remember me under the sun,
remember me even if it rains.
remember me. that's all i ask.
remember me even if the sun ends.
///
Комната наполнена августом. Причём самым приятным его проявлением – утренней свежестью и тягучими солнечными лучами, заполняющими пространство и оставляющими своё тепло по углам. Хёнджин не спит. Ему кажется упущением спать в такое – особенно магическое – время. Он, не двигаясь, прислушивается к сонному молчанию ещё дремлющего городка. Можно различить только шелест листвы под окном через открытую форточку и стрекотание кузнечиков. Он любит такие моменты, хрупкие и зыбкие, но плотно въедающиеся в память. Такие, про которые вспоминаешь поздним зимним вечером, грея замёрзшие с мороза руки об чашку горячего чая. Он лежит, глядя в дымчатый потолок, озарённый рассветом, и вдыхает запах хлопкового белья, смешанный с солёным морским ветром. – Сегодня обязательно что-то произойдет, – на выдохе тишина наполняется мыслями. Время застыло, и тиканье часов будто остановилось на месте – где-то между четырьмя и пятью. Ощущение ожидания пронзает чей-то голос. – Хёнджин! Зовут определённо с улицы. – Хёнджин! Голос знакомый, но он не понимает, почему тот звучит под его окнами, к тому же так рано. Высунувшись из окна, Хёнджин прищуривает глаза, пытаясь разглядеть фигуру, звавшую его. Первое, что он видит – ослепляющую не хуже солнца улыбку. Затем очертания складываются в Джисона, вибрирующего от предвкушения настолько, что, кажется, он готов прыгнуть в окно Хёнджина, чтобы вытащить его самостоятельно. – Что ты тут делаешь? – спрашивает Хёнджин, складывая локти на подоконнике. – Зову тебя, конечно. – Это понятно. А зачем? – Затем, что сегодня, друг мой, особенный день, и ты прекрасно это знаешь, – улыбка теперь сияет с налётом торжественности. – Так что давай собирайся быстрее, – Джисон машет руками так, будто это действительно способно ускорить хоть что-то. – И пончиков прихвати, твоя бабушка печёт самые вкусные домашние пончики, а я ничего не ел со вчерашнего дня. Хёнджин выпускает смешок. Выбраться куда-то в самую рань после бессонной ночи – это авантюра, вполне достойная Джисона. Он не жалуется, потому что тёплый ветер, касающийся кожи, отблески солнца на всех зеркальных поверхностях, запах травы, цветов и мёда – всё это и нечто ещё большее тянет его на улицу – к лесу, к морю, к самому горизонту. Однако путь к горизонту сперва лежит через скрипучие ступеньки лестницы, ведущей со второго этажа на кухню, куда он прокрадывается за молчаливо обещанными пончиками для Джисона. И для себя, потому что он тоже не ел, и что-то ему подсказывает, что день будет долгим. Прихватив с собой ещё бутылку воды и быстро закинув в сумку их завтрак, а по совместительству обед и ужин, Хёнджин выбегает во двор, натянув только кеды и даже не посчитав нужным переодеться. – И куда мы идём? – любопытство берёт над ним верх. – А тебе всё скажи, – хитро улыбается Джисон и как ни в чем ни бывало берёт его за руку. – Пошли за мной. Дождя давно не было, поэтому они топчут сухую глинистую землю, поднимая пыль. Можно было бы и на велосипедах прокатиться, думает Хёнджин. Но кто знает, куда Джисону взбредёт забраться. Пять минут они идут мимо заборов соседских участков молча, что для Джисона – уже рекорд. – Ты уже думал, что будешь делать после сегодняшнего дня? – всё-таки спрашивает он, поворачивая голову в сторону Хёнджина. – Ты так говоришь, будто моя жизнь после этого дня кардинально изменится, – фыркает Хёнджин. – А что, не так что ли? Совершеннолетие бывает раз в жизни. А совершеннолетие мага солнца так вообще – событие века, можно сказать. Хёнджин в ответ на это неприятно морщит лицо от солнца, будто именно оно виновато во всём, через что ему придётся пройти. Но так ведь оно и есть. – Нет, не думал, – в итоге кратко отвечает он. И это чистейшая правда. – Я тоже ещё не думал. – А тебе было бы полезно, – улыбается Хёнджин. – Эй! – Я к тому, что совершеннолетие мага воды тоже – событие века. А у тебя уже через месяц. – Не напоминай, – отмахивается Джисон. – Мы сегодня твой отмечаем, так что не переводи стрелки. – Я правда ещё не знаю, – Хёнджин пожимает плечами. Он не любит погружаться в мысли о том, что его может ждать. Поэтому дальше этого дня он ничего не ждёт. За него ждут другие. – А что ты тогда будешь делать? – задаёт вопрос Хёнджин то ли Джисону, то ли самому себе. – Да что-нибудь придумаю потом. А пока мы будем не знать вместе, – легко отвечает Джисон, преувеличенно размахивая их сцеплёнными руками. От этого, как ни странно, становится легче. Не знать вместе гораздо спокойнее. Хёнджин выдыхает, закрывая глаза. Вдруг становится совершенно неважно, куда они идут: кажется, с Джисоном он готов дойти до самой границы неба и земли и ещё чуть дальше. Спустя ещё какое-то время блуждания по тропам перед ними расстилается ковёр, сплетённый из горчично-жёлтых, оранжево-красных, небесно-голубых и волшебно-лиловых соцветий. – Первая остановка, – торжественно объявляет Джисон, расставляя руки в стороны, словно это он всю ночь засаживал поле цветами и теперь демонстрирует плоды своих трудов. – Ты просто хотел присесть и поесть, да? – с подозрением спрашивает Хёнджин. – Не без этого, – Джисон чешет рукой затылок, стремясь выглядеть непринужденно. – Давай присаживайся, располагайся, чего как не родной? Хёнджин мотает головой, мол, чему удивляться, сто лет знакомы. Джисон плюхается на слегка притоптанную траву, не дожидаясь его. Хёнджин садится более аккуратно, надеясь, что поблизости нет муравейников. Не помешал бы какой-нибудь плед или покрывало, но его не предупредили о пикнике. Он достает пончики и протягивает их Джисону. Тот с готовностью хватает их и с жадностью начинает жевать первый. – Вот, что я называю хороший завтрак, – говорит он ещё в процессе жевания. – Ты сначала дожуй, потом говори, а то подавишься и умрёшь. Джисон демонстративно шумно проглатывает всё разом и только после произносит: – Оу, а ты будешь по мне скучать? – Хёнджин всегда удивлялся, как у него получается делать такие большие упрашивающие щенячьи глаза. – Да куда уж я без тебя, – вздыхает Хёнджин и открывает бутылку с водой, собираясь отпить. Джисон смотрит на его действия, не отрываясь, и Хенджину стоило бы догадаться сразу. Ведь ему не приходится даже совершать лишних движений, потому что в этот момент вода фонтаном выплёскивается прямо ему в лицо. Хёнджин от неожиданности дёргается так, что теряет равновесие и чуть не падает на землю. Его широко распахнутые глаза выглядывают из-под мокрых прядей волос. Джисон заливается смехом. Хёнджин резко поворачивается к нему и прожигает укоризненным взглядом. – Эй! Я тебе какое зло сделал? Хёнджин знал на что шёл, когда завёл дружбу с магом воды, особенно таким, как Джисон. Но иногда всё равно обидно, ведь он не может ничего сделать в отместку. Разве что солнечных зайчиков в глаза пустить, но он вроде как уже это перерос. – Это за то, что не сказал, что будешь по мне скучать. – А то ты сам не знаешь, – дуется Хёнджин, снова устраиваясь поудобнее на траве. – Я знаю только то, что ничего не знаю. – Это заметно, – Хёнджин всё ещё немного обижен. – Ты хочешь ещё один спонтанный утренний душ? – Нет, спасибо. Лучше ешь дальше, – и успешно затыкает Джисона, запихивая ему в рот очередной пончик. Тот послушно ест и снова издаёт не совсем членораздельные звуки, но Хёнджин разбирает что-то вроде "какой ты заботливый", и глупо улыбается. Они сидят на траве очень долго. Так долго, что запах то ли васильков, то ли цикория впитывается в кожу. Так долго, что воздух нагревается и день достигает своего пика, что значит – августовское солнце палит со всей своей оставшейся силой перед тем, как его тепло заберёт грядущий сентябрь. Хёнджину становится невыносимо жарко. И этот жар начинает сжигать кислород в воздухе и в лёгких. Трудно дышать. – Какой толк быть магом солнца и не иметь возможности спрятать его за тучи? – прикрывая глаза ладонью, жалуется он, наверно, в тысячный раз за свою без пяти минут восемнадцатилетнюю жизнь. – Ты хотя бы можешь вызвать дождь. – Зато ты – его остановить, вызвав солнце, – возражает Джисон, пытаясь подбодрить друга. – Нет… остановить не могу. Я как-то пытался. Хёнджин тускнеет так, будто солнце забрало весь его свет себе. А ведь должно быть наоборот. – Значит, надо попытаться ещё раз. У тебя точно получится. Ну-ка, иди сюда, – Джисон с готовностью подпрыгивает с земли, зазывая Хёнджина к себе. – И что ты собираешься делать? Дождь ведь не идёт, – он продолжает морщить лицо от света, подчёркивая этим свою мысль. – Именно это я и собираюсь сделать – дождь! – заявляет Джисон и ликующе возводит руки к небу. Ничего не происходит. Полминуты. Одну. Полторы. Хёнджин начинает смеяться. Джисон, опомнившись, старается спасти себя от окончательного позора: – Да я знал, что так не получится. Это вообще-то не так делается. – А как? – Честно? Я не имею ни малейшего понятия. Хёнджин вновь искрится смехом. В его глазах поблескивает солнце. – Получается, мы с тобой в одной лодке, – подытоживает он, отдышавшись после смеха. – Слушай… А это идея! – вновь загорается Джисон. – Что? – Нам нужно к морю! Там у меня должно получиться, – бросив очередной воодушевлённый возглас, Джисон разворачивается, намереваясь идти к берегу. Хёнджин быстро собирается, уже зная, что Джисон начнёт его подгонять, потому что, когда Джисон горит энтузиазмом, его ничего не остановит, и лучше даже не пытаться. Как удобно, – думает Хёнджин, – что маги воды всегда живут недалеко от моря. По счастливой случайности маги солнца тоже. Иначе говоря, он был рад, что с поля до моря идти было от силы полчаса, а не, например, сутки. Потому что он сомневается, что это бы сейчас остановило Джисона. Тот решает вспомнить про друга, только оторвавшись от него метров на пятьдесят. Дождавшись Хёнджина, Джисон идёт дальше спиной вперёд и лицом к нему: – Я честно даже как-то и не пробовал призывать дождь. Думал, это скорее прерогатива Чана, – размышляет маг вслух, нахмурив брови и мысленно перебирая варианты, как бы ему провернуть свою спонтанную затею. – Бывает дождь без грома и молний. Но дождь без воды – нет. Джисон так резко останавливается, что они чуть не сталкиваются лбами. – Вау, ты такие мудрые мысли изрекаешь, – Джисон смотрит на Хёнджина с напускным восхищением. – Сразу видно – повзрослел человек. – Ой, не язви, – отмахивается Хёнджин, а потом толкает Джисона вперёд и разворачивает, чтобы тот шёл дальше как нормальный человек. – Ты лучше подумай, что ты собираешься сделать и как мы собираемся это объяснить остальным. Если пойдёт дождь- – Пойдёт дождь! Хёнджин, на дворе лето, и мы не в пустыне. Ничего сверхъестественного в этом нет. Ну, помимо нашей магии… Короче, не думай ты об остальных, – на плечи Хёнджина ложится рука Джисона и тепло сжимает. – Сегодня только ты и я. Хёнджин одновременно смущается и поражается тому, как легко у Джисона выходит говорить что-то подобное. Они приближаются к берегу, и Джисон начинает бежать. Кричать ему вслед бессмысленно. Пытаться догнать тоже, но Хёнджин всё равно пытается, поддавшись ребяческому порыву. Присущая Джисону живость схожа с заливом, беспрестанно выкатывающим на берег свои волны. Он занимает собой пространство, и мир Хёнджина рядом с ним всегда из наполовину пустого становится хотя бы наполовину полным. Когда ноги начинают тонуть в мокром песке, он начинает жалеть о своём утреннем выборе – белые кеды, всё-таки, не лучшая обувь для таких походов, или точнее – побегов. Волны первыми ударяют по щиколоткам Джисона, который в какой-то момент успел снять обувь и теперь сидел босиком, зарываясь пальцами в песок и вдыхая солёный воздух. Его лицо выражает такое довольство, что Хёнджин ему даже немного завидует. Джисону идёт его вода. Он сам сливается с ней, становится одним целым. И Хёнджин не удивится, если однажды он с силой цунами накроет то самое поле, лес неподалёку, их городок, и весь мир, просто потому что может. Джисон был неправ, когда сказал, что Хёнджин может вызвать солнце. Хёнджин знал это с самого начала, потому что солнце – это всеобъемлющая звезда, и её нельзя подчинить себе – с ней можно только договориться. И пока у Хёнджина не получалось. Джисону идёт его вода. В то время как Хёнджин иногда чувствовал, что не достоин своего солнца. И оно, словно услышав его мысли, спряталось за облаками, тени которых холодом осели на воду. – Смотри! – Джисон тоже это заметил и указывал на небо. – Кажется, работает! – Ага… работает, – Хёнджин слабо отзывается, направляя взгляд на дальнюю кромку моря, и смотрит, смотрит, смотрит. Ему хочется стать волнами, что плещутся в бескрайней дали, что с грохотом ударяются о берег, что смывают все следы на влажном песке. Ему хочется стать ветром, что гонит облака, что склоняет под собой деревья, что с шумом хлопает дверьми. Ему хочется стать чем угодно, но только не испепеляющей звездой. Затянувшуюся тишину между ними разрывает глухой голос: – Пообещай, что если я стану солнцем, ты станешь дождём. Хёнджин запоздало понимает, что голос принадлежит ему. Джисон смотрит на него вопросительным и слегка тоскливым взглядом. Он не понимает, но чувствует. Поэтому ничего не спрашивает. Только отвечает, стараясь вложить в слова всю искренность: – Обещаю. Хёнджин возвращается в реальность, когда Джисон уже, по-видимому, перепробовал все свои сомнительные магические способы: запускал руки в море и бубнил себе что-то под нос, стоял по колено в воде и смотрел в небо, глуповато выставлял руки перед собой и периодически что-то выкрикивал. Последний выкрик, вырвавший Хёнджина из мыслей, был от радости. Создать капли у него получилось, да, вот только они поднимались из моря, а не падали с неба. – Вау… – красноречиво реагирует Хёнджин, оглядывая морское полотно, поднявшееся в небо, словно стремясь отплатить по долгам за все грозы и ливни ему подаренные. – Круто… – вторит Джисон, который всё ещё пребывает в шоке от содеянного. – Не знал, что я так могу. – Ты можешь всё, если захочешь. Джисон поворачивается к нему с таким блеском в глазах, что если бы он отразился в каждой взлетевший капле, то свет этот мог бы заменить звёзды. – Думаю, тебе надо это запатентовать, – продолжает Хёнджин. – Даже звучит хорошо – "дождь наоборот". – Тебя сегодня посещают исключительно гениальные мысли, – Джисон щёлкает Хёнджина по носу, на что тот даже не морщится по привычке, а лишь снова поворачивается к морю, отказываясь краснеть. Некоторое время они стоят по колено в воде поглощённые зрелищем, которое слишком похоже на чудо. – Красиво. – Мне тоже нравится, – Джисон мягко устраивается локтями на плече Хёнджина. – Будто мир с ног на голову перевернулся. – Наш с тобой мир, Хёнджин, всегда был вверх ногами. Хёнджин согласен. Ему всегда было интересно, каково это – видеть солнце и чувствовать только тепло. Совершенно обычное тепло, а не раскалённый металл по венам, не искры, покалывающие пальцы, не зудящее под кожей чувство, с которым всегда надо что-то делать. Он был бы рад и обычному теплу. Ничего большего. – Я бы с радостью погулял по облакам. Да, они с Джисоном всегда мечтали по-разному. – А ты разве и без этого не витаешь там целыми днями? – Я бы и тебя с собой взял, но ты сегодня сам не свой. – В следующий раз, когда соберёшься, обязательно дай мне знать заранее. Я возьму с собой крылья. На самом деле Хёнджин до дрожи боится повторить судьбу Икара. – Ладно, давай, возвращай море на место, и пойдем на берег, хватит с тебя игры в Посейдона. – Я думал, тебе понравилось… – отстраняясь, тихо и немного расстроенно произносит Джисон. – Очень понравилось, но ты уже, наверно, и сам устал, – рука слегка лохматит волосы взгрустнувшего парня. – Ничего я не устал! Я обязательно подарю тебе дождь сегодня. В его голосе звучит твёрдая убеждённость, и Хёнджин не сомневается, что, даже если бы Джисон пообещал ему луну с неба, он бы нашёл способ её достать. Песок прилипает к мокрым ступням, оставляющим недолговечные следы. Следующая же волна начнёт стирать их силуэт до тех пор, пока не останется ничего. И не будет больше никаких свидетелей, никаких доказательств, что кто-то был на этом пляже, что кто-то оставлял здесь обещания, и что кто-то стёр границу этого моря и этого неба. – Видимо, дождь… – пауза. – С неба, – уточняет Джисон. – Здесь тоже не выйдет, – и вновь разочарованно вздыхает. – Может, надо как-то по-другому? Джисон молчит и усердно думает почти минуту. – Точно! Надо забраться повыше, оттуда лучше ловит. Что именно там лучше ловит Хёнджин решил не уточнять, да и не успел бы, потому что Джисон снова пускается в путь, как и был, босиком и держа обувь в руках. Его вечно подгоняет то ли неугомонное желание осуществить задуманное во что бы то ни стало, то ли детская наивность и вера в чудеса. Хёнджин уже не знает, верит ли он сам в чудеса. Но, кажется, всё ещё надеется, что этим вечером на закате не погаснет то, что звало его к горизонту. Хёнджин не знает многого, но это же нормально – не знать? И он точно не думал провести свой последний день семнадцатого солнечного года так – задыхаясь от бега. Хотя, кажется, до этого он только и делал, что всю жизнь куда-то бежал. Подниматься в гору даже тяжелее, чем бежать по песку – чем ближе к небу, тем сильнее ветер. Временами он яростно стремится сбить с ног словно в наказание за смелость приблизится к небесам. Но сегодня даже ветер к ним более благосклонен. Может, это тоже подарок Хёнджину. Вид с утёса не даёт отдышаться после бега и выбивает из лёгких воздух окончательно. Сегодня всё ощущается как-то иначе: ярче, интенсивнее и свежее. Хёнджин чувствует себя маленьким ребёнком, которому мир открылся в первый раз. Хочется вобрать в себя всё необъятное, весь воздух, охватывающий пространство, чтобы заполнить то, чего так не хватает где-то внутри – под рёбрами, за плавящими кожу и нутро искрами. Так хочется дышать. Духота постепенно начинает ослаблять свою хватку на горле. Кожа чувствует влагу. – Получилось! Хёнджин, смотри! Дождь! У меня получилось! – Джисон заливается неверящим смехом и кружится, кружится, кружится под неопровержимо падающими с неба каплями дождя. Хёнджин тепло улыбается, глядя на него, и решает умолчать о том, что прогноз погоды обещал сегодня вечером дождь в любом случае. Хотя, кто знает, может, у Джисона действительно получилось, и в чудеса ещё стоит верить. Ему вроде как полагается. – Теперь твоя очередь! – не унимается Джисон и подпрыгивает от переполняющего его простого детского счастья. – Джисон, почему ты вообще думаешь, что у меня что-то получится? – Потому что я верю в чудо, значит – я верю в тебя. Его уверенный взгляд, в которых плещется честность, выбивает почву из-под ног. Тянет привычно отмахнуться, спрятаться и убежать, но бежать дальше уже некуда. Он где-то между морем и небом, и Хёнджин не умеет бегать по облакам. Тучи по-прежнему льют свои капли на всё вокруг. Помятые тяжестью воды цветы и травы; грозно колышущиеся на ветру ветки деревьев; вздымающееся к скалам море внизу; небо – серый, дымчатый купол – вверху. Было бы легко снова поддаться тоске в этом хмуром окружении, если бы не Джисон. Он светится так, будто готов превратиться в радугу прямо под этим дождём. И Хёнджину хочется стать самим солнцем, только чтоб у Джисона это получилось. – Я подарил тебе дождь, как и обещал. Но забыл самое главное. Он подходит медленно и смотрит на него, не отводя взгляд. Хёнджин невольно думает, не заставил ли Джисон зависнуть капли в воздухе, чтобы усилить эффект тягучести момента. Но замедлить ветер, треплющий волосы, у него бы не получилось. Время течёт, и Хёнджин не сразу осознаёт, насколько близко уже стоит Джисон. И что его руки уже на обеих щеках Хёнджина. Джисон всегда был невыносимо, но так необходимо близко. Их глаза встречаются, и Хёнджин снова оказывается где-то между морем и небом. А Джисон улыбается нежно-нежно и шепчет: – С днём рождения, – и смахивая влажные волосы с его глаз, добавляет, – солнце. Поднимается на носочках и дарит Хёнджину лёгкий поцелуй в лоб. В него будто вливают жидкий кислород. Время резко возвращает свой темп. Всего становится слишком много. Слишком много воздуха, слишком много чувств, слишком много света, уничтожающего тени. Может, это был не кислород, а топливо. Хёнджину, кажется, что он сейчас вспыхнет. Но помимо прочего – чего именно, он не может понять – внутри теплится страх: что, если он загорится, то будет сжигать, а не светить. Ему остаётся только надеяться, что Джисону удастся потушить его прежде, чем он и всё вокруг превратится в пепел. Но ведь именно Джисон научил его гореть. Отстранившись, Джисон улыбается до невозможности сильнее. – Да ты прямо светишься рядом со мной. – Мне кажется, ты иногда преувеличиваешь свою значимость, – за привычкой спускать Джисона с небес на землю в этот раз кроется розовощёкое смущение. – Нет, Хёнджин, у тебя реально волосы светятся, – Джисон отмечает это просто, как само собой разумеющееся. Хёнджин же впадает в ступор. Такого раньше никогда не случалось. Да, бывает, его светлые волосы переливаются, слегка сияя на солнце, и люди любят отмечать, что его пряди похожи на жидкое золото. Хёнджину это описание кажется излишне высокопарным. В любом случае, сами по себе волосы никогда не излучали свет, а небо всё ещё представляло собой пышное одеяло, прячущее за собой все звёзды. – Причёска огонь. Вот оно – светило нашего поколения, – не унимался Джисон. – Джисон, богом молю, перестань, – Хёнджин слегка находится на грани слёз, потому что события прошедшедшего дня были большим, чем он был готов вынести. Он зарывается лицом в ладони и пытается дышать размереннее. Внутри начинает постепенно разливаться тепло, эпицентром которого вскоре становится солнечное сплетение. Вены разгораются как фитиль с подожжённым бензином. Быстрее, быстрее, быстрее – пока не заискрится всё, даже темнота под веками. Он задыхается в ладонях, а когда отрывается от них, то видит свет. Повсюду. Ослеплённый на секунду, Хёнджин видит мир абсолютно белым. Как чистый лист бумаги. Купол неба больше не застлан плотной серой дымкой. Облака дырявят солнечные лучи, и все они – устремлены на Хёнджина. Но Хёнджин их не отражает. Он сам излучает свет, который в ответ тянется к небу. Он – солнце наоборот. Первородное солнце наконец услышало его и всё-таки выбрало его новой звездой, способной дарить свет тем тенистым уголкам, до которых оно само не способно добраться. Когда-то и Хёнджин был этим тенистым уголком. А сейчас внутренний пожар пылает на пределе, но вскоре стихает до комфортного тепла. Хёнджин горит, но он был для этого создан. Теперь уже Джисона тянет прикрыть глаза ладонью, но пока Хёнджин сияет, он всегда будет смотреть, не отрываясь. – Я был прав. Ты – солнце. И ты, определённо, чудо. Хёнджин готов загореться сильнее, но это уже невозможно. Вместо этого он наконец делает первый настоящий вдох. Дождь остановить у него не вышло, зато вышла – радуга. Капли лёгким водопадом заполняют пространство, преломляясь и вспыхивая красками от света. Солнце и дождь – сочетание, поистине рождающее магию. Хёнджин смотрит на Джисона. И замирает. Ему так идёт не только его вода, но и даже его, хёнджиново, солнце. – Бьюсь об заклад такого дня рождения у тебя никогда не было. Испытанное сегодня точно бывает только раз в жизни. И Хёнджин этот раз никогда не забудет. – Признайся, у тебя вообще был какой-то план на сегодня? – не мог же Джисон всё это предугадать. – Такого – точно не было. Иногда лучший план – это отсутствие плана. Позволь себе расслабиться хотя бы на день и посмотри, куда тебя это приведёт. "Это когда-то привело меня к тебе", – проносится в голове Хёнджина. Джисон подарил ему не только дождь и не только сегодня. Каждый день с такой же лёгкостью он дарит ему веру. Веру в нечто даже большее, чем чудеса. Веру в то, что закат – это не конец. В то, что после самых тёмных часов всегда наступает рассвет. Веру в то, что солнце про него не забудет. Руки упираются в землю и мокрую траву за спиной; ноги свешиваются с обрыва; головы склоняются друг к другу; взгляды устремлены в прекрасное далёко, и на ресницах горит тёплый август. Наверно, они с Джисоном сегодня зашли дальше горизонта. И возвращаться никому из них не хотелось. Небо на закате всегда такое красивое, что хочется умереть. Хёнджин смотрит на догорающее за горизонтом солнце. Ему исполнилось восемнадцать.***
Следующим утром – где-то между четырьмя и пятью – Хёнджин вновь слышит зов своего имени с улицы. Подойдя к окну, он вновь тонет в рассветных лучах и чужой улыбке. Так красиво, что хочется жить. Так светло, что хочется верить.///
i hope the sun never ends.
i hope the rain is merciful.
i hope every bit of faith stays.
i hope. and that is wonderful.