***
Ласковое солнце греет землю и людей, легкий ветер щекочет листья деревьев, которые во всю распускают крону и цветут. Люди пытаются уловить как можно больше этого ласкового света, такого нужного после зимы тепла, насладиться запахом цветущей сирени, который невероятно кружит голову. Все выходят из холодных, зачастую не самых удобных и уютных квартир, чтобы хоть чуточку сбросить весь тот холод, который они тащат на своих горбах с самого наступления зимы. Все гуляют и жарят шашлыки. А наши герои чем хуже. Слава, Рома и Даша уже как несколько дней оккупируют квартиру Вадима, который так то и рад гостям. Это не только классная возможность для совместных стримов, а еще и шанс не чувствовать себя лишним в своем же холодном и пустом доме. Хоть изначально должны были приехать только Мокрица и Юечка, Вадя искренне рад что его любимый человек таки смог приехать. Невероятный шанс. Широкий Днепр спокойно течет в своем русле, не обращая внимания на десятки, или может даже сотни и тысячи людей, которые собрались у его берегов. Ему все равно до этих мошек, чьих прадедов он помнит. Люди придут, а потом сразу же уйдут, а он останется тут навечно, унося тонны воды, опавших цветов, слез и крови, разнося по Европе запах сирени и боль, которая в нем таится. Тихое местечко на берегу реки. Здесь никого нет, кроме наших героев и двух пышных кустов сирени, которые давным-давно сплелись воедино, создавая невероятную композицию из белых и темно-фиолетовых цветов. Как раз под ними и было решено остаться. Берег наполняется громкими разговорами и смехом. Вскоре начинают приходить и другие люди, но держаться своими компаниями, даже не смея лезть в чужое пространство. Вскоре, ранее тихое место превращается в довольно оживленное. Почему-то, это все еще уютно и так правильно, что аж немного странно. Слава и Вадим пытаются развести огонь, Даша разбирается с продуктами, а Рома ей помогает. Они разговаривают обо всем на свете, шутят, подкалывают друг друга. Все так хорошо, так правильно что нет малейших мыслей о том, что все может пойти по пизде. Костер разведен, мясо уже жарится, издавая невероятно приятных запах, от которого слюнки текут. Разговоры не прекращаются ни на секунду. Солнце согревает своими лучиками, принося тепло и хорошее настроение, сирень, кажется, начинает пахнуть еще круче, кружа голову своим нежным ароматом. Так и хочется сорвать веточку и поставить ее у себя в квартире, чтобы пахла так же классно. Рома так и делает. Собирает небольшой букетик из нескольких веточек и дарит их Даше. Девушка расплывается в смущенной улыбке, чмокает парня в щеку, обнимая и утыкаясь в его грудь. Выглядят невероятно мило, как настоящая пара, коей они и являются. Вадиму аж завидно. Он тоже хотел бы так просто обниматься с Леонтьевым, не боясь осуждения или чего то иного. Тоже хотел чтобы парень подарил ему что нибудь романтичное, отчего в животе порхали бабочки. Даже какую нибудь дешевую безделушку, главное чтобы Слава вложил туда хоть капельку души. Но ничего не происходит. Абсолютно. Бустер видит как Козаков смотрит на букетик сирени в руках девушки, прекрасно понимает чего хочет старший, но ничего не предпринимает. Ему как-то все равно. Он остыл. Просто не хочет ранить Вадима, который и так терпел слишком много. Ему просто жалко парня. Всегда жалко было. Честно говоря, он никогда не любил Вадю. Ему просто было жалко его. — Охуенный букет, Даш, — улыбается Эвелон, смотря на букет в руках девушки. Ничего необычного, просто сирень, которая сложена в букетик. Рома бросает ревнивый взгляд на Школдыченко, на что получает только милую улыбку и легкий толчок в бок. Вадим может просто протянуть руку, и заветные цветы у него в руках. Но почему-то хочется чтобы это сделал именно Слава. Но ему попросту все равно. Он время от времени переворачивает мясо, не обращая внимания на разговор. — Спасибо, Вадь, и правда охуенно выглядит. — улыбается девушка, утыкаясь носом в веточки сирени, — И пахнет тоже просто пиздато.И Ромочка у меня тоже самый пиздатый! Даша обнимает Мокривского, и целуя в щеку. Получает на это тяжелый вздох и добрую улыбку, после чего ее целуют в щеку в ответ. Они и вправду выглядят невероятно мило. Вадя признает что дико завидует им. Славе абсолютно все равно. Главное что они не ссорятся, а значит никто не треплет ему нервы. Хотя, как можно ссорится, если вы по факту и не общаетесь? Верно, никак. Они продолжают обсуждать что-то, пока Бустеренко не извещает о том, что все готово. Компания сразу же переключается на шашлык, от одного вида которого текли слюни. За трапезой никто и не замечает что Леонтьев отходит куда-то, даже не предупредив об этом. Через минут пять Эвелону на телефон приходит уведомление. Быстро прочел его, парень оправдывается всеми мыслимыми и немыслимыми способами, и все же отходит к пышному кусту сирени в метрах так двадцати, который растет у самой воды, чуть ли не касаясь ее своими листами, и роняя туда редкие соцветия, которые сразу же уносит течение. Под кустом сидит Слава, смотря в темную гладь. Вадим садится рядом, утыкаясь взглядом в то же место что и младший. Ничего необычного, просто вода. Чуть грязная, мутная, но все же будто гипнотизирующая. Козаков подседседает чуть ближе к воде и опускает туда ладонь, зачерпывает немного жидкости. Холодная. — Подавись, — хмыкает Леонтьев, бросая на колени старшего аккуратно связанный чем-то пышный букет из сирени. В основном темно-фиолетовой, но есть и несколько веточек белой. Эту композицию дополняют несколько зеленых листьев. Некоторые цветы уже увяли, другие же еще даже не распустились. — Я видел как ты пялился когда Ромка Даше эти гребаные ветки подарил, прям и кричал взглядом «Я хочу чтобы мне, как какой-то шмаре цветы дарили». Доволен? Грубость в голосе вырезает каждое слово в сердце тупым, ржавым ножом, а потом проходит по свежим ранам наждачной бумагой. Причем самой крупной, которая существует. Чтоб не просто раздражала раненую плоть, а вырывала из нее целые куски, уродуя его еще сильнее. — Спасибо, — в голосе читается легкая обида и намек на то, что если Ваде не помогут сейчас, то он в лучшем случае опустеет. Раз и навсегда. — Это все, или ты еще что нибудь хотел? — Во первых: мы завтра уже уезжаем. Во вторых: мы расстаемся. — холодный, металлический голос режет слух, — Ты мне не нужен. Ты требуешь слишком много внимания к себе. Мне это нахер не надо, своих проблем хватает, да и не любил я тебя никогда. Все. Весь мир Вадима разрушен несколькими предложениями из уст самого дорогого для него человека. Хочется прямо сейчас упасть в реку, уходя на глубину и больше никогда не поднимаясь. Но он понимает что здесь слишком много людей, что ему не дадут спокойно сдохнуть. — Все? — некогда радостный голос стал до ужаса пустым. Таким же, как и сердце, на котором оставили очередную зарубку. При чем такую большую и глубокую, что не заживет никогда. Как жаль что всем на это откровенно насрать. Вячеслав только хмыкает и поднимается, направляясь к Роме с Дашей, которые скорее всего уже начали немного волноваться за друзей, оставляя Вадима наедине с мыслями. Скорее всего, как раз это Эвелону сейчас и нужно было. Собрав свои эмоции, Парень таки вернулся к компании, захватив с собой сирень. Все же красивая, да и жалко, хотя хотелось выбросить на съедение рыбам. На любые вопросы приходилось натужно отшучиваться. Как хорошо что друзья списали все на усталость Вадима.***
Все уехали. Квартира, которая только наполнилась смехом, разговорами и жизнью, снова стала пустой и мертвой. Прям как сердце кареглазого, который в этой тишине будто слышал себя. Точнее голос, который исходил из глубины души, твердя что это он виноват, что был недостаточно внимательным. Что был недостаточно хорошо. Что был не идеален. Что так ему и надо. Самое хуевое, что стример никак не мог избавится от этой хуйни. Пришлось даже написать у себя в Telegram что какое-то время стримов не будет. Но тогда хотелось только лежать на кровати и плакать. Но он не мог. Ни единая слезинка так и не смогла пролится. На тумбочке у кровати все еще стоял почти увядший букет сирени. От него все еще исходил сладкий запах, от которого хотелось блевать. Или причинять себе вред. Странное желание, но сопротивляться ему почти невозможно. Футболка валяется где-то на полу, нож лежит в ослабевшей руке, по груди, ребрам и талии стекают тонкие струйки крови, которые окрашивают в алый немногочисленные участки целой кожи. Красные полосы плотно стыкуются друг с другом, создавая красивую штриховку. Руки тоже полностью покрыты ранами и кровоподтеками. Со стороны выглядит ужасно, но Вадиму от этого намного легче. Хочется плакать навзрыд, но вместо всхлипов, вырывается легкий нервный смешок, который превращается в судорожный, граничащий с безумным смех. С глаз текут слезы, покрывая мир пеленой. Единственное, что видит перед собой — лицо Славы. Такое родное, такое безразличное. Так и хочется вмазать по этой наглой роже. Это и происходит. Вместо ненавистного лица под кулаком хрустит зеркало, которое превращается в миллионы таких же зеркал. И в каждом из них изображение этого гребаного Леонтьева, который повторяет «Я никогда не любил тебя» Костяшки изрезаны в кровь, с осколками внутри ран болят, требуя хоть какой-нибудь помощи, но вместо этого Вадя разбивает это гребаное стекло все сильнее, будто пытаясь стереть в пыль. Это странно, но ему от этого легче. Он устал, сгорел как спичка. Ему уже похуй. Просто падает спиной на осколки зеркала, чувствуя еще не раненой кожей каждый из них, ворочается, загоняя стекло сильнее под кожу. Все равно никто не придет. Никто не позаботится о человеке, который так в этом нуждается. И только запах сирени вперемешку с его собственной кровью будут заполнять комнату, не позволяя забыться хотя бы во сне. Желательно вечном.