Фотопленка

Еще один холодный день, поражающий своим тягучим морозом и снегопадом, отчаянно бившемся об стеклянные окна. Снег выдался в этом году особенно сильным, о чем постоянно твердил скрип дверцы. Солнце скрылось где-то за облаками, скрывая яркие лучи, отчего понятие времени становилось все более расплывчатым, а ситуация нагоняла тоску. Всепоглощающую, от которой Чен Сяоши мог только целыми днями смотреть в белый потолок, не зная, чем себя занять. Идти куда-то было слишком лень, наплыва клиентов не было в преддверии нового года, который протекал как-то мимо небольшого фотоателье на окраине города. Несмотря на отдаленность места работы и жительства, Сяоши все равно умудрялся слышать веселый расслабленный гогот проходящих под окном его дома людей, с улыбками на лицах гуляющих по украшенным красными фонарями улице. Иногда Сяоши просто сидел, уткнувшись лбом в стекло, провожая безразличным взглядом снующихся туда-сюда детей и взрослых. В преддверии нового года никто не был одинок. Все развлекались со своей семьей или друзьями, ходили на красочные фестивали, наблюдали за яркими салютами в ночи со своей второй половинкой, превращая последнюю ночь уходящего года в нечто полное хрупкой романтики, что останется нежным воспоминанием как прекрасное свидание. У всех был человек, с которым можно было бы встретить приходящий год с вкусными закусками, которые родители бы сделали в честь праздника, и которые можно было бы попробовать лишь раз в год — та самая новогодняя еда, но у Сяоши не было даже семьи, которая смогла бы обеспечить ему вкусный пир. У него не было человека, готового посвятить ему эти 2 дня и ночь, насладиться всеми красками уходящего года. Ему не с кем было посмотреть салют или новогодние программы, сходить на фестиваль, купить и пустить фонарик, сходить в храм и помолиться. Сяоши, который думал, что у него множество друзей на протяжении 364 дней в году, на 365-тый понимал, что никого настолько близкого у него, по сути, и не было. У всех его друзей и знакомых появились люди важнее, чем он, с которыми можно было бы встретить первый рассвет нового года на холмике на окраине города. Его телефон не разрывался от уведомлений или звонков, и ничего, кроме пустых однотипных поздравлений он не получил, посылая в ответ такие же, добавляя «Хорошо вам провести время», или «Эй, будь осторожен, не испорти впечатление своей новой подружки своим пьяным состоянием», и другие подобные дружеские приколы. Но никто ему так и не позвонил. Сяоши не думал об этом, как о чем-то неожиданным или что привело бы его в депрессивное состояние, оно просто было. Также и просто было его одиночество, превратившееся в голове в сплошной туман, от которого он не мог подпустить к себе даже хорошего знакомого, настолько укоренилась идея о собственном одиночестве, когда спроси у любого человека в округе и он скажет: «Сяоши, у тебя полно друзей, ты не одинок!». Так думали все, кроме самого Сяоши. Ведь не будь он таким одиноким, то этот вечер он бы провел в чей-то компании, кроме пустой бездыханной комнаты и радостного крика на улице, словно он был изолирован в другом мире. Таком тихом, спокойным и мертвым, где все эмоции были скрыты в густом тумане и холоде, от которого зябли казалось сами кости. И чем дольше он сосуществовал с этим туманом, тем больше происходившее снаружи его не интересовало. Этот вид и чувство праздника были каждый год, и спустя 364 дня этот цикл заканчивается и начинается вновь. Привычное чувство рутины, что постепенно начало надоедать. Надоело все, что там снаружи, хотелось просто запереться в комнате и не видеть этих счастливых лиц. Не чувствовать этой зависти к их счастью, которого не было у самого Сяоши. С каждым разом фестиваль казался все более нудным, салюты более тусклыми, а люди гораздо более надоедливыми, а привычная молитва в храме — рутинной ненужной работой, ведь Сяоши и не особо-то верил в бога. Если бы все можно было решить простой молитвой в первый день года, то сколько бы людей провели свою жизнь счастливо, не нуждаясь в помощи с делами прошлого? Но каждую неделю к ним приходит человек, просящих изменить то, что изменить невозможно (это постоянно повторяет Лу Гуан). Клиенты, которые считали Лу Гуана и Чен Сяоши божествами, способными вытворять невозможное, раздражали. До ощущения несправедливости, что острым краем вонзалось в сердце Сяоши. Их считали за богов без человеческих эмоций и желаний, просто машины, вытворяющие любые их прихоть. Это раздражало. Дико раздражало такое отношение. Он был таким же человеком, как они, так почему на него всегда валили такую ответственность, будто он обязан выполнять прихоти всех клиентов. Почему никто никогда не спрашивал соглашался ли Чен Сяоши на эту роль «безэмоциональной машины»? О да, хотел бы он таковой являться. Сяоши чувствовал лишь недовольство, раздражение, тоску, злость, жалость из-за своей эмоциональности. Он далеко не так спокоен, как Лу Гуан, этот вечно холодный парень, которому казалось не было дело до всего, кроме «Не нарушай правила». Гребанные правила, которые были везде и всегда, которые Сяоши уже задолбался выслушивать. Почему ему в напарники попался такой тихий правильный мальчик? Судя по всему, Гуан его и за друга то не считал! Напарник, коллега, хороший знакомый, не более. Сяоши даже не знал, от чего было обиднее — тот факт, что Гуан так и не написал даже пустых поздравлений, или же их сотрудничество, которое никогда не было чем-то большим, как хотел считать Сяоши. Гребанная эмоциональность, гребанный Лу Гуан, гребанный праздник и все эти люди. Почему он так привязался к этому белому чудику? Почему это наплевательское отношение так ранило? — Ублюдок. Тихо огрызнуться и спрятать лицо в коленях — единственное, что мог сделать Сяоши. Он устал от своей быстрой привязанности, что выливалась ему боком даже на самых обычных заданиях. Он надоел даже себе своими лишними переживаниями, что уж говорить о Лу Гуане, который обязан вечно выслушивать его нытье и жалобы после очередного задания. Каждый раз Сяоши хотел заткнуть себе рот, завязать его, чтобы он и слова не мог вымолвить. Хотелось просто исчезнуть, чтобы эти эмоции исчезли вот так же просто. Но помимо тоски было еще кое-что, что Сяоши чувствовал очень четко в этом неразборчивом тумане-вихре чувств. Стыд. Гребанный стыд, что он все еще ждал пустых слов от Лу Гуана — единственного человека, которого он считал своим другом, своим самым близким человеком, но так, очевидно, не считал сам Лу. Сяоши старался не смотреть на экран телефона, откинув его куда-то на полку, просто перестать ждать и убить эту надежду, которая пылало так ярко без дополнительного топлива и дров, сжигая его изнутри. Это жженное чувство внутри мешало спать, а радостные вопли снаружи лишь подогревали чертову бессонницу, ведь хотя бы в сонном царстве он мог бы сбежать от всех этих размышлениях, что крутились вокруг Лу Гуана, будто тот был центром едва державшего себя в руках Сяошена. И пусть он хотел бы сбежать от него во сны, но даже там он умудрялся встретиться с белобрысым ходячим спокойствием. Это раздражало. Сяоши жалок настолько, что не мог поменять даже ход своих мыслей. Ничтожное зрелище, комедия, достойная его в главной роли, ведь никто не мог быть более жалким, чем он. Это то, в чем он по праву занимал первое место. И пусть его забавляла эта ситуация до горькой усмешки, но постоянно вертеться вокруг Лу Гуана, человека, который не хотел дать тебе в ответ такого же, изматывало до усталых искр в глазах. И несмотря на это сон все еще не шел, хотя фонари горели все слабее и слабее. Сяоши старался отвлечься. За окном уже перестал идти снег, лишь изредка падая узорами на уличный подоконник. В комнате стало гораздо темнее, и свет шел лишь с единственного окна в комнате и тонкой щели у двери. Кактус, который с такой любовью рос на комоде у Сяоши, был единственным, с чем он мог хоть как-то развлекаться. На кровати этажом ниже был просто идеальный порядок, выводивший из себя. Такой правильный, такой чистюля, не то что Сяоши, такой безответственный и не самостоятельный. Руководствуясь лишь детской стороной своего мозга, уверенный в том, что пожалеет о своем ребяческом поведении, Сяоши наконец сделал первое движение и спрыгнул с одной кровати на другую, гораздо более ухоженную. — Ты слишком правильный, это раздражает. Вся это чистота что снаружи, что в сознании Гуана выводила из себя. Он слишком спокойный, слишком идеальный. Хотелось растоптать все это, перевернуть вверх дном. Почему в их дуэте за эмоциональную составляющую отвечал только Сяоши, принимая весь этот избыток ненужных ему эмоций. В отчаянии от катался по кровати, скидывая одеяло, запутывая простыни. Прыгал на матрасе, как в детстве, яростно избивал подушку, будто это как-то повлияет на Гуана. Может хотя бы учиненный им беспорядок выведет того хоть на какие-нибудь эмоции. Это самый тупой способ привлечь внимание, который Сяоши придумал, но в то же время он был единственным и действенным. Как казалось на первый взгляд. Обессиленно упав в объятья помятых простыней, Сяоши наткнулся взглядом на небольшую полку с фотографиями, сделанными за все время работы. Каждый снимок, будто пленка, сохранял свою историю, которые Сяоши до сих пор помнил, все до единой. Глаза впервые за все время заблестели своим естественным блеском, и Сяоши забыл обо всем насущном, погружаясь в эти фотографии, будто он смог использовать свою способность. Хотелось проводить так вечность, утопая в ностальгии и воспоминаниях, ведь некоторых из них занимали особое место в сердце. Хотелось до утра рассматривать уже забытые фотографии, освежить свою память. Сяоши не помнит, когда уснул за новым увлекательным занятием. Все время он видел истории из прошлого, погружаясь и проживая их повторно. До тех пор, пока в сон не начал упорно влезать явно чужой для мира сновидений человек. Находясь словно в полудреме, Сяоши чувствовал спокойное размеренное дыхание на своей коже, мягкие, даже нежные покачивания, не понять откуда появившуюся заботу, которая окутала спящее тело словно кокон. Просыпаться не хотелось, ведь этот уют ощущался слишком хорошо. — Просыпайся, новый год даже не наступил еще. До боли знакомый голос эхом раздался в ушной раковине, сразу же отсылая информацию в мозг. Сяоши резко распахнул глаза, в неверии смотря на все такого же Лу Гуана, ничуть не изменившегося. Все такой же спокойный, с тихой мирной гладью, скрытой в поверхности голубых магических глаз. В память постепенно начали приходить события, сотворенные им в неожиданном порыве. Стыд и краска залили лицо, а Сяоши не знал, что сказать и как объясниться, хотя его с них и не требуют, вроде как. Признаться, давно он не чувствовал такую сильную неловкость, от которой он бы так стыдливо прятал глаза, смотря на перегибающиеся скрещенные пальцы, темный уголок комнаты, на что угодно, кроме самого Лу. — Это… Прости, я случайно заснул на твоей кровати, — практически шепотом проговорил Сяоши, так и не осмелясь взглянуть на реакцию своего напарника. — Все в порядке. Я хотел позвать тебя на фестиваль и посмотреть на салют, но если ты хочешь спать, то я тебя оставлю, — находясь на опасно близком расстоянии, Лу Гуан, в отличии от Сяоши, продолжал разглядывать собеседника, не испытывая неловкости. В отличие от Сяоши, в сердце которого только что растекся туман, уступая место теплому чувству, будто солнечные лучи греют его замерзшее тело. Все вокруг перестало быть таким нудным, скучным, неживым, стоило его надежде оправдаться. В голове ярко горело осознание, что у него была возможность хотя бы на некоторое время избавиться от чувство всепоглощающего одиночества, ведь оно растворялось, стоило фигуре Гуана замаячить в поле зрения. — Я… Хотел бы пойти, да, — Сяоши неуверенно кивнул, лишь на секунду взглянув на привычное состояние души и тела Лу Гуана, но это не так уж и раздражало. В нутре было некое удовлетворение от того, что все осталось таким же, как было, на своих местах. Сяоши просто не мог поверить, что Лу Гуан, которого он знал, мог бы резко измениться и стать менее спокойным. Это был бы уже не Лу Гуан. Для которого не требовалось иного подтверждения, кроме слабого отклика согласием от Сяоши. Лу Гуан без слов потащил недоумевающегося напарника, крепко хватаясь за предоставленную руку, нащупывая мягкость кожи и длинные тонкие пальцы, которые в ответ обхватили Гуана. Сяоши возликовал. Ощущения столь непривычного тепла настолько врезалось в сознание, что он готов был замурчать, как настоящий кот и продолжать ластиться к руке, продолжая получать столь необходимую ласку. Но в то же время это казалось таким естественным. Как забавно было понимать, что еще пару часов назад Сяоши материл этого чудака всеми известными проклятиями, а сейчас охотно шел с ним под ручку. Лу Гуан привел их к широкой поляне с одним единственным огромным деревом, которое своими ветками закрывало любое их присутствие. Казалось, что они были единственными в этом мире, прямо сейчас жили друг для друга и никак иначе. Чувство опустошенности и одиночества прошли, уступая уютному спокойствию и внутреннему удовлетворению. В темном небе, усыпанном звездами, зацвели яркими вспышками салюты. Залпы, что фонтаном будто бы достигали звезд, кружась с ними в танце, притягивали взор. И пусть Сяоши не слышал, что сказал ему Гуан из-за шума праздника, в глазах его горели отражения звезд и фейеверка. Но стоило ему повернуться к Лу Гуану, как сердце его будто бы перестало биться, останавливаясь. Яркие капли блестели на его платиновых волосах, а в синих глазах Сяоши мог увидеть свое отражение, даже не пытаясь скрыть восторженного завороженного взгляда. Они смотрели друг на друга, будто ничего не существовало в этом мире, лишь они. Все насущные проблемы казались такими незначительными, когда губы сплелись, а руки зашастали по телу. Столь естественно, без возможной похоти, лишь с бесконечной нежностью, когда Сяоши чувствовал на своих щеках холодные руки, а на губах влажные следы. И он тянулся, так отчаянно и преданно, что был готов расплавиться под чужими ласками и языком, что заскочил внутри и теперь вылизывал десна, эмаль зубов, обхватывая извивающийся язык и посасывая его, словно пытаясь доказать свою страсть и любовь. Сяоши оторвался, когда почувствовал, что слишком смущен для продолжения. Но блестящие напротив губы слишком привлекали, и оторваться было невозможно. Возможно именно поэтому он смог разобрать слова, сказанные Лу Гуаном, но не слышные из-за громкого грохота. Губы сложились в простую фразу. «Я люблю тебя.» То, что Сяоши хотел услышать всю свою жизнь, появилось так внезапно, что в уголках стояли капельки слез, когда губы сплелись в еще одном нежном поцелуе. Это был лучший новый год, ведь Сяоши наконец перестал чувствовать одиночество и провел его именно так, как хотел бы. Но он никогда не думал, что рассуждения о том, как парочка смотрит фейеверки и наслаждается романтикой произойдет с ним, тем более в этом году. И наконец у него появился человек, благодаря которому праздник реально похож на праздник своим радостным восторженным настроением. В их совместной фотопленке это будет самым первым и ярким воспоминанием.