***
— Сэмми! — Дин сгребает брата в объятия, а потом мечется лукавым взглядом по лицу. — Проклятье, ты стал еще выше. Тот закатывает глаза: — Шутки про рост? Серьезно, Дин, ты мог придумать что-нибудь получше. Кас пялится, как завороженный. Словно и не было этих месяцев радиомолчания, словно никуда не уезжал, не обрывал связь. Дин совсем не изменился. Зелень глаз такая же яркая, прическа вроде небрежная, но волосок к волоску, веснушки на щеках — будто в ноябре много солнца. Тяжело смотреть, как он щедро дарит улыбки Сэму, но потом Дин поворачивается и становится еще хуже. Быть объектом его внимания — всё равно что оказаться последним человеком на земле, когда никого вокруг больше нет. — Кас. Черт бы побрал этот радостный голос, такой теплый, знакомый, прочно въевшийся в цепи памяти. — Давно не виделись, — Кас хрипит, будто выкурил пачку сигарет разом. Дин делает нерешительный шаг, но замирает на полпути, когда Кас сдвигается ближе к Сэму. Повисает неловкая пауза. Зеленые глаза щурятся, меж бровей залегают две морщины. Он невпопад кашляет и встает боком к открытой двери. — Давайте внутрь, нечего на холоде торчать. Кас задерживает дыхание, проходя мимо, следя, чтобы они не коснулись друг друга даже одеждой. Сэм пытается помочь ему с курткой, и Дин выгибает бровь. — Да ты, я смотрю, настоящий джентльмен. У Сэма краснеют кончики ушей. — Чувак, отвали. Он наверняка сделал это по привычке: сложно притворяться, что вы не вместе, когда почти полгода просыпаетесь в одной кровати. Кас посылает мягкую улыбку, пока Дин за его спиной отступает глубже в дом. — Ладно, сами знаете, где ванная. Мы с Лизой будем ждать на кухне. Они синхронно кивают, зарабатывая ещё один пристальный взгляд, затем, оставшись вдвоем, вешают куртки на крючки и сгружают пакеты на тумбу. Минутой позже, стоя у раковины, Сэм спрашивает: — Ты в порядке? Кас передает ему мыло и споласкивает руки. — Да. А ты? — Тоже. Когда они уже почти в коридоре, Сэм вдруг закрывает дверь прямо у Каса перед носом. Притягивает в объятия — обычно теплые и крепкие, но сейчас отчаянные, — целует в макушку и шепчет что-то неразборчивое. Кас жмурится почти до боли, чувствуя, как к глазам подступают слезы стыда. Он сглатывает ком и гладит широкую спину через ткань свитера. В любой момент по ту сторону может раздаться голос Дина: они слишком долго торчат в ванной — но нет, всё тихо. И к лучшему. Конечно, к лучшему. Дину… не место в этом моменте. «Прекрати думать о нём, когда обнимаешь своего парня», — рычит на себя Кас и, ведомый виной, сильнее прижимается к Сэму. Тот продолжает касаться губами его волос — привычно, знакомо, словно они снова в прихожей их съемной квартиры и Сэм вот-вот уйдет на работу, а Кас засядет в гостиной с очередным переводом. Это хорошая жизнь, правда, хорошая, но… — Готов? Он молча кивает на вопрос Сэма и, до локтей закатав рукава своей рубашки, выходит в коридор. Из кухни слышатся голоса, доносится запах домашней еды. Кас на секунду переплетает пальцы с Сэмом, прежде чем отправиться к Дину и его девушке.***
Лиза славная. Она учится на реставратора, у нее заразительная улыбка, а в уголках глаз — лучики морщин, которые от смеха становятся ярче. Индейка на вкус просто божественная, и это заслуга Лизы. Стол украшен к празднику, в доме уютно и чисто, а Дин не выглядит так, будто сидит на диете из энергетиков и пива — и это тоже, без сомнения, заслуга Лизы. Её не за что ненавидеть, но сегодня голосу разума глубоко плевать на мораль. Касу никогда не нравились девушки Дина (по понятным причинам), однако Лиза выгодно отличается от остальных — и поэтому не нравится больше их всех, вместе взятых. Он старается проглотить свою желчь так же, как проглатывает кусочек нежной индейки. И если бокал вина пустеет слишком быстро — что ж, не проблема: они с Сэмом всё равно прикупили пару бутылок. — …а потом он просто позвал меня на свидание прямо посреди очереди в уборную, — Лиза хохочет, и Кас только сейчас понимает, что пропустил любовную историю мимо ушей. Какая жалость. — Что насчет вас, ребята? — она подносит бокал к губам. — Сэм, ты встречаешься с кем-нибудь? Тот даже не успевает ответить, когда Дин фыркает: — Сердце этого великана целиком и полностью принадлежит работе. Еще ни одна девчонка не выдержала такой конкуренции. — О, правда? Сэм, якобы увлеченный содержимым тарелки, кивает: — Да, по большей части так и есть. Это даже не ложь: Каса трудно назвать девчонкой. Особенно когда Сэм скользит губами по его телу, целует кожу над линией трусов, а потом опускается еще ниже, чтобы… — Ну а ты, Кас? — спрашивает Лиза. — Есть счастливица, которой удалось украсть твое сердце, или оно тоже принадлежит работе? От её учтивости почти тошнит, но эта ненависть… иррациональна. Однако понимание не делает ситуацию лучше. — Я гей, — говорит он резче, чем собирался, украдкой кидая взгляд в сторону Дина. Тот пялится на хлеб, будто в выпечке кроются тайны Вселенной. Лиза прижимает бокал к груди. — Прости, это было грубо с моей стороны, — в её голосе появляется грусть, и Кас, чувствуя себя последней свиньей, поднимает уголки губ. — Брось, тебе не за что извиняться. — Времена, когда всех автоматически считали гетеро, уже в прошлом, и там им самое место. Она дарит ему неуверенную улыбку. Господи, сложись ситуация иначе, они — возможно — могли бы стать друзьями. — Так… что насчет твоей второй половины? Нашелся подходящий парень? Они несколько раз обсуждали это с Сэмом и давным-давно всё решили. Кас открывает рот, чтобы сказать «нет», но, заметив, как плечи Лизы и Дина соприкасаются, потому что те сидят слишком близко, мямлит: — Я, эм… Да. Встречаюсь кое с кем. Взгляд снова клеится к Дину: тот, перестав жевать, смотрит в упор. Кас чувствует, как Сэм замирает рядом. Лиза, занятая нарезкой мяса, не замечает возникшего напряжения (или притворяется, стараясь быть тактичной). — Вот как, — об улыбку Дина можно порезаться. — И давно? — Уже несколько месяцев. В этот раз он даже не пытается сделать вид, что ему весело: просто тяжело пялится на Каса, а потом вливает в себя остатки вина — почти половину бокала. — А как же твое решение дождаться правильного человека? В вопросе столько яда, что Лиза, закончив прикидываться глухой, косится в его сторону. — Оно в силе. — Значит, он тот самый? Кас скрипит зубами: — Да. Дин хмыкает, снова наполняя бокал: — Ты говорил так и в прошлый раз. — За этим стоит какая-то история, я права? — спрашивает Лиза с осторожной улыбкой, ища поддержки в лице Сэма, но тот лишь прикрывает лицо ладонью. — Ты права, — заявляет Кас, оборвав войну в гляделки, чтобы не быть последним козлом перед ней. Он медленно выдыхает и едва заметно наклоняется в сторону Сэма. — Я долгое время ни с кем не встречался, потому что, как и сказал Дин, ждал… подходящего человека, понимаешь? Кого-то особенного. Лиза кивает. Её поджатые губы напряжены. — И мой бывший парень, если его вообще можно так назвать… — Кас, не в силах подавить смешок, качает головой. — Он поступил не лучшим образом, и всё закончилось плохо. — Что случилось? Прости, если перехожу черту, просто… — Нет, всё в порядке. Я могу рассказать. — Он допивает остатки вина залпом, как до этого делал Дин. — Я с ума по нему сходил, причем довольно долго. И когда мы впервые поцеловались, это было… это было для меня всем. Но потом, после… эм, нашей близости он запаниковал. Так и не смог выйти из шкафа, просил обо всем забыть, уверял, что «не такой», — Кас делает кавычки в воздухе и чувствует, как становится больно глотать. — И я хотел… поговорить и, не знаю, просто… Я был готов ждать, дать ему время. Но когда я пришел, чтобы обсудить всё это, в его постели уже лежала очередная девица, так что… Он пожимает плечами, а Лиза осуждающе хмурится. — Этот парень — настоящий мудак. Кас кидает взгляд на Дина и успевает увидеть, как тот дергается от её слов. — Он не имел права так с тобой поступать, — она протягивает руку через стол в знак поддержки, и Кас, искренне благодарный, на секунду сжимает её пальцы. — Мне жаль, что тебе пришлось это пережить. — Спасибо. — Теперь понятна реакция Дина, — говорит Лиза, кладя голову ему на плечо. Тот не обращает внимания. — Я бы тоже беспокоилась о своем друге после такого. Твой нынешний парень… Он хороший человек? — Лучший из всех, кого я знаю, — абсолютно честно отвечает Кас, на мгновение забыв о парочке, сидящей напротив. Хочется точно так же коснуться плеча Сэма, ощутить знакомый запах одеколона, зарыться в мягкую ткань его свитера. — Не слишком ли поспешные выводы? — Дин морщится. — Ты знаком с ним сколько, пару месяцев? Если я правильно помню, в прошлый раз тебе понадобилось несколько лет, чтобы сделать первый шаг. Кас сжимает зубы так сильно, что они вот-вот сточатся друг о друга к чертовой матери. — В этот раз дела продвигаются быстрее, — улыбка на губах насквозь фальшивая. Дин выгибает бровь: — Да? И насколько же? — Мы живем вместе. — Я думал, ты снимаешь квартиру с Сэмом. И Кас остро осознает, что сдал себя с потрохами. Однако уже поздно жалеть, поэтому он опускает руку под стол и незаметно гладит Сэма по ноге, давая понять, что окончательное решение остается за ним. Кас и так позволил себе лишнего. Не ляпни он про парня в ответ на вопрос Лизы, ничего бы этого не случилось. И если теперь Сэм захочет перекрыть всё ложью о внезапном переезде или какой-нибудь квартире по соседству, он будет иметь на это полное право. — Так и есть, — отвечает Сэм после недолгого молчания, и взгляд Дина намертво клеится к его лицу. — Дело в том, что мы с Касом… Мы вместе. Тишина настолько глухая, будто лопнули барабанные перепонки: тотальное ничего, звуковой вакуум. Нет ни тиканья настенных часов, ни проезжающих за окном машин. Не поднимайся грудь Дина быстрее обычного, показалось бы, что время просто застыло. Забавно (нет), что именно он отмирает первым. — О чем ты, черт возьми? — Дин хмурит светлые брови: ситуация явно видится ему бредовой. Сэм, прочистив горло, повторяет: — Мы с Касом вместе. Как пара. — Но ты… Я не понимаю. С каких пор ты стал геем? — То, что мне нравятся парни, не означает, что я гей. — Повисает неловкая пауза, и Сэм, закатив глаза, поясняет: — Я бисексуал. — Почему раньше молчал? — Знал, как ты к этому отнесешься. — О, и как же? — Серьезно, Дин? Хочешь разыграть эту карту? Тот откладывает вилку и щурится. — Да о чем ты, блядь, говоришь? Сэм каменеет и обрастает злой уверенностью в своей правоте — это не может не восхищать. И обычно Кас восхищается, когда видит подобное в зале суда, если удается поприсутствовать на его делах. Только сейчас они не в суде, а на праздничном ужине. В стремлении отстаивать справедливость Дин похож на своего брата, жаль лишь, что стрелка его морального компаса указывает отнюдь не на север, а на какой-то гребаный портал в Ад. — Я говорю о том, — цедит Сэм, и Кас мягко накрывает его ладонь, — что в этой теме ты едва ли лучше отца. Глаза Дина тут же опускаются к их переплетенным пальцам. Брови выгибаются в удивлении, словно он до сих пор принимал заявление о паре за хреновую шутку. — О чем вы? — осторожно спрашивает Лиза, смотря на всех по очереди, но не встречая ответного взгляда. Даже Кас не считает себя в праве лезть — Кас, знающий их десяток лет. Лиза с Дином сколько, месяц? Полтора? И всё равно ведет себя так, будто является частью семьи. Её наглость (или наивность — как бы там ни было) не вызывает восхищения. Только злит. — Наш отец был гомофобом, — припечатывает Сэм, затем закрывает глаза, явно пытаясь взять себя в руки, а после смотрит на Лизу. — Извини за всё это. — Он поворачивается к Касу и гладит его ладонь большим пальцем. — Ну, всё пошло немного не так, как мы планировали, но я рад, что можно перестать притворяться. Он наклоняется и целует его в лоб — сухо, немного нервно, будто чувствует дискомфорт, но не хочет отступать. Кас, бледно улыбаясь, сильнее сжимает руку. — Ты считаешь, что я такой же? — тихо спрашивает Дин. — И расскажи ты мне, я бы… что, Сэм? Отрекся от тебя? Тот поджимает губы и смотрит в стол, как нашкодивший ребенок, потому что это единственное нерушимое правило Дина: всегда и во всем заступаться за брата. Подставляться вместо него под кулаки пьяного Джона? Пожалуйста. Воровать деньги на еду для них, а потом огребать тумаков? Не вопрос. Собачиться с соцработником и угрожать всеми возможными карами, если та попытается их разлучить? Дин первый в очереди. В его привязанности есть что-то почти нездоровое, а потому еще более значимое и незыблемое. — Хочешь сказать, ты был бы на моей стороне? — устало выдыхает Сэм. — Я всегда на твоей стороне. Если бы отец попытался сделать что-нибудь — что угодно — я… — Дин сжимает пальцами край стола. — Я бы защитил тебя. Потому что это только твое дело, с кем трахаться и кого любить, окей? Мне плевать, девчонка это или парень, если ты счастлив. И мнение отца не сыграло бы никакой роли. Кас так громко фыркает в свой бокал, что все как по команде пялятся в его сторону. Вино встает поперек горла и не дает дышать. Приходится откашляться. А Дин, интересно, понимает, насколько лицемерно звучит после того дерьма, которое между ними случилось? И ведь самое паршивое, что он говорит правду: коснись дело Сэма, все гомофобные высказывания Джона пресеклись бы на корню (вероятно, с помощью драки). Только это произошло не с Сэмом. И реакция Дина была совершенно другой. — Простите, — хрипит Кас, смотря на Лизу — самого непричастного человека за этим столом. — Мою память о Джоне нельзя назвать светлой. Она задумчиво кивает. Кас не знает, что именно ей известно о проблемах Дина с отцом, но лучше спихнуть всё на это, чем сделать внезапный каминг-аут её парню. Боже, да Дин перед самим собой каминг-аут до сих пор не сделал, о чем вообще речь. — Но ведь лучший друг его сына — гей, — Лиза хмурится. — Джон не знал. Может, догадывался — судя по тому, как настороженно он ко мне относился, — но не больше. Я вышел из шкафа не так давно. Когда признался в чувствах… — имя чуть не срывается с языка, и Кас неловко кашляет, — тому парню. Повисает неуютная тишина, пока Лиза вдруг не говорит: — Знаете, что? Это даже не самый неловкий День благодарения, на котором мне довелось побывать. Сэм, явно уставший от семейного напряжения, поднимает брови и улыбается. — Удиви нас. — О, эта история не для стола. Она про мою помешанную на питомцах кузину, страдающего диареей пса и испорченную индейку. Дин не то смеется, не то кашляет и делает несколько больших глотков. Он пьет вино, как воду, и Кас каким-то шестым чувством знает: вечер не кончится хорошо. Легкое опьянение бежит и по его венам, поэтому алкоголь приходится заменить соком. — Звучит довольно мерзко, — Сэм фыркает, качая головой. Очевидно, он рад ухватиться за любую тему, лишь бы не возвращаться к семейным дрязгам. — Да, и лучше не представлять, как это выглядело. Кас заставляет уголки губ приподняться, хотя ему не весело от слова «совсем». Господи, минуло уже семь месяцев — семь чертовых месяцев, — и он был уверен, что готов встретиться с Дином, увидеть его глаза, услышать голос. Ни хрена подобного. Сколько должно пройти времени, прежде чем они смогут вернуться к дружбе? (Хотя бы к безразличию?) Год, пять лет, десять? Сейчас кажется, что как минимум век. — Ладно, давайте о чем-нибудь хорошем, — предлагает Лиза, и Кас кивает на полном автопилоте. — Как так вышло, что вы двое начали встречаться? Судя по лицу Дина, едва ли этот вопрос тянет на «что-то хорошее». — Сэм оказался рядом в трудное для меня время, — слова льются сами собой, Кас не сразу признает собственный голос. — Мы общались и раньше, конечно, но в тот момент я… увидел его в совершенно ином свете. Кас не рассказывает, как всё началось на самом деле: как он собрал маленький чемодан, потратил последнюю наличку на билет и прилетел ночным рейсом в город, где его никто не ждал. Лил дождь — не по-апрельски холодный, — в метро воняло сигаретами и мочой, и ни один из ближайших банкоматов не работал. Промокнув до нитки, Кас уселся на лавку, старательно игнорируя бомжа в двух метрах от себя, и, прижав к груди самое ценное — сумку с ноутбуком, — невидящим взглядом уткнулся в забор. Там висела реклама какой-то юридической компании. Он вспомнил о Сэме. Пальцы дрожали и мазали мимо нужной строки в списке контактов, но с третьего раза ему удалось набрать номер. В трубке послышалось сонное: — …лло? — Сэм, — прохрипел он, до боли сжав край сумки с ноутбуком. — Кас? Что случилось? — голос вмиг стал бодрее и серьезнее. — Ты в порядке? Он открыл рот, но не смог найти нужных слов. — Боже, чувак, не молчи. Что-то с Дином? Имя прошлось резью по груди, набежало влагой на глаза и заставило Каса, наконец, отмереть. — С твоим братом всё в порядке, — не было сил даже на такую мелочь — назвать Дина по имени. — Я… Сэм, я могу у тебя переночевать? Повисла настолько чистая тишина, что он успел усомниться в реальности происходящего, затем знакомый голос вытащил из липких пальцев паники: — Ты в Нью-Йорке? — Да. — Где именно? — раздались шорохи, какой-то скрип. Кас огляделся по сторонам и, прочитав ближайшую к нему табличку, назвал адрес. — Я скоро буду. Никуда не уходи, хорошо? Стой там. Он даже не помнил, как попрощался и положил трубку: когда взгляд упал на телефон в руке, дисплей уже погас. Сэм приехал минут через двадцать, а еще через полчаса мокрый плащ Каса куда-то делся, а сам он оказался завернутым в несколько одеял на уютном диване в чужой гостиной. Вряд ли хоть один из них понимал, к чему это всё приведет. — А ты, Сэм? — голос Лизы вырывает из путаницы мыслей. — Когда ты понял, что любишь его? Любишь. Кас тихо фыркает и берет стакан сока, делает глоток. «Любишь» — слишком громкое слово, учитывая, что всё началось с банального секса по дружбе. Немного не так он представлял себе первый полноценный опыт с парнем, но порой мечтам суждено остаться мечтами. Однажды они оба перебрали (это случилось примерно через месяц после внезапного переезда Каса) и проснулись в одной кровати с запачканными спермой животами. Сказать, что было неловко — ничего не сказать. Через неделю, уже с меньшим количеством спиртного, всё повторилось. Еще через неделю обошлись без выпивки. Сэм был тем, кто предложил расширить границы дружбы и посмотреть, к чему это всё приведет. Кас согласился — не то от безысходности, не то из любопытства, не то из мести. Он не хотел обманывать Сэма и свои мотивы рассказал как на духу. Это не стало ни новостью, ни преградой. Постепенно к сексу добавились походы в кино, на выставки, в кафе и в музеи. Поцелуи — во время готовки, по утрам и после работы. Сон в обнимку — даже без секса. Каким-то непонятным, непостижимым образом их дружба с привилегиями превратилась в полноценные отношения, и иначе как удачей это нельзя было назвать. — Сложный вопрос, — отвечает Сэм Лизе. — Думаю, я окончательно понял, что влюбился в него, когда мне было шестнадцать. Кас выплевывает сок обратно в стакан. — Что? — сипит он, вытирая рот рукой, а потом заходится в кашле. Сэм хлопает его по спине и виновато улыбается. — О, так ты не знал? — дружелюбно спрашивает Лиза; судя по голосу, ситуация кажется ей милой. Кас качает головой и впирает взгляд в Сэма, тот потирает шею в явном смущении. — Да, эм… Это было немного неловко, знаешь? — Он старательно смотрит на Лизу. — Запасть на парня, который уже много лет… — «любит моего старшего брата», догадывается Кас, — …дружит с Дином. — Ты чувствовал себя третьим лишним? — Чаще всего. Не пойми меня неправильно, — Сэм усмехается, — я всегда мог потусоваться с ними, они брали меня с собой в кино и в поездки загород, но всё равно… это были Кас-и-Дин. Всегда Кас-и-Дин. Лиза перестает улыбаться. Её лицо становится задумчивым, а взгляд ненадолго обращается к Дину. — Сэм, почему ты ничего мне не рассказал? — спрашивает Кас, заставляя себя игнорировать напряжение между парочкой напротив. — Это бы всё усложнило. Брови выгибаются в удивлении. Хочется выпалить нечто вроде «а сейчас, черт побери, не усложняет?», но Кас приказывает себе молчать. С шестнадцати лет. С шестнадцати, блядь, лет — как это вообще возможно? «Всего лишь секс», «это ничего не значит», «мы можем прекратить, когда захочешь» — с самого начала было ни хрена не просто так? Господи боже, и Сэм всё это время — всё это время — испытывал к нему чувства? — Сэм… — потрясенно шепчет Кас, надеясь, что со стороны его реакция похожа на приятное удивление, а не на полнейший ужас. — Эй, всё в порядке, — он придвигается ближе и, положив ладонь на щеку Каса, смотрит в глаза, — я обещаю тебе, всё в порядке, ладно? Всё хорошо. Это… Это не «хорошо» — это полный пиздец. Кас снова переключается с сока на вино, потому что без алкоголя ему явно не справиться. Единственный плюс всего этого безумия: впервые за весь вечер абсолютно плевать, о чем думает Дин.***
Ужин заканчивается так же неловко, как и начался. Даже Лиза, пытавшаяся разрядить обстановку, в итоге задумчиво смотрит в стол и поджимает губы. — Мне, наверное, уже пора, — она виновато улыбается, словно извиняясь за побег с тонущего судна «Винчестеры и Ко». Дин хмурится: — Не останешься на ночь? — Не в этот раз, — голос не резок, однако возникает ощущение, что что-то всё равно не так. — Кас, Сэм, была рада с вами познакомиться. Сэм хвалит её кулинарные навыки, Кас вымученно кивает. В Лизе нет ничего плохого, но из-за двоякой ситуации он то проникается к ней симпатией, то почти падает в ненависть — и это ненормально. Наутро, скорее всего, будет стыдно, сейчас же усталость вкупе с вином побеждают и оставляют голову пустой, но при этом тяжелой. — Я провожу, — Дин порывается встать, однако Лиза держит его за плечо. — Ты перебрал. Не беспокойся, я дойду сама, хорошо? Здесь всего пара кварталов. Дин не выглядит пьяным — ну, не настолько пьяным, — и происходящее позвякивает двойным дном. Может, она обо всём догадалась? Где-то в животе ворочается легкий укол паники, но Кас слишком расслаблен после стресса и алкоголя, чтобы переживать еще и об этом. — Брось, на улице уже стемнело. Я проведу тебя, — вызывается Сэм, и Лиза благодарно кивает: — Если нетрудно. Заодно расскажешь мне о своей учебе в Стэнфорде. Она целует Дина в щеку, машет на прощание Касу и исчезает вместе с Сэмом за дверью. Напряжение увеличивается во сто крат, повисает в воздухе плотным слоем. Былая легкость пропадает, и Кас, пытаясь отвлечься, начинает убирать со стола. Дин смотрит на него, положив локоть на спинку стула и подперев щекой кулак. — Помощь нужна? — спрашивает он хриплым голосом. Кас не к месту вспоминает, что большую часть ужина Дин молчал. — Нет, — выходит как-то злобно, и насмешливо выгнутая бровь тому подтверждение. Приходится глубоко вдохнуть, медленно выдохнуть. — Всё в порядке. Отдыхай. Дин, проигнорировав его слова, принимается за уборку. Они то и дело сталкиваются в дверном проеме между крохотной кухней и гостиной, куда по случаю праздника был перетащен обеденный стол. Слишком неловко. — Подноси посуду, я пока начну мыть, — командует Кас с уверенностью, которой у него на самом деле нет. Дин пьяно кивает и отдает честь: — Сэр, есть, сэр. Руки действуют на автопилоте: сгрести остатки еды в мусорку, поставить тарелку в раковину, замочить, чтобы отошел жир, повторить всё сначала. Вскоре места не остается, и Кас, повыше закатав рукава, берется за губку. Пальцы успевают покрыться мыльной пеной, когда позади раздается голос Дина: — Красивая рубашка. Он стоит так близко, что Кас чувствует его дыхание затылком. Яд скапливается на кончике языка, облачается в слова: — Знаю. Сэм подарил. Дин вдруг смеется, а потом придвигается на полшага и кладет голову ему на плечо. Теплые руки ложатся поверх рук Каса — тот едва не роняет тарелку к чертям собачьим. Всего одна секунда. Кас позволяет себе только одну секунду, затем выдыхает: — Что ты делаешь? — Помогаю тебе мыть посуду. — Дин. — Кас. — Прекрати, — он ведет плечами, стараясь увеличить дистанцию, но это не срабатывает. Приходится развернуться и упереться рукой Дину в грудь. — Ты пьян. Теперь они смотрят глаза в глаза, и всё становится еще хуже. Кас сглатывает, но не шевелится. Затем в памяти, словно пощечина, всплывает признание Сэма; этого хватает, чтобы мягко толкнуть Дина, вынудить сделать шаг назад. Тот открывает рот, но Кас опережает его поднятой в воздух ладонью. — Что бы ты ни хотел сейчас сказать, — произносит он тихо, но твердо, — просто… не надо. Сначала Дин хмурится и поджимает губы — черт побери, какой же он все-таки красивый, — затем качает головой: — Так не пойдет, Кас. Ты затыкал мне рот все эти месяцы. Неужели я не заслужил и пяти минут, чтобы ты меня, блядь, выслушал? Злость кипит под кожей, кривит уголок рта в некрасивом оскале: — Говори. Дин застывает, смотрит почти недоверчиво, удивленно. Это ранит — память о всех тех разах, когда Кас не брал трубку или открещивался от встречи, и Дин казался ему потерянным ребенком на многолюдной улице. Однако стоит вспомнить другую картину, где два обнаженных тела переплелись в посторгазменной неге, и жалость сходит на нет. Интересно, останься Лиза на ночь, они занялись бы сексом? Прямо за стенкой, в соседней комнате. Стонала бы она имя Дина, пока он входил бы в неё снова и снова? — Ну, — рявкает Кас, подогреваемый ревностью и злобой, — ты хотел говорить? Давай, вперед. Я слушаю. Дин внимательно смотрит в ответ, будто научился читать мысли, и спрашивает с усмешкой, которую хочется стереть кулаком: — Объясни мне, почему именно Сэм? — Он отлично трахается. Слова вылетают раньше, чем Кас успевает подумать. В следующую же секунду Дин хватает его за воротник рубашки и впечатывает в стену. — Ты его хотя бы любишь? — Тебя это не касается, — выплевывает Кас, вцепившись в руки — пытаясь то ли скинуть их с себя, то ли притянуть еще ближе. Дин переходит на опасный шепот: — Ошибаешься. Он мой брат. И если ты его просто используешь… Горькая улыбка кривит губы. — Смешно слышать нечто подобное от тебя, чемпиона по использованию людей. — Блядь, Кас, — рявкает Дин, придвигаясь на полшага, дыша ему прямо в лицо, — мне нужен ответ. Хочется солгать. Хочется, чтобы Дин взбесился, ударил его, сделал что угодно: уничтожил гребаное напряжение, возникшее между ними много лет назад, подкинул еще один повод для ненависти. Но всё это не отменит простой истины: Сэм не заслуживает вранья. Единственный принцип, которому до сих пор удается следовать, и будь Кас проклят, если позволит своим демонам на это повлиять. — Да, — выдыхает он, стараясь удержать зрительный контакт. — Ответ на твой вопрос: да. Я влюблен в него. Только вот тот факт, что Кас уже влюблен в Сэма, вовсе не означает, что он перестал любить Дина. Он жил с этими чувствами очень, очень долгое время, и семи месяцев слишком мало, чтобы от них отказаться. Дин почти не меняется в лице — лишь зрачки на секунду становятся шире, но снова сужаются. Кас и не заметил бы, не пялься он в упор. С такого расстояния видно каждую золотистую крапинку на зеленой радужке. — Ты это хотел услышать? — не получается унять ярость, звенящую под кожей. — Теперь мы закончили? — Нет. Они сверлят друг друга взглядами, почти касаются носами и по-прежнему стоят слишком близко — и происходящему пиздецу нет никаких оправданий. Кас выгибает бровь: — Я так не думаю. Тебе был нужен ответ — ты его получил. Или… дело не только в Сэме? — Не только, — Дин коротко облизывает нижнюю губу. Кас, ненавидя себя, опускает взгляд на его рот. — Хватит быть такой сучкой, окей? Ты всё еще… мой друг. Я забочусь о тебе. Смех обжигает грудь и горло, пузырится на языке, как яд. — Чушь. Пауза, затем опасно тихое: — Повтори? — Это гребаная чушь! Твоя забота слишком похожа на ревность, Дин. Такую, знаешь, недружескую. Я бы даже сказал, не гетеросексуальную. Один из кулаков впечатывается в стену — сбоку от его головы, но Кас запрещает себе дрожать. Он не боится, нет: наслаждается каждой секундой триумфа. Потому что злость Дина — концентрированная, чистая — направлена отнюдь не вовне, и они оба об этом знают. — Следи за своим чертовым языком. Какой неудачный выбор слов — Кас почти смеется. — Помнится, в прошлый раз тебе понравилось, когда мой чертов язык был у тебя во рту. Это буквально воплощение фразы «слабоумие и отвага». Однако стресс, помноженный на ревность и щедро залитый алкоголем, позволяет выплескивать боль, накопившуюся за эти месяцы. Дин, не привыкший к нападению со стороны Каса, вскидывает брови, а затем… А затем опускает взгляд на его губы. И молчит. Секунды идут, сердце Каса каким-то образом продолжает биться, но больше ничего не происходит. Ни туда, ни обратно. И от повисшего напряжения дышать становится невыносимо. Он не выдерживает — открывает рот, чтобы сказать хоть что-нибудь, просто позвать по имени, но в этот момент хлопает входная дверь. — Ребята? — кричит Сэм из прихожей. — Я вернулся. Вы где? Кас так и остается с открытым ртом, пока реальность разваливается у его ног. Дин отмирает первым и, сделав несколько шагов назад, рявкает: — На кухне. Сэм осторожно заходит в комнату. Его щеки и нос слегка покраснели (к ночи стало совсем холодно), а волосы растрепались от ветра, и он такой трогательно красивый, что в животе скручивается гордиев узел стыда. — У вас здесь… всё нормально? — неловко спрашивает Сэм. Кас, не выдержав, отводит взгляд. — Порядок, — чеканка Дина говорит об обратном, но, похоже, никто из них не хочет обсуждать это прямо сейчас. — Я спать. Голова трещит. Постельное белье найдете сами. Он молча выходит из кухни, но, ненадолго замерев возле двери, бросает через плечо: — Сэм? — в этот раз его голос звучит мягче. — Да? — Спасибо, что отвел Лизу домой. — Без проблем. Когда они остаются вдвоем, Сэм садится на край кухонного островка — его роста достаточно, чтобы стопы при этом не отрывались от пола, — и, отведя назад локти, упирается ладонями в столешницу. — Кас, — в голосе мягкость и беспокойство, но нет ничего, похожего на злость, — что-то случилось, пока меня не было? Вопрос простой, однако ответ на него найти трудно, потому что фактически — фактически — ничего не произошло. Мысли остались мыслями, порывы не превратились в действие, да только само их наличие заставляет совесть плавиться от чувства вины, а сердце — ныть. На несколько минут Кас забыл о существовании всех людей вокруг, потому что Дин оказался слишком близко. Как раньше, как множество раз «до», когда их отношения еще не превратились в комок злости и боли, — что-то среднее между дружбой и одержимостью. Мир отошел на задний план. На один ужасный миг даже Сэм перестал иметь значение, и, если быть честным хотя бы перед самим собой, Кас не знает, к чему бы это всё привело. С холодной головой рассуждать куда проще, а сейчас, в сумятице отгремевших чувств, всё похоже на ночной кошмар. — Эй, — осторожно зовет Сэм, так и не получив ответа. — Иди сюда. Он протягивает руку, как утром в аэропорту, и Кас делает шаг, чтобы оказаться в его объятиях. Сэм пахнет чем-то родным, тепло его скользящих по спине пальцев согревает и помогает расслабиться — это похоже на возвращение домой. Сердце наполняется нежностью. Хватает мягкого поцелуя в висок, чтобы краски предыдущего разговора с Дином поблекли и перестали казаться такими волнительными. Всё равно что получить антидот. — Расскажешь мне? Кас утыкается носом в шею Сэма и закрывает глаза, пока две руки надежно обнимают его со спины. — Мы разговаривали и немного… вышли из себя. — Это всё? Приходится немного отклониться назад, чтобы посмотреть на Сэма. — Что ты имеешь в виду? — Вы просто разговаривали, верно? — Да, но… — То, о чем вы говорили, — перебивает Сэм, отводя взгляд, — это… как-то повлияло на нас с тобой? Его голос спокойный, а прикосновения теплые и нежные, будто диалог о погоде или списке покупок, каких-то несерьезных бытовых мелочах. Кас в недоумении хмурится и кладет ладонь на слегка колючую щеку. — Сэм… Нет. Конечно, нет. Он не может не заметить, как тот на секунду закрывает глаза и выдыхает, как расслабляется, обмякает его тело. — Хорошо. Тогда мне не нужно знать деталей. — Но… — Кас, всё в порядке. — Сэм слабо улыбается. — Не могу сказать, что мне не хочется задать миллион вопросов, но в то же время я знаю, когда нужно остановиться. Если ты говоришь, что между нами ничего не изменилось, я тебе верю, хорошо? Вместо ответа Кас подается вперед, чтобы вовлечь его в поцелуй. Их губы касаются друг друга мягко и нежно, но сердце колотится в груди как ненормальное. Кас изо всех сил игнорирует тень вины.***
Сон не идет. Кас пялится в стену: свет от проезжающей машины ложится желтыми пятнами на обои, через миг всё погружается в полумрак. Сэм рядом дышит тихо и размеренно. Стараясь его не разбудить, Кас переворачивается на спину, поднимает взгляд к потолку. Ему нечасто доводилось бывать здесь: раньше всё свободное время они торчали в комнате Дина, либо — уже втроем — в гостиной. Но тогда Кас и подумать не мог, что Сэм к нему что-то чувствует. Может, он не смотрел слишком пристально, потому что пялился на Дина. Вопросы «а что, если» наводняют голову, но не приносят пользы. Без толку гадать, как сложились бы их отношения, признайся Сэм пару лет назад. Умение не копаться в прошлом — важный навык, который Кас, к сожалению, до сих пор недостаточно освоил. Они не разговаривали об этом. Напряженный вечер утомил, и по взаимному согласию было решено отрубиться под серию какого-нибудь комедийного дерьма от Netflix. Таймер на телевизоре сработал давным-давно, но Касу так и не удалось уснуть. Уже, наверное, за полночь. Он тянется к телефону и жмет на боковую кнопку: половина третьего. Черт побери, рефлексия съедает слишком много времени и сил. Кас осторожно садится, опускает босые ноги на холодный пол. Кидает взгляд за плечо: Сэм продолжает мирно спать. Нервное напряжение заставляет подняться и на цыпочках проскользнуть к выходу. Дверь бесшумно открывается и закрывается, ведомая его рукой. В коридоре тоже темно, но глаза привыкли к отсутствию света, поэтому Кас, запрещая себе смотреть в сторону соседней спальни, спокойно добирается до гостиной. Однако стоит ему ступить на порог, как сердце скачет в самое горло: он здесь не один. Дин щелкает выключателем, и настольная лампа рядом с его креслом вспыхивает желтым светом. Прямо как в боевиках, где главный герой загнал плохого парня в угол и готовится к допросу — только сигареты в зубах не хватает. — Господи Иисусе, — Кас хватается за грудь. — Какого черта ты делаешь? Возле Дина бутылка виски и опустевший стакан. На ноге экраном вниз лежит телефон. — Знал, что ты придешь, — он хмыкает и наливает себе выпить. Кас недоверчиво выгибает бровь: — Откуда? Дин пожимает плечами, а после, сделав глоток, устало выдыхает через рот. — Без понятия. Просто… чувствовал. Ты и сам сто раз говорил про нашу «глубокую связь», почему тебя это удивляет? «Теперь всё иначе», — хочет возразить Кас, но разумно молчит, потому что они оба знают: в этом плане ничего не изменилось. Их ощущения по-прежнему настроены друг на друга, как самые чувствительные локаторы. Так всегда было и всегда будет: за гранью времени, расстояния и душевной близости. — Нам нужно поговорить. «Мы уже пытались. Это ни к чему не привело», — думает Кас, но вслух отвечает: — Я просто шел на кухню, чтобы попить воды. Дин сверлит его взглядом, а потом кивает на диван рядом с собой. — Кас. Пожалуйста. Ноги словно ватные, и сердце опять стучит где-то в горле, но он всё равно делает несколько шагов и садится на самый край обивки, будто готов в любой момент сбежать. Кресло довольно близко к дивану: можно ненароком столкнуться локтями, однако Кас рад, что между ним и Дином есть хоть какая-то преграда. — Ты столько раз отказывался от встречи со мной… Почему приехал сейчас? Приходится сглотнуть и посмотреть в сторону, чтобы не обнажить чувства слишком сильно. — Думал, что прошло достаточно времени. — И как? — Ошибался. Дин молча предлагает ему бутылку, Кас так же молча отказывается, покачав головой. — А мне кажется, дело не в этом. — Удиви меня. — Ты согласился приехать, потому что узнал о Лизе. Кас кидает на него острый взгляд, но тот лишь бледно улыбается уголком губ. Дин не выглядит самодовольным, — скорее разбитым и очень усталым, как человек, смирившийся с безвыходной ситуацией. В памяти всплывает день, когда Сэм, закончив телефонный разговор, сказал, что их пригласили на праздничный ужин: мол, Дин очень хочет, чтобы они приехали и познакомились с его новой девушкой. Боль проникла в каждую клеточку тела, украла дыхание и все связные мысли. Кас промямлил «позже обсудим» и, найдя неубедительный предлог, на дрожащих ногах вышел — выбежал — из квартиры. — Я рад, что появился человек, который может о тебе позаботиться, — говорит он фальшиво-спокойным голосом, стараясь держать себя в руках. — Но это не значит, что ты не ревнуешь. Злость вспыхивает и заставляет впиваться пальцами в обивку дивана, пока Дин продолжает внимательно смотреть в его лицо. Кас, чувствуя себя уязвленным, цедит: — Могу то же самое сказать насчет тебя и Сэма. — И будешь прав. …Что? Он в удивлении пялится в ответ, на секунду забыв о своей ярости. Несколько часов назад за подобный намек Дин едва не открутил ему голову, а теперь просто соглашается, будто Кас заявил, что два плюс два равняется четырем. Дин, заметив его недоумение, делает глоток прямо из бутылки и пожимает плечами: — Глупо было отрицать очевидное, знаю. У меня… проблемы с реакциями. — Я заметил, спасибо большое. Ты хотя бы помнишь, как звали ту девушку, которую ты затащил в постель? Дин морщится, словно от зубной боли, но Кас не чувствует вины. — Нет, не помню. Потому что она не имела никакого значения. — Не для меня. — Боже, Кас, — он роняет лицо в ладони и с силой трет глаза, — я не это имел в виду, ты ведь знаешь. Пожалуйста, мы можем хотя бы сейчас поговорить нормально? Без сарказма. Слышать подобное довольно странно, и двоякость ситуации вынуждает Каса спрятать шипы. Обычно именно ему выпадала роль миротворца, а Дин вел себя как пубертатная язва и разговоры о чувствах называл девчачьим бредом. — Я просто… — выдох получается каким-то дрожащим. Приходится сглотнуть. — Я не знаю, есть ли в этом всём хоть какой-то смысл. — Мы были лучшими друзьями больше десяти лет, а теперь ты даже не смотришь мне в глаза. — Дин подается ближе и кладет руку на его плечо. Грустно усмехается, когда Кас вздрагивает. Повисает пауза, но никто из них не шевелится: пальцы продолжают обжигать через ткань пижамной майки. Дин заканчивает почти шепотом: — Я… настолько тебе противен? Кас качает головой и, уставившись на его грудь, хрипит: — Нет. — «Мне просто больно», — не договаривает он вслух. В этом стыдно признаться. Не из-за боли как таковой, а потому, что больно до сих пор — даже спустя столько месяцев. Рука исчезает с плеча, и Кас не может сказать, чего в нем больше: тоски или облегчения. Дин тянется к телефону, всё это время лежавшему на его ноге, пальцы бегают по ожившему экрану. Затем телефон неожиданно приземляется Касу на колени. — Что… — Просто прочитай. Дин откидывается в кресле и подносит бутылку к губам. Делает несколько больших, шумных глотков. Подрагивающими руками Кас осторожно берет телефон, будто тот — заряженная бомба с ускользающим таймером. Он кидает быстрый взгляд на Дина и снова смотрит на светлый экран. Это архив сообщений — нестройная куча текста. Рядом с каждым стоит восклицательный знак и надпись «не доставлено». С замиранием сердца Кас отматывает назад, к старым сообщениям, которые он успел увидеть на своем собственном телефоне. «Чувак, пожалуйста. Возьми трубку. Нам надо поговорить» «Кас» «Ну же, приятель, не игнорируй меня. Знаю, я чертовски облажался, но мне очень нужно тебя услышать» «Где ты? Уже два ночи, я несколько часов торчал на твоем крыльце. Хотя бы дай знать, что ты в порядке» «Кас, серьезно, я волнуюсь. Возьми трубку» Память о том вечере всплывает резко и болезненно, во всей полноте красок. Возвращаются звуки, запахи. Чувства. И вот Кас уже не здесь, а дома — трясущимися руками собирает вещи, игнорируя каждый звонок от Дина, смотрит на телефон с больным мазохизмом, перечитывая сообщения снова и снова. Вот он уже в аэропорту: бросает прощальный взгляд на темное небо за панорамным окном и идет к трапу. Кас моргает и переносится в Нью-Йорк, в дождливую ночь, боль и одиночество. Добавляет номер Дина в черный список, сидя на диване в квартире Сэма. «Чувак, я сейчас начну обзванивать больницы, если ты не перестанешь играть в молчанку» ! Не доставлено «Чувак, я сейчас начну обзванивать больницы, если ты не перестанешь играть в молчанку» ! Не доставлено Рядом с каждым последующим сообщением красным горит «не доставлено». «Ты бросил меня в ЧС? Серьезно, Кас? СЕРЬЕЗНО? Я надеру твою маленькую задницу, как только вернешься домой» «Не могу перестать писать. Это не круто, чувак. Я уже несколько раз приходил к тебе, пять утра, где ты бродишь?» «Блядь, Кас. Пожалуйста. Я волнуюсь» Телефон в руке начинает дрожать, в горле появляется ком. Хоть Кас и пытается помнить лишь о своих чувствах, о своей злости, но игнорировать отчаяние Дина, пусть это всего лишь строки текста, не выходит. «Сэм звонил, сказал мне, что ты у него. И что ты не хочешь со мной разговаривать. Черт, Кас, не будь засранцем, ты не можешь избегать меня до конца жизни» «Мой брат – та еще задница. Охраняет тебя, будто есть какой-то гребаный судебный запрет на звонки. Вы, смотрю, спелись» «Это уже нихера не смешно. Я больше двух недель пытаюсь до тебя достучаться» «Поговори со мной. Пожалуйста» «Ок, блядь. Знаешь что? Иди нахуй» «Черт» «Прости, я перебрал с выпивкой и сорвался» «Мне… за многое нужно извиниться» «Ну же, Кас. Пожалуйста» «Взял билет в НЙ. Ты не оставляешь мне выбора. Нам надо поговорить, не верю, что ты и сам этого не понимаешь. Прилечу на выходных» Учитывая ужасную аэрофобию Дина, тот факт, что он не выпрыгнул из самолета, как только завелись двигатели, уже тянет на подвиг. Никого не было рядом. Никто не встречал его после посадки, никто не провожал домой на следующий день. Кас застыл от шока, когда Дин заявился на их порог. Это было трудно назвать разговором: они орали друг на друга минут десять, и в конце Кас рявкнул, чтобы тот убирался из его жизни к чертовой матери. Вот и вся встреча. «Ты не можешь просто взять и перечеркнуть всю нашу дружбу. Блядь. Что ты творишь?» «Я облажался, знаю, но мы вместе уже десять лет. ДЕСЯТЬ ЛЕТ. Ты самый близкий человек для меня, не считая Сэма. Это же бред, Кас. Мы не можем всё просрать» «Где твоя мудрость, когда она так нужна? Где это гребаное человеколюбие? Или оно теперь для всех, кроме меня?» «Я несколько раз попросил прощения, но ты так орал, будто даже не слышал» Слышал. Просто не мог остановиться из-за злости, обиды и страха. В тот момент он больше всего боялся, что сдаст назад и всё вернется на круги своя — вместе с внутренней гомофобией Дина, вместе с ревностью и случайными девицами. Такая дружба уничтожила бы его за пару месяцев. «Знаешь, что самое тупое? Даже когда ты орешь, как гребаная банши, ты всё равно красивый» «Я пьян» «Почему на тебе футболка Сэма?» «Прости» В глазах плывет, а сердце колотится где-то в горле. Кас жмурится, до боли вцепившись одной рукой в телефон, а другой — в обивку дивана. Там ещё целая куча непрочитанных сообщений, но если он не возьмет паузу, то развалится на части в следующую же секунду. Кас сжимает зубы и заставляет себя дышать. Минуты проходят в тишине. Он не слышит — скорее чувствует, как Дин нервно пружинит ногой: вибрации ползут по полу и касаются стоп. Кас сглатывает и опять смотрит в телефон. Глаза с болью, но жадностью впиваются в текст, прыгают по строчкам — откровенным, слишком личным, написанным, судя по всему, под воздействием алкоголя. Даты и частота заметно меняются: иногда Дин писал несколько дней подряд, иногда пропадал на недели. Мольбы, нежность, злость, обвинения — и по новой. «Мне плохо без тебя» «Раньше по вечерам мы играли в приставку, смотрели фильмы или напивались в баре. Сейчас я просто сижу на диване, как гребаная Белла из Сумерек, и пялюсь в окно» «Набрал текст, пришлось удалить. Такие слова нужно говорить лично, не в смс, даже если они до тебя не доходят» «Скажу при встрече» Дин прилетал еще несколько раз, но они так и не пересеклись: Кас наотрез отказался с ним видеться. В тот момент отношения с Сэмом набирали обороты, и он боялся одним взглядом, одним касанием разрушить всё хорошее, что нечаянно успел обрести. Сообщений очень много. Они не обрываются даже после несостоявшихся встреч. «Знаешь, что? К черту тебя, Кас. К ЧЕРТУ. Не хочешь — пусть. Проваливай. Иди нахуй» Неделя тишины, затем: «Прости меня» «И прости, что продолжаю писать» «Блядь, я просто жалок. Хорошо, что ты этого не видишь» Кас читает строчку за строчкой. Зрение расплывается, заставляя его раздраженно моргать. Там ни слова о Лизе, но последнее сообщение трехдневной давности: «Не могу потерять тебя, Кас. Не могу. Пожалуйста» Он на секунду жмурится, однако это не помогает: на экран бесшумно падает капля, затем еще одна. Кас в ужасе вытирает глаза, надеясь, что Дин ничего не заметил, и откидывает телефон на диван: нет сил протянуть его обратно, руки дрожат. — Мне… — он сипит, голос безнадежен. Даже кашель не помогает. — Вода. Дин впивается в него взглядом и порывается что-то сказать, но Кас встает и на негнущихся ногах идет на кухню. Всё тело звенит от напряжения. Всхлипов нет (уж спасибо большое), но слезы продолжают стекать по щекам и скапливаться у подбородка. Пальцы вслепую находят выключатель — под потолком вспыхивает люстра. Кас кидается к раковине и первым делом плещет холодной водой в лицо, потом подставляет губы и пьет прямо из-под крана. Клич подступающей истерики становится тише, но не исчезает насовсем. — Эй, — осторожно зовет Дин, стоя в дверном проеме. — Ты в порядке? Кас только хрипло смеется и качает головой. Он охуеть как далек от порядка. Дин подходит к ближайшему ящику, достает одно из полотенец. Оно явно кухонное, с вышитыми лимонами на белой вафельной ткани, но притом чистое, пахнущее кондиционером. Кас коротко кивает и вытирает лицо. Снова смеется: кто бы мог подумать, что он соскучится по запахам этого дома. Даже по гребаным полотенцам. По всему, что окружает Дина. — Я больше не могу так, — говорит он еле слышно. В глазах горячо и сухо. Больно моргать. Кас сжимает кулаки, ненадолго утыкается лбом в кухонный шкафчик, а потом шмыгает носом. Жалкое, наверное, зрелище, но нет никаких сил, чтобы держать лицо. Он бросает разбитый взгляд на Дина. — Мне сейчас лучше уйти. — Погоди. — Тот хватает его за запястье, когда Кас проносится мимо. — Да постой же ты, ну. — Зачем, Дин? — появляется злость — один из признаков надвигающейся истерики. — На кой черт ты мне это всё показал? — Я просто… — Хотел поиграть в жертву? — он дергает рукой, но Дин не отпускает. — Выставить себя бедным парнем, которого все бросили? Тот сужает глаза: — Кас, послушай… — Иди на хрен, Дин! — рявкает Кас, смотря на него в упор. Только ярость держит его на ногах и придает сил; без неё тело вмиг лишится всех костей. — Думаешь, мне не было паршиво? Было. Уж прости, не сохранил грустных смсок, чтобы показать. — Прекрати! — рычит Дин, не разжимая хватки, не давая уйти. — Хоть гребаное слайд-шоу из них сделай и наложи плаксивую музыку — это всё равно ничего не изменит. Ты не можешь затаскивать девиц в койку, чтобы убедиться в своей чертовой мужественности, а потом… Дин толкает его к стене и зажимает рот ладонью. — Я знаю! — шипит он сквозь зубы, пялясь на Каса. — Я знаю, ясно? И не оправдываюсь. Они буравят друг друга взглядами. Дин делает несколько глубоких вдохов и продолжает уже спокойнее: — Я показывал тебе эти сообщения лишь для того, чтобы ты задумался, — он сглатывает и отступает на шаг, опускает руки, — задумался: может, я был не единственным, кто поддался панике. — О чем ты го… — Брось, Кас. Ты всегда был тем, кто до последнего верил в людей и даже в отъявленном мудаке пытался найти что-то хорошее. Я… я облажался. Но я старался заслужить твоё прощение. Писал, звонил, садился в гребаный летающий гроб, лишь бы тебя увидеть — и да, я не говорю, что это искупает мою вину, но ты… ты не дал мне шанса даже попробовать. — Дин качает головой и нервно облизывает губы. — Я согласился бы пойти к мозгоправу, чтобы не равняться на отца и не паниковать из-за влечения к парню — я бы сделал что угодно, понимаешь? Что угодно. Дина начинает трясти, и Кас усилием воли заставляет себя стоять на месте, не подаваться вперед, не притягивать в объятия. — Если бы ты меня ненавидел, то не приехал бы на праздники. А будь тебе просто всё равно… не стоял бы рядом прямо сейчас. — Дин прислоняется спиной к соседней стене, проводит руками по лицу. — Я не самый вдумчивый человек на свете, Кас. Но всё выглядит так, словно ты охренеть как испугался и при первой же… проблеме вычеркнул меня из своей жизни и сбежал. — Он поднимает усталый взгляд. — Ответь мне на один вопрос. Когда я облажался, ты был удивлен? — Нет, — хрипит Кас еле слышно. — Я… В какой-то степени я этого ждал. — Ха, ясно, — Дин вроде бы смеется, но его улыбка полна боли. Затем он тихо добавляет: — Об этом я и говорю, Кас. Может… не я один испугался своих чувств. Подобная мысль ужасает. Куда проще держаться за обиду и сваливать всю ответственность на Дина, чем понимать: ненормально говорить о любви, но ждать подвоха. Отголоски паники возвращаются. Кас переводит взгляд, стараясь сфокусироваться на мебели. Нет сил вникать в это всё прямо сейчас — на кухне, в три утра, с выпившим Дином под боком, с оставшимся в спальне Сэмом. Внутренний голос настойчиво шепчет, что Кас просто сбегает, как чертов трус — сбегает так же, как семь месяцев назад, — но защиты срабатывают одна за другой. — Это… уже не имеет значения. Дин выгибает бровь: — Ты действительно так считаешь? — Да. — Не верю. Кас сглатывает и, собравшись с духом, смотрит ему в глаза: — Можешь не верить. Но на сегодня с меня хватит разговоров. Нам обоим лучше отправиться спать, иначе это ничем хорошим не закончится. Он ожидает злости или сопротивления, но Дин, выдержав паузу, устало проводит ладонью по лицу. — Окей. Но… могу я хотя бы тебя обнять? Один раз. Серьезно, чувак, мы не виделись почти полгода, и я… — Да, — ответ срывается с языка раньше, чем Кас успевает подумать, и буквально через секунду Дин оказывается рядом. Руки притягивают за талию: сначала медленно и осторожно, но потом всё крепче и крепче. Они не сближались так долго — сейчас каждое касание волнует, лишает всех связных мыслей. Кас хватает Дина за плечи, запускает пальцы в волосы на затылке, жадно вдыхает запах шампуня. Всё такое родное до боли. Сердце колотится о ребра как ненормальное, в коленях появляется слабость, в животе — истома. — Я скучал, — шепчет Дин, прижимаясь еще сильнее, — так чертовски скучал, Кас. — Я… — «тоже». …будто вернулся домой. Кас вздрагивает. Подобное чувство всплыло не впервые: он вспоминал о доме, когда обнимался с Сэмом. И нельзя сказать, что что-то из этого ложное или надуманное. Секунды проходят слишком быстро, но Кас заставляет себя пошевелиться. Их объятия давно перешагнули за рамки дружеских (если вообще были в них). Дин медленно отклоняется и замирает — не делает шага назад, не размыкает рук. Их лица находятся слишком близко, кончики носов касаются друг друга, выдохи согреваются на губах. Кас сглатывает. Сегодня его тахикардия побила все рекорды. — Дин, — он шепчет, потому что момент слишком интимный, — что ты делаешь? Тот медленно подается вперед и трется носом о его щеку. — А на что это похоже, Кас? Слова едва различимы, но посылают новые мурашки. Они оба прикрывают глаза: смотреть с такого расстояния неудобно (какое жалкое оправдание), и ощущения становятся ярче во сто крат. Звуки дыхания. Тепло воздуха между ними. Покалывание в пальцах, сжимающихся всё сильнее. Ни единого шанса на двусмысленность. Кас пытается отодвинуться, пока они окончательно всё не испортили, но его останавливает ладонь на затылке. — Дин. Если ты меня поцелуешь, — хрипит он, называя вещи своими именами, — я… тебя ударю. — Переживу. — У тебя есть Лиза. — Знаю. Я с этим разберусь. — Дин, у тебя есть Лиза, — повторяет Кас, как молитву. — А у меня есть Сэм. И с этим ты никак не сможешь разобраться, потому что… — он сглатывает и облизывает пересохшие губы, — потому что я люблю его. Несколько секунд ничего не происходит. Затем Дин отстраняется достаточно, чтобы они могли посмотреть друг другу в глаза. — Ты действительно… — он не договаривает, пытаясь что-то отыскать в лице Каса. И хоть это не было вопросом, Кас кивает: — Да. Да, так и есть. Ладонь исчезает с его затылка, но лишь для того, чтобы оказаться на щеке. Дин вдруг разбито смеется и качает головой, его взгляд при этом полон нежности. — Вот чему я всегда завидовал: Сэм умеет не проебывать свои шансы. Он делает шаг назад, потом еще один. Без его близости становится невыносимо холодно. Кас смотрит не то с извинением, не то с просьбой — самому не понять — и, не сказав больше ни слова, уходит из кухни, пока у него есть на это силы. Он уже почти в коридоре, когда раздается голос: — Кас? Это заставляет замереть, но не обернуться. — Насчет поцелуя, — продолжает Дин после паузы. — Ты ведь так и не сказал, что не хочешь этого. Кас на секунду закрывает глаза. Выдыхает через рот. — Знаю. Он продолжает идти, и Дин не пытается его догнать.***
Сэм спит на боку, в той же позе, что и час назад. Кас садится рядом, смотрит, как размеренно поднимается и опускается грудь в такт дыханию. Всё внутри звенит от беспокойства. Должен ли он рассказать о стычке с Дином? Когда семь месяцев назад Кас оказался у Сэма в квартире, слова полились сами собой. Сначала он открыл рот, не зная, как выразить мысль, но уже через секунду не мог себя заткнуть. Сэм хмурился, поджимал губы, не перебивал и не пытался обнять — просто сидел рядом. И не выглядел удивленным. — Думаю, я догадался о твоих чувствах к Дину еще раньше, чем ты сам, — сказал он с грустной улыбкой, а потом бросил виноватый взгляд. — Прости, если смутил или перешел черту. Стыд прилил жаром к щекам, но Кас, вздохнув, лишь покачал головой: — Из нас троих ты самый смышленый и проницательный. Мне всегда в тебе это нравилось. Они неловко улыбнулись друг другу. С тех пор Кас не единожды превращался в комок боли и отчаяния, говоря о чувствах к Дину, — чаще всего после выпивки, — и Сэм ни разу не показал дискомфорта. Когда они начали сближаться, подобные излияния по понятным причинам прекратились, но Кас знал: Сэм достаточно умен и при этом не наивен. Есть ли смысл беспокоить его теперь, ставить под удар их с братом общение? Что это вообще: страх взять на себя ответственность за чувства, о которых Сэм и так знает, или банальная попытка саботажа? Потому что сейчас Кас не думает, что заслужил такого светлого, заботливого и терпеливого человека, как Сэм. Он устало проводит ладонью по лицу. Нежность вкупе с виной побуждают лечь рядом и уткнуться носом в широкую спину. — Эй, — раздается так неожиданно, что Кас вздрагивает всем телом. — Ты вернулся. Он кивает и перебрасывает руку через его бок, чтобы прижаться еще сильнее. — Прости, что разбудил. — Я не спал. В животе разливается липкий страх. Сердце начинает колотить так быстро — Кас мимолетно удивляется, что кровать под ними до сих пор не ходит ходуном. — Почему? — Слишком много мыслей, — у Сэма хриплый голос. Его рука находит ладонь Каса и тянет выше, к груди. — Не могу спать без тебя. Напряжение сгущается, наполняет воздух и не дает нормально дышать. Это похоже на бомбу замедленного действия, которая вот-вот взорвется и изничтожит всё живое на сотни миль. Кас сглатывает, зная, чувствуя нутром: Сэм собирается с силами. Секунды тишины напоминают молчание перед казнью. Наконец Сэм говорит на грани шепота: — Я боялся, что до утра ты уже не вернешься. Или, знаешь… — он сглатывает, — не вернешься вообще. Боль впивается в кости, заставляет зажмуриться до пятен под веками. Но помимо боли есть что-то еще — что-то, до ужаса похожее на злость. — Чем бы я, по-твоему, занимался до утра? — спрашивает Кас, зная, что ответ ему не понравится. Тот медленно пожимает свободным плечом. — Чем бы ты ни занимался, это был бы твой выбор, Кас, — его голос становится тверже: — И твоя ответственность. Слова нельзя трактовать двояко при всем желании. Маски не просто сброшены — они оторваны вместе с мясом. — Ты думал, что я могу… что, Сэм? Пойти и переспать с твоим братом, а утром проскользнуть обратно в нашу постель? — Каса почти трясет. — Таким ты меня видишь? Он боится услышать «да», зная, что это принесет ничуть не меньше боли, чем весь сегодняшний разговор с Дином. — Нет, — выдыхает Сэм. — Но я и не настолько слеп, чтобы не замечать очевидного. Кас открывает рот, сам не зная, что собирается сказать, как вдруг детали пазла встают на свои места. Всё происходит резко и внезапно: он даже не знал, что этот самый пазл существует, пока не увидел картину целиком. Сэм и вправду всегда был умен, большинство его действий — и даже их отсутствие — имели стратегический смысл. Он подбирал слова как никто другой, умел соединять факты, анализировать их и приходить к цели. И эта поездка — не исключение. Он мог не передавать Касу новости о Лизе и ограничиться лишь приглашением, мог попытаться отговорить от встречи или хотя бы не оставлять их с Дином наедине. Когда Сэм вернулся (он, черт возьми, мог не провожать Лизу, а просто вызвать ей такси), громко хлопнула входная дверь. Если бы он захотел, то зашел бы бесшумно. Наткнулся бы на Дина и Каса в кухне, когда они едва не перегрызли друг другу глотки, стоя при этом слишком близко. Но Сэм дал им время и предупредил о своем появлении. И он не спал с тех самых пор, как Кас сбежал из комнаты, однако не пошел следом. — Ты делал это специально, — глухо говорит Кас, пораженный своей догадкой. — Всё это время ты просто… — Просто что? — спрашивает тот со злостью и обидой. — Наблюдал за нами, как за хомячками в клетке. Сэм освобождается от его руки и поворачивается, чтобы быть лицом к лицу. В полумраке почти видно, как он щурится. — Я не накачивал вас виагрой и не запирал голыми в одной комнате. Я просто не вмешивался, Кас. Если бы что-то и произошло, то не по моей вине. — Но почему ты… — Мне надоело трястись от страха, — в голосе Сэма появляется боль. — Я не хочу стать параноиком, который следит за каждым твоим шагом и ограничивает круг общения. Это… это был бы не я, понимаешь? Кас кивает, не в силах ответить вслух. — Я устал бояться вашей с Дином встречи и того, во что она может вылиться. Отношения… нормальные отношения так не работают, Кас. Я хочу доверять тебе не потому, что могу вовремя вмешаться, а потому, что ты сам не допустишь… лишнего. Шестеренки крутятся на бешеных скоростях, но мыслей чересчур много, и ни одну, кажется, не схватить за хвост. — А что насчет твоего признания? — хрипит Кас, бегая взглядом по лицу напротив. — Ты мог рассказать о давности чувств в любой момент, но выбрал именно сегодня. Почему, Сэм? Тот грустно усмехается и смотрит в сторону. — Потому что я всего лишь человек. Порой мною тоже движут эмоции. И когда… когда Дин спросил, является ли твой нынешний парень «тем самым», я даже не мог порадоваться ответу, понимаешь? Потому что знал, что ты сказал «да», только чтобы его разозлить. Касу снова кажется, будто его пнули ногой в живот. Сэм пожимает плечами и тихо договаривает: — Я стараюсь быть понимающим и терпеливым, но это не значит, что я не эгоист. «Ты не эгоист», — хочет возразить Кас, однако молчит, потому что знает: сейчас слова пройдут мимо. По шкале самокритики Сэм безоговорочный лидер их трио. — Прости, что причинил тебе боль, — говорит он вместо этого, чувствуя себя открытым и уязвимым. — Всё нормально, — шепчет Сэм, избегая его взгляда и ложась на спину. — То есть… не буду врать, что я в порядке, но я… всё понимаю. Кас, оставаясь на боку, подбирается ближе к Сэму, несмело обнимает поперек груди. Тот сразу же накрывает его руку своей. — Мне важно, чтобы ты знал: когда я сказал Дину, что мой новый парень «тот самый», я… хотел отомстить ему, да, но… это не значит, что я врал. Признание трудно назвать красивым или хотя бы складным, но Сэму, кажется, плевать на выбор слов: он замирает, словно натянутая струна. Его сердце бьется под пальцами мощно и слишком быстро. — Ты счастлив со мной? — голос Сэма так дрожит, что к глазам Каса тут же подступают слезы. Он вспоминает Дина: его запах, его разбитую улыбку, тепло рук и мягкость кожи, когда они дышали в унисон, почти касаясь друг друга губами. Все те сообщения, всю ту нежность вперемешку с болью. Слова о бегстве. «Ты так и не сказал, что не хочешь этого» напоследок. Короткое «знаю» в ответ. Кас вспоминает всё — и прячет глубоко внутри, как сокровищницу или как тайну. — Да, Сэм. …и если в поцелуе много соли, они оба об этом молчат.