Два билета

Печальная картина – тихое, одинокое место. Посреди заросшей территории стоит некогда прекрасный особняк. По стенам его ползет цепкий плющ, окна с коваными решетками побиты, пол около них почти совсем прогнил от попадавшего в помещение дождя, отчего ходить по нему стало опасно. Стены позеленели от времени. Казалось, безмолвие и тоска навсегда поселились здесь. Только ветер треплет одинокую занавеску в одном из окон, то и дело жутковато кричат пролетающие над постройкой птицы. От такого места не ждешь ничего хорошего, особенно если с детства слышишь городские легенды о сумасшедших или убийцах, часто выбирающих такие дома как места для жизни и своих ужасных дел. Но, видимо, не все разделяют такое отношение к подобным местам. В дальнем углу сада появилась фигура невысокой, стройной девушки с красной косынкой на голове, защищавшей волосы от пыли и красок. Она пересекла заросли, будто находилась в собственном доме, и, скрипнув дверью, вошла в помещение. Солнце, давно не проникавшее в прихожую, смело ворвалось внутрь и озарило тучи пыли, парящие в воздухе. Пахло плесенью, крысами и сырой штукатуркой. Девушка, затащив громоздкий мольберт, который несла с собой, проволокла его через длинный коридор и вышла, наконец, к своему любимому месту. Она поставила маленький раскладной стульчик, установила мольберт и принялась раскладывать свои инструменты, попутно оглядывая комнату. Она проникла сюда через одну из двух дверей, находившихся по бокам единственной непрозрачной стены на полукруглой террасе. Все остальное здесь было огромными панорамными окнами,такими грязными, что на террасе царил полумрак. Кое-где на не менее грязном полу лежали пробившиеся через выбитые стекла солнечные лучи. Посередине стоял длинный узкий диван, выцветший и просевший. Перед диваном валялись остатки столика. По бокам некогда должны были стоять кресла такой же расцветки, что и диван. Теперь одно из них завалилось на бок в углу комнаты, а второе, совершенно разломанное, лежало где-то снаружи. Неужели она собиралась рисовать это? Девушка встала и прошлась. Она смотрела на стены, на пол, на окна, как будто ожидая чего-то. Не издавая ни звука, гостья ступала почти на цыпочках. Можно было подумать, что в своем ожидании она старалась даже не дышать. Дождалась. Сначала она повернула голову – и кресло из сада уже стояло здесь, целое и чистое. Второе, тоже явно посвежевшее, вернулось на свое место с другой стороны дивана. Понемногу и сам диван приобрел надлежащий вид, обои на стене напротив окна налились красками. Пыль исчезла, и солнечный свет хлынул через обновленные, чистые окна. На полу появился ковер, на столике, сформировавшемся у стены – ваза с букетом цветов. Вот теперь можно было начинать. Художница так же, на цыпочках, вернулась на свое место и притаилась. Минута, две, три… Она делала эскиз комнаты и намечала террасу на холсте. Сверху послышался шум. Сначала он был приглушенным, потом стал громче. Теперь были отчетливо слышны голоса. Две пары детских ног забегали над головой художницы. Она тут же схватила лежащий рядом с ней альбомчик, и, как оказалось, вовремя – в комнату ворвались два маленьких мальчишки. Первому, казалось, было лет шесть. Он был светлый, голубоглазый, с длинными золотыми волосами, совсем кроха. Второй был постарше, лет восьми, ушастый, с волосами потемнее. На альбоме девчонки тут же начали появляться лица – она старательно выводила каждого из мальчишек, поочередно глядя на них. Старший пытался как – то образумить брата, но тот только показывал ему язык и только дразнился, прыгая с кресел на диван, с дивана – на пол, убегая и появляясь опять. Наконец, оба выдохлись, уселись каждый в кресло и начали болтать. Такой момент нельзя было упустить, на холсте появились наброски двух фигурок. Фас, профиль, удивление, радость… одни и те же лица смеялись или кричали на ее набросках. Надо было успеть, пока они сидят вот так, спокойно. Но продолжалось это недолго – вскоре они вновь принялись скакать, то убегая в соседние комнаты, то возвращаясь. Периодически их звали разные голоса, преимущественно – женские. Однако ее маленькие натурщики всегда прибегали обратно, на террасу, приносили все новые и новые игрушки или книги, не задерживаясь за одним занятием более, чем на пятнадцать минут. Все это время девушка внимательно наблюдала за ними. Потом, когда картина была проработана настолько, что можно было закончить ее в другом месте, художница сложила свои инструменты и тихо покинула место. Голоса за ее спиной понемногу стихали. Если бы она обернулась, то увидела бы, как фигуры играющих мальчиков превратились сначала в полупрозрачные силуэты, а потом и вовсе растаяли в воздухе. Как вернулись запахи пыли и сырости, как по стенам снова поползли граффити и листья плюща. На следующий день эта же самая девушка вышла из такси напротив другого дома – он был гораздо красивее и свежее, стоял на оживленной улице одного из французских городков, и, что самое главное – дом был обитаем. Она позвонила в дверь и вошла, сопровождаемая немолодым мужчиной, который радостно поприветствовал гостью. Он проводил ее на второй этаж, где пожилая дама с котом на коленях пила чай, глядя в окно. Она подняла глаза и воскликнула: - Лиззи! Здравствуй! - Добрый день, мадам. – ответила художница. - Проходи, не стой в дверях. – произнесла старушка бархатным голосом. – Хочешь чаю? - Нет, спасибо. Мне скоро уезжать, я зашла только оставить картину. - Покажи. Лиззи повиновалась и поставила большую плоскую сумку на кресло. Старушка не сводила с нее беспокойного взгляда. Тем временем художница извлекла из сумки свое творение. Это была та самая терраса с играющими мальчиками. Старушка попросила передать ей картину, и некоторое время сидела, не проронив ни слова, и только смотрела. Лиззи терпеливо ждала. Наконец, по щеке старушки потекла маленькая слезинка, и она растроганно произнесла: - Очень… Очень похоже. – она посмотрела на Лиззи. – Спасибо, родная. Они всегда летом играли на этой террасе. А ведь мне было только три, а я ведь помню, помню. Мне говорили, что нельзя помнить то, что было, когда тебе три, но я же помню… Старушка опомнилась. - Сколько ты хочешь за нее? - Ну что вы. Это небольшой подарок. Вы уже очень много отдали за другие мои картины. - Нет, я не могу тебя так просто отпустить. Скажи, хотя бы, может, тебе что-нибудь нужно? Ты же просто спасла мою память… - Не беспокойтесь, мадам. Мне это было нетрудно. Но старушка осталась непреклонна. Она поднялась и подошла к сумочке, лежавшей на кресле в углу комнаты. Лиззи пыталась протестовать, но все было бесполезно – старушка буквально сунула ей в руки 500 евро и отказалась слушать любые возражения. Лиззи посмотрела в красные глаза пожилой женщины и не стала больше сопротивляться. Она положила деньги в карман и откланялась, оставив женщину дальше смотреть на изображение двух ее старших братьев. Героев-партизан, отдавших жизнь для спасения других. Лиззи больше всего не любила это в своей работе. Иногда узнаешь то, чего не хотел бы знать. Но это стоило того, чтобы помочь человеку удержать связь с прошлым, как-то подбодрить его. Тот дом, в котором она рисовала, принадлежал семье этой дамы. Там прошло ее детство, но потом, когда началась война, оккупанты заняли его. Хозяевам пришлось бежать. Когда, наконец, спустя несколько лет, они смогли вернуться в свое семейное гнездо, от него остались только стены – дом часто служил убежищем самым разным людям, а потому из бумаг или вещей практически ничего не уцелело. Включая фотографии братьев, которым не было суждено вернуться домой. Через несколько часов Лиззи была уже совершенно в другой стране. Здесь, в отличие от других стран, ее ждали не только заброшенные дома. Покинув самолет, она почти сразу увидела в толпе встречающих знакомое лицо, обрамленное темными волосами. С Вильямом они друг друга знали с детства. Ходили в одну школу, вместе лазали по деревьям после уроков, и вместе же эти уроки прогуливали. Вопреки всем предсказаниям родных и друзей, романтических чувств между ними так и не вспыхнуло. Зато они стали практически братом и сестрой. Со временем у каждого появилась своя дорога, и только иногда их пути пересекались. Например, сейчас. Вильям устроился на работу в известную фирму и заведовал отделом по продажам. Он постоянно проживал в Лондоне, однако и путешествовать ему периодически приходилось. Тогда они старались лететь одним рейсом. Оба по делам. Только он сидел в кабинетах и офисах, она – в старых необитаемых домах. В этот раз Лиззи решила, наконец, просто приехать в гости. В конце концов, без дела она не останется – в Англии куча заброшенных домов, с обитателями которых ей хотелось познакомиться. - Ты как перестала расти в седьмом классе, так и не растешь. – была первая фраза, которую сказал ей Вильям при встрече. - Оригинальное приветствие. – рассмеялась Лиззи. Время идет, а Уилл каждый раз здоровается одинаково. Лиззи чувствовала себя непривычно – она гораздо больше привыкла к запаху сырого камня, красок и дерева, чем к бензину и домам, в которых жили люди. Пока Вильям что-то рассказывал ей о своей работе, она смотрела в окно машины и невольно представляла себе, как бы выглядели все эти дома, если бы превратились в руины. Что бы она увидела, если бы пришла работать сюда? Не то, чтобы такие мысли доставляли ей удовольствие. Они посещали ее уже помимо ее желания. Лиззи не нравилась эта привычка. Так, например, ей совсем не хотелось представлять разрушенным аккуратный двухэтажный дом своего лучшего друга. Пока Лиззи разбирала вещи в выделенной для нее комнате, Вильям, как обычно, с интересом разглядывал наброски. Время от времени он переводил глаза на гостью, потом – обратно на альбом. - Растешь… - только и произнес он, еще раз посмотрев на Лиззи. - Ты же сказал, что не расту? – ответила та, расставляя фотографии на столике. - Это я про то, что ты как была кнопкой, так и осталась. А как художник – растешь… Кстати, я про тебя статью недавно читал. - Статью? Ах, да. Я недавно интервью давала в один журнал. Ты об этом? - Да-да, именно. Да ты у нас звезда… - ехидно протянул друг, не скрывая гордости. - Просто людям нравятся мои картины. И чувство ностальгии. - Да брось. – Вильям поднялся. – Ни за что не поверю, что дело только в этом. Ты очень хорошо показываешь прошлое. Как будто сама присутствовала там. Как ты это делаешь? Читала что-то? Лиззи уже привыкла к таким вопросам. Поэтому ответ у нее был приготовлен заранее: - Я расспрашиваю людей, делаю пометки… - «… А потом сверяюсь с ними, пока рисую.» Бред и текст для журнала. Я видел твою записную книжку. По тому, что там есть, такие точные картины не напишешь. - Я не разрешала трогать мою книжку. – Лиззи нахмурилась. - И потом, я многое держу в голове. - Не верю, врать надо убедительно. Ты иногда забываешь, что ела на завтрак. Лиззи вздохнула. Потом повернулась и посмотрела на Вильяма. В конце концов, почему бы не сказать ему? Он знает ее уже столько лет. Знает всех тараканов у нее в голове. К тому же, он ее лучший друг. Лиззи села на кровать и сказала: - Только чур - не смеяться. И в дурку меня не засылать. Вильям с улыбкой поднял ладонь правой руки. - Обещаю. – ответил он и уселся рядом. - Что ж… Ну… Это началось очень давно. Я была в деревне. Мелкая еще совсем… Гуляла. Тут начался дождь. – Лиззи говорила нехотя, следя за выражением лица приятеля. - О-о-очень сильный дождь. А я как назло вышла на пустырь, спрятаться было негде. В итоге вспомнила, что по дороге видела заброшенный дом. Выхода другого не было, побежала назад, нашла этот дом и укрылась внутри. Я стояла у самого входа и не заметила, что внутри кто-то был. - Кто? - Да вот я сама сначала не поняла. Стою, и вдруг в комнате как будто светло стало. Помню, как повернулась и обмерла – только что там ничего не было. Ничего, понимаешь? Только узкий стол у стены, а над ним – покосившийся ящик. И вдруг над столом появилась лампочка, ящик висел нормально, у дальней стены- умывальник и холодильник. А за столом сидел мужчина и курил. - Откуда он там взялся? - Появился и все. - Он тебя заметил? - В том-то и дело, что нет. Я испугалась, пыталась что-то ему сказать – а он не слышал. Тогда я оторопела и решила, что умерла, и теперь я – привидение, которое никто не видит. Мужчина спокойно встал, не замечая меня, подошел к неизвестно откуда взявшейся двери и открыл ее. Высунулся, увидел, что дождь идет, зашел обратно и стал ужинать. - Ты увидела привидение? – улыбнулся собеседник. - Да нет же. Слушай дальше. Дождь кончился. Я не сводила глаз с того человека. Он не замечал меня, делал какие-то дела… А потом все пропало. Я вернулась домой, рассказала тетке. Ну, тетка за голову схватилась и потащила меня к священнику – бесов изгонять. - Видимо, не изгнал? – усмехнулся Вильям. - Да не в этом дело, священник адекватный оказался. Сказал, что все бесы у тетки в голове. Поговорил со мной, спросил, что я видела. Я все снова рассказала. Он достал какой-то альбом и показал мне фотку. На ней был тот самый человек, которого я видела. Он оказался одним из работников церкви, бывший сантехник. Он как раз жил в том самом доме, в котором я пряталась от дождя. И вскоре я увидела его! Живого и здорового, только постаревшего. Он подметал дорожку у ворот. Я испугалась тогда – не понимала, что со мной происходит и нормально ли это. - И что тебе сказал этот… священник? - Сказал, что хорошо это или плохо, зависит от того, как я буду этим пользоваться. Вильям помолчал минуту. Потом спросил: - То есть… Это не привидение было? - Именно что не привидение. Я просто… Вижу прошлое. Как кино. Только 4D, или как там... Поэтому картинки и получаются такими точными. Я, по сути, пишу с натуры. Со временем, как стала рисовать, научилась контролировать свои видения. Я просто начинаю их ждать, и они приходят. Вильям сидел, прищурившись и как будто стараясь переварить все, что он только что услышал. Он то смотрел на нее, от отводил глаза. Потом вздохнул. «Вот сейчас он либо поймет меня, либо позвонит в скорую. Здравствуйте, у меня подруга с ума сошла, приезжайте,» - Ядовито подумала Лиззи. Но Вильям, на удивление, остался спокоен. Он молча смотрел некоторое время на картины, стоящие в углу комнаты и сказал: -Не шутишь? Лиззи покачала головой. Вильям поднялся на ноги. - Тогда завтра и покажешь, как это работает. Ты же, кажется, приехала рисовать? - Да, тут в пригороде есть замечательная виллочка. Пойду туда. Вильям уже собирался было уходить, но тут остановился и посмотрел на рамочки. В двух из них стояли фотографии и в одной – два пожелтевших именных билета. Он взял рамку и стал рассматривать. Билеты были совершенно идентичны. Абсолютно. Совпадали даты – двадцатое мая 1902-го года. Но что самое интересное - даже места – поезд №2717, вагон 6, место 124. Отличались только имена пассажиров – обладателей этих билетов. - А это что? – спросил Вильям, повернувшись к Лиззи. -Я не рассказывала? – удивленно вскинула брови та. – Странно. У нас это как семейная сказка. - Нет, впервые их вижу у тебя. Расскажи. Люблю сказки. Лиззи взяла у него рамку и с нежностью посмотрела на билеты. - Романтическая история. Мои прабабушка и прадедушка собирались ехать этим поездом. Произошла какая-то ошибка, и им продали билет на одно место. Видишь, они именные? Вот они и столкнулись на вокзале, билеты выпали, каждый схватил чужой и понесся в вагон. И только в поезде поняли, что дедушка – Маргарет Финнер, а бабушка – Роберт Джонс. И оба едут на одном месте! Так и познакомились. Спустя несколько лет поженились. Билеты сохранили как напоминание о том, какие судьбоносные бывают совпадения. Мы и передаем как память об этом. - Хоть фильм снимай. – улыбнулся Вильям и развернулся, чтобы уйти, но Лиззи окликнула его. - Скажи, ты же не считаешь теперь, что я ненормальная? - Лиз, я тебя знаю с пяти лет. Я всегда считал тебя ненормальной. На следующее утро они въехали на территорию некогда крупной и богатой виллы. Молодой человек-охранник, узнав известную художницу, согласился пропустить Лиззи за автограф. Изучив дом, Лиззи отыскала лесенку, ведущую в маленькую комнатку под самой крышей, с нависшим над полом окном. Комнатка почти совсем не пострадала от вандалов - ее просто не все находили. Напротив двери стоял прекрасно сохранившийся маленький камин. Она впервые видела камин на чердаке, но только обрадовалась этому – картина обещала быть необычной. «Чердак класса люкс», - пошутила про себя Лиззи, изучая помещение. Уильям чувствовал себя неуютно, то и дело нервно оглядывался, практически все время пялился на пол и реагировал почти на каждый шорох. Зато Лиззи была как рыба в воде. Нужно было только подождать, пока появится какой-нибудь обитатель – и получится неплохая зарисовка. - Ну, - поинтересовался Вильям, когда Лиззи установила все, что было нужно для работы. – Началось? - Подожди. – сказала та. –Нужно время. Видимо, тут когда-то был кабинет… - протянула она, оглядывая комнату. Уильям поднял руки, демонстрируя подчинение, затем сложил их на груди и молча стал ждать, стараясь ничего не трогать. Пока он с брезгливостью осматривал место, Лиззи некоторое время сидела неподвижно. Потом медленно поднялась и прошептала: - Уилл, началось. Вильям напрягся – он все-таки ожидал привидений. Лиззи подошла к стене и стала водить по ней пальцем. - Геральдические лилии, темный шоколад… Обои бежевые… Нет, цвета… Кофе с молоком. Красиво. – продолжала она приглушенным голосом. Затем Лиззи продвинулась немного вдоль стены. Глаза ее сначала смотрели словно внутрь себя. Сейчас же внимательный взгляд был направлен в пустое пространство, которое наполнялось в этот момент только для нее. -Классно! Фоторгафии… Какие-то семьи… У них много детей. И у мальчишек длинные волосы. Уильям все смотрел на нее с долей скептицизма и как будто ожидал подвоха. Между тем, Лиззи продолжала двигаться. - Стол под окном… Очень умно - свет падает прямо на стол. На столе чернильница… Хозяин – неряха, все забрызгано! – она подняла руки, словно стараясь не испачкаться в пятнах на несуществующем столе. – Стул мягкий, золотистая обивка. Однотонный. Она присела на корточки. - Дубовый. Вон там, – она вновь вскочила на ноги и указала на соседнюю стену, - шкаф с книгами. Сколько их… энциклопедии, справочники какие-то… Прагматик попался! А нет, вон Конан Дойл и даже Лермонтов. Неплохой у него вкус. Готова поспорить, это мужчина лет сорока-пятидесяти. А над камином… Картина! Мрачная, мне не нравится – противный пруд, над ним – пелена тумана, ива… Мрак. Он скоро придет. У Вильяма по спине забегали мурашки. Лиззи смотрела куда-то вдаль, не в комнату, но так живо, что, казалось, помещение действительно заставлено невидимой мебелью, которую видела только она одна. - Стул… Мы видели его внизу… Поломанный такой. Он раньше стоял тут. - А почему он скоро придёт? – прошептал Вильям. - Как же, в камине же огонь разведен! – воскликнула Лиззи, словно Вильям сморозил какую-то глупость. Тут она повернулась на него. За его спиной была дверь. Вильям на всякий случай сдвинулся в сторону. - Он здесь. – сказала Лиззи и внимательно уставилась в пустоту перед дверью. Она уже не обращала внимания на оторопевшего друга. В дверь вошли двое мужчин в изящных суконных костюмах. Они горячо о чем-то спорили. Она тут же села на место и принялась набрасывать их лица. Вильям подошел и из-за спины Лиззи посмотрел в альбом. Два лица появились на нем – черноокий молодой человек лет тридцати пяти, гладко выбритый, с густыми бровями. Второй постарше, с бакенбардами, длинными волосами и массивным носом. Под правым глазом у него была маленькая родинка. Вильяму стало как-то не по себе. Он некоторое время молча смотрел на рисунки, не в силах выдавить из себя ни слова. Потом, наконец, сдавленно произнес: - Лиз, я пойду на улицу. Не буду мешать. Лиззи отмахнулась. Когда Вильям удалился, она продолжила рисовать. Длинноволосый был одет просто, по-дорожному. Вся одежда – от сюртука до жилета была черной, выбивалась только белая рубашка. Черноглазый же был своего рода денди – ботинки блестели, из кармана дорогого сюртука торчал аккуратно сложенный платок. Сначала мужчины беседовали спокойно. Потом черноглазый вдруг уставился на своего собеседника и умолк. Тот, не понимая, что происходит, пытался вернуть его в реальность: что-то кричал ему, или, наоборот, говорил приглушенно. Лиззи не особо вслушивалась в слова, поглощенная работой. В голове она уже представила изображение «Ссоры двух джентльменов». Но тут тот, что моложе, бросился на человека с бакенбардами с кулаками. Завязалась борьба. Такого Лиззи никогда не видела. Она подскочила, словно видения в пылу могли задеть и ее, и прижалась спиной к стене. Наконец, молодому человеку удалось повалить своего соперника на пол. Он навалился на него всем телом и стал давить ему на горло. Последний некоторое время сопротивлялся и жадно глотал воздух, пока, наконец, глаза его не остекленели, он не издал последний хрип и не обмяк. - Убил… Он его убил! - Завопила Лиззи и, перепуганная насмерть, попятилась, словно хотела пройти сквозь стену. Убийца поднял голову. Потом он, как бы прислушиваясь, стал поворачивать лицо к двери. Когда взгляд черных глаз достиг Лиззи, он остановился. Вдруг мужчина поднялся и, не сводя глаз со свидетельницы, стал надвигаться и протянул к ней руку. Девушка закричала от ужаса и понеслась вон из комнаты, забыв абсолютно все: холст, краски, кисти… Ей хотелось поскорее бежать прочь, прочь… На лестнице она столкнулась с Вильямом, который словно сорвал пелену с ее глаз и вернул вилле ее заброшенный вид. - Ты кричала. – возбужденно произнес он, пытаясь заглянуть ей в лицо. - Все в порядке, Лиззи? Что случилось? - Там, там…- задыхаясь, она пыталась произнести хоть что-то. – Убийство. Я видела убийство столетней давности, Уилл! Вильям посмотрел на ее испуганные, мокрые от слез глаза. Она вся побледнела, дрожала от ужаса и заикалась. -Пошли, - Вильям недобрым взглядом посмотрел наверх. - Надо уходить… Они поспешили из этого страшного дома и уже через час сидели в доме Уилла. Лиззи пила горячий чай и в очередной раз пересказывала ужасную сцену, свидетелем которой стала. - Значит этот – Вильям ткнул в набросок. – Задушил этого. – он перевел палец на портрет человека с бакенбардами. - Да.. – протянула Лиззи. – Это было ужасно. Я видела, как из него уходит жизнь. Никогда этого не забуду. - Не надо тебе возвращаться туда. – заботливо сказал Уилл. – Еще нервный срыв схлопочешь. - Мне надо вернуться. Я оставила там вещи. - Я сам заберу. - Дело еще вот в чем. – Лиззи поколебалась. Даже в ее голове эта мысль звучала как полный бред. В итоге она собралась с силами и сказала: - Тот… Черноглазый. Он как будто видел меня. -Что? - Ну, он смотрел, понимаешь. И пошел прямо на меня. Как будто хотел что-то сказать или сделать… А я убежала. - Тем более не надо возвращаться. Лиззи, слышишь? Но Лиззи только подняла на друга глаза. - Понял, спорить бесполезно. Лиззи, ты в своем уме? Дурка ведь может скоро понадобиться! - Именно. Спорить бесполезно. К тому же, убийство уже совершено. За ночь он спрячет труп, и мы спокойно сможем вернуться. Не мешая. А может, он убежит. Думаю, мы больше не увидимся. Вильям испуганно посмотрел на девушку, которая была ему почти сестрой. Только теперь его скептицизм пропал, ему стало по-настоящему ясно, что за талант у нее был и чего он мог стоить. Потому, на следующий день они поехали забирать вещи художницы вместе. Лиззи старалась не допустить того, чтобы снова оживить этот дом. Он не давал ей покоя всю ночь - стоило ей заснуть, как память сразу вызывала образ мертвого мужчины с бакенбардами, его последний хрип и искаженное лицо. Когда она вышла из машины, она почувствовала, что это место как будто само хотело ожить. Стоило ей ненадолго задержать взгляд на каком-то участке, он, против ее воли, начинал наполняться красками и жизнью. - Зайти, быстро взять вещи и уйти. – повторяла она, стараясь смотреть строго под ноги. Ей едва удалось уговорить Уилла остаться в машине, поэтому задерживаться ей не хотелось еще потому, что он мог начать беспокоиться. Оказавшись перед дверью той комнаты, Лиззи долго не решалась открыть ее. Казалось, вот она сейчас повернет ручку, а там, на полу, окоченелое тело с пятнами на шее и пустыми глазами. Или то, что могло от него остаться за сто лет. - Зайти, быстро взять вещи и уйти. Зайти, быстро взять вещи и уйти. Зайти, быстро взять вещи… Но не было же его вчера, когда она еще только зашла в кабинет! Значит, он лежит где-нибудь в земле, или на дне реки, или сброшен куда-нибудь в канаву… или где там еще прячут трупы убийцы... Может, она прошла по нему по дороге сюда и даже не обратила внимания... - … и уйти. Лиззи резко открыла дверь и похолодела. Трупа не было, но был он. Убийца, сидел за столом и что-то писал. Нет, она не хочет его видеть. А вдруг он сможет дотронуться до нее. Вдруг он не только видел… Комната сама наполнилась жизнью, без ее желания, и вернула свой первозданный вид. Геральдические лилии на стенах, чернильные пятна на столе. Но вот ее вещи. Сейчас она заберет их и тихо уйдет. И не вернется в это ужасное место больше никогда. Она неслышно собрала свою сумку. Последний раз Лиззи подняла глаза на человека за столом. Он не видел и не слышал ее, а все продолжал писать. Видимо, он просидел за этим занятием всю ночь – вокруг валялись скомканные или порванные листы бумаги и несколько пустых чернильниц. Но вот, кажется, он закончил. Лиззи хотела уйти, но что-то заставляло ее продолжать наблюдать за ним. Тот еще раз пробежал письмо глазами. Потом вздохнул, свернул его и положил в небольшой продолговатый конверт. Затем оглянулся. Лиззи испугалась – вдруг он снова начнет пялиться на нее. Но он не пялился. Только приписал что-то, а затем, взяв конверт, запечатал его и стал оглядываться. Наконец, взгляд молодого мужчины упал на камин. Он подошел к нему, сунул руку в дымоход и, улыбнувшись, засунул туда конверт. Затем он еще раз обвел взглядом комнату, скользнул глазами по Лиззи и, схватив стоявшие в углу чемодан и дорожный плащ, покинул комнату, шмыгнув мимо гостьи. - Лиззи! – услышала она за спиной. Вздрогнув, художница повернулась. Сзади стоял Вильям. - Ты что так долго? Что, опять? - Опять…- пробурчала Лиззи. Она посмотрела на камин. – Подожди секундочку. Приблизившись к камину, она сунула руку в дымоход. - Ты что делаешь? – поинтересовался Уилл. – Лиззи, не пугай меня! Та поводила рукой в дымоходе, ощупывая пальцами грязные стенки, и извлекла на свет старый, пыльный конверт. Он пожелтел от времени, бумага, казалось, готова была рассыпаться. - Что это? – спросил Уильям встревоженно. - Это письмо. - Я понял, откуда оно там? - Кажется… Уилл…- девушка прочитала надпись на конверте. – Уилл… оно для меня. Не веря своим ушам, Вильям подошел к Лиззи. На конверте была надпись: «Моей посетительнице в мужском костюме и красной косынке.» Ошарашенная, Лиззи вскрыла конверт. В отличие от конверта, бумага была превосходного качества, а потому хорошо сохранилась. Письмо было коротким. «Здравствуй, мой неизвестный гость. Прости, я, вероятно, сильно напугал тебя. На твоих глазах я убил человека. Я долго не мог понять, видишь ты нас или нет. Потом, когда стало очевидно, что видишь, я не смог придумать ничего лучше, как попытаться объясниться на месте. Глупое решение, тысячу раз прошу твоего прощения. Но, поверь мне, никакому суду я не хочу доказать свою невиновность так, как тебе. Надеюсь, ты не думала, что ты – одна такая? Что только тебе открыто время, в котором ты не живешь? Мы с тобой чем-то похожи. Только, как я понял, ты видишь прошлое. В частности, ты смогла увидеть, чем было это мертвое здание в мое время. Мне же открыто будущее. Не знаю, пересечёмся ли мы когда-нибудь еще, но мне бы очень хотелось. На какой-то момент я почувствовал, что не одинок. Я знал, что есть такие, как я. Но встретил такого человека впервые. Тот, которого я убил – анархист Джек Конуэлл. Не знаю, скажет ли тебе что-то это имя. Может, в твое время он – известная личность, может, его позабыли. Дело в том, что он – по совместительству лидер террористической группы, которая уже несколько лет убивает не только неугодных им людей, но и невинных граждан. В тот вечер, когда ты наведалась в мой уже разрушенный дом, мне тоже открылось видение – я и мое окружение знали его под другим именем, но я понял, кто он на самом деле, и каким должен был быть его следующий шаг. Я не мог не сделать хоть что-то. Никакой ошибки быть не могло – это исключено! – я видел все так же четко, как ты видела нас. Я не мог допустить того, что он собирался сделать. Дело в том, Что 20-го мая 1902-го года, он лично должен был взорвать поезд №2717, подложив под него взрывчатку. После его смерти операция сорвалась, а другие участники группы вынуждены были уйти в подполье или рассеяться по окрестным городам, а может, даже эмигрировать. Прости, у меня слишком мало времени. Я должен бежать. Он был не только опасен – у него везде свои агенты, убив него, я начал копать себе могилу. Думаю, ты можешь представить, какую опасную игру я веду. Но ведь нельзя зарывать свой дар в землю. Даже если я останусь неизвестным, хочу, чтобы он приносил пользу другим. Твое появление дало мне надежду, что, может быть, нас больше, чем мне казалось. Я отправляюсь в путь. Буду искать тех, кому могу быть нужен. Надеюсь, тебе никогда не придется применять свой дар так, как это пришлось делать мне. Прими мою благодарность за эту надежду. Береги себя.

Р. Н. С. p. s. Сегодня я тоже тебя видел.»