Если бы Джисон был едой

Нож в стакатто стучит по досточке: похоже на ведущую партию в каком-нибудь оркестре, где все ждут её приближения к правой кавычке репризы, чтобы после короткой цезуры подхватить ту же мелодию разрозненным каноном. Стук, стук, стук. Лепестки белокочанной капусты рассыпаются под острым лезвием махровым покрывалом; одна уверенная рука, когда половинка кочана оказывается измельчённой в труху, окунает узловатые пальцы в отверстие досточки и поднимает её, взмахнув, словно владелец рук был заправским дирижёром. А вместо дирижёрской палочки в цепком хвате случайно оказался нож, описавший полукруг. Взмах. Дождь нашинкованной капусты орошает глубокую стеклянную миску с солёной водой, та волнуется рябью и успокаивается только после того, как эти руки — блядские богичные руки, — скрывают под собой горку капусты и начинают её сминать. О, как бы Джисону хотелось оказаться на месте этой капусты, даже если бы он, как и она, оказался располосован и хрустко стенал от едкого раздражения ран, вылизанных солью. Ему тоже хотелось бы, чтобы его накрыли эти маленькие, но удивительно сильные ладони и мяли, мяли, пока не просолится каждое его волокно. — Промните хорошенько: чем усерднее постараетесь, тем ярче получится вкус, — а этот командирский голос с каркающими нотками на взлёте и вовсе лишал Джисона трезвости мысли. Джисон посещает эти мастер-классы уже третий месяц, десятую пятницу подряд он отмахивается от предложений сходить в караоке или навернуть пару кругов по барам, ёмко отказывается от свиданий, натягивает кепку на лоб пониже и спешит в Самсон-ро, что в Каннаме. Каннам является олицетворением люксовой жизни: роскошные рестораны, вычурные отели, гремящие басами и дышащие неоновыми парами ночные клубы, — и всё это Джисону чуждо. Настолько, что, встреть его там кто-то из знакомых, счёл бы, будто обознался. Джисон вообще домашний мальчик, и самое его любимое место в мире — это его кровать. Джисон иногда не выбирается из неё часами: надевает наушники с шумоподавлением и укутывается в одеяло, заворачивается в него, как кимпаб в морскую капусту, лежит потом и смотрит видео, фильмы или просто под музыку пялится в потолок. По побудке тянется ленно и жалеет, что утро заканчивается быстрее, чем ему требуется для того, чтобы собраться с силами и вылезть на свет божий. А перед сном тянет время, ворочаясь с боку на бок, подбивая и переворачивая подушку для большего удобства. Но кое-что заставляет Джисона отказываться от вечерних пятничных киномарафонов и переться в другой район. Или кое-кто. Этого кое-кого зовут Ли Минхо, но даже мысленно Джисон обращается к нему как к Минхо-щщи. Потому что даже в голове у Джисона этот человек — образец идеального мужчины (а ещё Минхо-щщи просто не любит, когда к нему обращаются как «шеф-нним» или «сонсэнним»). Минхо-щщи интересный в характере, наигранно-суровый, а на деле — заводной котёнок, изредка покладистый, а иногда своенравный и фырчащий. То коготки покажет и пошипит, то подойдёт и поурчит в ушко. У Минхо-щщи милый юмор, очень в духе Джисонова отца (мама зовёт такой юмор старпёрским, но Джисон искренне посмеялся бы, даже покажи ему Минхо-щщи палец), мелодичный голос со странной сиплой ноткой, когда надо — очень громкий, с требовательной вибрирующей интонацией; а ещё Минхо-щщи великолепно готовит. Джисон увидел его рекламу у какого-то ютьюбера, запал на хитрую ухмылку, взлетающие вверх лучистые морщинки в уголках глаз, очаровательные пухлые мешочки под глазами, — и пропал. Так у Джисона появилась новая мечта — та самая, после которой и расстаться с жизнью не жалко. Как увидеть Париж и умереть, только не Париж, а Минхо-щщи, ну потому что божество во плоти, ни добавить ни отнять. Постучавшись в Naver с провокационными вопросами, Джисон узнал, что Минхо-щщи холост, на пару лет старше (а уже самый настоящий шеф) и проводит в Каннаме мастер-классы. И Джисон успел в последний момент подать заявку на первое бесплатное занятие. Джисон тогда думал, что, чтобы устранить подкожный зуд и усмирить любопытно трепещущее сердце, хватит одной дозы. А Минхо-щщи с размаху вонзил ему иглу прямо в грудь, постучал маленьким пальчиком по цилиндру с радужной плещущейся жидкостью, деловито поинтересовался: «В первый раз?» и вдавил поршень. Джисона захлестнуло, он чуть не задохнулся тогда и понял: одной дозой он не ограничится. Как заправской наркоман Джисон слил последние деньги на грёбанные кулинарные курсы в чёртвом Каннаме, когда даже не любил готовить! …если бы Джисон ассоциировал себя с едой, он был бы фаст-фудом. А Минхо-щщи — мраморной говядиной, посыпанной золотой крошкой и увенчанной алмазной икрой. И отведать деликатес Джисону вряд ли было бы позволено. Так что он исправно каждую пятницу приходил в ресторан на Самсон-ро, здоровался с круглолицей девчонкой на ресепшне, сдавал в гардероб верхнюю одежду, надевал выданный фартук, дезинфицировал руки и вставал за одну из стоек. «Экспонат руками не трогать», так что смотрел. Минхо-щщи всегда появлялся эффектно, неважно, во что он был одет и как на этот раз уложил волосы (за шапочкой всё равно особо не полюбоваться); он грациозной походкой от бедра вплывал в толпу учеников, радостно со всеми здоровался, незлобно подшучивал над ними («Готовы спалить ещё одну сковороду, Мин-щщи?»), кратко пояснял, над чем они будут трудиться. Сегодня вот над кимчи с соусом чили и стейком средней прожарки. — Важно, — напоминает Минхо-щщи, — равномерно распределять имеющееся у нас время. Пока маринуется мясо и просаливается капуста, мы подготовим остальные ингредиенты. Завороженный Джисон берёт дайкон и морковь, взглядом прослеживает, как Минхо-щщи скользит лезвием овощечистки, слой за слоем удаляет кожуру ровными движениями — как будто у него всё тело один сплошной стабилизатор, — и у Джисона в голове уже картинка: он лежит на кровати, прижав руки по швам, и ждёт, пока Минхо-щщи с малярным валиком вместо овощечистки примется вести неотрывно с головы до ног так же, как он обнажает грёбанный безвкусный дайкон. — Крошить чеснок или давить — на ваше усмотрение, — «Я предпочитаю давление». — Кому-то не нравятся кусочки чеснока, после выпаривания они превратятся в горькую кашицу, а если просто выдавить сок, то ослабите вкус и аромат… Один мой знакомый из «Flavors» пользуется хитростью… он дробит чеснок, кладёт его в специальный пакет… да-да, Го-щщи, похожий на те, в которых продаётся порционный рис быстрого приготовления… Джисон слабо улавливает мысль Минхо-щщи и просто наслаждается его повествованием, не забыв отметить, что у такого великолепного человека не может не быть знакомых в одном из самых дорогих ресторанов Сеула. Трудно удержать язык за зубами: чуть ли не в каждой реплике Минхо-щщи Джисону слышатся какие-то двойственные намёки. В прошлый раз Джисон и вовсе опозорился, выставил себя клоуном и превратил занятие в фарс, после чего всю эту неделю переживал и сотню раз пытался нажать на кнопку исходящего вызова, чтобы отказаться от курсов. Его остановило лишь нежелание звонить незнакомым людям и терять баснословную сумму, отгроханную за курс. Минхо-щщи тогда помогал такому же кулинарному имбецилу Чонину промыть осьминога, пошутил: «У осьминога столько щупалец, как думаете, на какое надевать обручальное кольцо?», а Джисон, нервно скрутивший фольгу в жгутик, подошёл и пизданул: «Подавайте любое, Минхо-щщи, мне нравятся все ваши щупальца» — а после этого свернул жгутик в кольцо и нацепил его на то щупальце, которое вытянул Минхо-щщи. Всё свелось в шутку тогда, вся группа начинающих кулинаров посмеялась и забыла, но вот Минхо-щщи… Минхо-щщи проёбов, особенно таких, не забывает. От сожженных сковородок до предложений выйти замуж — интересно, сколько ещё одиноких гейских мужиков на кулинарных курсах ему предложение делали? А что — отхватить себе такого красавчика это как выиграть в лотерею. Хозяйственный, готовить умеет, за порядком следит, — маме Джисона понравился бы… Вообще, на этих курсах мужчин почти не было, и Джисон, глядя на отчаянных домохозяек вокруг себя, понимал, почему: сюда приходили не учиться готовить, а глазеть на Минхо-щщи. Джисон такой же, только не домохозяйка за сорок, а гей. И его влюблённость в образ мужчины с обложки грозила перерасти в нечто большее, если Минхо-щщи хоть ещё пару раз подшутит над Джисоном, упомянув его идиотское предложение… — Сегодня без кольца? — Минхо-щщи грустно кивает головой. — Как жаль, как жаль. Вместо фольги я предпочитаю платину, если вдруг вам это интересно, — и усмехается сам себе вдруг: — Хотя да, на дайкон кольцо не наденешь… Джисон от стыда и паники покрывается холодным потом, контрастом лёгшим на раскрасневшееся лицо. Хочется сквозь землю провалиться, но Минхо-щщи только подмигивает ему и идёт дальше, к Мин-щщи, уговаривая её добавить на сковороду побольше масла. Джисон только бурчит ему в спину: — С моими финансами, боюсь, даже на пластмассовое кольцо из автомата не хватит. И Джисон произнёс это лишь потому, что уверен был в том, что Минхо-щщи не услышит — тут же целая оркестровая яма: шкворчит масло, потрескивают покрывающиеся корочкой овощи, ударная партия на ложках-плошках-поварёшках (Джисон настолько нуб в кулинарном искусстве, что папильотку от салфетки не отличит, месяц назад он использовал шумовку вместо сита), духовая партия заключается в духовых шкафах и лёгких людей, выкрикивающих вразнобой, а ещё в паре, валящем из-под крышек; Джисону вообще всегда немного казалось, что кухня — филиал Ада, и если бы эти уроки кто-то снимал на видео, то остом к нему была бы Дьявольская трель Тартини. Почему-то Джисону видится, что Минхо-щщи на секунду мешкает и замирает будто бы, а спина его, обёрнутая белой форменной рубашкой, напрягается — но это происходит так быстро, что Джисон убеждает себя: ему почудилось. За всей кухонной какофонией его затаённых слов не расслышать же, только если ты не Эдвард из Сумерек. А Минхо-щщи вампиром точно не был: да, он силён (Джисон захлёбывался от этих мощных бёдер и вен на рельефных руках), но по-человечески, да, он бледен, но не мёртвенно, а как тот, кто мало времени проводит под палящим солнцем. И в глазах его если и был странный блеск, то он объяснялся животным коварством, а не потусторонними силами. И Джисон обманывается этим, спокойно намешивает в миске соусы, перец, мелко покрошенный чеснок с сахарным песком и зеленью. Добавляет овощи, закрывает миску крышкой и трясёт, потом идёт промывать и сушить капусту, следуя чётким указаниям, которые дошли до его сознания не в виде громкого голоса Минхо-щщи, а выведенного на бумажном листе рецепта (их им раздавали заранее). На самом деле порезать и перемешать овощи просто до такой степени, что подобными салатами и заправками Джисон питается уже пару лет, но Минхо-щщи даёт им маленькие подсказки. Где нужно тщательно следить за временем, где менять граммовку в зависимости от желаемого результата, какая приправа усилит, ослабит или оттенит вкус. Джисон до этих курсов банально овощи правильно выбирать не умел, запросто мог пересолить или недосолить, не найдя золотую середину, разнообразие соусов для него было такой же загадкой, какой для айдолов являлась нотная грамота (Джисон чуть не всплакнул: последнюю спродюсированную им песню пришлось долго править, потому что ребята не вытягивали и диапазон их ограничился одной октавой, про «что такое бекар» он предпочёл бы забыть). Как оказалось, если иметь в холодильнике что-то кроме соевого соуса и майонеза, то можно готовить самому себе так, чтобы потом наслаждаться приёмами пищи. Да и соевый соус, как поговаривает Минхо-щщи — основа, на коей зиждется азиатская кухня. Раньше голодный Джисон мог кинуть размороженное мясо на сковороду и жрать сухие, неравномерно прожаренные кусочки, потому что не знал простой истины: если потерпеть пятнадцать минут и залить мясо соевым соусом, а сверху покрошить репчатый лук, то получится просто, но вкусно. А не просто и безвкусно, как обычно выходило у него. Теперь Джисон научился ждать и даже понял, отчего Минхо-щщи так без ума от готовки. Это для него такой же конструктор, как для Джисона — музыка. Есть база — простые ингредиенты, или ноты. По отдельности из них ничего толкового не выйдет, а если совместить в аккорды, поиграть с размерностью и паузами, добавить пару трелей и сдвинуть в гамме пару тонов, то очень даже удобоваримо получится. Готовые песни разных жанров как блюда разных кухонь мира, вот и весь секрет. Когда занятие подходит к концу, Джисон спешит переложить получившийся ужин в контейнеры, убрать своё рабочее место и сбежать, на ходу закидывая рюкзак на плечо, кепку — на голову. Ему снова мерещится, что Минхо-щщи на него отвлёкся, позвал словно, в спину бросил: «Подождите, Хан-щщи», но Джисон только отдаляется от внешнего мира наушниками, в которых включается свеженький, только-только сведённый коллегой трек для дорамы на SBS, и пулей вылетает из здания на улицу, для Джисона — страшную и злую. Улицы вообще под вечер имеют свойство казаться страшными и злыми, потому что темнеет, включается уличное освещение, слишком ярко бьют по глазам рекламные щиты и звериные зрачки светофоров, рычат стаи машин, а из каждого тёмного переулка раздаются то стоны, то мольбы о помощи, и куда голову ни поверни, везде — фильм ужасов. Именно поэтому Джисон предпочитает отсиживаться дома по вечерам, в кровати, под которой точно нет монстров (он спит настолько неаккуратно, что если бы монстры были, то Джисона давным-давно бы утащили в призрачный город), с ноутбуком, подключённым к колонке. Джисон пишет музыку, Джисон — творец, и можно даже сказать, что он «известен в узких кругах», если бы ему не стрёмно было говорить об этих узких кругах честно. Из его обширного портфолио лишь пара саундтреков попала в игры и сериалы, от которых Джисона не воротило. И в последнее время к нему слишком часто обращались маленькие агентства айдолов, из-за чего его музыку просто не могли оценить по достоинству. В такие моменты Джисон начинает думать о Минхо-щщи: удовлетворён ли он своими свершениями? Там, где он готовит, люди оценивают его навыки и результат с должным вниманием? Нравится ли Минхо-щщи видеть, как блаженно щурят глаза едоки, как мычат и сжимают руки от невозможности описать вкус словами? Или Минхо-щщи захватывает сам процесс, а кто будет потреблять продукты его деятельности — неважно? Из-за этого всего в блокноте и заметках в телефоне Джисона куча кулинарных метафор появляется, он всё никак не может взять в толк, что хочет — написать об этом песню или втихую смаковать, стыдливо прикрываясь одеялом и запасаясь влажными салфетками? В следующую пятницу Джисон приходит в кулинарную мастерскую разбитый: всю неделю он не мог постичь ни гастрономического, ни музыкального, ни самого обычного оргазма — всё шло наперекосяк, еда получалась безвкусной, яичница сгорала снова и снова, рис слипался, слова и мелодии на ум не шли, а выжатый из всего этого психоз обеспечил Джисону психическую импотенцию. Так что Джисона вот ни капли не радует то, что сегодня вместо приготовления чего-то сытного на пожрать Минхо-щщи решил перейти к традиционным сладостям. Предложил на выбор хоттоки или ттоки, и слова у Джисона в голове опять отказались складываться. Пока он проводил лингвистический анализ, разбивая названия сладостей на фонемы и накручивая их на шампур основы, сопоставляя основу с семантикой, что должна получиться в итоге, — не заметил, как Минхо-щщи, являющийся критической ошибкой его синтаксических конструкций, подошёл. — Хан-щщи?.. — участливый какой, стоит с двумя пакетами муки под мышкой и двумя бумажками рецептов в протянутой руке. — У вас всё хорошо? «У меня система глючит из-за вас, Минхо-щщи, вы раскладываете на столе продукты, а я хочу — чтобы меня, вы вскрываете банку консервированных бобов, а я хочу — чтобы мою задницу, вы вертите пальцами палочки для еды, а я хочу…» — вот это у Джисона заготовки для таких тупых вопросов, и он опять силится, чтобы не спороть чепуху. — Д-да, — выдавливает из себя Джисон, выбирает рецепт наугад, стараясь не касаться руки Минхо-щщи, ведь в слащавых дорамах такие моменты знаменуются романтичной музыкой, слоумо и электрическим током, и Джисону подобное казалось пародией на реальную жизнь, пока два месяца назад с ним не произошло именно это. Птички там, в груди, засели, но не канарейки какие, а настоящие стервятники, что грызли печёнку, будто бы с Прометеем его перепутав, а в животе заселились трепещущие бабочки, но бабочки долго не живут и снующие по лабиринту кишок гусеницы — болезненно. Джисон — наркоман, и он терпит эту боль ради эстетики, да, ничего больше. Ему достаточно видеть улыбку Минхо-щщи, его забранные в дурацкую шапочку волосы, пустующий прокол в ухе и капельки родинок — на носу, шее, костяшке большого пальца. — Вам эту, — от рецепта зависел и выбор муки, так что Минхо-щщи протягивает ему жёлтую упаковку. Джисон кивает, благодарит, опускает взгляд на рецепт. Почему-то никакого рецепта на бумажке нет. Только какая-то схема, похожая на планировку здания, одна комната помечена красным крестиком, над ним уродливая рожица и надпись: «Жди меня там». Джисон растерянно озирается по сторонам, а Минхо-щщи уже рядом с малышкой Ким, воркует про рис Чапсаль и божественную муку из него. Никто вообще не замечает того, что Джисон пять минут стоит на месте, пялясь в бумажку и стараясь определить, куда вообще идти. И когда определяет направление, кое-как соотнеся о-очень схематичную карту с реальной площадью, на которой находится, и когда у двери оборачивается на стайку квохчущих вокруг Минхо-щщи наседок, — Джисон как будто выпал из их мировосприятия. Джисон через чёрный ход попадает в небольшой тёмный коридор, поднимается по узкой пожарной лестнице на следующий этаж, находит комнату отдыха для персонала, стучит — тихо. Осторожно заглядывает, но чутьё подсказало уже, что там никто Джисону не встретится. Мало места: вместо гардероба или хотя бы шкафа — стойка-вешалка, диван, на который даже коротковатый Чанбинни-хён в полный рост не уложится, микроволновка на табурете у окна, термосумка рядом с обогревателем. О, телевизор есть на стене, а под ним — небольшой холодильник Джисону по пояс. Джисон ещё раз вынимает бумажку из кармана толстовки. Крестик не в случайном месте, а как раз где-то там, где в реальности стояла термосумка. Сделав два шага вперёд, Джисон присаживается на корточки и находит стикер на внешнем кармане. «Если проголодаешься, пока ждёшь — поешь». Это точно не какой-то розыгрыш? Что Минхо-щщи задумал, почему он отправил Джисона в подсобное помещение для персонала — точнее, в свою собственную комнату отдыха (а здесь явно никого, кроме Минхо-щщи, не бывает, потому что тут всё пропиталось его лёгким одеколоном, а на вешалке — одежда, в которой Минхо-щщи частенько появлялся на кухне или в инстаграме, на стене фотографии Минхо-щщи с его котами и друзьями), почему возжелал его покормить (и покормить не полуфабрикатами, для которых тут стояла микроволновка, потому что иначе можно было бы обойтись без термосумки). Желудок ворчит хуже бабки с радиорынка, у которой Джисон выцыганил переходники по дешёвке, а к аромату одеколона Минхо-щщи прибавляется ещё и пробивающийся запах чего-то кисло-сладкого, напоминающего о свиной рульке, приготовленной мамой, — Джисон совсем недавно мечтал о ней в своём твиттере. Отставив сомнения (а Джисон слишком любит копаться в себе и подолгу зависать, размышляя), он уверенно открывает термосумку и находит там контейнеры для еды, аналогичные тем, какие с собой приносит Джисон и все остальные, посещающие кулинарные курсы. Только не пустые. Золотистый рис, обжаренный с овощами, действительно свинина в кисло-сладком соусе, какой-то салат, украшенный кунжутом и лапкой петрушки, термокружка, на которой ещё один стикер: «Надеюсь, ты пьёшь охлаждённый американо, а если нет — угощу тебя тем, что тебе по вкусу, после ужина (͡~ ͜ʖ ͡°)». Эти уродливые рожицы — визитная карточка Минхо-щщи? Отдельно от всего этого в углу сумки лежит свёрток фольги, достаточно лёгкий и Джисон даже представления не имеет, что в нём, пока не разворачивает. Очередная записка: «Пока я могу обойтись и этим, но знай, что я очень требовательный». И… пластмассовое кольцо с леденцом из автомата. Джисон медленно сглатывает. *** …если бы Джисон ассоциировал себя с едой, выбрал не фаст-фуд, а самую обыкновенную сморщенную картошку. Или, может, перезрелый перец чили, или зелёный помидор. Почему? Потому что в руках умелого повара любой, самый невзрачный, неприглядный ингредиент способен превратиться в блюдо, достойное украшать стол во «Flavours». Джисону вот посчастливилось найти такого шефа. Шефа Ли.