The habit of burning

Безвольное тело наваливалось на Оливера всем весом, едва передвигая ноги. — Ммм… Оли, мне плохо… — Я знаю, — Сайкс еле дотащил Фиша до своей машины, едва ли не заталкивая друга на заднее сиденье, как мешок картошки. — Пакеты есть в кармане на чехле, если понадобятся. Пф, конечно понадобятся, Оливер прекрасно это знал и морально готовился к очередному торчанию в автомойке на следующий день. Джордан выглядел просто отвратительно, частично зелёный от интоксикации, частично раскрасневшийся от расширенных капилляров под тонкой бледной кожей. Парень даже отливал старческой желтушностью, как у заядлых алкоголиков. «Во что ты превратил себя к двадцати семи годам…» Фиш остекленелыми глазами смотрел на ароматизатор, болтающийся на зеркале заднего вида, пока Оли выруливал с узенькой тёмной парковки притона. Оливер ненавидел. Всей душой ненавидел то, что происходит с этим парнишкой, у которого в редкие моменты трезвости искрились глаза от фонтана идей, которые они с группой едва успевали реализовывать. В остальное время Джордан сгорал заживо от огромного количества алкоголя. В те исключительные часы, когда Джордан мог ясно смотреть на клавиши, и его пальцы не дрожали от похмелья, Оливер не мог наглядеться на него. Если можно гореть своим делом, то Фиш просто пылал от музыки, как самхэйнские костры. Он не прекращал сжигать себя дотла. Не переставал убивать себя всем, до чего мог добраться. Сайкс поражался и благодарил всех известных ему богов за трусость, не дающую Фишу сгореть быстрее от наркотиков, которые тот боялся принимать. Тем не менее, Джордан горел, его кожа переливалась всеми цветами радуги. Сердце рвалось в клочья от звуков рвоты на заднем сидении. Оливер едва ли не до крови кусал губы. — Легче? — слишком сухо спросил он. — М… Нет… — простонал Фиш, снова извергаясь в бумажный пакет. Сайкс прикрыл глаза, радуясь возможности не смотреть на пустое шоссе в час ночи. И не смотреть на тощее тельце в измызганной футболке с его брендом, содрогающееся от рвоты и боли. Не смотреть на хрупкую тростиночку, загинающуюся на заднем сидении в мучительном огне, горящем внутри. — Я не могу так больше, Оли, — прохныкал Джордан. — Мне чертовски больно. Он потянулся трясущейся рукой к дверце и попытался её открыть. Оливер готовился вновь заблокировать дверь, если его друг догадается, как её открыть. — Я тоже не могу, Джордан, — Сайкс знал, что если годы уговоров друзей Фиша не возымели никакого эффекта, то нет смысла говорить. Однако молчание, прерываемое мольбами клавишника и звуками его мучений, убивало Оливера не меньше. Ему самому хотелось выговорить свои переживания, слишком сильно сердце обливалось кровью за человека на заднем сидении, бьющегося в алкогольной горячке. — Я знаю, что тебе постоянно выговаривали и продолжают говорить, чтобы ты прекратил себя гробить, и я знаю, как тебе плевать с высокой колокольни на себя и других. Тем не менее, я повторюсь, — Оливер съехал на обочину. — Бросай пить. Брось эту грёбаную привычку просто потому что. Остановившись, Оли вышел из машины и открыл дверь у Джордана. Фиш лежал на сидении, сжавшись в комок. — Пошли, проветришься, — Сайкс со вздохом вытащил парня, который тут же свалился с ног. Оливер опустил его на пыльную от выхлопов траву и сел рядом. Джордан сразу начал дрожать. — Ты меня слышишь? — Оли накинул на него свою куртку, заставляя обратить на себя рассеянный взгляд. — Я тебе говорю, брось пить. Ты знаешь и так, зачем и почему, я не буду повторять аргументы всех, кто тебе это говорил. Фиш не концентрировался на Сайксе, пребывая где-то в себе. — Хотя нет, как-нибудь я попробую объяснить, почему пить плохо. Понимаешь, алкашка тебе не решит проблемы. Да, ты конечно это всё знаешь. А ещё эта отрава не отодвигает проблемы и не прячет тебя от них. Ты становишься ещё более уязвимым, как сейчас, когда ты мёрзнешь от ветра. Фиш молча всё же немного осознанно посмотрел на Оливера. — Может, ты специально это делаешь, чтобы причинить себе больше боли, чтобы убить себя, медленно, но верно. Да, ты умрёшь, и это будет так больно, что ты сразу передумаешь, но тогда будет уже поздно. По взгляду было видно, что Джордан начинал трезветь от прохладного ветра. — Идея покончить с собой, может, и выглядит по началу такой завораживающей, но она всегда заканчивается разочарованием. Ты разочаруешься в своей смерти и перестанешь её желать, тогда какой в этом смысл? — Смысл в том, чтобы сделать себе как можно хуже, — еле внятно пробормотал Джордан. — Разочарование — это тоже боль. — Оно заставит тебя перехотеть желать себе боли. — Ты сам сказал, будет слишком поздно. Оливер лишь вздохнул. — Не хотел я это делать, но ты слишком далеко зашёл. Фиш продолжал смотреть на него. — Если эта отрава сведёт тебя в могилу, — Сайкс судорожно выдохнул. — Я пойду за тобой. Я брошу всех, кто мне дорог, я брошу то, что я люблю, из-за одного грёбаного тебя. — Как будто мне не всё равно, — Джордан чуть усмехнулся. — Не всё равно. Клавишник поёжился, переводя взгляд на дорогу. — Это только твой выбор, и я не при делах, что ты решил суициднуться из-за самовыпилившегося мусора. Хлопок, и желто-зелёная скула Джордана мгновенно раскраснелась. — Не смей так говорить, никакой ты не мусор, и это факт. Оли вытер ладонь о джинсы, во время пощёчины он случайно задел засыхающие в небритой щетине Фиша остатки рвоты. Она уже даже не была противной, скорее просто жгла руки, ведь это был просто желудочный сок с остатками спиртного. Кислотный огонь, сжигающий Джордана изнутри. Фиш сжался от удара, мгновенно прикрыв скулу ладонью. Сайкс вздохнул. — Прости… — Ты просто меня ненавидишь за всё, что я делаю, — в его словах Оли услышал улыбку. — Я ненавижу только то, что ты делаешь. Не тебя. — Но это же делаю я сам, — Джордан всё же поднял голову. — Ещё раз повторяю свои условия. Ты хочешь, чтобы я убил себя? — Мне всё равно, — Фиш прикрыл глаза. — Не всё равно тебе, я знаю, — Оли фыркнул. — И ты меня не переспоришь и на агрессию не спровоцируешь, хоть и думаешь, что можешь так. Они же тебя убеждали, что ты провокатор, да? Джордан поёжился. — Они обманывали тебя, упрекали каждым твоим словом, убеждали, что ты монстр и заслуживаешь только ненависть, так, да? Фиш опустил голову. — И знаешь, что? Они несли бред сивой кобылы, хоть и вбивали его не хуже того, как католики втирают свои библейские сказки. Джордан попытался что-то промямлить. — Я не верю ничему, что нельзя подтвердить, Джордан. И то, что ты заслуживаешь смерти, не подтверждается ничем, следовательно, это бредовая идея. Поэтому смирись и живи, пожалуйста. Хотя бы ради правды. Фиш потупил взгляд на дорогу. Оливер не торопил его с размышлениями, сам понимал, как тяжело сдвигать насмерть прибитую к подкорке установку о том, как устроен мир. — Я… Мне надо подумать… — Джордан попытался подняться с травы. От Сайкса не ускользнуло то, что он поморщился, хватаясь за живот. — Что такое? — он помог ему встать. — Да так, просто резь от бухла на пустой желудок, — Фиш улыбнулся через силу. — В последнее время часто такое. — Бросай, Джордан, пожалуйста… Они вернулись в машину, и Оли довёз друга до дома, взяв с него обещание, что Джордан подумает. — Может, вызвать скорую? — предложил Сайкс, видя, как Фиша скручивает от боли. — Всё в порядке, к утру пройдёт, — клавишник не без помощи коллеги добрался до своей спальни, где наконец смог переодеться. «Кожа да кости…» — Как только станет хуже, звони мне. — Хорошо… — Оставайся в комнате, я закрою за собой. — Оли… — Джордан неожиданно в порыве стиснул Оливера в объятиях. Сайкс неспеша выдохнул, боясь сломать эту фарфоровую фигурку. — Я позвоню с утра, — пообещал он, отстраняясь. Уходить не хотелось, интуиция просила остаться. Скрепя сердце, Оли оставил Фиша одного и покинул дом. Каждый грёбаный раз, как последний. Каждый раз будто ныряешь в самое пекло, пытаясь вытащить из геены огненной остатки тех животворящих искр, которые Джордану так и не удалось утопить. В такие моменты хотелось верить. Верить в Бога, в чудо, в дурацкие вероятности, которых становилось всё меньше, и каждый раз вытаскивать Фиша из клоаки его зависимости становилось всё труднее и труднее. Но надежда умирает последней. Но всё же умирает. Приступ острого панкреатита. Как выяснилось, не первый. Оливер поражался, как Джордан вообще ходил с практически отмершей поджелудочной, как он вообще жил. Нет, не жил, Сайкс себя поправил. Существовал, просто догорал и тлел живым пламенем, пытаясь потушить его спиртом. И погас. Его нашли в своей постели, скрюченного от смертельной боли. Органы, отравленные токсинами, просто отказали. Он просто погас, как один из многих огоньков, так же затушенных этанолом. Он просто погас, просто сгорел, просто… Такого холода Оли никогда в жизни не ощущал. Ни один ветер не обдавал таким сквозняком. Ни один мороз не мог пронизать его тело такой дрожью, как мысль, что он просто погас. Просто, блять, погас, как чертова звезда. Вот только звёзды умирают в конце жизни, а не в самом её начале. Звёзды взрываются, а не остывают. Просто погас. Оливер не говорил, что Джордан умер. Он не верил, что Джордан умер, хоть это и подтверждалось телом на опознании, гробом, траурной одеждой близких. Оливер не верил. Оливер не хотел прощаться с жизнью так же слишком рано. Однако она погасла сама. Он тоже погаснет.