Universitas

      В предрассветной темноте все кажется таинственным и неведомым: мягкие блики луны на ее все еще розовеющих щеках, зеленые блестящие глаза, следящие за мной так пристально, наши переплетенные и пышущие остатками страсти тела на шелковых простынях. Августа ловит мой изучающий взгляд и чуть выгибает бровь в немом вопросе. В глазах читается обеспокоенность вперемешку с требовательным «расскажи». Скольких сломал этот взгляд, но я лишь веду подбородком, пытаясь улыбнуться так, будто ничего не происходит, будто мой мозг сейчас не пытается запомнить, записать на подкорку и запечатать там все мельчайшие детали этой ночи. Улыбнуться выходит чертовски фальшиво, судя по ее едва появившейся морщинке между бровей, но ничего не могу с собой поделать. Кончики пальцев жжет желанием разгладить эту складку, убрать, стереть с ее лица эту немую мольбу-приказ быть честным.       Ладонью провожу по ее кудрявым, непокорным, как и она сама, волосам, нежно веду большим пальцем вдоль лба, спускаюсь к переносице и «разглаживаю» вдумчивую морщинку меж бровей. Августа раздраженно фыркает, закатывая глаза, но мышцы под нажимом моего пальца расслабляются. В этом вся она: страсть и покорность, лед и пламя. От этих мыслей чувствую, как улыбка сама прорезается на моем лице, невольно вырывается смешок; провожу пальцем по ее носу и останавливаюсь на губах. Августа поднимает на меня недовольный моей реакцией взгляд и резко кусает меня за палец. Я лишь успеваю охнуть, а эта плутовка расплывается в лисьей улыбке и тут же мягко проводит языком по подушечке укушенного пальца, зализывая чуть покрасневшую кожу. Недогоревшая искра страсти воспламеняется с новой силой, и я рывком подтягиваю Августу под себя, едва не столкнувшись с ней носами. Она противится, упирая свои ладони мне в грудь, чуть отстраняя мое лицо, чтобы проскользнуть прохладными пальцами вверх по моей груди к шее и, сжав мои волосы в пальцах, обрушиться на мои губы требовательным поцелуем. Она целует медленно, но жадно, крепко прижимаясь ко мне бедрами и грудью. Не в силах ей противиться, подаюсь навстречу, запуская ладонь в ее непослушные, мягкие кудри, чуть запрокидывая ее голову и оголяя тонкую шею, та всегда была ее чувственным местом. Невесомо прохожусь по ней губами, отпечатывая на мягкой коже свое дыхание, что волнами мурашек устремляется вниз, ко вновь возбудившимся соскам. С ее губ срывается почти стон, не очень хорошо замаскированный в недовольном хмыке. Грязно играешь, звезда моя. — Не думай, что тебе удастся таким образом уйти от разговора. — хитрый взгляд исподлобья. — Какого разговора, звезда очей моих? — подыгрываю, ухмыляясь в ответ. — Ты мне скажи. — придвинувшись, на ухо шепчет она, посылая по телу мурашки. — Не понимаю, о чем ты. — упрямо гну свою линию, изображая искреннее недоумение. Не хочу обязывать ее обещаниями. Августа вспыхивает, резко отпихиваясь от меня руками, но ее сил хватает лишь на то, чтобы слегка приподнять меня над собой. Ее глаза горят праведным огнем преисподней (где-то в глубине мне виднеются танцующие над котлами черти), губы плотно сжаты, дыхание глубокое и тяжелое чувствую всем своим телом. Она красива. Так безупречно красива в своем гневе и милости. Ловлю каждую ее эмоцию по капле, словно путник, нашедший маленький вечно зеленый оазис посреди пустыни. — Ты меня за дуру держишь? — холодно и зло, скрепя зубы, произносит Августа. — Никогда. — абсолютно честно отвечаю я, смотря в ее поддернутые дымкой искрящиеся глаза. Ладони все еще с силой упираются в мои плечи, поднимаюсь и даю «домине» путь к отступлению, коим она тут же пользуется, резко вскакивая с кровати. Провожаю ее усталым взглядом. Она горделиво доходит до двери, протягивает ладонь к дверной ручке, замирает. Буквально вижу, как крутятся шестеренки в ее аристократичной голове. Секунда, две, одергивает руку и резко оборачивается на меня, все еще сидящего на краю кровати. Ее ладони сжимаются в кулаки, подбородок вздернут к потолку, почти равнодушный взгляд сверху-вниз. Почти. — Скажи это. — не просьба, приказ. Любить умных и читающих между строк женщин чертовски сложно. Я молча перевожу взгляд на ее глаза, прожигающие меня своим огнем. Молчу, я не хочу прощаться. — Говори. — она делает выпад и топает ногой в попытке усилить мощь своих слов, как делают господа, приструнивая своих провинившихся слуг. Нет, милая, на мне это не сработает. Время тянется мучительно долго, пытаюсь считать секунды, в который раз сбиваясь на тридцати. Тишина бездушно давит и шепчет о спасении. — Рикс, черт тебя дери! — она не выдерживает молчания и срывается на крик. Да, милая, кричи, я заслужил. Ее ладони в кулаках бьет мелкая дрожь, мгновение — и мою щеку обжигает холод ладони. Отвернувшись от меня она мегерой срывается на балкон, выходящий в цветущий летний сад. В горле пересыхает, так отчаянно хочется кричать и плакать, целовать, сгребая в охапку, и бежать как можно дальше. Касаюсь пылающего следа на щеке, пытаясь впитать всю эту заслуженную боль до последнего отголоска. Я заслужил, а она все поняла без слов.       Обернувшись простыней, хватаю с кровати плед и иду вслед за Августой на балкон. Она стоит совершенно нагая ко мне спиной, зачарованно смотря куда-то поверх балконной перилы, руки безвольно опущены вдоль тела. Опускаю плед на ее подрагивающие плечи, укутывая и заключая в свои объятия. Слышу ее прерывистый выдох то ли отчаяния, то ли облегчения. Мягко поворачиваю ее к себе лицом, прижимаясь ладонями к ее спине. Она утыкается лицом в мою грудь, и по моему телу разливается ее колючее и обволакивающее тепло. — Августа… — тихо шепчу я ей куда-то в волосы, смакуя ее имя на языке. Она лишь крутит головой из стороны в сторону. — Я не хочу прощаться. Не заставляй меня. — Нет, нет, нет… — тихо шепчет она мне в ответ, продолжая крутить головой из стороны в сторону. — Нет, Рикс, нет. Я запрещаю, слышишь? — громче, с надрывом. Ощущаю теплую влагу на своей груди. Обнимаю ее податливое, как никогда тело так крепко, как только могу. — Так надо, Августа. — поцелуй в висок, — Так надо. Я должен завершить то, что начал. И я не могу рисковать тобой. Никогда. — Не решай за меня. — резко подняв голову, она смотрит на меня решительно и с мольбой. Слезы скатываются по ее щекам, губам, подбородку и срываются на мою грудь. — Августа. — шепчу я, снова и снова целуя влажную, соленую кожу ее лица и губ. — Августа, верь мне, я вернусь домой. — И п-почему я должна поверить в то, что ты вернешься к-ко мне? — с вызовом произносит она, почти спокойно, если бы не сдавливающий горло спазм отступающей истерики. — Я не могу не вернуться к тебе, ты ведь моя путеводная звезда, помнишь? — она доверчиво кивает. — И всегда ей будешь. — Всегда?.. — вторит моим слова Августа. — Всегда. — твердо повторяю я, подняв ее ладони к моему лицу. Целую холодные, тонкие пальцы, тонкую кожу пахнущих цитрусовым букетом запястий. — Всегда, Августа. Ее холодная ладонь, извиняясь, мягко прижимается к моей щеке, успокаивая саднящую кожу после пощечины. Запечатываю ее прикосновения, запах, слезы в своем сердце, своей голове. Поднимаю глаза на небосвод, охватывая глазами бескрайнюю темноту. Где-то там в ночи путникам указывает путь полярная звезда, а моя путеводная звезда находится прямо здесь, в моих объятиях. И даже когда ночь станет днем, моя звезда будет продолжать вести меня домой. Всегда.