***
Их свадьба проходит относительно скромно. Сложно назвать так торжество с присутствием короля, королевы и всех удальчи, однако… В тот день Чхве Ён улыбается лишь изредка, но на следующий Ынсу замечает, что с рукояти его меча пропала старая тряпица. Много позже благодаря госпоже Чхве она понимает смысл этого поступка, но пока лишь машинально отмечает новую деталь. Деталь, касающуюся её мужа. Странно и забавно. Им выделяют небольшой дом на территории дворца, чтобы Чхве Ёну было удобно продолжать нести службу. На следующий день в лечебнице Ынсу спрашивают, разрешил ли Чхве Ён ей работать. Наверное, для проформы спрашивают. Вряд ли лекарь Чжан действительно верит в возможность запрета. И Ынсу работает. Познаёт тайны медицины Корё. Делится своими знаниями. По вечерам она приходит домой и порой встречает там Чхве Ёна. Они разговаривают о прошедшем дне, о планах по её возвращению (добытый Чхве Ёном дневник показывает, что до открытия небесных врат ещё полгода), они смеются вместе, и от этого у Ынсу на душе становится тепло. Ён топит её сердце своими улыбками, заботой. Однажды она шутки ради дарит ему жёлтый полевой цветок, а потом через пару недель находит растение засушенным в банке. И это наполняет душу такой нежностью. У них появляется своя традиция: раз в несколько дней сидеть вместе по вечерам за чашечкой чая. Ынсу пересказывает сюжет очередного фильма или дорамы, а Ён только качает головой: — И как ты это всё выдумываешь? — Я ведь говорила: это не я. Это… И она пытается объяснить ему, что такое фильмы, и ловит себя на мысли: «А как бы сложилось всё, встреть я Чхве Ёна в своём мире? По крайней мере, мы бы не поженились так быстро». Настроение портит воспоминание о бывшем, на которого она потратила три года жизни. Какой дурой она тогда была! Как верила в любовь… А теперь не верит. Совсем другое дело — влечение. Его сложно отрицать, когда Ынсу смотрит в чёрные глаза Ёна, когда их руки случайно соприкасаются. Ладони у него горячие, грубые. И засыпая в своей постели (Чхве Ён с их первой брачной ночи ложится в другой комнате), Ынсу представляет, как эти ладони легли бы на её талию. Пальцы прошлись бы по нежной коже, скользнули ниже… или выше? И то, и другое так привлекательно. Ынсу вздыхает. Что хуже — эти пошлые мысли или пугающие видения, полные крови и боли, которые порой приходят к ней по ночам? Она не знает. Ситуация обостряется, когда Ён решает обучить её самообороне. — Это тебе пригодится, — говорит он. Ён — строгий учитель, но что хуже: ужасно сексуальный. Когда он подходит к ней сзади, почти обнимает, показывая, как нужно держать нож… Мысли Ынсу улетают так далеко. «Мы женаты, а я никогда не видела его полностью голым!» — возмущённо думает Ынсу, стараясь следовать указаниям Ёна. Хотя, может, если она будет плохой девочкой, он её накажет? — Ты покраснела, — замечает Ён. — Устала? Ынсу кивает. Надо же как-то ответить. А после тренировки всё пытается найти причину своего помешательства. Будучи в отношениях, она всегда принимала противозачаточные, и гормональные всплески обходили её стороной. В последние полгода у неё никого не было, поэтому она прервала курс. И вроде всё шло вполне прилично. Подруги посмеивались: «Неужели никого не хочется? Сколько ты уже без мужчины?» Ынсу волновали только деньги — вот они очень возбуждали, а мужчины… Но от Ёна — тепла его тела, выразительного взгляда, запаха (когда он не перекрыт мерзким запахом крови) — Ынсу кроет так, что она кусает губы, пытаясь сдержать неуместное признание или недвусмысленное предложение.***
Ён возвращается домой поздно ночью. Можно было бы остаться в казарме, но в последнее время его всё чаще тянет сюда — к Ынсу. Спать рядом с её комнатой, зная, что она там сладко посапывает, приятно и волнующе. Этот месяц, который они живут как женатая пара — почти во всём кроме того, о чём он так часто и неуместно думает, — стал одним из лучших в жизни Ёна. Решение жениться на Ынсу — безумное, импульсивное. Но абсолютно верное. Его имя — лучшая защита для неё, а видеть её по вечерам в домашнем платье так приятно. Так сладко. В королевском дворце неспокойно, Ки Чхоль явно что-то задумал, но здесь в их с Ынсу доме царит покой. Когда она наливает Ёну чай, когда расспрашивает о прошедшем дне, всё остальное теряет смысл, бледнеет. И поэтому он приходит к ней снова и снова, жадно впитывая всё, что она ему даёт. Впереди — разлука. И Ён благодарен небесам за тот срок до открытия врат, который они отмерили. Возможно, это немного нечестно по отношению к Ынсу, но он ведь тоже человек. И у него есть слабости. Главная слабость лежит сейчас в соседней комнате и сладко постанывает. Этот звук окатывает Ёна, забирает с собой, влечёт. Он сжимает кулаки, пытаясь не поддаться соблазну. Но как же сложно. Он обещает себе, что только посмотрит на Ынсу. Ничего больше. Аккуратно раздвигает дверцы, разделяющие комнаты, и видит, что на лице её — блаженство. Никогда она не была рядом с ним такой. Это колет в сердце и отрезвляет. Ён делает шаг назад и в последнюю секунду слышит: — Ён… Чхве Ён… да… И он оказывается рядом с ней, быстрее, чем говорит себе: «Я обещал не трогать её». Когда Ён присаживается рядом, Ынсу приоткрывает глаза, тянет к нему руку: — Ён? Он отворачивается. Не надо было подходить. Это неуместно. Неправильно. Как все те желания, которые терзают его уже столько времени. — Прости. Я сейчас уйду. Мгновение — и Ён ощущает её пальцы на своём запястье. Она просит тихо: — Останься. — Я… — Ён останавливается, чтобы не сболтнуть лишнего. Она ещё такая сонная, она ничего не понимает. Он должен быть мужчиной: сдержать своё слово, уйти, оставить её. — Ён, — Ынсу томно улыбается и вздыхает, нащупывает второй рукой завязки на его одежде и пытается распустить их. — Я знаю, что это не сон. Теперь не сон. — Ынсу, ты уверена? — в его голосе нетерпение сливается с желанием. Он хочет раздеть её. Покрыть поцелуями. Хочет сделать своей женой в полном смысле этого слова. Но он не двинется с места, пока она не даст ответ. — Да. Да, да! — твердит она. И Ён сдаётся, потому что видит по её глазам: она действительно не считает происходящее сном. Она хочет его. Всю радость этого открытия, весь свой восторг он выражает в поцелуе, которым накрывает губы Ынсу. И она поддаётся, пропускает его язык глубже, обхватывает его шею, распаляя ещё больше.***
Ынсу рвано дышит, когда Ён раздевает её, проводит по её груди пальцами, а потом начинает дразнить соски — поглаживать, немного выкручивать. — Ты очень красивая, — шепчет Ён. И она хочет ответить ему: «Ты тоже. Ты само совершенство». Ён уже обнажил свой торс, и она проводит рукой по кубикам пресса, останавливается на шраме, оставшемся от того ранения. — Не думай об этом, — просит Ён, заметив её жест, а затем начинает ласкать её шею языком и губами, спускается всё ниже и ниже, снова касается груди, играет с пупком. Ынсу стонет, когда его язык проходит по коже рядом с лобком — таким неприлично волосатым. Ынсу стала брить его в последние три года, поддавшись влиянию одной из подруг, но в Корё ей было не до подобных процедур. Ынсу машинально пытается прикрыться. Ён нетерпеливо отталкивает её руку, а затем, заняв позу поудобнее, оказывается между ног Ынсу. Он вылизывает складочку за складочкой, периодически касаясь клитора. Так невесомо. Так дразняще. «Где ты такому научился?!» — хочется воскликнуть Ынсу, но она может лишь подаваться вперёд бёдрами, ощущая жгучую потребность ощутить больше. Сильнее. Слаще. Глубже. Мысли путаются. Мыслей больше нет. Ён доставляет ей удовольствие так страстно и бескорыстно, что у Ынсу перехватывает дыхание и от его усердия, и от его желания. — Да, да, да… — повторяет она, как заведённая, потому что его язык — орудие богов. И как же ей хорошо. А затем Ён меняет темп. И томительный танец превращается во что-то противоположное, агрессивное, сводящее с ума. Ынсу двигает бёдрами активнее, подставляясь под язык Ёна, и уже не понимает, какие именно слова срываются с губ. Наконец её накрывает мощная волна блаженства. Она стонет: — Ён, Ён… И хватается за его распущенные волосы, потому что другой опоры нет. Только он. «Так вот, как это бывает», — вяло думает Ынсу, постепенно возвращаясь к реальности. Такого с ней никогда не случалось. Мужчинам нравилось, когда она стонала, когда выгибалась, и Ынсу выполняла один и тот же трюк раз за разом, порой помогая себе пальцами. Но сейчас… сейчас. — Ён, ты бог, — говорит она, ничуть в этом не сомневаясь. Он мягко улыбается и отвечает невероятное: — Я никогда раньше, — её брови поднимаются, и он поспешно добавляет. — Никогда раньше не ласкал женщину там языком. Ён выглядит немного смущённым и приятно, томно растрёпанным. Ынсу тянется к нему за поцелуем — его запах лучше всего на свете, а её аромат на его губах добавляет моменту пикантности. Возбуждение, отпустившее Ынсу, постепенно возвращается и нарастает, когда она наконец полностью обнажает Ёна, проводит рукой по длине твёрдого члена. Глаза Ёна закатываются, когда она начинает ласкать его активнее. Но потом он будто приходит в себя, аккуратно отстраняет её руку и шепчет: — Я хочу взять тебя. Ынсу и сама хочет того же. Быть его. Под ним. Она так часто фантазировала об этом. Видела во снах. Ынсу с готовностью раздвигает ноги, демонстрируя, насколько сильно желает принять его. Почувствовать. Ён не заставляет себя долго ждать. Он входит в неё и томно, довольно вздыхает, а затем начинает двигаться — быстро, яростно, явно желая довести себя до разрядки. Ынсу цепляется за его торс, за плечи, смотрит в его блестящие чёрные глаза. Он такой сильный. Могучий. Решительный. И он весь — сейчас её. Она его потребность, его единственное желание. И когда Ён кончает, Ынсу, чувствуя в себе его горячее семя, покрывает поцелуями плечо Ёна, до которого может дотянуться. — Мне было очень хорошо, — шепчет она. Ён гладит её по волосам, и Ынсу хочется остаться в этом мгновении.***
Утро приносит ощущение ошибки. «Нам не стоило», — думает Ынсу, радуясь тому, что Ён ушёл из дома раньше неё. Сейчас всё усложнится. Но воспоминания о прошлой ночи настолько сладкие — она не может по-настоящему жалеть об испытанном. Ён был её, открылся ей. «Но если так продолжится, то я не смогу уйти», — говорит себе Ынсу, смешивая очередной порошок и пытаясь не замечать любопытствующих взглядов доктора Чжана. Он уловил в ней какую-то перемену… порой ей кажется, что это он небесный доктор, а не она. Вечером Ён встречает её тёплой улыбкой, делает шаг вперёд, будто хочет обнять. В его взгляде — вопрос и предвкушение. Ынсу закусывает губу и отводит глаза. Мгновение разрушается. Ён застывает на месте, но потом всё-таки спрашивает: — Значит, ты жалеешь? — Нет, — Ынсу подходит к Ёну и кладёт руку ему на плечо. Она так хочет, чтобы он понял. Ей нужно вернуться. К семье. Работе. Подругам. Ещё одна подобная ночь, и она останется здесь навсегда. Она не должна. — Я не жалею, — повторяет она. — Но мы не можем. Это будет неправильно. — Если ты так решила, я не буду настаивать, — говорит Ён и уходит из дома. Никакого тебе чаепития с рассказами. Никаких улыбок. Ынсу обнимает себя за плечи. Нет сил даже приготовить чай. Кидает взгляд на стол и видит там какие-то симпатичные круглые штуки, явно съедобные. Больно. Она говорила Ёну на днях, что хочет чего-нибудь сладкого. И он принёс. И ждал. И… Ынсу плачет, чувствуя, что запуталась бесповоротно, а потом садится прям у стены и обхватывает колени руками. Скорее бы открылись небесные врата, и она ушла. В своём мире ей станет легче. Правда?***
Следующие два месяца оказываются тягучими и утомительными. Они редко общаются с Ёном, и это разрывает Ынсу сердце. Она снова и снова переживает ту их ночь. Разговор на следующий день. Она сотни раз хочет забрать свои слова обратно, но всегда останавливается. Ведь к чему было страдать столько времени, если она сейчас всё разрушит своим признанием? Ынсу специально опять и опять возвращается к его давним словам: «Всё будет не по-настоящему». Но потом вспоминает засохший цветок, сохранённый им, занятия по самообороне, те сладости и главное — как горели его глаза в ту ночь. «Вот я дура», — твердит себе Ынсу, не зная толком, что именно имеет в виду. Отвлечься помогает только работа в лечебнице — в последнее время Ынсу устаёт от неё больше обычного и почти сразу падает с ног, как только приходит домой. Привычный круговорот сомнений, сожалений и надежд на будущее резко разрывает внезапное понимание. В тот день одна из дворцовых служанок в лекарской жалуется на боли внизу живота: — Обычно не так сильно болит. Может, дело не только в кровях? Осмотрите меня, пожалуйста. И помогая девушке, Ынсу вдруг с ужасом осознаёт: своих месячных она не видела с самого прихода в Корё. Как раз перед той роковой конференцией был последний раз, а потом… цикл у неё длинный, больше тридцати дней, мог и задержаться, ещё продлиться из-за стресса. Но дальше. Дальше. Ынсу тяжело вздыхает, вспоминая ночь с Ёном. Всё это время она думала только о своих чувствах, однако… Теперь назвать себя дурой ещё проще. И как она могла не побеспокоиться об этом? Ынсу хмыкает в рукав. Ён так ласкал её, что она тогда бы и своё имя не назвала. Повышенная утомляемость вдруг приобретает совсем другое значение. Ынсу ищет иные признаки беременности, но ничего особенного не обнаруживает. Даже ощупывает тайком свой живот, прекрасно зная, что срок, если он есть, слишком маленький для таких изменений. «Я беременна. Возможно, я беременна», — говорит она себе и, предупредив лекаря Чжана, уходит домой пораньше. Ынсу готовится к тому, что будет плакать, когда останется одна, но слёз почему-то нет. Только недоумение. Это слишком нереально. Не с ней. — Надо сказать Ёну, — заявляет она вслух и тут же передумывает. Можно подождать. Хотя бы месяц — тогда всё станет понятнее, очевиднее. Тогда она и скажет. Так проходит ещё несколько дней — в раздумьях, в постоянном прислушивании к себе. А потом лекарь Чжан готовит лекарство с таким отвратным запахом, что Ынсу рвёт в ближайший горшок. Доктор предлагает ей помощь, но она отмахивается: мол, отравилась. И снова приходит домой пораньше. Ынсу замирает на пороге, понимая, что в комнате — Ён. Он, конечно, тут же оборачивается: — Ынсу? В руках он держит букет их тех жёлтых цветов, которые она ему дарила. Ён делает шаг к ней и улыбается уголками губ: — В последние дни ты выглядишь печальнее обычного. Я подумал, — он протягивает ей букет. — Тебя это порадует. Я… — он спотыкается, будто вовсе не хочет говорить следующую фразу. — Я не имею в виду ничего особого. Не беспокойся. Холод, сквозящий в его голосе, оседает слезами на глазах Ынсу. Она берёт букет из его рук, смотрит на яркие жёлтые хризантемы и чувствует себя такой одинокой. — Ынсу? — Ён взволованно глядит на неё. — Кто-то тебя обидел? Я? — Ничего, ничего, — бормочет она, а потом не выдерживает. Цепляется за чёрные одежды Ёна, утыкается ему в плечо и этому же плечу признаётся. — Я беременна, Ён. Он напрягается. Шумно выдыхает. И Ынсу чувствует, что нужно объяснить, пока он опять не обвинил во всём себя. — Я не считаю тебя виноватым, Ён… Мы оба. Это были мы оба. Ты ведь помнишь? И спустя вечность он говорит: — Да, — а потом переспрашивает. — Это точно? — Вероятность очень высокая, — отвечает Ынсу его напряжённому плечу, потому что сил смотреть Ёну в глаза у неё нет. Внезапно Ынсу пронзает страх. Подозрение. Всё это время она думала о своих чувствах, своём выборе. Но что если он не хочет ребёнка? — Ты… тебе не нравится мысль о том, что ты станешь отцом? — робко спрашивает она. Ён осторожно отрывает её от себя — ровно так, чтобы их взгляды наконец встретились Он смотрит на неё, удивлённый, кажется, почти оскорблённый таким предположением: — Конечно, нет. Я хотел бы, чтобы ты родила мне ребёнка. Но ты… ты ведь хочешь вернуться? — Я не знаю, — признаётся она в том, что боялась сказать самой себе. — Мы можем подождать? Обнимает Ёна крепко, наслаждаясь теплом его тела, любимым запахом и добавляет: — Останешься сегодня со мной? Ён остаётся. В эту ночь. И в следующую. Он нежный, страстный, покоряющий её. Ынсу теряется в его руках, подчиняется этому урагану, который ворвался в её жизнь. Который она выбрала. Так и проходят ещё три месяца — в занятиях любовью, обмене историями, общих ужинах. В счастье.***
— Ты бы пошёл со мной в небесный мир? Её беременность уже очевидна. Ён чувствует что-то невероятное при взгляде на неё. Они вместе создали новую жизнь, зреющую в чреве Ынсу. Как такое вообще возможно? Он преклоняется перед ней, перед её округлившимся, желанным телом. — Да, — говорит он, потому что не представляет жизни без неё и их ребёнка. — Я много думала, — отвечает Ынсу и, потянувшись к Ёну берёт его за руку. — Тебе нужно остаться с королём. И я буду рядом. — Рядом? Ты… — у него перехватывает дыхание. В последнее время Ынсу не говорила о своём желании уйти, но он знал, что она всегда этого хотела. Так, неужели? Ынсу пожимает плечами. Видно, что она всё хорошо обдумала: — В этом мире я твоя жена, значит, должна быть с тобой. И я не знаю, как перемещение отразится на ребёнке… Это кажется разумным. Но всё же… Ён встаёт со своего места, подходит к Ынсу и, склоняясь, обнимает её, кладёт руку на её живот, нежно гладит сквозь ткань платья. Ему хочется более тесного контакта. Ён покрывает шею Ынсу лёгкими поцелуями. Теперь, когда она беременна от него, он хочет её даже больше прежнего. И по всем предыдущим ночам Ён знает — это желание взаимно. Он аккуратно доводит её до кровати. Освобождает от одежды, обнажая полные груди. Ынсу лежит перед ним голая — восхитительная, ждущая. И Ён касается её правого соска губами, а левый ласкает пальцами. Он знает: её грудь сейчас волнующе чувствительная. Скоро эта грудь даст молоко его ребёнку. Их ребёнку. Ён рычит при мысли об этом, а потом вводит в Ынсу два пальца, ласкает её, наслаждаясь сладкими стонами, её влагой. Она такая мокрая. Такая податливая. Она вся — его, и её округлившийся живот говорит об этом лучше любых слов. Ён проникает в неё пальцами снова и снова — её неровное дыхание, её прекрасное, исполненное чувственного наслаждения лицо подсказывают, что Ынсу на грани. И лаская тот бугорок, который Ынсу называет клитором, проникая глубже в неё, Ён доводит Ынсу до разрядки. Она выдыхает и довольно улыбается. В такие моменты Ынсу настолько нежная, настолько счастливая. Ён готов ласкать её вечно. Любоваться её налившимся, чувственным телом. Ынсу прерывает его приятные, порочные мысли, когда аккуратно поднимается с постели: — Ложись и раздевайся, командир, — то ли просит, то ли приказывает она, кокетливо выделяя последнее слово. Ынсу знает, как на него действует это обращение в постели. И когда Ён охотно подчиняется, Ынсу проводит языком по всей длине его мужского достоинства. Она облизывает, ласкает, дразнит, а потом принимает его в своё горло. Ён приоткрывает глаза, наслаждаясь зрелищем: его Ынсу, его жена, так очевидно беременная, ублажает его ртом. Это идеально. Лучше всего на свете. Ынсу нравится доставлять ему удовольствие. Он чувствует это. И знает наверняка, потому что Ынсу сама говорила подобное вслух, ничуть не стесняясь. Ён вспоминает её сладкие признания, накладывая их на возбуждающую картинку, на те ощущения, которые испытывает прямо сейчас. А Ынсу принимает его всё глубже и глубже… и он кончает ей в рот, погружаясь в то измерение, где нет никого, кроме них. Когда Ынсу устраивается рядом, утирая губы ладонью, Ён поворачивается на бок и нежно целует её в щёку, а потом — в лоб. Его переполняет истома. Он готов заснуть прямо сейчас, но сначала должен сказать ей: — Ты мой свет, Ынсу. На её губах расцветает улыбка: — Я тоже тебя люблю.