Возможно, он полюбит его

Нигма пристально отслеживал все движения Пингвина. Он гордился каждой победой заклятого врага. Его не могли не восхищать пробивная способность и лисья хитрость Освальда. Это был достойный противник. Под стать Загадочнику. Нигма с некоторым трепетом фиксировал каждое достижение, отдавая должное своему бывшему наставнику и лучшему другу. Влюбленному бывшему лучшему другу или бывшему влюбленному лучшему другу? Боже, какой бред. Губы скривились в неприятной кривой улыбке. Размытая фотография Кобблпота полетела в ближайшую урну. Иногда Нигма выслеживал мелких сошек, что мечтали свергнуть вновь восходящего короля Готэма. Некоторые, самые сообразительные из них, собирали досье. Но что бы ни делали все эти жалкие людишки, финал был один — мучительная, но веселая, на вкус Нигмы, смерть. Загадочник не любил конкуренции. Особенно когда дело касалось Пингвина. За спиной прогремел взрыв. Нигма поправил очки и, не сбавляя шага, нырнул в подворотню. Что ж, очередные зарвавшиеся придурки пошли в расход. Проходя мимо парочки бездомных, Загадочник притормозил. Скудное досье на Кобблпота, прихваченное с собой, прежде чем отправить особо одаренных к праотцам, полетело в горящий бак. Жадное пламя лизнуло белые листы и надежно похоронило чужие изыскания. Прошло несколько месяцев после разморозки. Разум Нигмы постепенно восстанавливался. Преступные безумства становились более изощренными и изящными. Загадочник знал толк в искусстве. Он часто невольно задумывался, а не наблюдал ли Освальд за его темной карьерой? Нигма представлял, как Пингвин читает сводки происшествий и сдержанно улыбается, узнавая почерк Загадочника в каждом громком преступлении. Наверное, он никогда не сможет избавиться от жажды впечатлить своего учителя. Болезненная зацикленность приводила в неистовство, но он не мог ее перебороть. Единственное лекарство, которое ему должно было помочь — стереть Пингвина в порошок. Но Нигма оттягивал этот момент. Он точно ребенок, которому в руки попала самая вкусная конфета. Ее хотелось съесть, но осознание, что этот краткий миг сладости пройдет и не останется ничего, заставляло медлить. Так и Загадочник неоправданно долго возился, подготавливая декорации для уничтожения Освальда. Нет, не убийство ожидало Пингвина. Именно уничтожение и разрушение. Загадочник жаждал сломить его дух, раскрошить его разум и лишь после вычурно избавить тщедушное тело от признаков жизни. Информаторы Загадочника донесли, что через несколько дней Пингвин придет в Айсберг Лаунж. Освальд уже достаточно высоко взлетел, чтобы пафосно заявить о своем желании вырвать свой клуб из загребущих лапок Барбары. Фуршет, что решила устроить нынешняя владелица, как нельзя кстати подходил для подобного жеста. А также это событие прекрасно подходило для планов Нигмы. Все эти разодетые бонды и безупречные украшения главного зала Айсберг Лаунжа станут прекрасной бутафорией в спектакле для Пингвина. Загадочник закусил губу, представляя действо. Ему осталось добавить лишь несколько штрихов. Пара взрывных устройств там, пара баллонов с газом здесь... Приятные милые хлопоты. Конечно, мисс Кин не оценит, когда часть клуба красиво взлетит на воздух, но кто ее будет спрашивать. Зато Освальд будет в ярости. Яркие ледышки глаз будут смотреть только на Загадочника. В них останутся лишь буря и шторм. Ничем не замутненные. Раньше Нигма часто вглядывался в глаза Пингвина. Он пытался вычленить из месива теней, что отражались в глубине, нечто определенное. Разложить по полочкам то, что плескалось в холодной светлой радужке. Но этого всегда было слишком много. Загадка глаз Освальда приводила Нигму в бешенство. Если он не мог что-либо разложить в метафорической картотеке своего мозга, это доставляло почти физическую боль. Но ничего. Теперь он готов. Если не разгадать, так заставить Пингвина чувствовать одну эмоцию за раз. Удивление. Ярость. Разочарование. Боль. О, ему будет очень больно! Нигма едва успел остановить себя от дурацких хлопков в ладоши. Ему сейчас не престало радоваться — слишком рано. День Х наступил даже как-то внезапно. За хлопотами время пролетело удивительно быстро. Нигма лишь в самый последний момент успел забрать у мастера небольшой презент для Пингвина. Этот символ его ненависти будет сладким началом их игры. В кулуарах Айсберг Лаунжа царила приятная суматоха. Через несколько минут двери будут открыты для чиновников и бандитов — всех тех, кто мог похвастать солидным счетом и связями. Нигма поднялся на второй этаж. В небольшой комнате, напоминающей гримерку, его ждал новый костюм. Освальд не любил приходить к началу мероприятий, и у Нигмы был как минимум час, чтобы привести себя в порядок. Он точно помнил, Пингвину нравилось приходить в тот момент, когда контроль гостей нивелировался алкоголем и дурманом праздничной атмосферы. После душа Нигма сделал привычно идеальную укладку. Волосок к волоску — и не придраться. Скинув халат, надел темно-зеленые брюки и белоснежную накрахмаленную рубашку. Придирчиво выбрал галстук — темно-фиолетовый с едва видным тонким орнаментом. Бледный узор на черном жилете повторял ненавязчивый принт. И вот, последняя деталь. Загадочник медленно облачился в изумрудный камзол со знаками вопроса. Он внимательно проследил в отражении зеркала, как ткань обволакивала сначала кисти, затем предплечья, а потом плотно и тяжело осела на плечах. Нигма удовлетворенно улыбнулся, сравнивая свой костюм с доспехами. Его персональные зеленые латы, которым предстояло поддержать волшебство момента этого вечера. На втором этаже было мало людей. Основная масса гостей лениво прохаживалась внизу, в главном зале Айсберг Лаунж. Нигма оперся предплечьями на парапет, наблюдая за толпой. Сверкающие дорогими нарядами, все эти представители прямоходящих сверху напоминали море. Они сливались для Загадочника в единое невразумительное нечто. Оно вальяжно колыхалось, перетекая с одного угла в другой, словно мутная вода. Красные и зеленые прожекторы гипнотически медленно и плавно переключались между собой, привнося некий гротеск. Лучи софитов иногда проходились по гостям, словно напоминая им о том, что от их сумы до тюрьмы один шаг. На взгляд Нигмы, холодный свет софитов уж очень напоминал яркие тюремные фонари, что выхватывали из тени заключенных, отчаянно пытавшихся сбежать. Нигма сжал небольшую коробочку в руках. Его последний подарок Пингвину, казалось, жег ему ладонь сквозь кожу перчаток и плотный картон. Загадочник решил, что будет безумно интересно увидеть реакцию Кобблпота на… Кольцо. О, нет! Это украшение не имело ничего общего с проявлением светлых чувств. Диких птиц кольцуют ученые. Нигма был исследователем, а одна знакомая до боли птица с перебитой лапкой уже заждалась своей метки. Загадочнику было жизненно важно совершить орнитологический ритуал, словно тем самым он сможет лишить Освальда человеческих качеств. Низвести до простой хищной птицы, пожирающей рыбу. Плавая в мареве своих далеко не добрых мыслей, Нигма едва не пропустил приход Пингвина. Стоило только софитам случайно выхватить Освальда, как Загадочник задохнулся. Некрасиво раззявив рот, он отпрянул от перил. С силой надавил на веки. Коробочка, чудом удерживаемая большим и безымянным пальцами, больно врезалась в щеку. Однако снова взглянув вниз на Кобблпота, Нигма по-прежнему видел ту самую иллюзию, что являлась к нему под действием лекарств. Воистину, безумное совпадение. Красные сполохи и лучи белых софитов лишь усиливали сходство с той неявью. Загадочник ощерился в оскале. Так быть не должно. Его планы были выверены, это досадное совпадение не должно сбить его с толку. Он дернул подбородком, поправил очки и направился к лестнице. Нигма по спирали подходил все ближе к своей жертве. Изучал. Анализировал то, что видел. Дважды он едва не ударил себя по щеке, чтобы прогнать морок. Но вот он — реальный Освальд в цилиндре и фраке. Бледный и яркий. Светится изнутри. Легкая улыбка, лишь ее тонкий намек на чуть подкрашенных губах. Это было слишком. Слишком. Нигма сделал очередной завиток спирали и подобрался к Освальду со спины. — Мой старый друг. — Кобблпот, словно почувствовав горячий взгляд между лопаток, обернулся. Загадочник растянул губы в ответ и поклонился. Боже, эта вскинутая голова, осанка и трость. И подкрашенные губы. Уже без улыбки. — Освальд. — Выдохнул Нигма. Почему птица ему не улыбалась? По-доброму, саркастично, иронично, вежливо — без разницы. Улыбка для Загадочника должна была быть на этом лице, чтобы он мог ее стереть. Их встреча не должна была начаться так. Освальд со своими всколоченными волосами, должен был улыбнуться ему и начать ерничать. В нем не должно было быть никакой грации и сходства с больными фантазиями дней, что давно минули. Нигма ненавидел, когда что-то шло не так. Он привык просчитывать все до мелочей. Вплоть до того, в каких костюмах будет второй персонаж его пьесы и как тот будет отыгрывать свою роль. Освальд должен был совершить первый акт и привлечь внимание толпы. Но он стоял спокойно и невозмутимо, надменно глядя на Загадочника. Что ж, надо переиграть. Раз стройный план не выгорел, можно погрузить все в хаос. Либо идеально, либо гаже некуда — таков новый расклад. Внезапно Нигма шагнул ближе к Пингвину и хищно улыбнулся. — Бам, — шепнул он, глядя в светлые глаза. Палец в перчатке нажал на детонатор в кармане брюк. Сначала показалось, что ничего не произошло. Однако спустя пару минут люди начали падать как подкошенные. — Газ? — Кобблпот чуть вздернул бровь, скользя скучающим взглядом по оседающей толпе. — Угадал. — Мне стоит опасаться? — Нет. Нигме хотелось рассказать. Поделиться, как он убил десятки часов на доработку вакцины Крейна, чтобы сделать ее ядом. Чтобы работала она только при повышении уровня азота в воздухе. Что теперь ее можно незаметно подлить в спиртное. Буквально капля, и человек уже обречен. Ему нужно было признание Освальда. Его улыбка одобрения. Сейчас, когда он скучающе глядел на Загадочника, тот явственно понял, что ничего не вышло бы. У него не получилось бы убить этого человека. Возможно, он сломал бы его, опустошил, но не уничтожил бы окончательно. Если не для кого стараться, не перед кем красоваться, то тогда зачем все? Хаоса не будет. Ничего не будет. Нигма отжал кнопку второго детонатора и безвольно опустил руки по швам. Что есть Загадочник без публики? Пусть и вся публика сконцентрирована в одном человеке. Потому что другие не ценят, не видят. Они все слепы и не понимают. Не могут понять в свете своего морализаторства и недалекости. Лишь Кобблпот выделялся из серой массы. Светил рассудочностью и бледнотой кожи, словно маяк. И Нигма повелся. Пристал у берега. Пригрелся. И как бы не хотел отплыть, его все также прибивает обратно. Если разрушить этот маяк, что останется? Голая земля и бушующий океан вокруг? — Нам надо отойти на безопасное расстояние. — Нигма кивнул на балкон. Освальд слегка пожал плечами и, осторожно ступая меж тел, пересек зал. — Так они живы? — После чуть замедленного больной ногой восхождения, Пингвин тяжело оперся о парапет. — Они живее всех живых. Очнутся минут через пять и разнесут тут все. — Похвастался Загадочник. — Занимательно. — хмыкнул Освальд и повернулся к Нигме. — Не хочу это видеть без бокала хорошего вина. Он уловил искру заинтересованности на дне глаз Кобблпота. — В кабинете Кин прекрасный мини-бар. Можем наведаться туда. — О, нет, дорогой друг. Боюсь, пока буду ходить, пропущу все представление. — Тогда я поухаживаю за тобой. — Загадочник деланно поклонился. — Только пообещай, что не уйдешь. — Куда уж мне. Нигме понадобилось четыре минуты, чтобы принести пару бутылок элитного вина и хрустальные бокалы. Он застал Освальда там же у перил. Очертания его фигуры в свете прожекторов были идеальны. Загадочник словно видел наяву кадр из фильма тридцатых. То же чувство глубины и таинственности происходящего. — Дыру прожжешь. — Не оборачиваясь, бросил Пингвин. Загадочник лишь хмыкнул. Он подошел чуть ближе и скопировал позу Пингвина. Они почти соприкасались плечами. Но только почти. — Штопор забыл. — Полагаю, сможем обойтись и без него. Тебе одолжить нож? — Не стоит. У меня свой. — Нигма чуть нагнулся и подхватил одну из бутылок, что оставил у ног. Аккуратно водрузил на перила и вогнал в пробку острие ножа. Зазубрины на одной из сторон оказались полезны. Они цеплялись в мягкий материал, не давая ножу выскользнуть. Пробка легко вышла из узкого горлышка стоило только потянуть. — Итак. Они живы. И, по всей видимости, проснутся безумными. — Констатировал Освальд. Он деловито перехватил бутылку и сделал небольшой глоток. — У мисс Кин хороший вкус. — Кажется, она распивает твои запасы. Так что это твой вкус безупречен. — Нигма осторожно высвободил бутылку из рук в белых перчатках. — Эти гости не будут безумны. Они будут в ужасе. Он прикоснулся к горлышку. Губы почувствовали фантомное тепло, оставленное Освальдом. В голове был кавардак. Смута. Почему-то каждая минута вечера приближала к какому-то сюру. Нигма чувствовал себя заложником старого фильма в стиле арт-хаус. Загадочник так хотел мести. Так долго шел к этому моменту… Но. Какие-то мелочи, детали, мимолетный взгляд на человека, которого он не видел на таком близком расстоянии очень, очень давно, словно вмиг опустошили. Нигма сам не понимал, почему. Вот враг, бери и убивай, а не хочется. Да и не враг стоял рядом, глотая вино из бутылки. А кто? — Несравненная мисс Кин там? — Освальд чуть опустил голову, вглядываясь в тела. — Скорее всего, да. Внизу изломанные фигуры начали шевелиться. Послышались первые крики. Вскоре главный зал Айсберг Лаунж стал напоминать бушующий океан. Освальд поморщился от ора обезумевшей толпы. Люди натыкались друг на друга, дрались, падали. Хаотично бегали. И кричали. Кричали, царапая лица — свои, чужие. — И это был весь твой план? — Пингвин смешно постучал по донышку бутылки и слизнул последние капли вина, показавшиеся из горлышка. Словно по приказу незримого режиссера, включился верхний свет, освещая преступление Пингвина против хороших манер. Обычные лампы дневного света, которые включались только на время уборки. Видимо, кто-то внизу умудрился найти вход в подсобные помещения. Пингвин зажмурился и инстинктивно пригнулся. Будто не свет загорелся, а что-то взорвалось. От выпитого алкоголя его скулы слегка раскраснелись, а глаза стали еще ярче. — Ты спутал мне все карты. — Нигма пожал плечами. — У меня была прекрасная программа на вечер. Пришлось переигрывать впопыхах. — Расскажешь? — Возможно. Надо лишь найти место чуть тише. — Так чего ждем? Веди. Освальд бросил пустую бутылку в толпу и, вопреки просьбе, бодро пошагал вперед. Нигма чуть подтолкнул непочатое вино и проследил, как бутылка приземлилась на голову какой-то дамы. Они вышли через черный ход. Нигма жестом указал на неприметную машину. — О, так ты действительно что-то планировал. — Вот оно! Улыбка. Нигма впитывал ее, старясь зафиксировать в памяти каждую морщинку. Боже, как же он скучал. — Похищение? — Ты всегда щелкал мои загадки как орешки. Загадочник открыл дверь и придержал ее, пока Кобблпот не устроился на пассажирском сидении. — И куда мы держим путь? Будет ли там вино и камин? — Освальд с некоторой поволокой проследил, как Нигма садится на место водителя и заводит мотор. — Честно? — Загадочник плавно выжал сцепление и переключил передачу. Машина тронулась. — Я хотел увезти тебя в очень страшное место. Из которого ты бы уже никогда не вышел. Пингвин помолчал, разглядывая пустынную дорогу. — И что изменилось? — Передумал. И тишина. Лишь рокот двигателя и шорох шин по асфальту сопровождали их путь. Нигма не знал, куда он ехал. Возможно, в его теле есть еще какая-то скрытая личность — третья — которая сейчас направляла его. — Ох. Сколько ты тут не был? Пару лет? — Пингвин выглянул в окно, когда они остановились у неприметного многоквартирного дома. — С того момента как попал в Аркхэм. Нигма вышел из машины и окинул взглядом дом. Большой и темный. С минимумом горящих окон. Где не горел свет, в стеклах отражалась огромная ядовито-зеленая вывеска захудалого клуба. Пошлая и безвкусная. Казалось, она была тут с основания города и потухнет лишь тогда, когда от Готэма не останется камня на камне. Загадочник посмотрел на другую сторону улицы. Интересно, не эта ли вывеска, горящая зеленым неоном, стала причиной его одержимой привязанности к этому цвету? Сколько он смотрел на нее? Засыпал под удушливо-зеленый? Лет семь? Восемь? Не мудрено свихнуться. — Пойдем? — Освальд тяжело оперся на трость, вглядываясь в провал подъезда. Они преодолели пару низких ступенек и скрылись в затхлой темноте. Мышечная память безошибочно подвела Загадочника к старому дребезжащему лифту. На какой-то момент он взял Кобблпота за запястье, чтобы тот не потерялся в темноте. Под подушечками пальцев, даже сквозь перчатки, угадывался размеренный пульс. Лишь краткое прикосновение, а Нигма снова в ужасе, что хотел оборвать это. Мягкое «тук-тук» под тонкой кожей. Как только скрипучие створки лифта закрылись, Освальд ненавязчиво стряхнул руку Загадочника. — Она все еще опечатана. Надо же. — Поразился Пингвин, когда они вышли на последнем этаже и уткнулись в единственную дверь. Из небольшого слухового окна на дверь квартиры Э. Нигмы лился скудный свет. Его частички отражались от полицейской ленты, наклеенной перекрестными полосками без всякой системы. Загадочник мог сравнить этот блеск только с мерцанием черных продолговатых пакетов с прежней работы. Кобблпот поднял трость и зацепил самую нижнюю ленту. Наконечник медленно пошел вверх. Полосы натягивались и сдавались, отлепляясь от косяков. Чтобы снять самые верхние, Освальд вытянулся в струнку, привставая здоровой ногой на цыпочки. Вот и все. Уже не совсем липкие ленты с шорохом опали с трости, стоило лишь чуть тряхнуть. — Ключи? — Освальд снова одарил Загадочника кратким взглядом. — Они остались в полиции, в вещдоках. — Нигма склонился над замком. — Никогда не думал, что мне придется взламывать дверь своей квартиры. В руках оказался небольшой бутылек. Нигма осторожно, стараясь не обронить и капли, влил мутную смесь в личинку замка. Жидкость зашипела, встречаясь с металлом. Едкий химический запах ударил в нос. Загадочник торопливо поднялся и отошел. — Гадость какая. — Освальд зажал нос рукой и отвернулся. — Зато действенная. Через минуту тихого шипения что-то внутри двери глухо звякнуло. Скорее всего, часть внутренностей замка просто отвалилась. — Прошу. — Сдвинув тяжелую створку, Нигма жестом пригласил Пингвина. Кобблпот непреднамеренно церемонно ступил за порог. Загадочник не знал, то ли ему показалось, то ли на самом деле Освальд на миг задержал дыхание, остановившись на дешевом коврике, украшающим вход жилища. Нигма пытливо наблюдал, как в тусклых зеленых отсветах рекламы Пингвин медленно ведет взглядом по комнате. Затем, странно нахохлившись, прошел вглубь, к кухонной зоне. Словно что-то вспомнил, сменил направление и остановился у кровати. Щелкнул выключателем прикроватной лампы. Свет в сорок ватт озарил помещение призрачно-желтым. Не сговариваясь, Кобблпот и Нигма застыли нелепыми фигурами. Комната была точно такой же, как и когда-то очень давно. Возможно, каждый видел своих призраков. Освальд неловко прочистил горло, разбивая тишину. — Надеюсь, бравые господа полицейские не утащили твои винные запасы. Нигма улыбнулся. Несколько шагов, и вот кладовая. На ладных полках десяток бутылок вина. Загадочник потянулся за сухим Катена Запата* и на миг остановился. А ведь тут как-то раз сидел гость с мешком на голове. Вспомнилось, с каким неистовством Освальд уродовал мистера Леонарда. И как вдохновленно — зачаровано — смотрел на это Нигма. За спиной звякнуло стекло. Загадочник развернулся, ловя момент, когда Освальд скептически разглядывал пыльные мензурки, что заменяли Э. Нигме бокалы. — Жаль, что воду успели отключить. — Посетовал Пингвин. Нигма покачал головой. Только Освальд так мог. Пить из посуды, испачканной кровью своих врагов и пеплом, но брезговать обычной пылью. Он подошел ближе и достал чистое кухонное полотенце из навесного шкафчика. Еще пара минут, и мензурки засверкали в тусклом желтом свете. Красная струйка ударилась о донышко. Мягко зажурчала, наполняя емкость. Одну. Вторую. Пингвин подхватил мензурку и присел у изголовья кровати. — Итак. Будем говорить. — Не спрашивал, утверждал. Холодный светлый взгляд гулял по пространству. А о чем говорить? О том, что планировал? Почему передумал? Нигма сделал большой глоток и поморщился от кислинки. Кобблпот не подавал виду, но Загадочник видел, что тот хочет ответы. Но какие? И почему он такой холодный? Почему сидит бледной статуей с отсутствующим видом? Почему не улыбается? Почему не смотрит? Почему… — Почему? — Вслух получилось до неприятного звонко. — Что? — Почему ты ведешь себя так? Почему не как раньше? — Словно обиженный ребенок. Боже, Нигме стало немного стыдно. Освальд невесело ухмыльнулся и опустил взгляд. Дежавю. Та же мимика, та же поза, что и тогда, когда Нигма делился самым сокровенным и будоражащим — скольких он убил. — А то ты не знаешь. — Кобблпот оперся лопатками о стену и чуть подтянулся вверх. — Это было слишком просто и подло, Эдвард. Я разочарован. Поэтому неигруч** и спокоен. Да и устал от всей этой нашей истории. Тем более, раз она скатилась в какую-то бытовуху, то пора прекращать... — Что? — Нигма лихорадочно пересеял в голове все, что сделал за последнее время. — Что именно «подло»? Пингвин не ответил. Загадочник снова и снова прогонял по кругу догадки обо всем, что могло вызвать такую реакцию. На лбу выступил пот. Кулаки сжимались и разжимались. Он не понимал. Совсем. И очки какие-то мутные. Надо протереть. Надо протереть срочно! Нигма сдернул оправу, больно задев ухо, и начал торопливо чистить линзы все тем же полотенцем. Пальцы вдавливали ткань в стекло. Еще немного — и пойдут трещины. Так. Стоп. Стоп! На несколько секунд он завис. Отбросил тряпку. Только приступа ОКР*** ему не хватало. Он медленно надел очки. Встал и расправил плечи. Деревяно чеканя шаг, Загадочник подошел к изголовью кровати. Освальд смотрел на него снизу-вверх. В кристаллах серо-зеленого снова что-то непонятное. Перетекает. Изменяется. — Что произошло? — Голос Нигмы обрел привычную твердость. — Что «подло»? Казалось, Кобблпот сканировал его лицо. Взгляд прошелся по глазам, переносице, перескочил на губы. Снова вернулся к глазам. Понимание. Впервые Нигма увидел в глазах Пингвина нечто без примеси: чистое осознание того, что Загадочник не понимал, о чем он. А затем к осознанию присоединилась робкая радость. Он видел — видел — это! А далее облегчение. Заинтересованность. Все постепенно смешивалось в привычный непонятный океан. Но теперь Нигма видел истоки. Те тоненькие ручейки, что питали бездонные озера глаз Освальда. Чуть опустив взгляд, Загадочник тихо выдохнул, словно на протяжении всего вечера он задерживал дыхание, а тут наконец-то ему позволили вытолкнуть спертый кислород из легких. И зацепился за маленькую улыбку. — Знаешь, сегодня утром приключилась удивительная история. — Освальд покрутил мензурку в руках. — Садись, друг мой, поближе. Сейчас ты услышишь презабавную штуку. О, и, забегая вперед, вакансия кухарки в поместье Ван Далей открыта, а мне помнится, ты сносно готовишь. Пингвин подвинулся в сторону, уступая нагретое место. Нигма присел. Аккуратно снял туфли и поставил около тумбы. Затем повернулся и устроился на кровати, плотно прижавшись к плечу Кобблпота своим. Пока не начался рассказ, он снял котелок с головы и пригладил волосы. Повернулся к Освальду и чуть улыбнулся. Они снова нос к носу. Смотрят друг на друга. Так странно. И что-то тихо ноет под сердцем. — Рассказывай. — Ты будешь удивлен, но пока я завтракал меня решила убить Ольга. — Освальд точно скинул маску, что носил весь вечер. Наверное, он тоже облегченно выдохнул, когда понял, что Нигма не виновен в чем-то разочаровывающем. — И нет бы подсыпала яду или заколола... Она ударила меня по голове подсвечником. Оскорбительно! Смотри, мне даже пришлось откопать этот несуразный цилиндр. Тонкие пальцы в белых перчатках ухватились за поле**** убора. Мгновение — и черные взъерошенные волосы упали на глаза. Но не это было главным. Пингвин чуть отвернулся, показывая бинты повыше височной доли. Загадочник задохнулся. Кто подговорил эту чертову экономку? Кто посмел? Невозможно. Он тщательно следил. Он проверял. Он ограждал и защищал. Немыслимо! — Я думал, что это была твоя идея. Подойти к моему убийству столь безыскусно. По-бытовому просто. Подкупить прислугу. Размозжить мне череп ее руками. — Освальд немного помолчал. — И тогда я понял, что все наши нити разорваны. Я тебе больше не нужен. Даже как враг. Неинтересен. Ты же знаешь, что ранит сильнее? — Что? — Нигма едва слышал свой голос. — Мне уважение — враг. Надменность — сестрица. Я холодный убийца. Что же я? Загадка от Пингвина — это нечто новенькое. И даже несколько милое. Нигма чуть не улыбнулся, но потом до него дошел посыл загадки. — Пренебрежение. — Взгляд Загадочника заметался по бледному лицу, повязке, всколоченным волосам. Какое пренебрежение? Неужели Освальд думал, что им можно пренебречь? Освальд бледно улыбнулся. — Но теперь я вижу, что ты тут ни при чем. Раз у нас все по-прежнему, я согласен играть дальше. Надеюсь, сегодня мы снова заключим соглашение на шестичасовую фору. Я все еще немного не в се… — Нет. — Вырвалось у Нигмы. — Нет, не будет форы! Взгляд Пингвина в долю секунды стал хищным. Острым. Снова готов к бою, несмотря на это оборванное «не в себе». Хищная, хищная птица. Загадочник не удивился бы, если сейчас его шею кольнул бы стилет, спрятанный в основание трости. — Я готовился. — Нигма вскочил. Ему нужно все объяснить. Рассказать. Он знал, что у него сейчас не выйдет складного рассказа. Его просто прорвет. Но, вероятно, это будет лучше, чем снова продолжать какую-то странную войну, где он защищает своего врага и переживает за него. — Я заложил взрывчатку. В клубе. В банках. Часами выверял формулу яда. Следил, чтобы никто тебя не тронул. Пойми, только я могу убить тебя. Только я могу устроить из этого шоу! Хотел подарить тебе надежду и боль. Страх. Смирение. Столько всего — не счесть! Целый калейдоскоп!.. Вечер должен был начаться с тебя. Мы должны были отыграть на пару перед всеми этими толстосумами! И… Кольцевание! Орнитологи кольцуют птиц, а потом исследуют. Я хотел провернуть это. Мне хотелось увидеть твое лицо, когда я надену тебе на палец эту железку! Загадочник с остервенением начал вытаскивать коробочку из кармана. Ее края цеплялись за подкладку, что еще больше раздражало. Он дернул сильнее. Темно-зеленый бархатный короб полетел в Освальда. Тот рефлекторно отбил рукой. Но затем цепко схватил. Покрутил на свету, недоверчиво приглядываясь. Нигма развернулся на пятках, не желая показывать, как он бессилен. И зол на себя. Казалось, в нем точно есть кто-то третий, это он так странно говорил. И это у него обнажено нутро. Подойдя к столу, Загадочник схватил позабытую бутылку вина и сделал добрый глоток. Да что ж оно такое кислое?! Скривился. — Что это значит? — Тихий голос донесся будто из-под толщи воды. — E. N. и R — можно понять. Но почему однерка*****? — Потому что ты единственный. Единственная птица. И ты моя птица. Я твой исследователь и палач... — Нигма обернулся как раз в тот момент, когда Освальд, сняв перчатку, приноровил кольцо к пальцу в попытке надеть. — Стой! Пингвин смешно вскинулся. — Оно с секретом. — Загадочник подошел ближе. — Если надеть, то изнутри в плоть войдут четыре шипа. До кости. От него можно будет избавиться только если отрубить палец. Я хотел, чтобы тебе было больно. Показать, что твоя нелепая любовь — это боль. — Мне и показывать не надо. Я знаю. — Освальд вперил дикий взгляд в глаза Загадочника. — Знаю. Тонкие губы сжались. Ледяной взгляд, казалось, выедал душу Нигмы без остатка. Он был так загипнотизирован им, что даже сначала не понял, что произошло. Лишь когда Освальд резко выдохнул, всхлипнул на грани слышимости, Загадочник удосужился опустить взгляд на бледные руки. Кольцевание птицы проделано успешно самой птицей. Из-под широкого кольца на безымянном пальце медленно скатилась красная капля. Нигма точно под чарами взял узкую кисть и приблизил к лицу. Еще одна красная капля размазалась по перчатке. Не понимая, что он делает, Загадочник по-звериному повел носом и лизнул окрашенный алым палец. Господи, как сладко. — Эдвард. — Одними губами произнес Кобблпот. В глазах одно сумасшествие. Коктейль из всего на свете. Весь мир в них. Весь. — Освальд. Получилось просяще. Но это было уже не важно. Главное, что Пингвин смотрел на него. Жалобно. С вызовом. Бешено. Болезненно. С любовью, искупляющей, поглощающей, пережившей многое и ставшей лишь сильней. — Я больше не хочу так. — Медленно проговорил Нигма. — Мне не нужна месть. Хватит. — Пожалуй. — Глухо прошептал Кобблпот. Загадочник с плохо скрытым интересом исследователя смотрел, как он неосознанно подался вперед. Что-то в светлых глазах засветилось так ярко и пронзительно. Приподнял подбородок и едва заметно склонил голову на бок. Затем моргнул, будто прогоняя морок и снова отпрянул. Это было и смешно, и любопытно. Возможно, Пингвин решил, что сейчас самое время для поцелуя, а потом стушевался. Наверно, прикинул, что раз не получились ненависть и месть, так, может, выйдут преданность и любовь. Нигма подавил порыв ухмыльнуться. Он не любил Освальда. Нет. Ни капли. Но он видел в нем нечто постоянное и такое нужное. Это нельзя было отобрать, но можно встать рядом и впитывать. Напитаться до капли. Любовь — слабость. Слабость для любящего. Но для любимого — сила и власть. Загадочник мог извратить эту непотопляемую любовь Кобблпота. У него есть для этого все. Мог уничтожить хищную птицу. Изломать. Истребить. Но вот в сухом остатке это ничего не даст. Нигма останется без силы, без власти. Слабость Освальда — козырь Загадочника. Так зачем его лишаться? Зачем лишать себя этого пронзительного взгляда? Зачем лишать бледной кожи? Зачем лишать себя спокойствия и чувства общности, что были только с ним? Загадочник псих, но не идиот. Он слишком много потеряет, если они снова разойдутся по разные стороны. Пальцы в кожаных перчатках осторожно прикоснулись к бледному лицу. Взгляд из-под накрашенных ресниц странный. Долгий и томный. Ожидающий и напряженный. Нигма цыкнул, верхняя губа дернулась в досаде. Не пойдет. Мало ощущений. Он торопливо стянул перчатки и откинул в сторону. Вот оно. Мягкая прохладная кожа с намеком на щетину под непокрытыми пальцами чувствовалась необычно. Загадочник изучающе провел подушечками сверху-вниз по острой линии челюсти. В груди поднималось что-то теплое. Мягкое. Зрачки Кобблпота расширились точно от наркотика. Нигма знал, что поймал эту птицу очень давно. И лишь сейчас осознал, что погоня закончилась. Она теперь его. Чуть подкрашенные губы приоткрылись. Теплое дыхание с духом вина мягко осело на лице Загадочника. На пробу, он подался вперед, захватывая чужой рот. Языком обвел нижнюю губу. Чуть надавил. Кромка чужих зубов. Коротенький всхлип, и Освальд несмело тянется навстречу. Боже, как же сладко. Нигма осторожно зарылся пальцами в черные волосы, помня о ране под бинтами. Притянул ближе. Протолкнулся языком в расслабленный рот. Смешно, они так и не закрыли глаза. Целуясь, они смотрели друг на друга. Взгляды словно боролись. Воевали. Войну ведь невозможно просто так отпустить. Боль и обиду — тоже. Боевые действия лишь перешли в другую плоскость. Кобблпот целовался… Своеобразно. Загадочник бы улыбнулся, но губы были заняты несколько иным. Казалось, у Освальда маловато практики. Или ее не было совсем. Забавно, но по сравнению с ним, Нигма со своими полутора подружками был просто гуру поцелуев. Прохладные пальцы взъерошили волосы на затылке. Опустились на шею. Нигма непроизвольно поморщился. Все-таки он как-нибудь сводит Пингвина на осмотр к врачу и заставит сдать все анализы. Вечно холодные руки и болезненная бледность — ненормально. Загадочник навалился на Освальда, заставив распластаться на кровати. Какая податливая птица. И не скажешь, что хищная. — Что ты… — Тсс. — Нигма ненадолго прервал поцелуй. Он развязал галстук на тонкой шее, расстегнул пару пуговиц. Языком прошелся от ложбинки между ключиц. Обогнул подбородок. Лизнул нижнюю губу. Погрузился языком в жаркий рот. Под тихий стон потерявшегося в ощущениях Пингвина Загадочник провел ладонью по угадывающимся ребрам, задирая рубашку. Он чувствовал отголоски рваного пульса, и это было впечатляюще любопытно. Положил руку на грудную клетку. Сердце Пингвина под его ладонью. Трепещет. Надави и размозжи. Но нет. Это сердце нужно беречь. Единственное, которое бьется именно для Нигмы. Кто откажется от столь щедрого дара? Точно не он. Подарки не одарки, Нигма помнил, как мать постоянно это твердила, когда Санта Клаус дарил ему новый свитер или канцелярию для школы, а не то, что он просил. Он плакал от несправедливости и получал оплеухи от отца, чтобы заткнулся. А мать все причитала, неумело успокаивая, подарки не одарки. Бери, что дают. Что ж, Освальд ценнее свитера уж точно. И Загадочник был не прав, не принимая его. Но теперь он заберет свое. Он может это сделать. — Я не… — Я позабочусь о тебе. — Нигма прервал лепет. Боже, Освальду за тридцать, неужели он не? Почему он такой неловкий и нерешительный? Убивал смеясь, и руки не дрожали, а тут не мог даже избавить Загадочника от одежды. Нигма поднялся, усаживаясь на колени меж ног Освальда. Он сосредоточенно смотрел на тело перед ним — запоминал и раскладывал на детали, пока пальцы расстегивали пуговицы на жилете и рубашке. Пока на автомате скидывал все это вместе с камзолом на пол. А Освальд его пожирал взглядом. Раскрасневшийся, опершись на локти, он смотрел так голодно. Нигма никогда и ни у кого не встречал подобного взгляда. Змейка пояса выскользнула из шлевок. Стало свободней дышать. Загадочник провел чуть влажными ладонями по ногам Кобблпота. От колен до бедер. Мелкая дрожь передавалась через подушечки пальцев, оседая внизу живота. Издав нечто среднее с между рыком и стоном, Нигма избавил Освальда от фрака и рубашки. Точно из белого золота. Или перламутра. Такой бледный. Нигма опустил руку на живот. Его смуглая кисть провела по телу. Разум зафиксировал контраст. — Пожалуйста… От ломкости голоса Освальда кольнуло в груди. Загадочник не любил его. Но, возможно, это поправимо. Вероятно, он неистово полюбит это. Голос. Ранимость. Неискушенность. Бушующее море в глазах. Тонкую дрожащую улыбку. Неловкие руки, что так сильно трясутся, осторожно проводя по его торсу. Он восхищался преступным гением Пингвина. Поражался его бесшабашностью и хитростью. Нигма сам сделал его своим учителем, а потом сам и низверг. Так, может, уже пора платить за любовь любовью? Загадочник аккуратно опустился на Кобблпота. Грудь и груди. Живот к животу. Ткани брюк чуть ниже пояса натянуты у обоих — и трение друг о друга такое мучительное. Нигма смотрит в глаза напротив и целует. Глубоко. Жарко. Как только может, как умеет. Да, он непременно полюбит этого человека. Сильно. Надежно. Навсегда.