От судьбы не убежишь

Мир, полный света и тепла, в одно мгновение стал тусклым и холодным, опустев от одной фразы. Хотелось кричать, требовать все изменить — только у кого, непонятно. Небо было глухо к его мольбам, он уже знал это, но неужели… оставалось только смириться? Лань Хуань устало сел на диван в гостиной, уставившись в черный экран выключенного телевизора. Яркие картинки и полные смысла сюжеты были безжалостно выключены кнопкой на пульте и продолжали идти своим чередом, но где-то в другом месте. По полкам вокруг, словно памятники прошедших счастливых событий, стояли фотографии: молодых родителей, только нашедших друг друга, вступающих в брак, рожающих детей, строящих свое будущее счастье; растущих сыновей, делающих первые шаги, выигрывающих конкурсы, получающих дипломы… Встречающих любовь. Вэй Ин солнечно улыбался ему с одной такой фотографии, держа в руке сразу три палочки огненно-острых шаокао. В тот день он попытался ими его угостить, но Хуань так и не смог съесть этот раскаленный шарик и под заливистый хохот своего омеги со слезами на глазах пытался запить пожар во рту всеми напитками, имевшимися в уличном киоске. — Хуань-гэ, — тихий голос раздался так внезапно, что заставил вздрогнуть. Он обернулся. В комнате незаметно стемнело, и замерший в дверном проеме силуэт брата был едва различим. Сколько он так простоял? Сколько сам Хуань так просидел? Он не помнил точно, когда они вернулись домой и был ли уже вечер. Не помнил, о чем он думал все это время, пока сидел в пустой гостиной. Бессмысленно. — Чжань-ди, — произнес он в ответ и сам поразился, как хрипло и устало прозвучал его голос. — Ты… давно там стоишь? — Мгм. Я не хотел беспокоить. — Ты не побеспокоишь меня, — покачал он головой, — иди сюда. Давай поговорим. Лань Чжань какое-то время стоял недвижимо, подобный каменной статуе. Хуань тяжело вздохнул. Он знал, как его младший брат всегда сложно переживал стресс… но утешающих слов не находилось. Случившееся стало испытанием не только для него. — Ох, Чжань-ди, — тихо прошептал он, приобнимая брата, когда тот все-таки подошел и сел рядом с ним на диван. Как в детстве, когда нуждающийся в заботе и поддержке маленький альфа забирался к нему на колени, обнимал крохотными ручками и тихо сопел, уткнувшись в плечо. И требовалось немало времени и терпения, чтобы наконец узнать, из-за чего расстроился малыш. Не ребенок больше, а мужчина, выросший и возмужавший, вдруг сгорбился, опуская плечи, а после развернулся и уткнулся в его шею, сжимая пальцами ткань кофты на груди. — Прости, гэгэ… — Диди, — Хуань обхватил взрослого альфу двумя руками и крепко прижал к себе. — Ты ни в чем не виноват, Чжань-ди. Я не виню тебя. Ни его, ни тебя. Мне просто… просто нужно прийти в себя и понять, что делать дальше. — Я уеду, — невнятно пробормотал Лань Чжань. — Что? — растерялся Хуань. — Куда? Ты же только утром прилетел! — Обратно, — брат помолчал, глубоко и размеренно дыша, потом тихо добавил, отстраняясь, — так будет лучше. — Нет, подожди, — Лань Хуань вцепился в его руку, будто намеревался так удержать. — Это не решение, это не может быть решением! Я не хочу… не хочу тебя терять! Ты же понимаешь, что это ничего не решит? Альфа повернулся, пристально взглянув на него, и на мгновение показалось, что его янтарные глаза светятся. — Он сказал, что тогда ты уступил омегу Минцзюэ-гэ. Лань Хуань невольно отдернул руки, огорошенный услышанным. Кажется, его мозг уже едва справляется с происходящим. Нервно хмыкнув, он потер пальцами переносицу, чувствуя, как болезненно напрягаются мышцы лица, пытаясь удержать привычное приветливое выражение, а не исказиться в оскале. — Хуайсан. Он спросил у него, — несколько раз глубоко вздохнув и вернув себе контроль над эмоциями, наконец произнес он. — Я действительно иногда отношусь к Вэй Ину, как к неразумному ребенку, неспособному увидеть скрытый смысл за словами. Хуайсан еще в институте так внимательно следил за мной, что нужно было понять, что он все знает… Странно, что он не рассказал ему раньше. Наверняка Минцзюэ-гэ что-то говорил… Да, наверняка они это обсуждали. И еще Яо… — Это правда? — напряженным голосом спросил его Лань Чжань, когда бормотание совсем затихло. — Нет. Не совсем. Я не… я не отказывался от Яо ради дагэ. Я не стал за него бороться, потому что… Яо сомневался. Он выбирал, понимаешь? Попросил паузу в отношениях, сказал, что хочет уговорить Минцзюэ на триаду, что тот поймет, что так будет лучше. Я… мне стало неприятно. Это не то, чего я жду от триады. Я хочу быть нужным, потому что я это я, а не потому, что с бетой удобней. И я просто все прекратил. Мы даже продолжаем общаться… Но, а-Чжань, — Лань Хуань повернулся к молча слушающему его брату и попытался рассмотреть хоть что-то на бледном лице, скрытом полумраком и непроницаемой маской, — это я должен просить у тебя прощения. Я… Я не отдам его, а-Чжань. Я, не знаю как, но я буду за него бороться. Я слишком его люблю, прости мне это, но я слишком его люблю! Лань Чжань ощутимо содрогнулся и отвернулся, опуская взгляд. Сердце болезненно и тревожно заныло — судьба оказалась беспощадна, заставляя его делать выбор между собственным счастьем и счастьем его обожаемого брата. Лань Хуань не хотел причинять боль, но не мог отпустить того, кто стал звездой его жизненной системы. Не мог, даже если это было ради тех двоих, кого он любит больше жизни. Пожалуйста, можно он побудет жестоким эгоистом? — Он не сомневался, — глухой голос вторгся в его скрежещущие от тяжелого чувства вины мысли. — Он… выбрал тебя. Он хочет быть с тобой, Хуань-гэ. — А… — потрясенно выдохнул Лань Хуань и прикрыл глаза, чувствуя тошнотворную слабость от испытанного им облегчения. — Таблетки. Он поэтому… поэтому их выпил, о боги! Он застонал, обхватывая руками голову, сгибаясь, будто пытаясь спрятаться от давящего отчаянием осознания. Его осторожно приобняли, притягивая к широкой груди, и он не выдержал, уткнулся, всхлипывая, в подставленное плечо, чувствуя хорошо знакомый ему теплый мускусно-медовый запах. Ребенок, которого он когда-то утешал, вырос, и теперь готов сам утешать его, вот только их общая беда оказалась значительно серьезнее разбитой коленки или потерянной игрушки. — Завтра соберу вещи, — тихо проговорил над его головой равнодушный, выцветший голос. — Съезжу к родителям. Вернусь в Америку. Буду писать. Звонить. Гэгэ. Все будет хорошо. Лань Чжань говорил медленно, монотонно, будто с трудом вспоминал слова. Лань Хуань плотно зажмурил глаза, пытаясь сдержать подступающие слезы, но горечь в сердце сдержать так просто не удавалось. — Это… неправильно. Диди, это… — Я никогда не хотел встретить истинного, — не меняя интонации, спокойно продолжил Лань Чжань, — так будет лучше. Всем. — Чжань-ди, — позвал Лань Хуань и замер, не зная, что сказать. — Чжань-ди… — Пора спать, гэгэ, — прервал его Лань Чжань и, на мгновение с силой сжав в объятиях, решительно поднялся, потянув его за руку. — Поговорим завтра. — Да. Поговорим завтра. Вэй Ин выглядел уставшим. Обычно ясный, искрящийся любовью к жизни и всему миру взгляд потускнел, а под глазами залегли темные тени. Наверняка не только ночь Хуаня была беспросветной и полной выматывающих своей безнадежностью мыслей. — Гэгэ, — старательно улыбаясь, приветствовал его омега, но радость вышла вымученной. Наверное поэтому, стоило Лань Хуаню только присесть на край кровати, Вэй Ин уткнулся ему в шею, пряча слегка покрасневшие глаза. Сердце тревожно сжалось. — Как ты, баобей? — Ужасно! Меня с самого утра колют иголками, кормят противной пресной кашей и не разрешают никуда выходить, а после обеда пообещали анальное УЗИ, — с готовностью пожаловался ему Вэй Ин, бубня в шею, и без какой-либо паузы неожиданно добавил: — Гэгэ, я люблю тебя. — Баобей… — он крепче сжал своего омегу в объятиях, целуя куда-то в скулу, — мальчик мой. Я тоже. Я так сильно тебя люблю! — Я сильнее… Лань Хуань тихо рассмеялся. Эти слова, будто прозвучавшие из прошлой жизни, их общей беззаботной жизни, дарили утешение. — Вернешься домой, и я приготовлю для тебя что-нибудь вкусное, — пообещал он. — Что-нибудь, что разрешат врачи. — Нет! — крикнул Вэй Ин, отпрянув от него и в ужасе скривив лицо, — я знаю, что именно они разрешат! Пресный рис и вареные овощи! И ни капли перца! Никаких жареных ребрышек! Никакого вина! Гэгэ, я категорически против! Их нельзя слушать! — Мы найдем компромисс, — засмеялся он, целуя хмурую морщинку между бровями. — Тебе еще не говорили, когда выпишут? — Нет, — Вэй Ин немного отполз от него, чтобы развернуться и нормально сесть на кровати, свесив ноги вниз, и принялся крутить пуговицу на пижамной рубашке. — Врач вообще еще не заходил, только медперсонал по процедурам гоняет. Лань Хуань неопределенно хмыкнул и в нерешительности замер, не зная, что добавить. Наверное, стоило откровенно обсудить все произошедшее, но он не знал, с чего начать. Было страшно. — Глупо спрашивать, как прошел твой вечер, да? — первым прервал затянувшееся молчание Вэй Ин. — Это мне вкололи успокоительное, и все равно… За дверью послышался невнятный дребезжащий шум, и тележка из металлических трубок и стекла неловко вкатилась внутрь, втыкаясь в дверь. Медсестра, появившаяся следом, строго оглядела палату, а потом расплылась в улыбке. — А, у вас посетитель, господин Вэй! — Вы тоже его видите? — ехидно-вежливо уточнил Вэй Ин. — Только не говорите, что принесли смирительную рубашку, я все равно не буду есть эту бурду. — Шутите, значит, выздоравливаете! — бодро провозгласила пожилая бета. — Значит, силы уже есть, вот кашку утром немного покушали, и силы появились, а то шутить бы сил не было! Вэй Ин в ответ вздернул бровь, и Хуань в целом разделял его скепсис — этот омега, он был уверен, не перестал бы шутить даже перед лицом тысячи врагов. — Я не буду это есть, — решительно отрезал Вэй Ин, с отвращением глядя на тарелки, которые медсестра доставала из металлических термосов со своей тележки. Седина уже выбелила ее волосы, выглядывающие из-под белой медицинской шапочки, напоминающей бумажный кораблик, как он когда-то складывал для а-Чжаня, худое лицо казалось строгим, и сюсюкающий приторный голос вносил в этот облик неприятный диссонанс. — А как же лекарства? После обеда положен укольчик, а на голодный желудок ставить нельзя! Кашка полезная, питательная, ее обязательно надо скушать! — увещевала пациента медсестра, придвигая приставной столик к кровати и ставя на него миску с жидкой серой бурдой, действительно крайне неаппетитно выглядящей. — Вы сами-то это хоть раз ели? — Вэй Ин насупился, рассматривая тарелку, словно искал следы предыдущего едока. — Ай-я-яй, кто это у нас тут капризничает? — лицо омеги перекосило еще больше, и Лань Хуань едва сдержался, чтобы не улыбнуться. — Что скажет ваш посетитель, господин Вэй, если так будете капризничать? — Скажу, что вам стоит нас оставить, — мягко, но решительно вмешался он, зримо ощущая, как шкала терпения Вэй Ина заполняется, приближаясь к критической взрывоопасной отметке, — а я проконтролирую, чтобы он поел. — На голодный желудок лекарства нельзя, — подозрительно глянув на него, еще раз повторила медсестра. — Ему вчера делали промывание, ничего кроме каши тоже нельзя! — Не переживайте, он будет есть только кашу, — заверил Хуань сомневающуюся медсестру, старательно игнорируя пихающего его в бок Вэй Ина. — Гэгэ, я видел в коридоре автомат с шоколадками, — прошептал омега, как только дверь за пожилой бетой закрылась. — Лучше бы, конечно, чипсы, но за неимением… — Ты же слышал, что сказала медсестра, — покачал головой Лань Хуань и постарался как можно ласковее улыбнуться страдальцу. — Тебя покормить или ты сам? — Ты не можешь со мной так поступить! — застонал Вэй Ин, роняя голову ему на плечо. А потом мрачным голосом добавил: — Но на этот раз мой мучитель хотя бы красавчик. — Хочешь, я буду целовать тебя за каждую съеденную ложку? — Хочу, — недовольно согласился тот и уселся ровнее, с ненавистью смотря на серую жижу. — Перчика бы… — Ты же знаешь, что нельзя. — Знаю. Но это не значит, что я возьму и так просто смирюсь, — Вэй Ин решительно зачерпнул первую ложку, скривился и затолкал субстанцию в рот, проглатывая не жуя. — Бхе… гадость! — В этом весь ты. Всегда готов бороться, даже если все против тебя, — тихо произнес он, склоняясь и целуя своего героя в бледную щеку. — Когда мне есть за что, — так же тихо ответил Вэй Ин, не отрывая взгляда от миски, — я пойду даже против целого мира. Но ты же будешь со мной? — Баобей, — с трудом сглотнув комок в горле, прошептал Лань Хуань. — Буду с тобой, всегда буду с тобой, столько, сколько ты позволишь. — Это обещание? — усмехнулся омега, поворачиваясь к нему. Его глаза смотрели тоскливо и потерянно, и кривая ухмылка от того вышла болезненной, но когда Лань Хуань кивнул, отвечая на вопрос, немного прояснилась. — Не забудь о нем! Ты не можешь меня бросить, если я тебе не разрешу, понял? — Понял, понял, баобей. Только пообещай мне, что больше не будешь делать глупости. Пасмурно-серые глаза на мгновение сверкнули молнией, когда Вэй Ин внимательно взглянул на него. Проверяюще. Собирается ли омега ему сам рассказать об истинных причинах произошедшего? Лань Хуань чуть улыбнулся, ласково заправляя выбившуюся из разлохмаченного хвоста прядку за ушко. Если это поможет ему удержать Вэй Ина — он не будет ни о чем спрашивать.