Это Аркем, детка.

Прошло уже несколько лет, а точнее уже десять, с того момента, как семейка Милковичей переехала из жалкого района Чикаго в другой город, а точнее просто бежала, при чем самого Микки никто ни о чем не спросил. Казалось бы, Милковичи никогда не бегут, и достойно выдерживают все упавшие на их плечи проблемы. Но этот раз был исключением. Сам Терри решил уехать оттуда. Он не мог больше оставаться в этом проклятом городе, ведь совсем недавно там беспощадно убили любовь всей его жизни. Да-да, Терри Милкович умеет любить, и убили как раз мать его детей, которых она так любила, и которые любили её. Для самого Микки это было ударом ниже пояса. Мама – единственный человек на свете, который его реально любил и ценил. Ну ладно, есть ещё Мэнди. Но это всё равно не та родительская тёплая любовь и любовь сынишки, что было у Мика с мамой. Терри мог бы остаться и отомстить за свою любовь, но он бежал, как жалкий трус, захватив с собой детей, даже не объяснив им всю причину. А позже они выяснили, что произошло на самом деле, и в тот день Микки возненавидел своего отца, называя его беспомощным трусом. Представьте, какого было девятилетнему ребёнку потерять единственное, что он так любил и старался уберечь от невзгод. Не каждый, да даже никто не смог бы просто забыть и отпустить это. Вот и темноволосый не смог. У него на всю жизнь осталась эта детская травма. Даже на других детей кончина матери не повлияла так сильно, как на Милковича. Они немного поплакали и успокоились, начали жить дальше. Но не брюнет. Несколько месяцев он вообще не выходил из своей комнаты, закрывшись ото всех, ото всего мира. Не желая никого видеть, и лишь изредка он разговаривал с Мэндс, заходившей к нему в комнату, чтобы хоть как-то прибодрить парнишку. И ему даже казалось, что на какое-то мгновение ему становилось легче, но потом вновь возвращались тоска и грусть, а вместе с этим и ненависть к собственному отцу. Но не только к нему. К себе тоже, за беспомощность, за то, что его не было рядом в тот час, за то, что не смог ничем ей помочь, и даже отомстить не мог и не имел возможности, так как его увезли далеко от родного дома в город под названием «Готэм». *** Цирк. Постоянные выступления. Множество животных и рептилий в клетках. Разные лица каждый день. Ненавидящая мать-потаскуха, чьи мужики постоянно издевались над маленьким мальчишкой. Брат-близнец, которого любила мама, из-за чего его можно было ненавидеть. В общем, обычная маленького мальчишки, живущего в фургоне и постоянно переезжающим с цирком с места на место. Постоянное рукоприкладство неизвестных ему мужчин с самого детства вырабатывало в нём жестокость и безразличие почти ко всему окружающему. Мир – не сказка. Тут не нужно жить, тут можно только выживать. Урок, который заучил Валеска, будучи, наверное, ещё грудным ребёнком. Даже у самого родного ему человека не было к нему материнских чувств. Да ладно там это. Хотя бы капелька любви и, возможно, жизнь парнишки сложилась бы совсем по-другому. Но что было, то уже не вернуть. Парень рос с детскими травмами, постоянно наблюдая за тем, как мать возюкается с его братишкой, а на него не обращает никакого внимания. И даже некому было поплакаться, потому что родные от него буквально отвернулись, а своего отца он даже не знал. Может это был кто-то из цирка, а может левый мужик, с кем мать таскалась в другом городе. Да это уже как-то и не важно, ведь если бы этот человек знал, что у него есть дети, то, наверное, попытался как-нибудь связаться с ними, или хотя бы дал о себе знать. Но этого не произошло, значит тот мудак просто не знает об их с Джеремайей существовании. *** Годы шли, брюнет постепенно отошел от смерти матери и смирился с утратой и с тем, что её уже не вернуть. Прошло десять лет, Милковичу стукнуло уже восемнадцать, и всё это время в нём таилась обида и гнев, детская обида. Он никому не рассказывал о своих чувствах, потому что считал это проявлением слабости, а за «сопли» отец всегда хорошеньго бил его, со словами, мол, ты не баба, терпи. Вот так прошло почти всё его детство. Был даже момент, когда Микки взялся за голову и начал учиться, и тогда все учителя ахнули. У парня действительно есть мозги, и если бы не его жуткое поведение, возможно, у него было бы хорошее будущее. И Мик тоже в это верил. Но этот период продлился недолго. И всему виной был Терри. Ну а кто же ещё. Если твой родитель – Терри Милкович, то не думай, что ты сможешь чего-то добиться, ведь с ним ты обязательно увязнешь в криминальном мире, и даже не рассчитывай на счастливое будущее, как в сопливых сериальчиках. Постепенно Микки смирился и с этим. Фамилию Милкович, хоть уже и в другом городе, знали почти все за их криминальные делишки. Хотя и сам город был не раем. Это скорее ад, в который тянутся демоны с разных концов света. Ведь действительно, где Готэм, а где Чикаго. И как только Терри угораздило привезти их именно сюда. Как будто специально для себя выбирал эту «помойку», как выражался Мик. Он смирился, но обида, злость, гнев, — все негативные чувства ккомом копились в нём, и всё так же он боялся с кем-то поделиться ими, а со временем и перестал думать о мысли, чтобы кому-то рассказать все, что с ним случилось, чтобы кому то раскрыться. Парень рос, и вместе с возрастом многое осознавал. Например то, что материнскую любовь и преданность, если можно так сказать, не заменишь никакой другой. Ведь ему уже девятнадцать, а темноволосый до сих пор никого не полюбил. А ещё он осознал то, что является геем, так как девушки его совсем не возбуждают, а вот высокие красивые парни, подкачанные – самое то для Микки. Парень забил на школу, приходя туда раз в неделю, и то для вида, что вот, это я, не забывайте, я всё ещё с вами. А так он почти с головой увяз в семейных делах, а под семейными делами подразумеваются грабежи, разбои, торговля наркотой и стволами и вся эта параша. В общем, жизнь чикагского отброса, которого занесло в другой город, но, наверное, в Чикаго его жизнь была бы точно такой же, ведь с Терри ничего не сделаешь. Он выведет из тебя всё человечное, разрушит все твои планы и утащит за собой на самое дно. *** Вот уже пролетело десять лет, и из того сопливого, каким он себя считал, мальчишки, Джером превратился в настоящего красавца. Это как в сказке «гадкий утенок». Был уродцем, а стал красавцем, покорителем женских сердец, хотя ими ни капли не интересовался. Да и если говорить честно, ещё лет с двенадцати его перестало волновать абсолютно всё. Уж слишком мир жесток, чтобы быть жизнерадостным мальчишкой, который хочет чего-то добиться. Цирк. Единственное место, где он навсегда останется. И эти слова говорила ему родная мать. Парнишка уже даже и не пытался вызвать в ней какие-либо человеческие, материнские чувства в ней, потому что прекрасно понял – жить без чувств намного проще. И этому он был даже благодарен своей мамаше. Именно она показала ему, как выживать в этом суровом мире. Братишка, которого он так «любил», каким-то волшебным образом испарился в одну из ночей, и больше Джей его не видел, да и как-то больше не вспоминал. Ну ушёл и ушёл, больно он ему нужен. И без него протянут. Хотя, их мама заметно погрустнела после исчезновения его любимчика, что, в последствии, забавило Валеску. Маменькин сыночек улетел из гнезда. И долго ли он там протянет? Пф, да теперь лежит трупом за какой-то подворотней, никому не нужный, никем не любимый. Пусть побудет на месте Джерома. Парень так долго ждал своего совершеннолетия, и, казалось, эти десять лет шли, как будто вечность. Зачем он его ждал? Да потому что хотел быстрее съебаться уже из этого гребаного цирка, который и так испоганил ему всю жизнь. Валеска был, скажем так, собачкой на побегушках: то принеси, это дай, там сделай, и всегда он выполнял любые просьбы. Да и по виду его не скажешь, что он способен убить человека, и что, чуть позже, опровергнется, несмотря на мнение окружающих. Он так и не дождался своих восемнадцати, так и не сумел сдержать своего внутреннего зверя, психа, настоящего его, которого он скрывал всю свою жизнь. И в один из осенних дней парень убил родную, мать буквально расчленив её на маленькие кусочки, а позже, на допросе, не сдержался и залился больным смехом, тем самым расскрыв себя. Там даже не стали разбираться и сразу упекли его в Аркем – тюрьму для душевнобольных, где ему было самое место. *** Время шло. Микки всё так же вяз в «семейных» делах. А ещё он выяснил, что его ориентация даже много кого волнует, убедившись на примере какого-то гомика, которого чуть ли не убил Терри. Дожили. Родной отец, блять, может убить тебя за то, что тебе нравятся мальчики, а не девочки. Сука, чем же Мик так провинился, что заслужил такого «заботливого, хорошего» отца? Ну что он сделал не так? Парень часто задавался этими вопросами, и в последствии жалел об этом, поскольку каждый раз вспоминал все детство, вспоминал маму, и каждый раз ревел, когда оставался один. Да, взрослый парень рыдал навзрыд. И все его проблемы были только из-за одного человека. Из Терри-сука-Милковича. На улице была уже весна. Ближе к лету. И вот опять этот ебаный Терри нашёл работу для своих детей. Нет бы сделать всё самому, но зачем, когда у тебя есть дети, которые твоя мини-комия? На этот раз Мику и его братьям нужно было выбить бабки из одного знакомого отца, который занимал у него несколько сотен, но так и не вернул. В такие моменты Мик думал, как же все таки хорошо живётся девочкам на белом свете. как же хорошо живется Мэнди. Трахается, с кем хочет, делает, что хочет, а Мик с братьями как собачки на поводке у отца, и это его пиздец как бесило. Ближе под вечер они уже вернулись домой с бабками, и выбили даже больше, чем надо. Мик немного задержался, а братаны уже успели скрыться за поворотом. Спустя минут десять темноволосый подходил к дому, поедая чипсы, которые он благополучно спиздил из магазина за углом. Лучше бы он вообще не приходил. Ну почему он все время ищет приключения на жопу. Точнее, нужно сказать наоборот, какого хуя эти приключения сами находятся на его жопу? И уже в который раз парень задался вопросом, чем он так провинился и заслужил такую ебанутую семейку? Посреди улицы стояли какие-то пиздюки, собравшись в полукруг и что-то выкрикивая. И, конечно же, виновником всему этому был Терри, сука. Его отец избивал ногами какого-то подростка, выплевывая едкие слова, и Мик сразу понял, в чём дело. Он нашел очередного педераста. Ну или этот педераст сам нашел его. Об этом история умалчивает. И ладно бы брюнет просто незаметно прошёл мимо них и скрылся в доме. Но нет, старший Милкович естественно его заметил, и, конечно же, подозвал к себе. — Эй, Микки, иди сюда, повеселимся. — И Мику просто нельзя было его игнорировать, потому что иначе дома ему снова дадут пизды. И парень подошёл к отцу. Перед ним тут же открылось неприятное зрелище. Молодой паренек, может его ровесник, лежал в луже своей же крови, в.. В платье? Блять, тогда понятно, почему Терри избил его. Наверное, сам Микки бы отпиздил его за платье. Но все равно темноволосый ненавидел отца за его гомофобию, и поэтому даже не притронулся к бедному подростку. Он просто стоял рядом и молчал, осматривая очередную жертву отца-гомофоба. — Хули ты стоишь? Хотя бы вмажь ему, но не стой! — Тут же запротестовал старший Милкович, жестикулируя руками. — Не будь бабой, и ёбни ему. Или я ёбну тебе. И именно последние слова Терри в последствии и погубят его. Микки приподнял пробь вверх, подняв взгляд на своего старика, и улыбнулся самым краешком губ. — Я его не трону. — Спокойно ответил Мик, не смотря на его взбученный вид. — Хочешь въебать мне? Не боишься за свою жизнь? Твой сыночек вроде бы уже вырос, не такой маленький и сопливый. Не маменькин сыночек. — Едко выплюнул он последнее и злорадно ухмыльнулся. Терри моментально подался вперед, замахнувшись на Мика кулаком, но брюнет сделал шаг назад, и тяжелая рука старшего Милковича пролетела перед его лицом, а сам Микки вытянул руку вперёд, как будто успокаивая разъяренного быка, а затем снова показывая ему красную вещь. — Тихо, Терри. Не кипишуй. А может быть ты сам такой же, как этот сопляк? Может ты сам любишь долбить парней в зад. Или ты снизу? Любишь, чтобы тебя долбили? — Микки потерял страх и терпение в тот момент. Всё, что копилось в нём долгие годы, рвалось наружу, и Милкович больше не собирался это держать. — Я вот, например, обычно снизу, но могу побыть и сверху, если некому меня выебать, а ты? Микки стоял с безразличным каменным лицом, не отрывая взгляд от покрасневшего от злобы Терри. И вместо того, чтобы бояться, пугаться ярости старшего, Мик всё продолжал дразнить его, рассказывая, какие сладкие парни брали его сзади, и как он громко стонал под ними. — Ах ты пидорас! Сукин ты сын! Тряпка, которая подстилается под каждого первого! — И Терри снова полетел на него с кулаками, но на этот раз Мик поступил умнее и просто достал из-за пояса пистолет, который брал с собой на работу, если можно так сказать. Но старика это никак не остановило, и тогда Милкович прострельнул ему плечо, заставив толпу пиздюков, до этого времени наблюдавших за потасовкой, взвизгнуть и разбежаться по домам, ну ладно, почти всех. Некоторые всё же притаились за кустами и продолжили скрытое наблюдение. Терри скривился и упал на колени, вжавшись ладонью в больное плечо. Но Микки уже и не собирался останавливаться. В его глазах заиграл животный азарт. Как же ему нравилось наблюдать за мучавшимся от боли отцом. Как же долго он, Микки, ждал этого момента. — Нравится тебе, гомофоб хуев? А я ведь тебе ещё не всё рассказал. — Второй выстрел и пуля разрывает кожу на втором плече, а сам Терри уже ложится на холодный асфальт. — Я так сладко стонал под ними, подставляя зад каждому первому, как ты выразился. И мне это так нравится. Мик подошёл к нему, а затем нажал дулом пистолета на рану на правом его плече, от чего Терри заорал ещё громче, а в их дома включился свет. Но Милковичу уже было похуй на это. Раз он начал, он доведет дело до конца, не задумываясь о последствиях, о чем в будущем пожалеет. — А иногда трахал я. Вот таких же смазливых парнишек, как этот. — Брюнет перевёл дуло пистолета на гея в платье, который всё так же валялся на дороге, скорее всего со сломанным позвоночником, а затем обратно на Терри, целясь уже ему в лоб. — Ну давай, стреляй! Сопляк! Трус! Маменькин сыночек! Надо было утопить тебя ещё в детстве! — Орал гомофоб, в то время как Микки садился ему на ребра, надавливая на ранения, из которых по новой хлынула кровь, как бы Терри не пытался зажимать ладонями эти места. — Хуесос ебаный! — Вякнул Терри, за что получил магазином по ебалу, и в то время из их дома выбежала запыханная Мэндс, в пижаме и домашних тапках. — Ну давай, продолжай, иначе я просто так тебе въебу. — Но вместо того, чтобы опять выплевывать едкие обзывания, Терри харкнул прямо в лицо сына, из-за чего последний смощился и закрыл глаза. Но это всё равно не поможет первому выбраться, потому что он даже не мог пошевелить руками. Видимо, пули задели какую-то кость, либо хрящ. Короче говоря, Мик хорошо постарался. Но всё же такой выебон от Терри он терпеть не мог, и поэтому со всей други ударил его магазинов в висок, разбив его до крови. На мгновение ему даже показалось, что он видел там что-то белое. Может до чепера пробил. Но его это не волновало. Даже после того, как Терри замолк, Мик продолжил избивать его, но уже кулаками, уродуя его лицо до неузнаваемости. Ещё удар, затем он замахнулся, а потом кто-то схватил его руку и оттащил от тела отца. Мик попытался вырваться, но крепкие мужские руки, скрутили его руки за спиной, так, что даже шевелиться больно было. Милкович обернулся и увидел сзади расфокусированный взгляд Игги, который всё ещё не мог понять, что произошло. — Отпусти меня, долбаёб! — Микки опять дергается, но все безуспешно. Бешенным взглядом он смотрит на тушу, лежащую перед ним, а дальше всё было как в тумане. Вот Мэнди подлетает к отцу со слезами на глазах и пытается нащупать пульс на его руке или шее. Мика отпустили, но тот уже не дергался, а сидел все на том же месте, наблюдая за развернувшейся картиной. Игги подлетел к ним, теребя Терри по лицу, пытаясь привести его в сознание. И тут брюнет залился диким смехом. Они пытаются разбудить труп? Ну, удача им явно не помешает. Но на него никто даже не обращает внимание, а Мику похуй. Он забирает ружье и встаёт, все так же не прекращая тупо смеяться, как будто реально псих, и уходит. Просто проходит дом и уходит куда-то по улице. Он смутно помнит, как дошёл до аптеки, которая закрывалась как раз через несколько минут. Милкович с ноги открыл дверь и ввалился в помещение, уже с порога размахивая пистолетом и не убирая больной улыбки с лица. Парень уже всё решил. Решил всю свою жизнь за то время, пока плелся до аптеки. Брюнет подошёл к кассе, где стояла молоденькая блондинка, подняв руки вверх и дрожа, как осиновый лист. Но, конечно же, она успела нажать на кнопку «sos» под кассой, и сюда уже ехали наряды полиции. А Микки даже и не задумался об этом, слишком обезумевший этим днём, точнее, последним часом. Он навёл на нее пушку и приказным тоном сказал: — Гони мне все таблетки, которые у тебя есть. Желательно те, которые нельзя пить вместе. — Девушка стояла в шоке и даже приоткрыла рот, потому что думала, что этот больной сейчас будет грудить кассу, но нет. Ему просто нужны были таблетки. Он.. Решил передознуться? Но парень не дал ей подумать, сняв пистолет с предохранителя, тем самым дав ей понять, чтобы блондиночка поторопилась. Вся в слезах, боясь за жизнь брюнета больше, чем за свою, девушка начала набирать упаковки таблеток в пакет, который в последствии оказался в руках брюнета, явно недовольного работой продавщицы, которую, кстати, взяли Викки, как он прочитал на бейджике. — Слишком долго. В следующий раз тебя ждать не будут. — И Мик выстрелил ей в живот, от чего бедняга, взывая, упала на пол и скрутилась комочком от боли. Милкович усмехнулся и показал ей фак, а затем сел на пол, прямо там, в аптаке, уперевшись спиной об перегородку, которая отделяла это место от места, где сейчас медленно умирала Викки, ещё даже не успевшая пошить для себя. Милкович начал высыпать таблетки на руку, одна за другой, пока там не набралась целая ладонь. Микки всё решил. Он уже смирился с этим. Да, вот так быстро он смирился с желанием убить себя, и так же быстро решил это. И вот, сначала по одной, он забрасывает таблетки себе в рот, заглатывая их водой, а затем и все оставшиеся парень положил в рот и раначал разжевывать, не обращая внимания на горький вкус препаратов, а затем запил все это водой. Прошло буквально пару минут, а Мику уже было настолько хуево, что он готов был застрелиться, но пистолет валялся где-то около ног. Парень уже почти дотянулся до него, пока вокруг всё расплывалось. Он даже не услышал, как в аптеку вломился целый отряд бойцов, и один из них оттолкнул пушку Милковича подальше от него. Ну вот. Надежда на быструю кончину оборвана, остаётся только молиться, чтобы кто-нибудь из этих долбоебов застрелил его. Глаза закрываются. Все дула пистолетов направлены на него, а сам брюнет падает на плитку, разбивая себе висок. И темнота. Такое чувство расслабленности и блаженства. Как будто-то бы он попал в рай, и больше никогда не хотел отсюда уходить. *** Полицейские до сих пор пребывали в шоке. Сейчас они были похожи на ту блондинку, стояли с такими же ошарашенными взглядами, прямо как девушка, когда услышала приказ брюнета. С Викки, кстати говоря, всё в порядке. Скорая подъехала во время и оказала должную помощь, поэтому та выжила. Но она, наверное, теперь покончит жизнь самоубийством, потому что не простит себя за то, что отдала этому парню то, что он хотел, позволив ему покончить с собой, как она думала. Да так думали все, потому что Микки не подавал признаков жизни. Один из полицейских, — Гордон, — подошёл к темноволосому и пощупал пульс. Но ничего. — Он труп. — Спокойно сказал Джеймс, но врачи всё равно должны хоть что-то сделать. Растолкав полицейских, медики положили суицидника на носилки и теперь уже несли к карете скорой помощи, по дороге ставля Милковичу капельницу. Скорая. Аппараты жизнеобеспечения. Дефибриллятор. Удар током в грудь подростка. Но ничего не произошло. Разряд, ещё один удар. Снова ничего. Врачи уже успели одеть на него маску и подключить к аппарату искусственного дыхания. Ещё удар и тут брюнет открывает глаза, резко вскакивая. Но долго его бодрствование не продлилось. Буквально пара секунд, и он опять отключился, и если бы не добрые медики, то валялся бы сейчас на полу. К счастью, один из медбратов вовремя подхватил его и уложил обратно на матрас. Они доехали до больницы, потому что врачи всё же уговорили полицейских в том, что парню нужно оказать должную медецинскую помощь, а в тюрьме или в отделе такого не сделаешь. Его попытались откачать ещё раз, но всё было безуспешно. Ну хотя бы жив. И тут нужно кланяться докам в ноги, ведь без них он бы уже давно был покойником. Очнулся он один раз, и то это было в машине, когда он вновь потерял сознание. И с тех пор он больше не просыпался. Даже доктора не могли назвать причину его коммы. Возможно, он выпил слишком много таблеток и организму просто нужно время на восстановление. А возможно причина в чём-то другом. И медики до сих пор гадали, в чём. Время шло. Постепенно Гордон с его приближенными выяснили, что парень не просто так приплелся в аптеку с пистолетом, а до этого ло смерти забил своего отца, на глазах у детей и родственников. Дело было поставлено в тупик, заморожено, так как сам подозреваемый никому ничего сказать не сможет. Но всё же Джеймс поговорил с медперсоналом и убедил их, что этому преступнику здесь не место, и что в Аркеме ему дадут должную помощь, ведь капельницы там имеются. И через неделю Мика перевели из больницы в самый настоящий ад на земле. В лечебницу «Аркем». По лечебнице прошёл слушок, что сюда привезли какого-то овоща, который уже несколько недель находится в отключке, и, естественно, к мед.крылу поставили двойную охрану, чтобы никто посторонний сюда не заходил. Вот так Милкович, сам того ещё не зная, загубил всю свою жизнь. Из-за Терри. Который поплатился за все свои грехи.