути дела. Он не смотрел на своего Хуаня, который явно отчего-то нервничал, а делал вид, будто бы продолжал читать книгу. Взгляд бездумно скользил по строчкам, сердце замирало от неопределённости. Неужели дурная весть? Цзинь Гуанъяо совсем не думал, что в следующую секунду застынет, так и не перелистнув страницу до конца. — Я хотел, чтобы мы прогулялись по Облачным Глубинам, как в старые времена. — Ох, эргэ, — Цзинь Гуанъяо вздохнул и тихо закрыл книгу. Предложение Лань Сичэня пробудило в нём наполненные дымкой неги воспоминания о тех моментах, когда они шагали по узким тропинкам и вели непринужденные беседы. — Это ведь невозможно. Я наказан за свои проступки и должен находиться здесь. Губы Лань Сичэня тронула странная улыбка. Сейчас он напоминал мальчишку, что задумал шалость на зло всему миру, и брови Цзинь Гуанъяо невольно поползли вверх. Он никогда ещё не видел своего эргэ таким…шаловливым. — Ты примерно вёл себя все три года, А-Яо, не давая мне повода усомниться в твоей искренности. Сейчас множество адептов моего клана отправились на ночную охоту, желая снискать себе славу, ученики занимаются совершенно в другой части владений. Гусу малолюдно, и я подумал, что могу вывести тебя в укромное место на прогулку. — Но, эргэ… — желание внутри Цзинь Гуанъяо боролось с его беспокойством. — Когда ты гулял в последний раз, А-Яо? Цзинь Гуанъяо, не сдержавшись, прикусил нижнюю губу и отвернулся. За его павильоном находился небольшой сад, в котором можно было проводить часы в уединении и медитации, но для праздных шествий он вовсе не подходил. Цзинь Гуанъяо пересекал его за минуту, и ему ничего не оставалось, кроме как идти в обратном направлении. Он никогда не жаловался на скуку, понимая, что Лань Сичэнь и так сделал для него всё, что мог, и окажись судьба Цзинь Гуанъяо в руках любого другого ордена, он бы сидел в заточении в крохотной камере, мечтая однажды увидеть солнечный свет. Однако понимание шло вразрез с желаниями. Перспектива прогуляться рядом с любимым эргэ манила, но переживания всё-таки взяли верх. — Это очень рискованная затея. Я не могу подвергать тебя такой опасности. Вдруг кто узнает меня, даже в белоснежных облачениях Гусу? Мне достаточно и того, что ты приходишь ко мне так часто, как можешь. Мне не на что жаловаться. Однако Лань Сичэнь уже принял решение. Если кто и считал его младшего брата Ванцзи преисполненного упрямством, он ещё просто не видел Хуаня, который сделал свой выбор и не собирался от него отступаться. — Даже если кто и узнает тебя, я сумею объясниться. В конце концов, ты не будешь гулять без присмотра. Рука Лань Сичэня скользнула в карман широкого рукава, и спустя секунду он вытащил оттуда алую ленту, покрытую тонкими письменами. Один конец Лань Сичэнь ловко обвязал вокруг запястья, а второй привязал к уцелевшей руке Цзинь Гуанъяо. Тот не сопротивлялся, снедаемый любопытством. Лента не выглядела крепкой. Как она вообще могла служить гарантией безопасности? Да любой поднимет бедного Цзэу-Цзюня на смех, если увидит такое безобразие. Склонившись над лентой, Цзинь Гуанъяо попытался вчитаться в письмена, но с удивлением осознал, что никогда до этого не видел похожей вязи. — Эргэ? — Личное изобретение молодого господина Вэя, — улыбнулся Лань Сичэнь, тут же добавив: — Не переживай, я не говорил, что это нужно для тебя. Попросту одолжил, сказав, что хотел бы изучить. Не знаю, для каких целей эту ленту использовали… «А я, кажется, догадываюсь», — со смешинками подумал Цзинь Гуанъяо, наслаждаясь непорочностью мыслей своего любимого мужчины даже спустя множество проведённых вместе ночей. — …но она может нам пригодится, — как ни в чём не бывало продолжил Лань Сичэнь, словно не заметив лихорадочный блеск в глазах дорогого А-Яо. — Молодой господин Вэй сказал, что тот, кто был этой лентой связан, не может освободиться, пока не будет развязанным тем, кто его и связал. Поскольку я связал сам себя, а затем уже — тебя, то только я и могу нас разъединить. Цзинь Гуанъяо поднял руку, чтобы алая лента оказалась на уровне его глаз. Даже после объяснений более угрожающим этот кусочек ткани не стал, но Цзинь Гуанъяо с удивлением ощутил, как пропали его духовные силы. — Как ты себя чувствуешь, эргэ? — с интересом спросил он. Лань Сичэнь непонимающе хлопнул глазами. — Так, как и прежде. Цзинь Гуанъяо хмыкнул, подтвердив свои догадки. — Это изобретение поразительно. Удивляюсь находчивости молодого господина Вэя, когда ему нужно… «Придумать очередной постельный каламбур с Ханьгуан-цзюнем». — …найти изящное решение какой-либо проблемы. «Не стоит говорить бедному эргэ, кого и для каких целей этой лентой связывали. Его сердце может не выдержать», — мысленно решил Цзинь Гуанъяо, натянув на губы улыбку. — Всё будет в порядке, А-Яо. Сделаем вид, что тебе нездоровится, и я вывел тебя подышать свежим горным воздухом, поближе к роще. Сбежать ты не сможешь при любом желании, и я сумею доказать свою правоту кому угодно. Цзинь Гуанъяо рассмеялся. Его кристальный смех спугнул робкую тишь павильона. — Небеса, эргэ, да это же наглая ложь! Ты уже соврал молодому господину Вэю, а теперь готовишься врать другим. Ах, как возмутительно! И где ты только научился? Как и полагал Цзинь Гуанъяо, щёки Лань Сичэня тот час вспыхнули. Он действительно был слишком непорочным, поэтому даже обычное перекручивание фактов давалось ему тяжело, но решимость Лань Сичэня пойти даже на такое ради Цзинь Гуанъяо грела сердце. Он лукаво продолжил: — Однако, если подумать, мне действительно дурно в последнее время. Преследуя личную выгоду, я с трудом сумел уговорить праведного Цзэу-Цзюна пойти мне навстречу. Коварный змей! Мои речи так сладки, что глава ордена Лань, преисполненный состраданием и добродетелью, не выдержал! Подлый Мэн Яо! Заговорит зубы любому! — А-Яо! — возмущение и смех смешались в груди Лань Сичэня. Он тихонько засмеялся, не сумев даже разозлиться на гадости, которые его любимый говорил сам о себе. — Мне уже не будет хуже, эргэ, а клеветать на тебя я никому не позволю. Цзинь Гуанъяо дёрнул рукой, натянув ленту. Интерес перед неизведанным изобретением так поглотил его, что он на время позабыл о предстоящей прогулке. Алая ткань покладисто растягивалась, но после возвращалась в прежнее состояние. — Не согласишься ли ты удовлетворить моё любопытство, эрге? — глаза Цзинь Гуанъяо вспыхнули, и Лань Сичэнь невольно залюбовался их блеском. — Попробуй разрезать её Шоюэ. — А-Яо! — тут же запротестовал Цзэу-цзюнь. — Я должен вернуть её молодому господину Вэю в целости и сохранности. «Ох, не сомневаюсь, что он дорожит этой вещью», — подумал Цзинь Гуанъяо. — Это всё ради правдоподобности нашей истории, эргэ, — уже вслух сказал он. — Если я воспользовался твоей добродетелью, то почему бы мне во время прогулки не отвлечь тебя праздными разговорами, уличить момент, выхватить из ножен Шоюэ и попытаться освободиться? Любой человек, увидев эту ленту, в жизни не поверит в её крепкость. Признаться честно, даже я терзаюсь сомнениями. Аргументы Цзинь Гуанъяо показались Лань Сичэню убедительными. И хотя он содрогался от мысли испортить чужую вещь, при этом взяв на себя ответственность за её сохранность, но всё равно достал верный клинок. Цзинь Гуанъяо застыл, впившись в алую ленту взглядом. Уже давно ему на глаза не попадалось нечто интересное. Когда острие Шоюэ подцепило край ленты, всё естество Цзинь Гуанъяо замерло, однако меч никак не мог навредить обычной, на первый взгляд, ткани. Та растягивалась, стелилась под Шоюэ, мягко обхватывая его, но не давала себя разрезать. Цзинь Гуанъяо удовлетворенно хмыкнул. Теперь он был отчасти спокоен. Лань Сичэнь издал полный облегчения вздох, пряча Шоюэ обратно в ножны. Ему не придётся извиняться перед Вэй Усянем за порчу имущества. — Ты доволен, А-Яо? — Полностью, эргэ. Теперь я могу быть спокоен. Особо опасный преступник никак не сумеет сбежать из-под твоего чуткого надзора. — А-Яо!

***

Они свернули от главной тропинки прочь и пошли бок о бок к роще. Цзинь Гуанъяо молчал, попросту наслаждаясь неспешной ходьбой, а Лань Сичэнь любовался точенными чертами своего любимого мужчины и радовался тому, что сумел доставить ему удовольствие. Последние три года все радости Цзинь Гуанъяо состояли из мелочей. Лань Сичэнь вечно баловал его какими-нибудь незначительными вещами: то книгами, то свитками для письма, то новой кистью, то изящными палочками, один раз даже преподнёс ему в дар ушамао, но Цзинь Гуанъяо, хотя от подарка и не отказался, но носить не стал, позже объяснив, что эта вещь принадлежала Верховному заклинателю, а не обычному человеку по имени Мэн Яо. Видя, как тлеет гениальность Цзинь Гуанъяо, Лань Сичэнь буквально разрывался от тоски, поэтому стремился удовлетворить все потребности своего мужчины в познании и развитии. Цзинь Гуанъяо развлекал себя, как мог, особенно его увлекли манускрипты по целительскому искусству, и он целыми днями сидел за принесенными книгами, стараясь улучшить существующие противоядия или же создать новые. Одной его разработкой Лань Сичэню даже пришлось однажды воспользоваться, и она показала себя с исключительно позитивной стороны. Он хотел представить её на следующем собрании кланов, но Цзинь Гуанъяо его отговорил. — Они разрушили полезные сторожевые башни только потому, что идея их возведения принадлежала мне, — Цзинь Гуанъяо говорил спокойно, но Лань Сичэнь уловил в его интонации тщательно скрываемую горечь. — Но если ты скажешь, что придумал формулу сам, то её встретят с одобрением. — Но, А-Яо, это же ложь, — тихо запротестовал Сичэнь, хотя мысленно был согласен со всеми суждениями своего любимого. — Это ложь во благо, эргэ. Мне совестно порочить тебя обманом, но так ты сумеешь спасти множество чужих жизней. Ради них и ради меня, пожалуйста, прими эту формулу в дар. Тогда Лань Сичэнь сдался, но после демонстрации формулы его губы ещё долго жгло, будто бы их покусала тысяча пчёл. В тот день Лань Сичэнь уже в который раз осознал, что Цзинь Гуанъяо никогда не был абсолютным мерзавцем, и в его душе добро боролось со злом едва ли не каждый день. «И я сделаю всё, чтобы хорошая твоя сторона одержала верх», — твёрдо решил Лань Сичэнь, продолжая смотреть на идущего рядом А-Яо. Тот заметил его взгляд и повернул голову. — Что-то не так, эргэ? — Нет, — поспешно ответил Лань Сичэнь. Ему нужно было срочно перевести тему, тем более, что они уже практически дошли до небольшой поляны, но язык предательски развязался до того, как остатки горечи успели покинуть разум. — Я просто опечален тем, как всё изменилось. Как могут люди, что восхваляли тебя, теперь с такой ретивостью втаптывать твоё имя в грязь? Брови Цзинь Гуанъяо удивлённо поползи вверх. Неужели его эргэ действительно переживал из-за таких мелочей? Поначалу было больно осознавать, что рушилось то, чего удалось добиться огромным трудом, но после Цзинь Гуанъяо здраво рассудил, что взамен приобрёл кое-что гораздо более ценное, нежели почёт или уважение. Возможно, получи он милого сердцу эргэ ранее, то не стал бы утруждать себя лишними хлопотами. Добиться высоко статуса хотелось не только из-за уязвлённого честолюбия. Цзинь Гуанъяо хотел быть ровней Лань Сичэню, чтобы вдоволь его видеть и иметь возможность говорить с ним без утайки. Мог ли слуга, пускай и выдающихся способностей, претендовать на незаурядную беседу с господином? А на его дружбу? Вздор. Но свои мысли Цзинь Гуанъяо удержал при себе. Если его эргэ узнает правду, то будет во всём винить себя. — Люди всегда так делают. К своему стыду спешу заметить, что у них есть на то причины. И пускай я не считаю ужасным абсолютно все свои деяния, но их тяжести моё субъективное мнение отменить не силах. Лань Сичэнь вздрогнул, услышав эти слова. Они редко говорили с Цзинь Гуанъяо о прошлом, предпочитая оставить его там, где оно было. И пускай проступки этого удивительного человека были кошмарны, Лань Сичэнь назвал бы себя вруном, сказав, что не понимает стоящих за всеми зверствами мотивов. Он никогда не оправдывал Цзинь Гуанъяо, но и не отворачивался от него, твёрдо решив вернуть своего возлюбленного на путь добродетели. — Тебя это совсем не печалит, А-Яо? — Нисколько. Я получил то, что посеял. Меня печалит лишь то, что ты так сильно переживаешь за подобные мелочи. Ты со мной. Для меня нет ничего ценнее возможности быть рядом. Честность Цзинь Гуанъяо и его полный любви взгляд, что совершенно не утратил своей пылкости за три года, заставили Лань Сичэня стушеваться. Двое мужчин так увлеклись друг другом, что не заметили, как на тропинке кто-то появился. Когда Лань Сичэнь увидел постороннего, было уже поздно, тот его уже заметил и помахал рукой. — Цзэу-цзюнь! Им навстречу выбежал Вэй Усянь. Когда он полностью вывернул из-за поворота, то практически нос с носом столкнулся с Цзинь Гуанъяо, который до этого был надёжно скрыт ветвями. Все трое замерли, уставившись друг на друга. Сердце Лань Сичэня пропустило удар. За три года Вэй Усянь ни разу ничего не сказал против решения главы ордена Лань забрать некогда друга в Облачные Глубины, но Лань Сичэнь знал, что отношения между этими двумя были напряженными. Каково же было его удивление, когда Вэй Усянь улыбнулся, словно и не было секундой заминки, спокойно продолжив: — Ляньфан-Цзунь, какая неожиданность! Давно вас не видел. Вы уже прочитали моё последнее письмо? Лань Сичэнь замер, где стоял. Он медленно повернул голову к Цзинь Гуанъяо, а тот поспешно уплыл глазами в сторону. — Какое такое письмо, молодой господин Вэй? — осторожно поинтересовался Лань Сичэнь. — Ляньфан-Цзунь, — с нажимом выделив титул, продолжил он, — и словом не обмолвился, что ведёт с вами переписку. Цзинь Гуанъяо неловко почесал щеку указательным пальцем. Глаза Вэй Усяня непроизвольно расширились, стоило ему увидеть алую ленту. Решив, что это отличный шанс перевести тему, и выйти из неловкой ситуации, Вэй Усянь воскликнул. — О, это же наша с Лань Чжанем лента! Но Вэй Усянь не был бы Вэй Усянем, не сделав бы случайно ещё хуже. Каким бы наивным в вопросах плотских утех ни был Лань Сичэнь, такой посыл не расшифровать он не мог. Его фарфоровые щёки вспыхнули, и он невольно дёрнул ленту на себя, а затем устремил стыдливый взгляд на Цзинь Гуанъяо, что в ответ хищно блеснул глазами. — А-Яо! — воскликнул Лань Сичэнь, стараясь облечь всё своё возмущение в голос. «Ты обо всём изначально догадался!» — кричали его глаза. Цзинь Гуанъяо изобразил на своём лице выражение глубочайшей невинности. Он перевёл свой взгляд на Вэй Усяня. — Наш маленький друг доставил его не в срок, и я ещё не успел ознакомится с ним. Зато теперь я имею удовольствие лично выразить своё восхищение вашим изобретением. Глава ордена Лань с таким упоением рассказывал о её полезных свойствах, что я не сдержался, упросив его использовать ленту в личных целях, — Цзинь Гуанъяо поднял руку. — Надёжнее любых пут. Никак не вырваться. Хорошая. Фиксация. Лань Сичэнь подавил желание протереть глаза. Он был уверен, что в эту секунду Вэй Усянь и Цзинь Гуанъяо обменялись такими многозначительными взглядами, будто бы понимали друг друга с полуслова. Один скрывал за своими словами совершенно иной смысл, а второй понимал его, будто бы ему говорили об всём прямо. — Вы мне льстите, Ляньфан-Цзунь, существуют путы и получше, — взгляд Вэй Усяня стрельнул в сторону Лань Сичэня, который всеми силами старался сохранять благопристойное выражение лица. Наверное, он один искренне верил, что об его истинных чувств никто не догадывался. Цзинь Гуанъяо молча кивнул, соглашаясь. Как Лань Ванцзи не позволял Вэй Усяню творить глупости (с попеременным успехом), так и Лань Сичэнь сдерживал Цзинь Гуанъяо лучше любой печати. — Молодой господи Вэй, что вы здесь делаете? — наконец-то вышел из ступора Цзэу-цзюнь. Он опасался наткнуться в роще ещё на кого-нибудь. Благо, Ванцзи сопровождал юных адептов на ночной охоте. — Я? Вообще я играл в цзяньцзи*, но мне быстро наскучило, — неожиданно глаза Вэй Усяня загорелись идеей. — Давайте со мной! Лань Сичэнь и Цзинь Гуанъяо разом замерли, уставившись на Вэй Усяня во все глаза, но тот нисколько не смутился, заговорщицки подмигнув: — А я заодно расскажу, как мы наладили общение с Ляньфан-Цзунем. Если он, конечно, не против выдать наш маленький секрет. Цзинь Гуанъяо ничего не оставалось, кроме как подчиниться. — У меня от эргэ нет секретов, — мягко поправил он. — Есть только недосказанности, верно? — с укором уточнил Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо опустил глаза вниз. Ему нечего было возразить. — О, Цзэу-цзюнь, не спешите ругать Ляньфан-Цзуня, — повеселевший Вэй Усянь уже во всю шагал впереди. В один момент он развернулся и пошёл спиной вперёд, заметив, что Лань Сичэнь теперь пристально смотрел ему за спину, следя, чтобы тот случайно не споткнулся. «Они действительно похожи с Лань Чжанем. Оба беспокоятся, чтобы я ненароком не убился», — подумал Вэй Усянь и начал рассказ. Как оказалось, интенсивная переписка между двумя «злыми гениями», как их называл сам Вэй Ин, велась уже полгода, и её инициатором был как раз он. Реинкарнация многому научила Вэй Усяня, в частности, способности оставлять прошлое в прошлом и не размениваться мелочами. Ему было даровано драгоценное время ощутить вкус жизни, и он не желал тратить его впустую, поэтому, когда однажды его разум загорелся идеей создания новой печати, Вэй Усянь принялся осуществлять задуманное с превеликой решимостью. Он просидел над свитками несколько недель, но в конечном итоге вязь заклинаний так замылила ему глаза, что отыскать закравшуюся в расчёты ошибку он никак не мог. Попросту не зная, к кому обратиться, и за неимением в тот момент Лань Ванцзи под боком, Вэй Усянь под наитием написал письмо Цзинь Гуанъяо, прикрепил то к спине кролика и отправил малыша в путь. Вэй Усянь не простил Цзинь Гуанъяо и, скорее всего, не простит никогда, но сейчас он не видел в нём представляющего угрозу человека. И пускай Ляньфан-Цзунь был тем ещё прохвостом, пренебрегать его острым умом не стоило, к тому же, Вэй Усянь слишком устал, чтобы возвращаться к своим записям, и очень нуждался в совете или хотя бы подсказке. Когда под вечер на крыльце своего павильона Цзинь Гуанъяо увидел белого кролика, то несказанно удивился. К спине малыша было что-то прикреплено, и он выжидающе смотрел на мужчину перед собой, будто бы только и ждал, что тот избавит его от груза. Изнывая от любопытства, Цзинь Гуанъяо всё-таки раскрыл послание, и его брови поползи вверх, когда он увидел подпись. Первой реакцией было недоверие. Вэй Усянь действительно спрашивал у него совета? Свои способности Цзинь Гуанъяо не считал заурядными, но чем он мог помочь Старейшине Илина? Описав в письме ситуацию, Вэй Усянь спрашивал позволения в следующий раз прислать с маленьким посланником записи. Немного подумав, Цзинь Гуанъяо ответил согласием. Ему всё равно было скучно, да и любопытство — извечный порок — не дало возможности отказаться. Эргэ всё равно вреда от этого общения не будет, верно? Вэй Усянь и Цзинь Гуанъяо ломали голову неделю, но в конечном итоге пришли к решению, оставшись очень собой довольны. С тех пор переписка не только не прекратилась, но и стала регулярной. — Как-то так всё и было, — улыбнулся Вэй Усянь. Он раскачивался из стороны в сторону, переводя вес то на левую, то правую ногу, при этом совершенно не стесняясь своего откровенного ребячества. — Прости, что не сказал ничего тебе, эргэ, — мягко отозвался Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь лишь покачал головой. Его А-Яо целыми днями сидел на одном месте, и пускай его заточение было далеко не самым худшим вариантом, это не отменяло каждодневную скуку и желание дать своему интеллекту достойный вызов. — Ничего страшного. Молодой господин Вэй скрашивал твоё одиночество, верно? — улыбнулся Лань Сичэнь, невзначай добавив: — А о чём вы, к слову, общались? Глаза Цзинь Гуанъяо блеснули. «Ревнуешь, эргэ?», — безмолвно вопрошали ореховые омуты. — О всяком, — тут же ответил Вэй Усянь. — В основном консультировали друг друга и поддерживали в начинаниях. Ещё Ляньфан-Цзунь каждый раз переживал перед вашим днём рождения, — Вэй Усянь улыбнулся во все зубы. — Постоянно ломал голову, что бы подарить и просил раздобыть кое-какие материалы. Цзинь Гуанъяо не выдержал. Расправил веер и скрыл за ним половину лица, оставив на виду только колючий взгляд своих ореховых глаз. Он не считал себя стеснительным, да и не особо скрывался перед Вэй Усянем, полагая, что тот сумеет его понять, заодно убедиться, что Цзинь Гуанъяо от дальнейших преступлений отделяет далеко не барьер, но слышать такие вопиющие вещи в лицо было весьма смущающим опытом. Что же говорить о Лань Сичэне? Тот и вовсе не находил себе места и старался держать лицо из последних сил. — Вот и пришли! Трое мужчин вышли на небольшую поляну, и Вэй Усянь тут же достал из-за пазухи волан, принявшись набивать его ногами. Лань Сичэнь и Цзинь Гуанъяо замерли. Один никогда не резвился, как подобало ребёнку, а со вторым, сыном шлюхи, никто не хотел играть. Заметив неловкость своих товарищей по игре, Вэй Усянь схватил волан рукой. — Не бойтесь! Это легко. Надо просто войти в ритм и не стесняться своих движений. Попробуйте. А за ленту не бойтесь. Она весьма неплохо растягивается. Заметив, что волан летит на него, Лань Сичэнь стушевался, и тут ему на помощь пришёл Цзинь Гуанъяо. Он ловко подхватил игрушку и принялся набивать её ногами, пробуя свои силы. Три года не прошли бесследно и каждодневные тренировки сохранили мышцы Цзинь Гуанъяо в тонусе. Он набил волан около двадцати раз и, заметив в глазах Лань Сичэня готовность, отдал ему пас. Благородный Цзэу-цзюнь, который отродясь не веселился, сначала был скованным, и несколько раз практически уронил волан на землю, но потом вошёл во вкус. Игра так увлекла его, что он позабыл обо всём на свете, не заметив, каким восхищенным взглядом смотрел на него Цзинь Гуанъяо. Он даже не стеснялся присутствия Вэй Усяня. Зачем скрывать то, что было и так понятно? Уж кто-кто, а Старейшина Илин уж точно мог понять, какими очаровательными могли быть братья Лань, каждый брат для своего дьяволёнка. — Цзэу-цзюнь! Пас! Давайте мне пас! — помахал рукой Вэй Усянь, привлекая к себе внимание. На этот раз они стали перебрасываться воланом и не заметили, как игра полностью вытеснила реальность. Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь впервые по-ребячески веселились, не стесняясь своих происхождений. Вэй Усянь, сам того не подозревая (или делая всё намеренно), сумел растормошить их двоих, увлечь настолько, что они открылись. Цзинь Гуанъяо, который уже три года не знал другого общества, кроме компании Лань Сичэня, ожил. Он получал неописуемое удовольствие от процесса, и беззаботно гнался за воланом, будто бы не было на свете ничего важнее, кроме как отдать пас Лань Сичэню. — Ух! Как у вас хорошо получается! Я же говорил! Вам нужно просто войти в ритм и перестать стесняться! — Вэй Усянь сделал несколько шагов спиной вперёд, стараясь не упустить волан, но тут же во что-то врезался. Он охнул и едва не упал, но крепкие руки обвились вокруг него, удержав на ногах. Лань Ванцзи ловко поймал волан рукой. Взгляд его равнодушных глаз скользнул сначала по напряженному Лань Сичэню, а затем — по застывшему Цзинь Гуанъяо. Ханьгуан-цзюнь усилиями Вэй Ина знал о тайной любви своего брата и первое время с трудом сдерживал себя, чтобы не заявиться в павильон, прижав Цзинь Гуанъяо к стенке, но Вэй Усянь попросил его обождать, сказав, что всегда успеется, и время всё расставит на свои места. Лань Ванцзи нехотя послушался. Прошло три года, но Цзинь Гуанъяо так и не создал ордену Гусу Лань никаких проблем, а старший брат ходил довольный и счастливый. Разве мог Ванцзи собственноручно причинить Хуаню боль? Он одним взглядом пообещал Цзинь Гуанъяо все мыслимые и немыслимые муки, расстрой тот Сичэня, и получил в ответ понимающий кивок. — Лань Чжань! — первым нарушил тишину Вэй Ин, посчитав, что Цзинь Гуанъяо и Лань Ванцзи «поговорили». — Ты вернулся? Радость на лице Вэй Усяня резко сменилась паникой. — Ты вернулся! Ночная охота закончилась так быстро? Лань Ванцзи кивнул. — Преследуемая нами тварь оказалась не так уж сильна, как говорили о ней местные. Поймать её не составило трудов. Лицо Лань Сичэня стало подобно непроницаемой маске. — Молодой господин Вэй… — тихо начал он. — Не беспокойтесь! — Вэй Усянь схватил Лань Ванцзи за руку, посеменив прочь с поляны. — Мы с Лань Чжанем отвлечём адептов. Уводите скорее Ляньфан-Цзуня! Вас не должны видеть вместе. Правда, Лань Чжань? Надо помочь твоему брату! — Мгм, — крайне содержательно отозвался Лань Ванцзи, но послушно сдвинулся с места, последовав за Вэй Ином. Уже убегая, тот обернулся через плечо, прокричав: — Ляньфан-Цзунь! Дарю эту ленту вам! Раскройте весь её потенциал с Цзэу-Цзюнем! — и Вэй Усянь задорно подмигнул, спустя секунду уже тише добавив, обращаясь уже к Лань Ванцзи: — Не расстраивайся, Лань Чжань. Я сделаю нам новую. С братом надо делиться. Лань Сичэнь замер, будто бы кто применил на нём паралич. Какие откровенные непристойности услышали его уши, и вовсе неважно, что эти самые непристойности они творили с Цзинь Гуанъяо при каждом удобном случае! Сколько бы Лань Сичэнь ни ласкался со своим возлюбленным, откровенные разговоры всё ещё вгоняли его в краску. Цзинь Гуанъяо только подбросил в костёр сухих веток. Он обвил руку Лань Сичэня, прильнув к нему всем телом, и тихо прошептал: — О чём же ты таком подумал, милый эргэ, раз твои щёки столь нежно цветут? Лань Сичэнь вздрогнул. Шёпот А-Яо согрел ему мочку уха. — Я думаю о том, как бы нам вернуться! Идём скорее! — Идём? Бежим! Цзинь Гуанъяо потянул Лань Сичэня за собой. Они действительно побежали, но праведный Цзэу-цзюнь выглядел так, будто совершал непристойность. — В Облачных Глубинах запрещено бегать! — рефлекторно воскликнул он, зардевшись. Цзинь Гуанъяо усмехнулся. — Бесстыжий Мэн Яо! Обманом заставил главу ордена Лань совершить такое непотребство. — А-Яо! — А ещё эта лента! Срамота! И что же этот мерзавец собрался делать с одухотворенным Цзэу-Цзюнем? — А-Яо! — щёки Лань Сичэня уже пылали, как предзакатное солнце. Он всем своим видом просил прекратить эту пытку, но сердце Цзинь Гуанъяо не знало пощады. — Возможно, он привяжет руки главы ордена Лань к спинке кровати, а затем всю ночь будет демонстрировать всю глубину раскаяния своему благодетелю? Лань Сичэнь прикусил нижнюю губу, но ничего не ответил. Цзинь Гуанъяо не говорил ничего откровенно вульгарного, но его намёков с лихвой хватало, чтобы смутить и вывести из равновесия. Неожиданно Цзинь Гуанъяо выпустил чужую тёплую руку из своей, коснулся плеча Лань Сичэня и со смехом произнёс: — Ты водишь! — Что? — переспросил Лань Сичэнь. — Лови меня, эргэ! Лови! Иначе убегу! Старейшина Илин не обманул. Лента действительно растягивалась, и её возможностей было вполне достаточно, чтобы создать между игроками дистанцию. Цзинь Гуанъяо настолько понравилось играть и дурачится, что он не мог отказать себе в дальнейшем удовольствии. Раз ему предстояло вернуться в клетку, так почему бы не полетать напоследок? Он вилял по извилистой тропинке, ловко уворачиваясь от прикосновений Лань Сичэня, но никогда не убегал далеко. Ему словно бы доставляло удовольствие дразнить своего эргэ. Они мчались обратно, к реальности, проблемам, правилам и обязанностям, но сейчас, потакая своим желаниям, были по-настоящему счастливы. Уже у самого павильона Цзинь Гуанъяо скользнул спиной вперёд, но тут лента возмущённо натянулась, показав свой предел. От неожиданности он оступился, а Лань Сичэнь, что нёсся за ним во всю прыть, не успел вовремя остановиться. Они влетели за территорию барьера и рухнули на землю. Цзинь Гуанъяо засмеялся. Он уже не помнил, когда позволял себе искренний смех, будучи на должности Верховного Заклинателя. Быть может, заключение было его благом, а не карой? Лань Сичэнь осторожно приподнялся на локтях. Цзинь Гуанъяо, раскинувшийся под ним, казался вершиной искусства. Его смех был настолько заразителен, что скрепы Цзэу-Цзюна дрогнули — он сам засмеялся. Когда они оба отдышались, тонкий белый палец Цзинь Гуанъяо беззастенчиво скользнул по щеке Лань Сичэня. Его ореховые глаза потемнели, а тело в предвкушении напряглось, ожидая своего часа слиться в единое целое с любимым человеком. — Ах, Цзэу-Цзюнь, — начал Цзинь Гуанъяо, стыдливо опустив глаза. — Я совершил так много непотребств сегодня. Только суровое наказание может искупить все мои грехи. Вы очистите меня? Коварный Цзинь Гуанъяо так правдоподобно изображал из себя стыдливого неопытного юнца, что самоконтроль Лань Сичэня быстро покатился на самое дно Облачных Глубин. Подхватив своего А-Яо на руки, он ринулся к павильону. Очищение обещало быть длительным.