В темноте в одних наручниках

Лайт открыл глаза. Дождевые капли за окном продолжали отбивать сердечным ритм — нет, не его, каких-то других людей; возможно, тех, кто нуждается в его помощи. Раны на запястьях чесались от наручников, хотелось их снять. За спиной был другой человек — L. Они лежат на одной кровати, повёрнутые друг к другу спинами. Лайт думал над поступком L: он добровольно приковал себя к нему цепью, его запястья точно так же неприятно чешутся. L, который всегда скрывался за мониторами, решил показать ему своё лицо, спать на той же кровати и иметь «одно будущее на двоих». Это наводило на размышления. Равный соперник, или L настолько стало скучно за очередным делом, что он поставил на карту собственную жизнь? А, может, он уверен в своём выигрыше? О нет, он не может быть так уверен, Лайт это знает. С той стороны кровати, на примятой под давлением двух тел простыне, началось движение. Лайт замер, чтобы не выдать себя, и прислушался. Судя по движениям, L тоже не спал: он осознанно подогнул ноги, как будто сидел в кресле, и пытался найти позу рукам, под конец издав раздражённый стон. Лайт задумался над причиной бессонницы L. Возможно, он думает о Кире? L пытался устроиться на кровати: он переминался с живота на бок, ёрзал ногами, периодически вздыхал. Лайт ждал, пока детектив найдёт свою позу для сна, но когда кольцо наручников неприятно задело только успевшую зажить рану, терпение Лайта подошло к концу. Он развернул плечи, представляя перед собой сгорбленную спину Рюдзаки в кромешной темноте. L развернулся к нему в ответ, и в темноте Лайт ощутил его дыхание на своём лице. — Я прошу прощения, Лайт-кун, я не хотел разбудить тебя... Лайт догадывался, что L прикусывает палец. Лайт заметил, что он всегда так делает, когда испытывает нервное напряжение. Привычки L врезались в память. Иногда Лайт не хотел столько всего знать и помнить о нём. — Почему ты не спишь, Рюдзаки? — Лайт выдохнул с лёгким раздражением; ему не пришлось имитировать эту эмоцию, сейчас это была его естественная реакция. L немного помолчал. Лайт помнил, что обычно он поджимает губы, когда думает, глаза L становятся больше и он отводит их куда-то вверх или в сторону, бродит ими по поверхностям мебели и пытается вспомнить. Лайта раздражала его собственная память. Она была полезна, когда он сдавал экзамены. Она была полезна, когда он запоминал имена преступников, штаба, скудную информацию, которую дал Рюук... Но движения губ L — это было лишним знанием, ненужным. Это никак не поможет выиграть. — Я объелся мороженным и не могу заснуть... — L сказал хрипло и снова замолчал. Лайт кратко рассмеялся. Интересно, выглядит ли он от этого больше Кирой в глазах L? В любом случае, это действительно смешно. — Ты... что? — Ты слышал меня, Лайт-кун, я не стану повторять, — L казался теперь обиженным. Он ещё и обиделся? Лайт подумал, что согревающая подушка лежит в аптечке, но если он встанет за ней, L придётся идти за ним. Но если он не поможет L, детектив продолжит ёрзать и не даст выспаться, а это, в свою очередь, может привести к фатальным ошибкам. Если Кира сделает ещё одну ошибку, L перейдёт в наступление. Поэтому нужно усмирить его во что бы то ни стало и отвести от себя подозрения, продолжая играть хорошего друга, или как там L воспринимает их взаимодействие. Тогда Лайт решился — и L почувствовал прикосновение чужих пальцев — пальцев возможно-Киры — у себя на животе. Лайт мог бы выиграть пари, если бы поставил на то, что застанет L врасплох. — Лайт-кун?.. Да! L был озадачен, в его голосе Лайт отмечал некоторое смущение. Ночью, в черноте комнаты, его прикосновения покажутся L острее из-за невозможности видеть. — О, не стоит смущаться, Рюдзаки. Я вспомнил, что в аптечке есть согревающая подушка, но тогда бы мне пришлось тащить тебя с собой вниз по лестнице. Так что можешь использовать мою руку. Давай выспимся, чтобы завтра можно было продолжить работать над расследованием. Лайт специально придал своему голосу непринуждённый тон, двигая замешательство L выше по вертикальным показателям. — С-спасибо, Лайт-кун, — Рюдзаки придвинулся ближе, принимая помощь, прижимая живот к теплу, исходящему от ладони своего подозреваемого. Лайт знал, что в этот момент он прикусил губу сильнее всего. — Доброй ночи, — L положил свою руку поверх руки Лайта, железное кольцо наручников, сжимающее тонкую руку L, с кратким звоном потёрлось о наручник на запястье Лайта. — Доброй ночи, Рюдзаки. Лайт знал, что сейчас L закрывает глаза, сильнее подтягивает ноги к животу и медленнее дышит. Знать о привычках L стало его собственной привычкой.