Я заслонил тебе солнце, Я заменил тебе социум. И наступая на горло, Я перекрыл тебе воздух. Эта клетка открыта с обеих сторон, Только мы никуда из нее не уйдем. Эта камера пыток - наш будущий дом, Ведь у нас все серьезно.
Ее рука движется быстро, порхает словно бабочка по поверхности бумаги, оставляя за собой ровную строчку узкого аккуратного почерка. Джейд складывает слова в предложения, режет тонкую тетрадь своими мыслями, украшает их долей выдумки и улыбается, когда несколько совершенно разных картинок в голове складываются в одну и создают идеальную композицию. Пожалуй, это был один из немногих моментов, когда она была самой собой. - Ты описываешь наш секс? - На ее плече девушка, смотрит в тетрадь, вчитываясь в витиеватые буквы, и ее брови в удивлении ползут вверх. - Нужно описать все ощущения, пока свежо в памяти, - Джейд ведет себя абсолютно беспристрастно, будто бы описывает вкус яблока после ланча. - Томпсон, ты охренела? - Девушка вскакивает на ноги и импульсивно хватается за свою одежду, натягивая ее на себя, как придется, лишь бы скрыть наготу. - Ты трахнула меня, чтобы описать секс в своей тупой книге?! - Дважды трахнула, - подмечает Джейд, не поднимая глаз на девушку и не отрываясь от тетради. - И книга вовсе не тупая, эротический триллер. Правда, ты не в главной роли, уж прости. - Ты издеваешься?! - Девушка истерично срывается на крик, пытаясь заправить футболку в непослушную ткань армейских брюк. - В чем дело, Дана? - Джейд наконец-то поднимает на нее свои глаза полные равнодушия, так смотрят на пыль, которую лень вытирать, но не на людей. - Тебе не хватило двух оргазмов? Хочешь еще? Девушка задыхается от возмущения, и Джейд буквально видит, как ее темные волосы начинают электризоваться, поднимаясь вверх. Ее это забавляет. - Если это все, то можешь оставить меня ненадолго? Мне надо сконцентрироваться, - она просит это настолько искренне, даже умоляюще, что вообще никак не вяжется с ее тоном несколько секунд назад, и снова возвращается к своей писанине, задумчиво покусывая кончик ручки. - Ты мразь! - Выплевывает Дана. - Я прямо сейчас пойду к Лорел и расскажу о том, что произошло, посмотрим, будет ли она без ума от тебя после этого! Девушка поворачивается, чтобы уйти, но ее руку резко хватают и сжимают с такой силой, что она невольно теряет равновесие, пытаясь высвободиться из хватки. - Только посмей, - едва слышно и ядовито шипит Джейд, потеряв всякий интерес к своей драгоценной тетради. - Себе же хуже сделаешь, серьезно. Потому что я собственноручно помогу ей расчленить твое тело. - Отпусти меня, ебанутая! - Дана дергается, но брюнетка стоит словно скала и испепеляет ее своими желто-зелеными глазами. - Нахуй она тебе вообще сдалась, эта Максвелл? Ты трахаешь все, что движется! - Не лезь туда, где тебе не место. Позаботься о себе. И прикрой засос, иначе могут избить, - Джейд отталкивает девушку и снова садится на пол, возвращаясь к своей тетради, которую бережно отряхивает от пыли, прежде чем снова открыть. Дана униженно всхлипывает, поднимается на ноги и убегает в неизвестном направлении. Джейд запускает бледные пальцы в короткие черные волосы, царапая кожу головы, и снова вдохновенно возвращается к писательству. Она пишет всегда. Все, что с ней происходит, все, что ее впечатляет, каждое событие в жизни становится увековеченной синей строчкой на старой бумаге. В ее тетрадях каждый человек - это какой-то новый вымышленный персонаж, образ которого взят с реального человека. Достаточно лишь добавить пару новых деталей. Каждая история - новая книга, небольшой рассказ или зарисовка. Меняются места, события, действующие лица. Но всегда, неизменно, хоть на первом, хоть на втором плане или даже мельком, но в книге присутствует Лорел. Точно также как она всегда присутствует в ее жизни. Собственно, самым первым написанным Джейд рассказом было именно повествование о девушке супер-герое: «В ее глазах было море, ее длинные рыжие волосы развевались на ветру, когда она неслась навстречу опасности. Эта девушка была необычна: наполовину эльф, наполовину человек. В ее жилах текла магия - огонь. Он подчинялся ее власти, одного взмаха руки было достаточно, чтобы сжечь дотла целый город. Она была смелой и храброй. Однажды она увидела, как группа разбойников напала на беззащитную горожанку, которая всего лишь хотела заработать на кусочек хлеба, продавая венки, сплетенные из полевых цветов. Эльфийка незамедлительно спасла юную леди, помогла ей выбраться из лап грубых мужчин, и горожанка попала в плен ее глаз. Она подарила ей самый красивый венок в знак своей бесконечной благодарности, но эльфийка попросила еще кое-что - поцелуй. И это стало началом их бесконечной любви». - Почему у эльфийки нет имени? - Двенадцатилетняя Лорел, прижимая ухо к холодной стене карцера, слушала, как Джейд из соседней камеры рассказывает обернутую в сказку историю их жизни. - Может назовем ее Лора? - А горожанку тогда.. Джейн? - Мне нравится, - Джейд улыбается и царапает ногтями бетонную стену, будто это поможет ей разрушить ее и обнять маленькую девочку за ней. - Лорел? Не заступайся больше за меня.. Это я должна тебя защищать. - Но я ведь эльфийка, у меня в руках огонь, а ты просто горожанка, которая плетет венки, - Джейд даже через толстую стену слышит, как Лорел улыбается. - Джейд? А ты мне не подарила ни венка, ни поцелуя. - Подарю. Обязательно подарю. Она не соврала. Через несколько дней, когда их выпустили из карцера и прилюдно наказали, Джейд действительно нашла несколько цветов на территории Гамбьера, остальное заполнила обычной травой и сплела кривой несуразный венок, который протянула Лорел с глупой детской улыбкой. Он пах полынью и пылью, но рыжеволосая девочка прижимала его к груди с таким воодушевлением, словно и правда в ее руках были прекрасные сказочные цветы, а не пожухлая грязная трава. И, конечно, поцелуй. Смазанный, детский, в щечку. Но настолько трепетный и волнительный, что они обе еще долго ходили с красными лицами, не осмеливаясь посмотреть друг другу в глаза. В какой момент все изменилось, и первая любовь, трепет и благодарность превратились в зависимость, чувство собственности и потребительское отношение никто не мог сказать. Просто Джейд со временем начала меняться. Волосы становились все короче, язык острее, наивные детские глаза превратились в холодные, колкие, совершенно равнодушные, искренняя улыбка превратилась в саркастичную усмешку. Единственное, что не поменялось - Лорел по-прежнему всегда была где-то рядом. За спиной, под рукой, на расстоянии нескольких метров, но обязательно в зоне видимости, потому что Джейд должна знать о ней все. Джейд должна ее защищать, должна быть рядом, возвращаться к ней раз за разом. Потому что хочет она сама, либо потому что так хотела бы та избитая девочка из карцера, которая была благодарна, что за нее заступились, не побоялись, помогли. И эта благодарность навеки застыла в груди затвердевшим серебром, прямо вокруг сердца. И по сей день только оно его и греет. Джейд никого не любит. Даже Лорел. Даже себя. Джейд зависима. Зависимость - это не любовь. Джейд скучно. В их времена, когда жестокие люди скучают, они устраивают игры с жизнями. Делают ставки, переживают, смеются, потом громко стучат большими кружками с алкоголем друг об друга и так до следующего раза, пока в груди снова не поселится тоска, пока не захочется новых зрелищ. Наверное, Джейд ничем от них не отличается. Она играет с сердцами. Раскладывает их вокруг себя, тянет за ниточки, словно йо-йо, катает по полу эти разбитые потрескавшиеся кровяные комочки и, когда надоедает, отталкивает их ногой, наступает, раздавливает подошвой своих тяжелых армейских ботинок, вытряхивает остатки в урну и заматывает в целлофановый черный пакет поплотнее, чтобы запах гнили не добрался до ее носа. И если все эти сердца уже и склеивать потом точно не захочется, то есть одно стеклянное, которое она держит в грудном кармане и то и дело по неосторожности роняет, разбивает, а потом, стоя на коленях, заходясь слезами склеивает старым скотчем, просит прощения, и клянется, что будет беречь, не будет так халатно относится к нему, больше не сломает. Надолго ее обещаний не хватает, и хрустальный звон снова трелью рассыпается об кафель. И опять по кругу: слезы, скотч, прости-меня-умоляю-Лорел-не-уходи-прости, стертые в кровь колени, дрожащие пальцы, Лорел-ты-мой-мир-прошу-не-оставляй-меня, всхлипы, они-не-ты—они-ничего-не-значат. И Лорел, поджав губы, глотая очередную боль, обнимает стоящую на коленях Джейд, гладит черные короткие волосы и вытирает слезы на бледных щеках. Иногда Джейд кажется, что Лорел вся состоит из боли. Из физической, моральной, эмоциональной. Будто каждый ее шаг - боль, каждое слово - агония. Настолько привыкла к ней, что уже не замечает, наоборот, ищет любую возможность ее почувствовать. Может потому то она и молчит очень много. Ведь молчать тоже больно. Джейд поражается тому, как она держит все в себе, запирает в узкой грудной клетке все свои обиды, запечатывает на вечность, ставит печати, метки, приписывает дату создания и откладывает подальше, чтобы никогда не достать, но, наверняка, спотыкается об эти огромные ящики каждый чертов раз. Джейд вымещала все свои страдания на ней, на этой рыжеволосой девочке, когда-то спасшей ее жизнь. Она каждый раз клялась, что не специально, но все же продолжала вкручивать нож под ребра. А Лорел терпела, и Джейд, по началу, казалось, что она просто ничего не видит, не знает, не чувствует. Поэтому продолжала вести свои игры, пока в один день, возвращаясь в комнату поздней ночью, когда ее тело все еще хранило чужой запах, не увидела ее, сидящую на полу у двери. - Кто на этот раз? - Тихо спрашивает она, не поднимая глаз, изящно перекидывая между пальцев наконечник от стрелы. - О чем ты? - Джейд старается делать вид, что ничего не понимает, но сердце в груди в ту же секунду перестаёт биться. - Бетани? Клара? Эйприл? - Лорел не смотрит на нее, ее голос звучит настолько холодно, что по спине брюнетки ползут мурашки, будто острые ветки, что царапают кожу. - Лор.. - Джейд старается взять себя в руки, нормализовать дыхание, сделать шаг вперед, но все это обрубается резким и безжалостным: - С меня хватит. И уходит. Лорел, которая всегда должна быть рядом, от нее уходит. Внутри что-то ломается, серебро в сердце жалобно шипит и плавится, становится невероятно больно. И все, что она может - это дёрнуть за синюшные тонкие руки, упасть на колени перед худыми ногами, обвить их с такой силой, что слышит хруст в коленях. Если Лорел ее не простит, она ведь и правда всю ее переломает, раскрошит в пыль, вырвет кости из тела, лишь бы только уйти не смогла. Пусть воет от боли, пусть кричит, лишь бы только осталась с ней. Но Лорел прощает. Прощает раз. Прощает два, три. И так до бесконечности, пока от стеклянного сердца, что Джейд носит в кармане не остаются одни крошки, которые уже невозможно склеить. А потом появляется Трейси. Она раздражает Джейд. Всем своим видом. Всем своим нутром. Слишком прямая, слишком константная, стабильная. Трейси будто бы никогда не выражает никаких эмоций. Истинный солдат, тайная гордость Джонатана, потому что в отличие от его родной дочери - она именно та, кто незамедлительно выполнит приказ, не будет копаться в себе, задавать лишние вопросы. Ей скажут убить, она убьет. Велят сжечь себя на костре, она, стиснув зубы, замрет посреди пожарища. И ноль эмоций. Ни-че-го на ее лице, ни-че-го лишнего в ее движениях, ни-че-го сказанного вслух. И Джейд настолько сильно хочет расковырять этот металл, эту холодную корочку, которой покрыто ее сердце, узнать, что у нее внутри, что она переступает через себя и с вызовом спрашивает: - Какого это, ничего не чувствовать? - Тебе какое дело? - Выплевывает Трейси, оборачиваясь на ее голос. Они стоят посреди общего душа. Джейд хотела застать ее врасплох, и у нее это получилось: Трейси прикрывает наготу небольшим полотенцем, с волос капает вода, ее потряхивает от холода, глаза напуганы, тело напряжено. - Что тебе нужно, Джейд? Беги к своей рыжей шавке, не лезь ко мне. Джейд молчит и улыбается. Держит эту тяжелую каменную маску на своем лице, потому что ей просто интересно. Она играет, и не хочет прекращать то, что начала. В любой другой ситуации за «рыжую шавку» Трейси бы заплатила сполна. Потому что только Джейд может причинять Лорел боль, царапать ее сердце, топтать гордость. Только она, никто больше. - Потому что ты боишься, что почувствуешь что-то? - Джейд делает шаг вперед, а Трейси не двигается. Она замерла словно скала. - Потому что я не одна из этих шлюх, которые ведутся на тебя вот так просто. Не трать время, Томпсон. Оно того не стоит. Джейд встает слишком близко к ней и внутренне усмехается тому, как Трейси держит себя. И она делает первый пробный шаг: вскидывает руку, проводит пальцами по мокрым волосам у лица и ведет ими ниже, к плечам, скользя глазами по едва прикрытому голому телу. - У тебя красивая грудь. Зря ты прячешь ее под этой ужасной военной формой. Джонатан не откусит тебе руку, если ты расстегнешь пару пуговиц. - На кой хрен мне это делать? - Огрызается, пытается кусаться, но Джейд отчетливо слышит учащённое сердцебиение и слегка сбитое дыхание. - Потому что в первую очередь ты красивая девушка. И только потом солдат. Трейси замирает, ее лицо меняется всего на долю секунды становится не таким сосредоточенным и напряженным, но Джейд и этого хватает, чтобы улыбнуться и протянуть девушке ее военную куртку. - Завтра я буду болеть за тебя на ринге. Не подведи меня. Она уходит и чувствует, как воздух за спиной искрит. Впервые за долгое время что-то интересное, сложное, неизведанное ранее. И ей интересно, насколько успешна она будет в этой игре. И на следующий день, когда Трейси появляется на ринге, чтобы сойтись в бою с другой девушкой, Джейд понимает, что игра будет очень успешной. Потому что впервые за все время вместо всех застегнутых под горло пуговиц на русоволосой обтягивающая майка с большим круглым вырезом, из-под которого выглядывает пышная грудь, и ни одна пуговка кителя не застегнута. И так продолжается очень долго. По маленьким шагам, с помощью продуманных слов, улыбок, мимолетных взглядов, Джейд по кусочку снимает с Трейси ее броню, и та даже не замечает, в какой момент остается совершенно обнаженной, без какой-либо защиты. - Почему ты делаешь это? Зачем? - Спрашивает Трейси прижимаясь к холодной стене голой исцарапанной спиной. - Потому что меня к тебе тянет, - просто отвечает Джейд, дышит в ее губы, оставляет жалкие пару миллиметров между ними, но все же не касается, и отстраняется, когда Трейси сама тянется за поцелуем. - Хочу, чтобы ты была уверена в том, что хочешь этого. В том, что хочешь меня. И уходит снова, не давая возможности или малейшего шанса ответить на вопрос, что-либо сказать. Потому что ей нравится оставлять тысячу вопросов в голове, нравится смешивать несовместимые эмоции и упиваться этим, играя в Бога. Джейд сделает все, что для этого нужно. Она снимет с себя кожу живьем, протянет ее с улыбкой, обнажая разбитую улыбку, будет плакать и кричать, будет находиться рядом и отдавать всю себя. Она все сможет пройти, только бы получить взамен этот вкус победы, услышать хруст чужой воли, сгрести ее осколки в ладони и положить в копилку еще одно сердце. А потом танцевать на нем босыми ногами, пока не раздавит. И Трейси, в которую вложено слишком много времени, сил, слишком много пустых слов, сказанных лишь потому что именно их она хотела услышать, тоже постепенно прогибается и трещит под этим напором. Джейд умеет говорить так, словно это самое искреннее, что есть на свете. Она умеет смотреть так, что ноги подкашиваются, сердце бьется словно бешеное. Она умеет улыбаться так, что люди готовы разложить себя перед ней на кусочки. Это лишь вопрос времени, насколько быстро ты снимешь с себя броню. Потому что Джейд умеет сделать так, что ты начнешь чувствовать себя нужной. Она такая же как Джонатан. Тот, кого она больше всего боится, стал ее прототипом. Она стала его копией. Он играет с жизнями, она играет с сердцами. И, наверное, это единственная причина, по которой он ее не убил. Он знает про них с Лорел. И наказывает дочь за это. Жестоко, грубо, больно. Дает ее на растерзание голодных солдат, которые творят с ней все, что им вздумается. Джейд остается только догадываться, что они делают с этой хрупкой девочкой, сколько раз, насколько больно. Лорел никогда об этом не говорит. Даже рта не открывает. Вытирает кусочком ткани кровь на внутренней стороне бедра, уходит в себя на несколько дней, вымещает боль на ринге, прячет фиолетовые следы чужих рук под длинными рукавами военной формы, гладит Джейд тонкими бледными пальцами по волосам, смотрит разбитыми голубыми глазами и улыбается, так болезненно, сломлено. Но молчит. Снова и снова. И пока Лорел лелеет свою боль, Джейд в заброшенном подвале Гамбьера грубо и жадно берет Трейси, которая кричит, просит еще, обвивает длинными пальцами брюнетки свою шею и умоляет: - Сделай мне больно! Давай же, Джейд! Я хочу боли! И, наверное, это становится катализатором. Причиной, по которой, Трейси забирается глубже в грудь, собирает остатки стеклянной крошки, оставшейся от сердца Лорел, выбрасывает ее и устраивается поудобнее. Потому что она дает Джейд то, что Лорел не могла дать. То, что Джейд никогда бы не позволила себе сделать по отношению к ней. Лорел в ее руках была мягкой, податливой. Они были первыми друг у друга, учились любить с нуля. Изучали тела мимолетными нежными касаниями, шептали признания в бесконечной любви и постоянно задавали друг другу вопросы: тебе не больно? так хорошо? тебе приятно? тебе нравится? Вопросы, от которых сейчас тошнит. Потому что сейчас все, что умеет Джейд- это делать больно. Не спрашивать, не искать слабые точки, не пытаться доставить неземное удовольствие. Она хочет брать так, как нравится ей. А нравится ей грубо, грязно, громко. И Трейси неожиданно идеально вписывается в эту картину. Упирается щекой в шершавую стену, прогнувшись в спине, откидывает голову назад, когда Джейд тянет за длинные русые волосы, покорно сцепляет руки за спиной и раздвигает ноги шире, когда чувствует длинные пальцы внутри себя. И это повторяется раз за разом, несменяемая последовательность действий, которая входит в привычку: подвал, стоны, синие следы на коже, запах пыли и желания, что въедается в тело, потом холодный душ, который помогает смыть с себя чужой запах немного прийти в чувство, ведь после этого она бежит к Лорел, путается в рыжих волосах, дышит в ее шею, тонет в древесном запахе ее кожи и позволяет касаться себя. Лорел единственная, кто может касаться Джейд так. Единственная, кто знает, как доставить ей удовольствие, как снять все щиты и маски, обнажить, чтобы снова увидеть ту маленькую лохматую девочку с длинными черными волосами, в которую когда-то влюбилась. И Джейд думает про себя, что, наверное, никто, даже она сама, не знает ее лучше, чем Лорел; наверное, никто, кроме нее никогда не сможет коснуться ее, одними пальцами и губами поднимая высоко в небо; наверное, без Лорел она никто. - Ты главный человек в моей жизни, - шепчет она, изнывая от ее прикосновений. - Я без тебя никто, Лор. Бледные пальцы еще раз мягко касаются плоти, и Джейд рассыпается на тысячи атомов, дрожит в тонких руках, хватается за шею Лорел и шепчет бесконечное люблю. Такое же лживое, как все вокруг них. Такое же жестокое, как место, в котором они выросли. Такое же пустое, как ее покрытое серебром сердце. Но даже так это все еще самое честное и настоящее, что есть в ее жизни.***
Все ломается в один вечер. Какие-то гребаные 2 часа рушат весь мир, все внутренности, все окружение. Джейд хочется сгореть от этого заживо, но она не успевает даже зажечь спичку, потому что Лорел уже возвела вокруг нее огромный костер, и сейчас стоит и смотрит с улыбкой, как ее кожа плавится в огне. Она не видится с Трейси уже пару дней. Может потому что чувствует, что все заходит слишком далеко, и она вытесняет в груди Лорел. Ту, которую нельзя вытеснять. Никак. Ни за что. Никому. Может потому что чувствует, что близится конец. Конец Лорел и Джейд, конец Трейси и Джейд. Конец их жизней. Что угодно из этого. И все три варианта пугали просто до жути. Джейд смотрит на Лорел и впервые за 6 лет не узнает в ней ее. Она улыбается как-то безумно, смотрит холодно, проводит своими бледными пальцами по собственной груди, едва прикрытой военной курткой с нашивкой «Джейд Томпсон». И больше на ней ничего нет. Только эта куртка, в которой ее тело теряется и тонет, фальшивая сумасшедшая улыбка и яд на губах. - Нравится, Джейд? - Ее голос настолько ледяной, отравленный, устрашающе манящий, что ей впервые становится не по себе рядом с ней. Лорел сидит на столе, нога на ногу, покачивает тонкой ступней и облизывает губы. - Лор? Это.. - Брюнетка озирается по сторонам, сглатывая ком страха. - Зачем ты здесь? Нас могут увидеть. - Тебе не плевать? - Лорел вздергивает брови и разводит ноги в стороны, будто бы приглашает Джейд подойти ближе. - Коснись меня, чего ты ждешь? Она подходит ближе, смотрит в потемневшие голубые глаза, принюхивается, дабы проверить свою догадку о том, что возможно она выпила, пьяна в дребезги, от того и потеряла рассудок. Но нет, запаха алкоголя нет, да и взгляд Лорел абсолютно трезвый, ясный. - Лор, мы не можем, здесь, так нельзя, ты же знаешь. Джонатан потом.. - Она не договаривает, потому что не может произнести это вслух. Потому что ощущает вкус ее крови, которая стекает по бедру, потому что чувствует каждый след грубых мужских рук на ее теле собственной кожей. Никто из них никогда не сможет произнести это вслух. - Замолчи, - шипит Лорел и тонкой рукой цепляется за шею брюнетки, тянет ее на себя, царапает ногтями скальп. Джейд напряжена, осторожничает, боится сделать лишний шаг, потому что чувствует подвох, чувствует опасность в воздухе. Но все же целует ее. Касается таких родных губ, тихонько стонет в них, то ли от страха, то ли от желания. Скользит руками по хрупкому телу, ощупывает шрамы, небольшую грудь, спускается вниз. И держит себя в руках, потому что боится переступить грань, которую сама же в своей голове начертила. Лорел стонет, выгибается в спине, закусывает губы в ожидании. И все это настолько фальшиво, что Джейд становится больно. Потому что, когда ее ладонь спускается вниз, она не чувствует ожидаемой влаги. Лорел ее не хочет. Это был показательный концерт, а не желание. - Неприятно, да? - Совершенно ровным спокойным голосом говорит Лорел. - Ждешь одного, а получаешь другое. Пустоту, отсутствие интереса, равнодушие. Тонкие руки упираются в грудь, отталкивают застывшую в исступлении Джейд, и она пятится назад. Лорел ловко спрыгивает со стола и скидывает куртку, швыряя ее в лицо девушки. Смотрит насмешливо, унизительно. Сейчас она как никогда похожа на отца. - Что такого тебе дают эти шлюхи? Неужели, я так плоха в постели? - Усмешка. - Лор, ты же знаешь, что.. - Я знаю. Я все прекрасно знаю. Только это не делает лучше, Джейд. - Лорел, - вязкий ком оказывается таким большим и тяжелым, что проглотить его получается только со второго раза, - оденься прошу, если тебя кто-то увидит такой.. - Такой это какой? Голой? - Лорел цинично вскидывает брови. - В чем дело, Джейд? Ты не готова делиться? Я же почему-то делюсь, посмотри, какая я щедрая. Скольких ты успела поиметь? На этом столе ты тоже кого-то.. - Прекрати! Пожалуйста, не говори этого, - Джейд по-детски закрывает уши руками и машет головой в стороны, будто боится столкнуться со своим главным кошмаром. Лорел подходит к ней вплотную и отнимает руки от головы, вынуждая посмотреть в ее ледяные глаза. - Я ее уничтожу, Джейд. Уточнять, о ком идет речь даже не нужно. Конечно, Лорел все знает. И Джейд не сомневается в том, что она говорит правду. Потому что, когда Лорел становится такой, человеческая жизнь для нее не значит ровным счетом ни-че-го. - Лор, не надо.. Я больше не прикоснусь к ней, клянусь! Не делай глупостей, пожалуйста! - Ответь на один вопрос, - Лорел смотрит выжидающе, на лице никаких эмоций, только сухая лицемерная ухмылка на губах. - Насколько глубоко в ней были твои руки, что ты даже призналась ей в любви? Джейд молчит, хрипит, задыхается соплями. Хочет закричать, что это ничего не значит, все было ошибкой, как обычно упасть на колени, плакать, умолять, но не может даже пошевелиться, не может издать ни звука, просто стоит и хватает ртом воздух, будто рыба. - Ты просто ничтожна. Лорел поворачивается, чтобы уйти, и в момент, когда ее руки касаются своей одежды, сброшенной в одну кучку на полу, внутри Джейд что-то щелкает, мозг включается, сердце начинает разгоняться до скорости света, качая кровь. Она кидается к Лорел, визжит, плачет, буквально воет свое проклятое никому ненужное «прости», а сама понимает, нет, не простит. Уже поздно. Потому что Лорел уже и нет. Есть дочь Джонатана. И это еще хуже, чем если бы она просто расплакалась и молила Джейд больше не делать ей больно, кричала, била ее руками в грудь, кроя матами. Нет, даже сейчас Лорел не кричит. Молчит, улыбается, пускает яд со своих полных приоткрытых губ. - Убери от меня свои руки, - шипит Лорел, глядя в глаза Джейд так, что ей хочется отшатнуться. Потому что в них такое презрение, которое она еще прежде никогда не встречала. - Ты больше никогда ко мне не прикоснешься. И Джейд слушается, потому что боится ее. Боится злить ее еще больше, хватается за тот мизерный шанс оставить ее рядом с собой. Но Лорел и не собирается уходить навсегда. Она спятила, съехала с катушек, строя свой безумный план мести. Она ничего не чувствует. Совсем. Смеется в голос, щурит глаза, заправляет пальчиками рыжие локоны и улыбается так, что ей готовы продать душу. Она у Джейд этому научилась. На следующий же день кто-то доносит Джонатану о сцене в комнате, о голой Лорел, которая раздвинула перед Джейд ноги. И это становится точкой кипения для Джонатана, раньше они хотя бы скрывались в тёмных углах, прятали свои лесбийские страсти. И сейчас Лорел перешла всякую черту дозволенного. Их выставляют стреляться. Джейд все еще пытается нащупать свой мир в лице Лорел, которая и близко ее к себе не подпускает, обрастает стеной, шипами, окружает себя людьми, которые до чертиков ее боятся, но слепо идут за этой улыбкой, за этими бедрами, которые покачиваются в такт неслышной музыке. Лорел будто всегда танцует. И прямо сейчас выполняет па на груди Джейд. - Все готово, - говорит Лорел за день до того, как они должны сыграть в «Кукушку», сидит на кровати Джейд в позе лотоса, равнодушно пролистывая очередные заметки в тетради для будущей книги, и даже не смотрит на нее. - Что готово? - Тихо переспрашивает Джейд и врастает в пол, боится пошевелиться лишний раз, спугнуть Лорел, которая впервые находиться так близко к ней за эти дни с момента их разговора. - Все, сказала же, - Лорел доходит до последней страницы и наконец-то поднимает свои черные впалые глаза. Джейд мысленно ужасается. Сколько она не спала, раз так выглядит? - Хм, вот здесь очень тупой поворот сюжета, - тонкий палец тыкает в тетрадь. - Разве так бывает, что измену прощают? В реальной жизни это невозможно, - мотает головой, откладывает рукопись и поднимается на ноги, глядя на Джейд в упор. - Бери только самое необходимое. После полуночи встречаемся в подвале. Помнишь, где это? То самое место, где ты трахала Трейси. Думаю, найдешь. Она обходит ее стороной, словно чумную, и уходит. Джейд может лишь шепнуть севшим голосом ей в спину: - Лорел? Что будет дальше? - Ад, - бросает она, не оборачиваясь. И оказывается совершенно права.