Запах смерти

Хорошо тогда он запомнил звуки, что исходили отовсюду. Помимо ее голоса. Крики. Мольбы. Страдания в пении птиц. И даже небо, ему казалось, грозилось обрушиться. Сердце стучало бешено: капрал понять не успел - он что, боится? Хочется ли вернуться обратно? Хочется, а как же. Как и все на этом поле боя; даже будучи сильнейшим воином, капралом Риваем, объектом подражания и одним из самых уважаемых людей в рядах своей армии, он боялся, но не смог показать этого никоим образом. Был из тех людей, которые зарываются с головой в песок, душатся, мучаются, гибнут где-то внутри своей оболочки. Капрал не видел смысла в друзьях, но они появились как-то внезапно, и пути назад уже не оставалось. Он привязывался к людям шаг за шагом, изгибаясь все больше и больше внутри своей противоречивой натуры, находя силы выползти наружу невредимым, но раненым в самую защищенную точку. Он привязывался быстро, и даже когда после очередной тренировки сил не оставалось, он ложился в постель и не мог заснуть - люди, люди, люди... они просто кружились картинками в его голове, пламенем, болью, запахом смерти. Они все умирали в его снах, кто-то оживал. Некоторые и вовсе не снились. Петра была до безобразия упрямой. Нет, не показывала этого, ровно также, как и он не показывал какую-то огромную часть себя. Она надеялась, верила, ждала. Она просто была и существовала для других, не видела смысла в пустых словах, всегда говорила по делу, иногда казалось черствой и двуличной. Как странно было видеть на ее молодом лице едва заметные морщинки, которые в миг разглаживались, когда капрал подходил к ней с очередным поручением. Петра была доброй. Чуткой, ранимой, прикрытой самим Богом от кромешной тьмы. Так думали все, но не Ривай. Он считал ее именно настоящей и живой, не воином, не солдатом, он считал, что ее хрупкость и непорочность должны сохраниться навечно - в отражении неба, земли, или даже его глаз. Капрал хотел ее полностью, выпить всю, до последнего глоточка насладиться вкусом именно ее непоколебимой бледности и настойчивости. Но всякий раз, когда Ривай видел, как она сражается, горький привкус появлялся на языке - он нервно кусал губы, пытался остановить ее взглядом... тщетно. Она не была той, кем он хотел ее видеть, во время сражений. Ее хрупкие плечи, он был уверен, едва выдерживали оружие и снаряжения, но казалось, что она может и больше. Петра кружила в воздухе все чаще и чаще, чинила снаряжение, точила клинки, разрабатывала свои собственные стратегии - все сама. Петра забиралась в самые потайные уголки душ окружающих ее людей и выкрадывала все самое важное, оставляя едва заметный кровавый след. Она была дьяволом с улыбкой на лице, и ей нравилось убивать гигантов, ей нравилось видеть их тупые взгляды, нравилось осознавать, что она может прикончить многих из них одним ударом - лишь небо отразит звук меча. Когда светило солнце, Ривай наблюдал, как ее рыжие волосы сливаются со светом. Наблюдал и не мог понять: видит ли огонь или просто крохотные оранжевые блики, наполненные отчаяньем, болью и презрением. И вновь, когда она не сражалась, он хотел забрать ее к себе и погубить вместе с собой. Впитать, понять, дотронуться, дотянуться... Рассказать о чем-то важном и выкрикнуть то самое, что забилось и ударило в самую болезненную точку. Но Петра Рал уже давно все знала, видела по глазам, чуяла застоявшиеся в венах слезы, слышала слова, которые никогда не должна была услышать. Ее фигурка, хрупкая, крошащаяся, рубила титанов на фоне солнца, что вставало за лесом. Ее голос был слышен за километры: «Я умираю, капрал». А он так далеко-далеко чувствовал едва уловимый запах смерти. Ривай развернулся и помчался ей навстречу. Туда, где вставало солнце и медленно заходила за горизонт ее жизнь.