Отвоëванный у Тьмы

      Я до сих пор не нахожу сил поверить. Тело лихорадит от жара выстраданных объятий, будто теперь мне, а не Владу прикосновения приносят боль. Эта боль всё ещё сочится из каждой поры, освобождая и очищая меня; она бежит горячими ручьями по щекам. Синие угловатые цифры электронного будильника сухо оповещают о времени — 2:05. Я должна спать, но не спится — так бывает от счастья, в момент, когда дотянулся до далёкой мечты. Пульс уже почти в норме, но всё ещё подскакивает при мысли о том, что теперь я могу сказать о чувствах не только словами, которых уже давно катастрофически мало нам двоим. Ночь нежна, молчалива и покорна. Воздух в комнате наполнен такой безмятежностью, какой эти стены не видели никогда. Я набрасываю на плечи пеньюар и тревожу тишину замка скрипом ворчливых петель. Босые ноги несут меня по лунной дорожке, стелющейся на каменном полу коридора и, как нарочно, заканчивающейся напротив его дверей. Я прислоняюсь лбом к теплому дереву и мне чудится, что оно пахнет Владом. Всего лишь игра воспаленного воображения: когда долго не можешь дотронуться, пытаешься впитывать человека другими органами чувств. Слабый кулачок чуть сжимается, но всё же замирает в дюйме от столкновения с дубовой поверхностью. Жаднее тяну носом воздух, будто заканчивается кислород. Трусливая девчонка под дверями своего господина, повелителя фантазий и тайных девичьих грёз. Ноги зябнут и пятки уже немеют от холода, а я счастлива только потому, что тут стою. Ладонь разжимается и ложится на кованую ручку — я дёргаю дверь на себя, чувствуя при этом, как сердце ускоряет свой бег. Словно вор, я хочу этой ночью совершить преступление — похитить прикосновения мужчины, которого давно люблю. Я ждала его целый месяц и даже не представляю, как он ждал меня шесть веков. Комната наполнена тусклым жёлтым сумраком от горящих свечей. За решёткой тлеют угли, переливаясь всеми оттенками красного. Я ищу глазами Влада и нахожу его тёмный силуэт в кресле возле камина. Не спит. Сидит беззвучно и неподвижно. Книга с румынской поэзией лежит у его ног. На секунду мне хочется стать этой книгой, ведь она уже узнала, как ласковы тонкие пальцы, скользящие вдоль страниц. Я замираю, упоённо любуясь умиротворённой картиной, радуясь, что, наконец, он может позволить себе отдохнуть. Влад будто чувствует чужое присутствие и оборачивается, вглядываясь в полумрак просторной спальни. В белом шёлковом пеньюаре я, должно быть, похожа на привидение, проходящее сквозь стены, сквозь время и тревожащее ночной покой. — Лайя? — он поднимается и подходит ко мне. Я никогда не видела такого тёплого синего, что сейчас окрасил радужку его глаз. — Да, это я, — улыбаюсь, как дурочка. По моим щекам вновь бегут слёзы, затекая на губы. Я слизываю их языком и ощущаю, какие сладкие они на вкус. Влад делает шаг ближе и обхватывает моё лицо ладонями. Он размазывает пальцами влажные дорожки, но их становится только больше, будто во мне всё это время безмолствовал целый океан, а теперь готов вылиться наружу. Как же это много — просто чувствовать на своём теле его руки, пренебрегать расстоянием, которое мы были вынуждены соблюдать. Я знаю, что никому не понять этого крохотного счастья, но главное, что его понимаем мы. Мои ладони нетерпеливо вытягивают чёрную водолазку из брюк, скользят на горячую поясницу, — и по пальцам струится не его тепло, а чистый электрический ток. — Тебе холодно, — шепчет он. Но это не так. Мне жарко. Влад подхватывает меня на руки и несёт на кровать. Пушистое одеяло взлетает в воздух и опускается на тело мягким ласкающим облаком. Он берёт в руки мои ледяные стопы и упирает себе в бедро, делясь сокровенным теплом. Мы молча упиваемся долгожданной близостью; как два сообщающихся сосуда, наполняемся нежностью до краёв. Его руки начинают слепую игру под одеялом: они аккуратно разминают мои икры, отчего я растягиваю губы в блаженной улыбке и таю шоколадом на лиловом шёлке простыней. — Мне так приятно, — выдыхаю тихо и вижу на его лице, как он рад это слышать. Когда руки поднимаются выше колена, мне уже не до улыбок, — тело заливает тянущее желание, устремляющееся в одну трепещущую точку между ног. Влад оглаживает внутреннюю сторону бедра и всё ближе подбирается к заветному месту. Сладкими судорогами сводит низ живота, по тонкому кружеву трусиков растекается влага. Я откидываю одеяло в сторону, так как пылающей коже под ним уже нестерпимо душно. Влад перестаёт дышать, любуясь обнажёнными ногами, что открылись для него распахнувшимися полами пеньюара. Словно хлыстом, меня подстёгивает сладкое безумство. Он достоин большего! Я хочу, чтобы он видел меня всю! Подцепляю пальцами кружево и слишком медленно тяну его вниз, наслаждаясь хищным взглядом голубых глаз. Трусики улетают в сумрак комнаты и повисают на огромной люстре, чуть потревожив тишину комнаты мелодичным звоном хрусталя. Бесстыже развожу бедра, не оставляя ему никакого простора для фантазии — я вся перед ним, обнажённая и телом, и душой. — Я хочу, чтобы эта ночь принадлежала только нам, Влад… Ни слова больше. Он приникает к моим губам горячим, самозабвенным поцелуем. Нас так долго мучила жажда, и вот теперь мы пытаемся напоить друг друга, рассказать о чувствах совсем иными движениями языков. Внутри разгораются пожары, мы всё больше и больше поджигаем друг друга и всё вокруг. Мне кажется, даже холодные шёлковые простыни становятся раскаленными зыбучими песками. Влад разводит мои бедра шире и накрывает ладонью жаждущую плоть. Отточенные движения пальцев заставляют стонать ему в губы, хвататься руками за плечи. Я, как обезумевшая, пытаюсь содрать с него водолазку, оставляя на теле розовые дорожки от своих ногтей. Он отстраняется от меня, но только для того, чтобы насладиться протяжным стоном, который рвётся наружу, как только его пальцы оказываются внутри. Влад хватает его остатки с моих губ и спускается ниже. Влажные поцелуи оказываются везде: на шее, ключицах, горле. Я не успеваю осознавать каждый – они обжигают меня везде. Он целует соски и кусает их, сжимает в руке то одну, то другую грудь. Его пальцы утопают в моих соках и хлюпают, а я почти скулю от наслаждения, подаваясь навстречу, и как в бреду распеваю любимое имя на манер молитв. Влад устраивается между моих бедер и его упругий язык дразняще проходится вдоль мокрых складок, начинает умело заигрывать с чувствительным бугорком. Мне просто сносит башню от осознания того, что сам Дракула, великий и могущественный князь, сейчас вылизывает меня до последней капли. Я слегка приподнимаю голову и оцениваю эту картину сквозь пелену похоти в глазах: слишком горячо, слишком пошло, слишком долгожданно. Его пальцы покидают меня, но это опустошение лишь временное: в лоно тут же врывается его язык, настырно проталкиваясь в самую глубину. Я выгибаюсь змеей, хватаю Влада за волосы и уже почти кричу от того, как же мне хорошо. Он то скользит внутри, то выбирается наружу, посасывая клитор — и я кончаю спустя несколько минут таких искусных ласк. Голова кружится, а в глазах рябят калейдоскопом яркие звёзды; с трудом свожу дрожащие ноги и, кажется, только сейчас начинаю дышать. Влад ложится рядом, рукой поглаживая мои волосы. Он, как и всегда, нежен и внимателен, и мне становится ужасно стыдно за то, что я это сделала, не подождав его. Я перекатываюсь и встаю с кровати. Шёлк, и так уже ничего не скрывающий, соскальзывает вниз к моим ступням. — Иди ко мне, Влад, — зову я шёпотом. Он поднимается и встаёт напротив, не сводя с меня заинтересованного взгляда, но я больше не хочу играть в гляделки — я ими сыта! Прикладываю руку к его паху и нагло щупаю ладонью твердый бугор, тесно обтянутый чёрной тканью. — Девочка моя… — Влад выдыхает и закатывает глаза. — Тс-с… Я накрываю пальцем мягкие губы, прося ничего не говорить. Хватаюсь за ремень, с наслаждением наблюдая, как в его глазах начинают суетиться черти, предвкушающие самый сладкий из семи грехов. Уверенными движениями я расстёгиваю податливую пряжку, пуговицу, ширинку... В ладони толкается его возбужденная плоть, страстно желающая быть освобожденной. Опускаюсь перед ним на краешек кровати и стягиваю брюки вниз вместе с бельем. Машинально облизываю и посасываю собственные губы, — теперь перед моими глазами то, что я так давно жаждала получить. Обхватывая рукой достоинство Влада, я поднимаю на него глаза. Я хочу его. Хочу касаться, вбирать в себя до предела. Хочу его пальцев у себя на затылке, привлекающих еще ближе. Сглатываю слюну, слишком обильно выделяющуюся от горячих фантазий, и приступаю к делу. Язык проходится по головке члена, слизывая солоноватую жидкость, приятно щекочущую рецепторы во рту. Провожу подушечкой пальца на надувшейся вене — это не я его ласкаю, а он меня шелковистостью нежной кожи. Я чувствую, как его плоть все сильнее напрягается и пульсирует, ждёт моих более смелых ласк. И я дарю их. Смыкаю губы плотным кольцом и начинаю двигаться. Каждый раз я погружаю в себя орган всë глубже и глубже, доставая до горла, проглатывая целиком. Мне вкусно, сладко — хорошо так, будто я не на земле. Его пальцы ложатся на затылок, вплетаются в волосы; он оттягивает мою голову назад, давая глубоко вдохнуть. В следующий момент губы, только что бесстыдно ласкавшие мужскую плоть, встречаются с губами Влада. Он раскидывает меня на кровати и накрывает собой. От его тела пышет, как от горящего камина, в глазах отражаются искры этого костра. Мне хочется кричать на весь мир о том, как я счастлива, но говорят, счастье любит тишину. Скольжу ладонями по обнажённому телу, впечатываю в память каждый его изгиб. Теперь я никогда не устану делать это, всё время помня, как больно нам обоим давался проклятый запрет. Влад обхватывает меня за бедра и резко тянет на себя. Спустя мгновение мои ноги оказываются на его плечах, а член упирается в мокрую, истекающую соками промежность. Я издаю хныкающий стон, сползаю ниже — так не терпится поскорее разрушить последнюю преграду, разделяющую нас. Влад внемлет моим сладким стенаниям и, наконец, входит в меня, насквозь пронизывая электрическим импульсом. Его плоть растягивает горячие стенки лона, постепенно заполняет собой целиком. Медленные движения размазывают внутри наркотическое, острое наслаждение. Я до боли закусываю собственное запястье, чтобы не закричать. Два обнаженных тела сплетаются в диком, необузданном танце. Эти движения стары, как мир, но для меня они словно вновь. Больше, чем секс. Больше, чем зов жаждущей плоти. Слаще, чем жизнь, и внезапней, чем смерть. У меня есть эта ночь, украденная у вечности, и любимый мужчина, отвоёванный у самой Тьмы. Толчки Влада становятся все грубее и неистовее, кровать поскрипывает и стучит изголовьем о стену. В какой-то момент мне кажется, что она рухнет под нами, так как вряд ли рассчитана на пыл мужчины, изголодавшегося за шесть веков. Но мне так нравится его несдержанность, вожделение, что излучают его глаза. Не разъединяя нашего священно-грешного соития, Влад переворачивается на спину, увлекая меня за собой. Теперь я веду; упираюсь ладонями в его грудь и начинаю размашистые движения бедрами. Я слышу, как бешено колотится его сердце под ладонью, чувствую, как эти удары отражаются в моём теле возбуждающей вибрацией. От лопаток к копчику бежит тоненькая струйка пота. Я уже не слышу ни скрипов, ни собственных криков — все звуки перекрывает стучащая в ушах кровь. — Лайя, я люблю тебя… Эти слова я разберу, даже если оглохну. Я смогу их прочесть по губам, различить в пульсе, смешавшемся с моим. Музыка, которую я готова слушать вечно; сказка, под которую хочу сегодня заснуть. — И я люблю тебя, Влад. Еще движения. Отчаяннее, яростней. Желаю выжать нас обоих до конца. Смешаться бы сейчас, растаять, раствориться, стать частью целого, что невозможно поделить. Резкий толчок рвёт во мне тянущееся нугой наслаждение. Я издаю громкий протяжный стон и выгибаюсь в судороге, пронзившей с головы до ног. Пульсирующие стенки крепко обхватывают мужскую плоть, и Влад, не выдержав, хватает меня за талию и вбивается всей своей мощью, изливаясь внутрь горячей волной. Мы одновременно врываемся в наслаждение, что рассыпается сверкающими искрами над нашими головами и медленно гаснет на мокрых смятых простынях. Я обрушиваюсь на Влада, пытаюсь восстановить дыхание, прижимаюсь теснее и целу́ю его грудь… На камине уже догорели свечи, пропитав воздух запахом воска и восточных пряностей, угли почти не отдают краснотой. Я засыпаю сегодня в самых сладких объятиях, и в дымке подкрадывающегося сна мне начинает казаться, что это я ждала нашей близости долгих шесть веков.