***
Роше почти физически тяжело находиться в кабинете короля Фольтеста. Слишком много воспоминаний связаны с этими стенами и неправильным кажется, что сейчас он здесь один. Его покойное величество в воспоминаниях Роше был слишком живым и он невольно вздрагивает, вскидывая голову, когда слышит шаги за дверью. Надеется глупо, по-детски, что вся эта война просто кошмар. Но солнце, делящее полотно вместе с темерскими лилиями, ненавязчиво напоминает: Фольтест мёртв и сидит Роше в этом кабинете исключительно по милости императора Эмгыра вар Эмрейса, прокля́того Белого Пламени. Роше скрипит зубами в бессильной злости. Он назначен регентом при Анаис до её совершеннолетия, но и это чертовски неправильно. Роше закрывает лицо ладонями, чтобы не видеть флаг напротив себя. Издевательская шутка императора Солнца над темерцем. Он поздно замечает какое-то движение у себя за спиной и резко оборачивается, выхватывая неосознанно кинжал, чтобы обнаружить ведьмака, осторожно выбирающегося из разъехавшейся в стороны голой каменной стены. Лезвие кинжала упирается ведьмаку в живот. Геральт вопросительно поднимает брови, глядя на Роше. Замирает. Роше выдыхает через сжатые зубы и рука падает на колени. Ведьмак обходит его, сидящего за столом, оказываясь напротив. — Интересный способ поздороваться, Роше. В следующий раз башку отрубить попытаешься? Роше кривит мину, пряча кинжал за пояс. Ведьмак усмехается губами, но в глазах настороженность. Вернон спрашивает: — Король и тебе показывал тайные ходы в замке? — Ага. По ним я ещё до Эмгыра добирался, — кивает Геральт, без приглашения садясь в кресло напротив стола (теперь) Роше, ровнёхонько под новым флагом. Роше чувствует слабый и запоздавший укол ревности. Он-то надеялся, что Фольтест исключительно ему доверил тайны вызимского дворца. Глупо ревновать к мёртвому, но Роше не зря носил прозвище Королевского пса. Он верен хозяину и в посмертии. — Видел Эмгыра? — Угм, — снова кивает Геральт, невозмутимо потянувшись за графином и кубком на столе. Наливает себе немного, отпивает. Чуть скалится, вытирая губы ладонью. — Тьфу зараза, нильфгаардская лимонная. Дрянь какая. — Как моча, — соглашается Роше. Геральт шнепс нильфгаардский всё же допивает и отставляет кубок в сторону. Кубок золотой, с выгравированным солнцем. Фольтест предпочитал посуду из серебра или белого золота, естественно с лилиями, и чужеродный объект, один из многих, что появился здесь за время резиденства в замке Эмгыра, Роше нервирует страшно. Хочется сбросить кубок со стола и растоптать золото к чёрту. — Что Его императорское высочество? — Как обычно, — жмёт плечами Геральт, поудобнее устраиваясь в кресле. — Кивнул мне, как увидел, и прошёл мимо со свитой. Камердинер бы этого кивка не одобрил, — ухмыляется весело ведьмак. Роше не понимает, что здесь смешного, и решает не уточнять. Спрашивает вместо этого: — Нахер ты сюда припёрся, белоголовый? — Вернон Роше и его знаменитое гостеприимство, — щурит глаза Геральт, не прекращая ухмыляться. Паскудно ухмыляться, неприятно. Роше сверлит ведьмака тяжёлым взглядом и тот отвечает наконец нормально, переплетя пальцы на впалом животе: — Хотел удостовериться, что ты в порядке. Рожа при нашей последней встрече у тебя была такая, словно ты вешаться собрался. — Спасибо за беспокойство, — мрачно и без особой благодарности говорит Роше. Геральт перестаёт зубоскалить, пристально его разглядывает. Молча. Роше скоро не выдерживает и, возможно, более нервно, чем хотел, спрашивает: — Что? — Мне казалось, после всего ты будешь распевать гимн свободной Темерии пока не охрипнешь, а ты накуксился как ёж. — Хочешь услышать моё пение? — огрызается Роше, впрочем, без охоты. Геральт хмыкает и наклоняет голову к плечу. Ждёт. Роше трёт пальцами носовую перегородку, гадая про себя неосознанно, сказать или не сказать? Третья темерская лилия решает вопрос. Роше старается быть спокойным, когда медленно произносит, до боли сжимая ладони в кулаки: — Я боролся за свободу Темерии, да, но сейчас, когда всё закончилось, кажется, что это не по-настоящему. Что сейчас я проснусь в пещере партизан в спальном мешке. А я всё не просыпаюсь. — Знакомо. Больше Геральт ничего не говорит. Вернон закрывает лицо ладонями, давит на веки, чтоб вспыхнуло белым, чтоб выдавить нахрен эти глаза, чтоб не видеть кабинет, где он знает каждую щель, неправильный флаг его страны, и ведьмака на том самом месте, где раньше сидел сам Роше. Не видеть солнца на золотом кубке. Это всё так неправильно. — Сыграем в гвинт, Роше? Вернон вздрагивает сильно, темерские лилии громко стукаются краем о стол, а потом бьют его в грудь. Тяжёлая зараза, череп проломить можно. А цепь то-олста-а-я-я… Роше прикидывает рассеяно, а хватит прочности у цепи, если ему вдруг захочется повеситься? Теория, никакой практики, просто из спортивного интереса? — Чего? — Гвинт. Судя по тому, как ты дёргаешься, он тебе необходим. Голос у Геральта хриплый, тихий, обычно неприятный, режущий, но Роше он сейчас почему-то успокаивает. Расслабляется, как может, обнаруживая, что всё это время держал зубы стиснутыми до боли. Челюсти разжимать тоже больно. — Охотно. Роше нашаривает в небольшой сумке на поясе кисет с колодой и тасует карты, не глядя ведьмаку в лицо. Тот, смешно, играет за чудовищ. А Роше, как много раз до этого и всегда после, за Темерию. На лицо Фольтеста, выглядывающего из колоды, смотреть почему-то страшно. Роше не смотрит, изучает ведьмачьи руки. Первым ходит ведьмак. Играют они молча, а у Роше немного дрожат руки. Он чувствует на себе взгляд хорошо знакомых глаз, но не оборачивается, боясь увидеть. Роше плохо в кабинете короля Фольтеста. В первом раунде побеждает Геральт. Роше, втянувшись и перестав трястись, цыкает, досадуя, хмурится. Геральт всегда у него выигрывал и Роше всегда соглашался ещё на одну партию, думая, возможно, что в этот раз точно отыграется. Роше клятвенно себе обещает больше ни за что и никогда не садиться играть в гвинт с Геральтом. Даже под пытками и Аксием. — Выше нос, Роше. У тебя два раунда, чтобы отыграться. — В прошлый раз ты тоже самое говорил, и что? Чуть портки с меня не снял. — Не пытайся раздеть ведьмака в гвинт, Роше, — скалится-улыбается Геральт весело. Роше фыркает, не сердито, а просто так, по старой привычке. Соглашается играть дальше. Минут десять проходят в молчании, пока карты кладут на стол, а очки с каждой стороны увеличиваются. У Роше мелькает надежда, что, может, он и вправду сможет отыграться. Хоть разочек. Потом Геральт нарушает тишину: — Как Анаис? — Надо же, ты помнишь, как её зовут. — Фольтест всё время про неё говорил. Про неё и Бусси. Дурацкое имя. Роше мрачнеет, сильнее, чем обычно. Геральт на всякий случай отодвигается от него подальше. Хватить Роше может больно, даже для ведьмака. — Так что она? — Учится. Переживает. Иногда плачет. Но в основном улыбается. — Рядом с тобой? — Рядом со мной она грустит. Помолчали. Карты шелестят, темерские лилии на шее Роше бьют по груди, Геральт сверлит его немигающим ведьмачьим взглядом. Похоже, у Роше правда есть шанс выиграть. — Роше? — Чего? — Какой у Темерии гимн? Роше скрещивает руки на груди, покрепче вцепившись пальцами в форму командира Синих полосок. Форма старая, отряда давно нет, а он всё ещё командир. Целой страны. Серебряные лилии блестят почти белым светом, отражая оранжевые и жёлтые языки пламени в камине. Роше, глядя в огонь, вспоминает Его величество Радовида. Про гвинт уже не думает, к чёрту. Геральт убирает карты тоже. Смотрит. — Хочешь услышать? — Я вижу, что тебе это нужно, Вернон. У Вернона дёргаются уголки губ. Чёртова ведьмачья проницательность. Голос хриплым выходит, когда он тихо начинает петь: — Чрез невзгоды бурных лет пройду я гордо, и всегда, где б ни был я, пусть знают все, когда скажу: «темерец я».Не раз в груди тоска и боль по тем, что в мир иной ушли Приняв последний смертный бой, врагу землю не уступив. Друзья же клятву принесут им отомстить ценою крови врага, И сдержат слово, потому скажу я гордо: «Темерец я»