Весть

      Эрика стала вести себя странно.       Очень странно.       И эта мысль с недавнего времени все чаще посещала голову главы Гвардии Обсидиана.       Отложив в сторону тщательно начищенную секиру, Валькион поднял глаза на арену. Невольно вздохнул полной грудью пропахший сталью и жаром воздух. Несколько гвардейцев уже устроили спарринг, более опытные показывали более точные движения младшим. Звон отточенных клинков был подобен самой успокаивающей мелодии для дракона, но с недавних пор, даже это не могло успокоить мужчину, что невольно сходил с ума в попытках понять, что происходит с его возлюбленной.       Кстати, об Эрике — её маленькую фигурку, облаченную в легкие, широкие одежды (хотя, с каких пор она начала их вообще носить, было той ещё загадкой для дракона), он приметил на дальней скамье, что была дальше всех от арены. Меч был убран в резные ножны, и не похоже, что она даже вообще хотела его касаться. Её лицо казалось умиротворенным, но прожив с ней в браке уже несколько лет, Валькион хорошо понимал, что это лишь иллюзия. Тренировки никогда не оставляли его Эрику равнодушной, и возлюбленная дракона никогда не проходила без того, чтобы не попытаться собственными руками выбить из рук мужа ученический меч, или хотя бы оставить пару синяков за пару-тройку раундов.       Однако в последнее время Эрика на каждое предложение Валькиона снова сойтись в спарринге отвечала отказом, предпочитая наблюдать издалека за тем, как её любимый муштрует непутевых гвардейцев. Но если даже ей приходилось участвовать на тренировке, то она очень странным образом старалась беречь себя. Уходила от слишком резких движений, старалась не пропускать удары.       — Тебе неприятно было бы видеть синяки на моей коже, — говорила она с улыбкой, — тем более, я понимаю, что тебе было бы неприятно, зная о том, что их на тренировке оставил не ты.       Валькион принимал это, отмечая про себя, что в последнее время Эрика весьма часто просыпает утренние тренировки, но комментировать это никак не стал, предпочитая думать, что во всем виноваты их весьма бурные ночи. В последнее время, Эрика не стеснялась затаскивать его едва ли не на глазах у всех гвардейцев в спальню (не то чтобы он возражал, просто было весьма неудобно перед Мику), и каждый раз, когда он возвращался с тренировки или с задания, под любым предлогом звала его «хорошо провести время». Последний раз это вообще произошло прямо в лесу во время задания, благо, никто не застал их, да и Валькион никогда не был против подобного. Разве что, было потом неловко краснеть под проницательным взглядом от одного вредного эльфа с весьма острым языком.       Но если эти странности Валькион ещё хоть как-то мог объяснить, то откуда была постоянная головная боль и внезапная раздраженность со стороны любимой, что чуть ли не цеплялась за его руку, когда они выходили за пределы штаба, и плакала почти по каждому незначительному пустяку?       — Ты мне не налил! — обиженно приговаривала супруга, стирая бегущие по щекам слезы кулачками, пока Валькион поглаживал её по спине, отчаянно краснея перед гвардейцами и насмешливым взглядом Эзареля. И плевать ведь, что Эрика не любила медовуху, и что она в буквальном смысле плевалась от неё. Попытка донести это до любимой обернулась лишь ещё большими слезами и жалобным: «Ты меня совсем не любишь». Пришлось придвинуть кружку ей навстречу, благо, выпив лишь один глоток, Эрика чуть не выплюнула все, а затем и вовсе убежала в уборную. На секунду у мужчины тогда даже промелькнула мысль, что кто-то отравил алкоголь, но затем девушка все же вернулась к столу. Пусть и совсем бледная и пошатывающаяся, словно пьяная, но она была в порядке, и дракон успокоился.       И это были ещё цветочки. Причиной слез мог быть как разговор со случайной женщиной за пределами штаба, так и разговор о том, что он однажды разлюбит её, хотя, как известно, драконы выбирают пару на всю жизнь.       Вдобавок ко всему, супруга часто жаловалась на то, что у неё кружится голова, из-за чего Валькион почти перестал отпускать её одну, грозя, что он точно приведет её к Эвелейн, от визита которой девушка постоянно отнекивалась. Да, в последнее время у эльфийки почти не было времени, даже на просто поболтать, но день за днем поведение Эрики казалось ещё более странным, а Валькион сходил с ума от беспокойства, не зная, что делать. Мужчина понимал, что ещё немного, и у него точно иссякнет терпение, и он собственноручно притащит, если нужно, целительницу к Эрике, лишь бы только знать, что с его любимой все нормально.       Благо, супруга сама все же решила нанести визит Эвелейн — их Валькион застал разговаривающими в коридоре. Сначала Эрика улыбнулась, а затем вдруг начала плакать, столь горько и болезненно, что у Валькиона засвербело и все сжалось под сердцем.       — И ты ему ещё не решилась рассказать? — улыбнулась эльфийка, протягивая ей платок. Эрика лишь сдавленно кивнула.       — Ты уверена? Мы с Валькионом не говорили на подобные темы. Что, если ему не нужна такая ответственность?       — Ответственность несут двое, и тебе не нужно скрывать подобное, — голос Эвелейн прозвучал строго, — так что, чем скорее ты поговоришь с ним, тем будет лучше. Уверена, он беспокоится.       Разговор продолжился уже на более тихих тонах, и Валькион ощутил, что его беспокойство за жизнь Эрики только усилилось. Что могла скрыть от него любимая женщина?       Эрика ждала его в своих покоях. В руках она рассеянно перебирала шерсть забравшийся ей на колени Флоппи, но, заметив Валькиона, девушка не сдержала лёгкой, усталой улыбки.       — Ты сегодня рано, я не успела дочистить клинок для вечерней тренировки, — произнесла она, убирая меч в ножны, но, словно уловив напряжение в воздухе, обеспокоенно поинтересовалась. — У тебя все хорошо?       — Я подслушал разговор между тобой и Эвелейн, — заметив, как Эрика поджала губы, Валькион слегка виновато улыбнулся. — Я просто хотел знать, все ли с тобой в порядке? Просто последний месяц, ты ведешь себя…       — Странно. — Эрика подняла глаза на мужа. Она не собиралась спорить с ним и не возразила, когда Валькион опустился рядом с ней на кровать и приобнял за плечи. — Я знаю, ты беспокоишься, но здесь нет ничего такого, по крайней мере, на этот момент.       — А если станет хуже? — Мужчина прижал любимую, заставив уложить голову ему на плечо. — Скажи мне правду, все ли хорошо с тобой?       В комнате повисло молчание, прерываемое лишь шелестом шёлковых занавесок на ветру и музарозой, что догрызала в своей кормушке последнюю божью коровку. Призвав все терпение, Валькион мягко приподнял лицо возлюбленной за подбородок, поглаживая большим пальцем её щеку, но, кажется, это слабо помогало, судя по тому, каким белым и потерянным стало лицо любимой.       — Я не знаю, как признаться тебе в этом, — наконец пробормотала Эрика, а её глаза подозрительно заблестели. — Мне страшно это говорить. Это произошло случайно…       — Эрика, просто скажи мне, — чуть более твердо повторил Валькион. По правде говоря, дракон хотел бы высказать в лицо любимой, что устал от того, что от него у неё есть тайны, но он не хотел и не собирался давить на любимую. — Я беспокоюсь, — чуть тише произнёс дракон, — и я просто хочу знать, что с тобой случилось.       — Это случилось несколько недель назад. Помнишь, — Эрика вдруг смущенно покраснела, — то задание, где мы случайно заблудились в лесу в поисках поселения Лапи, и что мы… Ночевали там.       — Было дело, — вздохнул Валькион, — но к чему ты вспомнила то задание?       — Потому что, — его ладонь, ведомая мягкой рукой Эрики, невольно легла на её живот, — у всего есть свои последствия. И, к сожалению, мы не были готовы к ним. Но у нас… У нас будет маленький, — почти скороговоркой выпалила фейлин, краснея, словно маков цвет.       — И стоило из-за этого… Стоп! Что? — тихо повторил севшим голосом дракон в повисшей внезапно тишине. На несколько секунд Валькион ощутил, как ему становится тяжело не только говорить, но и дышать — отчего-то происходящее сейчас казалось ему нереальным.       — Я беременна, — чуть более внятно вымолвила Эрика, а затем с лёгкой улыбкой добавила, — и плоду уже почти восемь недель.       Три секунды. Ровно три удара сердца потребовалось Валькиону, чтобы осознать все. За все то время, что его жена вела себя странно, он успел уже подумать о самом худшем, вроде неизлечимой болезни или проблем с прошлым, но оказалось все столь просто, ведь Эрика, его драгоценная Эрика носила под сердцем ребенка. Все эти симптомы, все эти странности были ничем иным, как просто признаками её деликатного положения, и его волнение здесь было излишним. У него словно камень упал с души, а следом за этим пришла эйфория, и радость, что охватила его сердце в тот момент, когда он прижал к груди своего самого дорогого человека.       Он скоро станет отцом, и это воистину для него прекрасная новость.       — Валькион, ты… — мужчина не дал возлюбленной договорить. Опустившись на колени, дракон с тихим всхлипом прильнул к любимой, обнимая её за талию. Многие бы осудили, многие бы не поняли его слез. Последний раз он плакал, когда потерял брата, но теперь… Но теперь слезы по его щекам катились не от боли или разочарования, а от счастья и от облегчения, и он плакал перед своей возлюбленной, чья новость была для него действительно поводом для радости, и которая никогда не осудила бы его за это. С нескрываемой нежностью мужчина коснулся губами тыльной стороны руки любимой.       — Твои сомнения были напрасны. Да, мы не говорили об этом и не были готовы, но… Это действительно огромная радость, — прошептал дракон сквозь слезы и, замечая подозрительно блестящие глаза возлюбленной, коснулся ладонью её щеки. Теперь, похоже, ему придется следить за тем, чтобы эти глаза блестели исключительно от положительных эмоций. — Спасибо. Ты сделала меня воистину счастливым.       Сделала счастливым, и это было непогрешимой истиной для дракона, что однажды посмел влюбиться в пришедшую из другого мира женщину. Да, она отличалась от большинства, была зачастую раздражительна и ревнива, но она была той, кто отдала ему свою любовь безвозмездно, той, кто помогла отпустить нити прошлого и пошла с ним по одной дороге самосовершенствования, разделяя все радости и боли пополам.       А сейчас она давала ему шанс начать все сначала, у него теперь есть вновь то, что он должен защищать. И, кажется, только за это он уже мог быть благодарен ей.