ты цепляешься за воздух

— Я сейчас, — Олег рассеянно машет рукой и сворачивает обратно в душевые, то ли кран подкрутить, то ли что-то забрать. Игорь не думает: в такие моменты нужно отбрасывать все лишнее, в том числе мозговые клетки, в ход идут одни инстинкты. Быстрый рывок к раскрытой сумке, выдернуть из нее пакет с аккуратно сложенным грязным бельем, вытряхнуть футболку, пакет — обратно, футболку — скомкать и сунуть в свой рюкзак. На все уходит одна, две, три секунды. Олег возвращается с бутылочкой геля для душа, упаковывает в отдельный пакетик, заглядывает в сумку. Сердце бешено стучит. Заметит? Олег тот еще ценитель порядка, у него каждая баночка со специями стоит на строго отведенном месте, может, неправильно положенный пакет выдаст Игоря с потрохами. Три. Два. Один. Убирает гель, закрывает сумку, вешает на плечо. Широко улыбается. — Ну что, по кофе? Игорь проклинает себя за глупость, слабость и криминальные наклонности следующую неделю. Каждый раз, когда телефон пищит, уведомляя о входящем, он ждет, что сейчас Олег спросит: эй, это не ты прихватил из сумки мою футболку? и Игорю придется придумывать на ходу, как это объяснить (никак, он просто заблокирует его везде и больше не будет с ним переписываться). Но Олег спрашивает обычное: как дела, как служба, что ты сегодня ел, не хочешь ли заехать на неделе, и постепенно Игорь расслабляется. Одной футболки отвратительно мало. Она пропахла потом и феромонами так, что даже когда лежит в ящике комода, Игорь чувствует с матраса тяжелый альфачий дух, но когда он закрывает глаза и пытается не думать, только чувствовать — запах пряностей и чего-то сладковатого, вроде вишневого ликера, — ему чего-то не хватает. Кого-то. С Серёжей получается даже проще. Не нужно воровства, даже почти не нужно врать, Игорь просто удачно забывает в участке куртку, когда они с Серым идут прогуляться в ближайшем сквере (Олег называет это «выгуливать питомца» и не уточняет, кто из них кого выгуливает), и под питерским промозглым ветром у него быстро синеют руки. — Давай я дам тебе толстовку, — уговаривает Серёжа. — У меня под ней еще рубашка. Игорь, ну правда, будет смешно, если пули тебя не берут, ножи не берут, а простуда отправит на больничный. Игорь ворчит очень натурально. В толстовке уходит в участок, а там бережно упаковывает её в пакет, напоследок глубоко вдохнув (запах свежий, солоноватый, навевающий воспоминания про летние вечера на берегу залива, с примесью горьковатого дыма и чего-то еще, если внюхиваться долго — на грани с неприятным, как гниющие водоросли). Теперь у него есть сет, два из двух. Если Серёжа попросит вернуть, он сделает вид, что забыл, постирает и принесет, так Игорь договаривается с собой, но Серёжа не спрашивает, и Игорь запирает толстовку в том же комоде, как папа когда-то запирал шоколадный подарок от мэрии на новый год, чтобы он на радостях не объелся им раньше времени. Это — на крайний случай, нечего себе потакать. /// Олег и Серёжа делятся информацией о себе по чуть-чуть, но Игорю хватает. Он не спрашивает, они не говорят, но если провести с ними рядом хотя бы несколько часов, становится понятно — да, вместе, да, два альфы. Игорь комментирует это мимоходом, просто из удивления: почему про это не кричат все таблоиды? Серёжа не отнекивается (Игорь от него и не ждал), только усмехается шире. — Ты что, это взорвет их маленький нормативный мирок. Проще пытаться понять, где я прячу тайную наложницу-омегу и пять внебрачных отпрысков. У Серёжи большие глаза и узкая талия, типичные признаки омеги, но квадратная челюсть и стальной тон, которым он раздает приказы в компании. Олег обожает готовить и возиться с животными — и снова типично для омеги, — но когда он берет в захват на ринге, его пальцы разжать не легче, чем полицейские наручники, Игорь может сравнить. В Игоре из омежьего только горсть таблеток ежедневно, чтоб не потекло позорно посреди рабочего дня. Альфой был бы краше, думает он иногда, без злости и самоуничижения (это было в школьные годы, когда внезапный пубертат принес с собой ужасную несправедливость) — просто констатируя факт. Такой омега не нужен никому. Олегу с Серёжей не нужен никакой омега вообще. А Игорю — не нужен альфа. Таких в МВД немного, в СК еще меньше, Игорь помнит, как на заре карьеры курил с одной седой следовательницей — она рассуждала о том, что они ошибки природы, вот мне пятьдесят, я не повязана и не планирую, у меня все метки — от службы: вот тут ножом, а тут пулевое, такое вот вывернутое наизнанку омежье предназначение. Потом приказным тоном велела бросать курить, пока не отбил себе нюх. — Я пытаюсь дать равные возможности для всех, — рассказывает Серёжа, когда на него находит стих. — И я считаю неправильным заставлять омег сидеть на подавителях, чтобы чего-то добиться в карьере. Если омега не хочет принимать таблетки, это личное дело омеги — во Вместе мы предоставляем отпуск до недели по случаю течки... Ну да, думает Игорь, и кто захочет на неделю выпасть из рабочего процесса? Попрощайся со всеми интересными проектами, пока катаешься по мокрым простыням. Игорь — на подавителях еще с академии. В аптеке тупо моргает, переваривая ответ. — Как нет? — Так нет. Не завозили эструсцантел в этом месяце, — усталая фармацевтка смотрит с той стороны прозрачного стекла с ободранными рекламными наклейками. — Но мне надо, — говорит Игорь, как будто это должно помочь. Фармацевтка вздыхает. — Мужчина, всем надо, что я сделаю, из воздуха достану? Возьмите аналог, вот наши, отечественные, ничем не хуже... Игорь тратит обеденный перерыв, чтобы из курилки обзвонить десяток ближайших аптек. Везде отвечают одно и то же — запасы на складах кончились, завоза в этом месяце не было, будете брать аналоги? Игорь не отчаивается, после службы направляется прямиком на Ваську, закидывает ноги Игнату на стол. Игнат вздыхает и разводит руками. — Родной, ну ты же знаешь, я для тебя маму родную продам, но я не могу пошуршать по рыночку, если шуршать нечего. Развернули все прям с таможни, у них, говорят, от прошлой партии десяток омег ноги протянули, пока не найдут ошибку на производстве — никаких тебе таблеточек... золотой мой, ну не грусти так, метнись кабанчиком в Финку, одним днем буквально, вдруг там еще осталось? Игорь не хочет в Финку одним днем, у него нет даже лишних пары часов (каждый месяц обещает себе взять с запасом и каждый месяц снова спохватывается, когда в блистере остается последняя таблетка). Отечественные таблетки мельче и на вид какие-то неприятные. Игорь уговаривает себя не поддаваться предрассудкам и пропихивает первую в горло, не запивая, прямо на улице. Серёжа поднимает голову и смешно поводит носом. — Там дождь? Игорь замирает, стянув куртку с одного плеча. Прокашливается. — Да нет. Это я по канализации шарился. У Игоря в медкарте твердой рукой штатного терапевта больницы МВД прописано: в здоровом состоянии — первичный запах озона, вторичный мускуса, простым языком — запах дождя и мокрой псины, или, как называет это сам Игорь, аромат питерской подворотни минус ссанина. От него не то чтобы сильно несёт, но достаточно, чтобы Олег тоже рассеянно глянул в окно, когда первый раз вдохнул рядом. Игорь не говорил, а Олег с Серёжей не спрашивали. Обычно альфы, пока он на подавителях, считывают его как бету. Беты — как альфу. Иногда ему интересно, что они скажут, но это не та тема, которую можно ненавязчиво поднять в разговоре. Классные у вас статуи вдоль стен, кстати, вы бы видели батино лицо, когда он понял, что придется проводить со мной лекцию о случайных залетах. Чего раньше не сказал? Да к слову не приходилось. — Мы с Олегом еще в школе договорились, что никогда не будем драться за омегу, — рассказывает Серёжа. — Гормональная совместимость того не стоит. Игорь кивает — он тоже так думает. Гормональная совместимость не стоит того, чтобы вешаться на двух знакомых альф. /// Он перекладывает футболку под подушку и толстовку рядом, долго возится, меняет их местами, потом подсовывает под подушку обе, потом убирает подушку совсем и ложится в шмотки лицом. За десять лет на подавителях у него были течки дважды: когда пришлось слезть с подавителей перед операцией и когда он проебался с приемом таблеток и было поздно что-то исправлять. Ему есть с чем сравнить и он понимает, что сейчас его кроет легко, не течка, а так, предтечие, но даже это страшно неудобно. Кожа натянутая, как бумага, хочется чесаться, хочется скалить зубы на каждого альфу в участке (а их много), хочется в душ, чтобы смыть с себя все лишнее. Он пишет Олегу, что сегодня не придет. Нездоровится. Ответ приходит с грустным смайликом, видимо, телефон попал в цепкие серёжины руки. Олег перезванивает под вечер, мягко (Игорю всегда нравился его голос, но сейчас он ощущается, как бархатная перчатка, погладившая вдоль позвоночника) спрашивает — лекарства? бульон? мне заехать? Игорь решительно говорит, что у него всё есть, спасибо. Из двух тряпок не свить (Игорю стыдно, правда) ничего, похожего на гнездо, как ни выкладывай их вокруг себя. Кажется, запах только дразнит сильнее от ночи к ночи. Игорь садится посреди постели с пачкой сигарет и нервно курит одну за одной, в дымном облаке складывается ощущение, что он вот только-только вышел с Олегом покурить и если захочет — дотронется до него, прижмется рукой к талии или щекой к плечу. Иллюзии хватает ровно до рассвета. На службе Игорь рассеянно шевелит носом, пытаясь снюхать с себя то, в чем извалялся ночью. /// Олег трогает его лоб, и у Игоря что-то коротит в голове, рассыпается искрами под веками. — Ты и правда горячий. Совсем не лечишься, что ли? «Нездоровье» Игоря тянется уже неделю, и он здорово устал. Сигаретами провоняли обои во всех комнатах квартиры, Цветков боится приближаться к нему ближе чем на метр, и он готов поклясться, что пара задержанных бросали на него особо сальные взгляды. Игорь не помнит, что это такое — когда в течку хочется трахаться, сейчас ему скорее хочется убивать. К людям в таком состоянии нельзя, но он парадоксально заявляется к Серёже с Олегом на порог. Соскучился. Всегда старался держать руки при себе, а тут при встрече обоих облапал, Серого даже приподнял немного над полом, и в нос шибануло чуть не до слез. Если бы можно было обтереться об них по-кошачьи, не вызывая вопросов, сделал бы это незамедлительно. Серёжа — наоборот, поморщился, отстранился: — Игорь, без обид, но сколько ты куришь? Даже от Олега так не несёт. Обидно, но пожалуй и к лучшему — не будет вынюхивать мокрую псину под стойким табачным амбре. Олег лечит его куриным бульоном и чаем с малиной. Становится еще жарче, Игорь размазывается по дивану и позволяет Серёже сложить ноги себе на колени. Подперев щеку кулаком, тот слушает, как Игорь ругает по пунктам коллег, пострадавших, задержанных, следаков, адвокатов — но следаков все-таки больше, — начальство, стажеров и журналистов. Глаза у него подозрительно блестят. — Что? — Ничего. Ты больным на службу ходишь? — Игорь хмурится, не понимая, и Серёжа заговорщицки подмигивает: — Не бойся, не выдам. — Что не выдашь? — Что не выдаст? — интересуется Олег, заглядывая в гостиную. — Игорь рассказывает, что уже неделю лежит дома и скучает, — бодро рапортует Серёжа и подмигивает снова, когда Олег скрывается из виду: — Поосторожнее. Олегу только дай повод устроить кому-то постельный режим. Игорю немного совестно: они думают на простуду, а не шалящие без подавителей гормоны, но он им технически не врал, а что они додумали, за то он ответственности не несет. Или нет? Это же не вич-статус, чтобы объявлять о нем заранее. В конце концов, если Серёже было очень интересно, у Игоря все написано в личном деле, и пусть не говорит, что не смог бы до него добраться, архивы МВД оцифровали ещё в четырнадцатом году. Игоря расслабляет. Игоря практически плавит на этом диване, особенно когда Олег садится с другой стороны. Горячие пальцы вычерчивают круги на шее, пока Марго сёрфит за них каналы, выбирая что-нибудь в меру легкое, чтобы не слишком давить на воспаленный мозг Игоря. Игорь не столько смотрит, сколько чувствует, как его накрывает сразу двумя запахами, и это совсем не то же самое, что обниматься с футболками, потому что эти запахи живые, и серёжин смешивается с запахом шампуня, а от Олега пахнет немного сигаретами и заметно острее пряностями там, где ближе к подмышкам. — Ты засыпаешь, — слышит Игорь над ухом, и бурчит согласное. — У тебя все еще жар, — с другой стороны и на пару тонов ниже. Ко лбу прикасается что-то — Игорь практически уверен, что не ладонь, но боится открыть глаза и проверить. — Вообще-то, по-моему, он стал сильнее. Игоря определенно жарит, но не объяснять же, что это не имеет ничего общего с ломотой в костях, которая сопровождает обычный грипп. От такого жара определенно хочется: а) раздеться б) залезть Серёже под кожу в) чтоб Олег накрыл собой как одеялом. И трахаться, но это даже как-то вторично. — Останешься? — М? — На ночь останешься? — до Игоря доходит со второго раза. Внутренний конфликт мгновенный и страшный, как ядерная война: с ума сошел, какая ночевка, езжай домой — дома две футболки и холодная постель, а здесь пахнет смесью двух альф даже на кухне. Здравый смысл и совесть прогибаются под натиском бесконечной заебанности. Дальше развивается кипучая деятельность. У Игоря не получается объяснить, что он прекрасно может поспать на нерасправленном диване, укрываясь любым пледом. Диван расправляют, бесконечно извиняясь, что гостевая спальня не готова к приему гостей (на самом деле, у нас никогда никого не бывает, если не считать тебя, поясняет Серёжа неожиданно смущенно). Олег приносит постельное, подушки и ватное одеяло. — Извини, но в этом я тебя спать не пущу, — заявляет Серёжа. — Только не в джинсах. Пойдем подберем что-нибудь. Игоря режет мгновенная, очень глупая надежда, что Серёжа сейчас снимет что-то с себя, но он роется в комоде с чистыми вещами. Выданные штаны и футболка пахнут только стерильностью и немного лавандовым мешочком от моли. Серёжа, заметив лицо Игоря, поспешно добавляет: — Футболка вообще не ношеная, я её купил в приступе жадности. А спортивки мои старые, но ты же понимаешь, я спортом не особо... — Всё нормально, — тоскливо заверяет Игорь. Его грязные вещи невидимый Олег успевает собрать с пола, пока он переодевается, и остается надеяться, что к утру они будут уже сухие, потому что в джинсах Серого Игорю в участке появляться точно нельзя. /// Глубоко ночью Игорь просыпается в лихорадке и легком ужасе. Постель мокрая, но, к счастью, только от пота. Игорь добирается до ванны, плещет в лицо холодным, потом пьет прямо из-под крана, потом смотрит в свои бесстыжие глаза. Вопрос «где таблетки, Лебовски» даже не стоит, он и так знает, где — дома, на тумбочке у кровати. Кроме того, двенадцать часов прошли часа четыре назад, поздно пить боржоми. Только бы не потечь прямо на диван, устало думает он, аккуратно выискивая по карманам сигареты. Хуй с ним, с циклом, все равно по пизде, но это будет совсем стыдно. Ребят, вы не обращайте внимания на лужу, это я просто так сильно с вас тащусь. Сигареты находятся в пальто Олега, и он не отказывает себе в удовольствии и накидывает его на плечи, чтоб не мерзнуть на балконе. Он почти уверен, что Олег бы и так разрешил. Дышит поровну: вдох — прохладного осеннего воздуха, вдох — носом в воротник. Жалко, что от куртки Серого так не пахнет, то ли недавно из химчистки, то ли он в ней давно не выходил (Игорь совсем не маньячно обнюхивает все воротники). Но это же неправильно, одного пряного запаха мало. Докурив, Игорь бесшумно обходит комнаты (долго постояв под закрытыми дверями спальни). В домашнем офисе на спинку кресла накинут шелковый халат, он пахнет тонкими духами, а под ними — запах моря и разложения, от которого Игоря простреливает до самого паха. Он залезает с халатом под одеяло, а пальто накидывает поверх, но так оказывается слишком жарко. Тогда он спинывает одеяло в комок под ногами, халатом укрывается, а пальто обнимает. Все еще жарко. Он снимает мокрую насквозь футболку; так становится немного легче, нежная ткань халата приятно холодит, скользит по коже, как ласковые прикосновения тонких пальцев. Если зажать пальто коленями и закрыть глаза, становится совсем хорошо. Прикосновение прохладных пальцев становится очень материальным, и он снова открывает глаза. В комнате светло-серо — раннее утро. Серёжа сидит перед диваном на корточках и внимательно смотрит на Игоря. Игорь не придумывает ничего лучше, чем нырнуть лицом в воротник пальто. — Если ты замерз, ты мог попросить еще одно одеяло, — говорит Серёжа. Игорь думает, что должно быть довольно очевидно, что он не замерз, потому что одеяло лежит у него в ногах. — Игорь, — ну не надо, думает Игорь, ну дай доспать, ну потом, потом разберемся, ну что ты за человек. Почему ты вообще жаворонок? Это нечестно. — Игорь, посмотри на меня. Ты не пил таблетки? После краткой борьбы со стыдным желанием притвориться мертвым опоссумом, Игорь все-таки мотает головой. Серёжа негромко фыркает. — Я так и понял. Не обижайся только, но тебя слышно даже в спальне, — Игорь не обижается. Немного хочет умереть, но это детали. Рядом чувствуется шевеление, потом диван чуть-чуть прогибается. Когда Игорь снова выглядывает немного из воротника, Серёжа оказывается совсем близко, лежит рядом на соседней подушке. Мог бы тогда продолжить гладить, думает Игорь ворчливо. Кажется, от лихорадки у него внутри что-то умерло, то ли гордость, то ли остатки воспитания. — Но течка ведь не начинается прям так сразу? — Серёжа говорит это вопросительно, но явно только из уважения к Игорю, потому что вряд ли он знает об этом (да о чем угодно) меньше Игоря. — То есть, ты не пьешь таблетки уже какое-то время? — Я пью, — возражает Игорь. — Только я понадеялся, что ты это нарочно, — легко шутит Серёжа. — Тогда что не так? Игорь неохотно пересказывает детали: про застрявшие на таможне таблетки, отечественные аналоги, их мерзкий вид и странное действие. Серёжу как будто ничуть не беспокоит ни интимная тема, ни тот факт, что вытягивать информацию из Игоря приходится по слову за раз. Он задумчиво кивает, потом хмурится, что-то мысленно прикидывает. — Хочешь сказать, это длится всю неделю? Игорь бурчит в воротник. — Что? — Я говорю, дней десять, — повторяет он чуть более отчетливо. — Наверное. Или немного больше. Почти сразу, как я на них перешел. — Десять дней течки? — Серёжа резко садится. Игорь втягивает голову в плечи. — Тише. Олега разбудишь. — Он не спит. Десять дней — это не нормально. — Я знаю, — огрызается Игорь. — Ну это не совсем течка. Это что-то... наполовинку. Я даже не, — он все-таки отказывается говорить это вслух, так что кашляет и заканчивает более деликатно: — Ничего, кроме жара и вот этого вот... (он про острое желание обложиться вещами двух знакомых альф со всех сторон, разумеется, и Серёжа должен это понять по его стыдливой гримасе) — короче, это почти не мешает работать. — Ты правда думаешь, что мне есть дело до твоей работы? У тебя внутренности медленно варятся в собственном соку! — Немного осталось. Еще дней десять... — Ещё дней... в таком состоянии? — Игорь дергает плечами. — А если твои таблетки не завезут и в следующем месяце? А если дело вообще не в таблетках? Игорь снова пожимает плечами. План был такой: он ни о чем не думает, и все проходит как-то само, а если не проходит, то он учится с этим жить, как научился жить со смертью отца, вечно пустым холодильником и двумя безнадежными влюбленностями. /// Голосование выходит не в пользу Игоря: два против одного. Серёжа выдает еще одни спортивки и другую футболку. Олег разрешает (ну, как разрешает — не запрещает) оставить пальто, так что Игорь накидывает его вместо своей куртки и всю дорогу время от времени делает осторожные вдохи возле воротника. Если Серёжа с Олегом и имеют что-то сказать по этому поводу, они оказываются слишком деликатными людьми. Машину изнутри медленно, но неотвратимо наполняет запахом озона и мускуса. На полпути Олег выкручивает кондиционер на максимум, тоже молча, и Игорь с этого момента смотрит строго в боковое окно, чтобы нечаянно не встретиться с ним взглядом в зеркале заднего вида. По крайней мере, они не лезут с ним в кабинет. Что означает, что отдуваться Игорю приходится одному. Под взглядом врача он начинает потеть сильнее, и кажется, что если бы не пальто Олега на плечах, он бы потерял форму, как пластилин под настольной лампой. Врачи — природные враги Громов, так считал еще папа. — У эструсолога когда последний раз были? — В прошлом году. — А до этого? — Раз в год, — врач, квадратная какая-то бета с короткими выбеленными волосами, кивает, делая пометку в карте. — У нас медосмотры плановые. Врач поднимает на него взгляд такой тяжелый, что Игоря пригибает даже в пальто. — Понятно. То есть, считай, что не были. Раздевайтесь, будем проводить полный осмотр. — А это обязательно? Врач разводит руками. — Заставлять я вас не буду, но вы учтите, ваш друг оплатил час моей работы. Предпочтете, чтобы я сорок пять минут за его счет пила чай? Совесть Игоря допустить такого не может, разумеется. Приходится выдержать несколько минут, пока его деловито и сухо ощупывают в латексных перчатках, потом ответить еще на десяток вопросов, с каждым новым чувствуя себя все больше школьником, прогулявшим семестр. Нет, он обычно не обращает внимания на изменения гормонального фона. Нет, он не пил контрацептивы — он же пьет подавители — это не одно и то же? Половой жизнью живет. Активной, начальство ебет каждый день... в смысле, нет, последний год никого не было. Запах? Не менялся. Наверное. Хотя раньше, кажется, был как-то поострее? Нет, он не уверен, как описать. На двадцатой минуте он готов воспользоваться пятьдесят первой и позвать адвоката. — Что я могу сказать. Долго вы не проживете, — Игорь невольно холодеет. — И умрете явно не своей смертью. Но по моей части ничего такого, что мы не поправим грамотно подобранным курсом. Вот как мы поступим. Со стоптечи вы слезаете — на ваш вес эта дозировка как слону дробина, вы только сильнее расшатали гормональный фон (Игорь бормочет под нос еле слышное «а я че, знаю, что ли, на них не написано»). Сейчас на первом этаже сдаете кровь на гормоны. В конце месяца перед течкой еще раз, и после течки контрольный. Тогда уже мы смотрим динамику, и если фон сам придет в норму, я выписываю вам блокираторы. Но полегче, чем эструсцантел, вы бы еще головные боли сразу морфием лечили. А если не приходит, будем думать. — Так а что мне пить этот месяц? — растерянно уточняет Игорь. — Игорь Константинович, вы чем слушаете? Я же сказала — сейчас слезаете, со всего слезаете. — А... течка? Врач, подумав, берет из стопки еще один бланк и быстро царапает на нем неразборчивое — Игорь пытается вчитаться, но слово совершенно незнакомое, даже не угадаешь. — Это что? — Рецепт. На контрацептивы. Игорь захлопывает рот. /// — Мы можем отвезти тебя домой, — говорит Серёжа, снова присев перед ним так, что смотрит в глаза снизу вверх. Игорь невразумительно пожимает плечами, пытаясь сказать: да вы уже столько для меня сделали, я что, такси сам не возьму, еще раз спасибо, увидимся, когда отпустит. — А можем отвезти к нам. Домой. По телу скатывается горячая волна, конечная точка которой — игорев пах. Он подозрительно заглядывает Серёже в глаза, Серёжа в ответ смотрит прямо и совершенно невозмутимо. — Как хочешь, — говорит он. — Мы не настаиваем. Но нам было бы так спокойнее, не знаю, как тебе. Игорю определенно не будет спокойнее, но ему совершенно точно будет приятнее. Уже у машины Олег останавливается резко и, толкнув Игоря спиной к дверце, с нажимом проводит ладонями под пальто и втягивает носом возле шеи. Все движения занимают от силы тридцать секунд, потом раздается недовольный оклик: «Олег!». — А что Олег? Это он тут ходит, — отвечает Олег с рычащим эхом после каждого слова; впрочем, он выглядит слегка смущенным, как воспитанная собака, которая знает, что на диван нельзя, и все равно положила на подушки морду. Пока Игорь и его член успевают понять, что это было, Серёжа уже открывает перед ним дверцу и подталкивает в машину. Не считая этой короткой заминки, доезжают быстро и без приключений. Второй раз за два дня Игорь возвращается в пентхаус, почему-то от этой мысли он робеет сильнее, чем от того, что Серёжа теперь имеет на руках выписку с его графиком течек за последний год. — Ну, пойдем, — подталкивает Серёжа снова, и потом еще раз: — Ну ты куда? — когда Игорь пытается свернуть к дивану. — Надо, наверное, перестелить? — спрашивает Олег за спиной. — Не надо, — заверяет Серёжа. И правда, не надо — кровать со смятыми простынями и двумя подушками, каждая из которых пахнет по-своему, кажется Игорю чем-то вроде маленькой версии рая, и его тянет туда как магнитом, он даже забывает смутиться и переспросить, точно ли Серёжа с Олегом имеют в виду то, что упорно видит его спутанный течкой мозг. — Ну хоть пальто отдай, — снова вклинивается Олег. — Оно же пыльное. Игорь держится за края пальто и взглядом отвечает, что если Олег хочет его забрать, ему придется с ним подраться. Олег вздыхает. — А если я дам тебе свою пижаму? Мысль Игорю нравится. Он благосклонно принимает пижамные штаны и сует их подмышку. Под пальто. — Не мешай ему, — отзывается Серёжа как-то слишком весело, но Игорь решает, что огрызнется на него потом. В спальне запах крепче, чем во всей остальной квартире (наверное, они проводят здесь много времени, наверное, не только спят, думает Игорь, и его пробирает дрожь), но все равно он безошибочно выбирает еще пару вещей: футболку со стула, рубашку и пиджак, висящие на плечиках на дверце шкафа. Сваливает всё (и пальто) в кучу на кровать и с упоением падает сверху. Сейчас нет желания как-то раскладывать вещи по запаху или фактуре, он хочет просто зарыться в них, как зарывается в песок ящерица. Он не ждет этого почему-то, поэтому приоткрывает глаз, когда кровать прогибается: с одной и с другой стороны. Встречается взглядом с Серёжей — значит, в затылок выдыхает Олег. Дрожь становится почти непрерывной и заметно крупной, но Игорь не может сказать, что это неприятно. Просто странно. — Всё хорошо? — спрашивает Серёжа. — Так лучше? Игорь неохотно, как будто это каким-то образом его унижает, кивает. Серёжа расплывается в улыбке. — Дома-то, наверное, гнездо поменьше, — Игорь жмурится, но кивает снова. — Ага. Я же говорил. — А я все думал, где я потерял футболку, — Олег совсем легонько прихватывает кожу на загривке зубами, заставляя Игоря выгнуться дугой, но почти сразу успокаивающе проводит ладонями по бокам. — Пока Серый про толстовку не сказал... — Я надеялся, что ты её вернешь, — усмехается Серёжа (Игорь бы покраснел, да сил уже нет), и доверительным шепотом поясняет: — Ты так слабо пах, я надеялся, что на ткани останется... — Мог просто поймать на улице любую собаку, повалявшуюся в луже, — слабо подсказывает Игорь. Серёжа взрывается хохотом — так ярко, что чуть не падает с постели. — Скажешь тоже... ты вкусно пахнешь. — Ну да. — Да, — подтверждает Олег. — Как... драка под дождем. — Я пахну как драка? — очередь Игоря смеяться, а Олега — смущенно ворчать. Серёжа смотрит на них лучисто, рыжие волосы падают на лицо, под ними хитро блестит синева, и Игорь вдруг перестает смеяться и, видимо, достаточно меняется в лице, чтобы Серёжа тоже немного посерьезнел. — Что? — Ничего. Просто... а что мы вообще делаем? — Помогаем тебе пережить течку? — Я даже не теку, — уточняет Игорь из принципа, хотя вопрос не в этом. — Это можно исправить, — задумчиво говорит Олег, и его ладони медленно сползают на талию под футболку, трогают горячим по коже, перетекают к бедрам; — я слышал, что сильное желание может, гм, спровоцировать нужные процессы... Игорь перестает дышать, пока пальцы Олега аккуратно оттягивают резинку пижамных штанов и трогают под ними, вычерчивая круги, и, видимо, думает слишком долго, потому что постепенно круги замедляются, потом пальцы деликатно выбираются из-под ткани, а ладони возвращаются на стартовую позицию на ребрах, и если Игорь что-то понимает в военном деле, то это было тактическое отступление. Игорь, недовольно крякнув, возвращает ладони на бедра. Олег негромко смеется, но, впрочем, под резинку руки больше не суются и ниже не сползают. Что немного жаль, но, наверное, пока что к лучшему. — Без обид, но это уже слишком для простого альтруизма. — А кто сказал про альтруизм? Мы очень заинтересованы, — Серёжа хищно скалится, но потом снова улыбается мягко и тонко. — Помнишь, как я говорил, что мы с Олегом еще в школе договорились... — Что не будете драться из-за омег. Помню, — кивает Игорь, чувствуя непонятный комок в горле. — Да. Мы договорились, что если нам понравится один и тот же омега, не будет никаких выяснений «мне или тебе». Мы или вместе, или никак. — Тебе нравится, когда мы вместе? — спрашивает Олег на ухо шепотом, и Игорь сейчас потребует, чтобы они с Серёжей поменялись местами, потому что если Олег так продолжит пользоваться своим положением, он рехнется. Он кивает; потом вспоминает спрятанные под подушкой футболку с толстовкой, и как поджималось все внутри от смеси запахов, бьющей в нос, и кивает еще трижды, чтоб наверняка. — Хорошо пахнете, когда вместе, — признание такое маленькое, но такое огромное, поговорка про гору с плеч никогда не ощущалась так буквально, Игорю некий внутренний голос говорит, что можно расслабиться, и он расслабляется, расплавляется у Олега в руках, как кусок масла, и Олег, наверное, это чувствует, потому что поглаживает в ответ очень-очень бережно. — А по отдельности? — хитро уточняет Серёжа. — И по отдельности. — А кто лучше? Игорь недовольно щурится. Что за вопросы с подвохом? — Оба одинаково хорошо. — Ну нет, кто-то же нравится тебе чуть-чуточку больше? — Нет, — Игорь решительно держит оборону. — А если так, — Серёжа переползает ближе и говорит почти в самые губы: — Кто вкуснее пахнет, тот первым тебя трахает. М? Сложно описать ощущения — Игоря просто продирает от затылка до пяток чем-то грубым, похожим на наждачку, и снова выгибает, до судороги, поджимая пальцы на ногах и заставляя впиться руками во что попало: одной в простыню, второй в серёжину футболку. Серёжа испуганно ахает, Олег автоматически прихватывает Игоря за талию, как будто ждет, что тот сбежит, и это длится пару секунд, после чего Игорь обмякает, мелко подрагивая, и внутри слабо, но знакомо переворачивается, как от солнышка на качелях. — Что такое, Горь? — Серёжа взволнованно трогает его лицо, стирая бисеринки пота, проводит по взмокшим волосам. Игорь не отвечает еще с минуту, только тычется в ладони носом, как собака. — Пиздец, — бормочет он, когда возвращает себе контроль над языком. — Я все-таки потеку. /// Кровать большая, больше, чем матрас у Игоря в квартире, он может растянуться во весь рост в любую сторону, хоть по диагонали, и еще останется место. Он выбирает точку в центре, сгребает сюда одеяла и взбивает их, чтобы получилось эдакое ватное безе, вкусно пахнущее следами чужого сна и, возможно, ночного секса — Олег с Серёжей не уточняли, но Игорю кажется, что пока он маялся на диване, они не только целомудренно обсуждали, как им быть в такой деликатной ситуации. Наворованной одеждой он обкладывается со всех сторон, чтоб отовсюду пахло только двумя альфами, а подушки выставляет так, чтобы свет из окна не бил в глаза, и так, свернувшись калачиком, постепенно задремывает. Когда открывает глаза, в комнате абсолютно темно, но он не уверен, что это из-за позднего часа — просто кто-то догадался задернуть непроницаемые черные шторы. Густо пахнет пряностями и вишней, рот невольно наполняется слюной. Олег сидит на краю постели, вытянув ноги, и листает что-то в смартфоне, подсвечивая голубоватым лицо. Игорь смотрит на него из-под ресниц, через пару минут он замечает взгляд и оборачивается. — Привет, — говорит тихо. — Привет, — отвечает Игорь. — Я постарался не ворошить твое гнездо, — Игорь усмехается: Олег действительно умудрился пристроиться на самом краю так, что почти не задел разложенные вещи. — Как ты себя чувствуешь? Игорь невразумительно мычит. Жар не то чтобы спал, но изменился и сосредоточился в отдельных местах: горят ладони, губы, даже напряженные соски; все чувствуется остро, и запахи, и прикосновения, даже то, как футболка трется о кожу, вызывает определенные переживания, и чем ниже по телу, тем эти переживания отчетливее. В паху печет, больше не хочется лежать калачиком — хочется перевернуться на спину и широко расставить ноги, при этом есть в этом желании что-то ленивое, как будто он делает кому-то, может даже и себе, одолжение... У него очень давно такого не было, но он почти уверен, что это — нормально. Особенно если сравнивать с гадостным чувством последних двух недель. — Неплохо, — решает он. — Хорошо. А то Серый волнуется, пишет мне каждые пару минут, — Олег отбивает что-то в телефоне и затихает, продолжая читать. Его свободная рука добирается до головы Игоря, начинает массировать кожу под волосами, и Игорь закрывает глаза, позволяя себе раствориться в ощущении и словить кайф, который не повторить без течки или ЛСД. В принципе, ему все еще не нужен альфа, особенно в таком замечательном гнезде. Но с альфой рядом приятнее. Второй раз он открывает глаза, когда под ним и возле него прогибается матрас. Серёжа нависает — это могло бы быть даже страшно, с его хищным носом, широким оскалом и диковато блестящими глазами, но раньше, чем его вид, Игоря будит густой морской запах с ноткой гнильцы, а с ним и чувство полной безопасности. — Привет, — говорит Серёжа, один в один как Олег, Игоря это веселит до широченной улыбки. — Привет. — Я придумал новое изменение в уставе компании, — делится Серёжа светски, пока его ладони проходятся от плечей Игоря до его бедер и аккуратно их раздвигают. — Ну-ка. — Теперь недельный отпуск дается не только омеге, которого настигла течка, но и альфе, омега которого находится в течке, — Серёжа уведомляет об этом очень серьезно, и одновременно с этим Игорь замечает, что пижамные штаны промокли и липнут к коже на бедрах. — Как тебе? — Очень разумно, — кивает Игорь. — Очень… уравнительно в правах. — Вот и я так думаю. Так что, — Серёжа наклоняется ближе, рассыпает волосы по лицу, щекочет кончиками губы, запахом чувствительный нос. — Сакральность гнезда позволяет в нем трахаться? — Игорь кивает снова: сакральность гнезда требует, чтобы в нем трахались. Желательно, прямо сейчас. — Замечательно. Олег курит. У тебя пара минут, чтобы решить, чей запах лучше. /// Джинсы Игоря после стирки не пахнут ни грязной тканью, ни недавней течкой, даже альпийской свежестью не пахнут — у Олега нейтральный порошок, не оставляющий за собой запахов, кроме чистоты. Футболки тоже не пахнут ничем, Игорь обнюхивает их презрительно и лезет в корзину с грязным бельем. — Это же моя, — тормозит его Олег в прихожей. Принюхивается, как будто по ней так не видно, у Игоря таких густо-черных, как будто сшитых из темной материи, и не было сроду. Пахнет пряно, почти как хороший одеколон, если не знать, что снято с альфы. — А ты попробуй отбери, — скалится Игорь. Олег толкает его в плечо, но усмехается. Игорь готов поспорить, что где-то внутри завилял хвостом его наглаженный по шерсти самец. Серёжа, наоборот, поджимает нос категорически недовольно. — Футболка Олега? Грязная футболка Олега? — Немножко ношеная, — поправляет Игорь. — От неё несет на всю улицу. Как ты собрался работать? — Ты преувеличиваешь, — влезает Олег. — Я преуменьшаю. Несет на весь район. — Вы еще подеритесь, — предлагает Игорь бодро, и тут же чуть холодеет, потому что кто сказал, что это тема, на которую ему можно шутить? Олег хмыкает. Серёжа не топает ногой, но поджимает губы так, что ясно: он мог бы, и дверью бы хлопнул с удовольствием. Пока Игорь перешнуровывает ботинки, он уходит в спальню, и Игорь успевает тревожно подумать, что медового месяца им хватило на неделю и он сейчас будет извиняться первый раз в новых отношениях, но через пару минут Серый возвращается — с фиолетовой под металл рубашкой в руках. — Надевай, — командует он безапелляционно. Рубашка на ощупь как блаженство и заставляет чувствовать себя в салоне фиолетового мерседеса. Она тесновата Игорю в плечах и немного коротковата в рукавах, но если не застегивать, это не слишком бросается в глаза. С черной футболкой сочетается на удивление хорошо, хотя Игорю странно — он так стильно не выглядел ни разу в жизни, даже когда нарочно старался. Олег принюхивается к рубашке подозрительно. — Ты что… об неё потерся? Серёжа независимо пожимает плечами (у него немного поднялись дыбом наэлектризованные волосы). Запах гнильцы почти неуловим под пряностями, все вместе пахнет как восточный портовый рынок, на который зачем-то забрела мокрая псина — которую, может быть, даже покормят добрые люди, если она достаточно жалобно посмотрит. Игорю нравится. — Возвращать не обязательно, — заверяет Серёжа, чмокнув под ухом: после рубашки он заметно подобрел. — Нахрена оно мне, если за неделю все выветрится? — философски интересуется Игорь. — А ты приходи еще, подновим, — предлагает уже Олег, и Игорь кивает. Это определенно звучит как план.