На рассвете близ Иртыша

      Время на телефоне показывало уже 23.38, а значило это одно: неумолимо приближался следующий день — 29 июля. Посмотрев на цифры еще с полминуты, словно желая убедиться, что часы не пойдут в обратную сторону, Тюмень погасила экран и отбросила мобильник подальше на кровать.       Дату своего настоящего дня рождения город забыла еще веков шесть назад: совсем не до праздников в то время было, года перестала считать еще в глубоком прошлом — так затерялось и время ее основания. Поэтому, день, когда на ее территории начали строить русскую крепость, все стали считать основанием — рождением Тюмени, а та закрыла глаза даже на то, что ее возраст уменьшили больше, чем вдвое.       Пожалуй, 29 июля 1586 года действительно можно считать второй датой ее рождения, ведь тогда появилась новая она — «Русская» Тюмень по имени Турская Татьяна Васильевна, временами непонятная даже ей «Старой», а «Великой» — тем более. До того дня Таня не видела смысла в имени: все звали просто «Цимгэ», да и люди ее знали о том, что происхождение у девушки ну совсем не человеческое.       Тем не менее, этот свой день рождения Тюмень не любила, потому что воспоминания о тех годах отдавались острой болью в груди. Иногда Турская жалела, что помнила о своем прошлом все, в отличие от оставшихся членов той, старой, ее семьи.       Устало прикрыв глаза рукой, областная столица задумалась о том, как пройдут следующие сутки. Печаль печалью, но для города день был важным и насыщенным, и оставалось только надеяться, что все пройдет без громких происшествий (тут она со смешком вспомнила то, как пришлось перекрывать самый нижний ярус набережной на 9 мая, чтобы особо разгулявшиеся не отправились в плавание по Туре).       Наверняка ровно в полночь придут поздравления от Кургана и Казани — это уже стало традицией. Примерно в четыре утра напишет малыш Дацин, в основном просыпающийся в шесть по своему времени. Сразу по пробуждению поздравят сибирские дети, которые вряд ли приедут в гости в силу большого расстояния между городами. Расстояние для северных детей помехой являться точно не будет: обычно к полудню они уже появляются на пороге дома (а ведь приезжают заранее, но молчат как рыбы). В полдень же поздравление скинет Брест, и, вероятнее всего, она и будет последней, кто из побратимов это сделает. Уральские коллеги напомнят о себе уже после обеда, а к вечеру тоже подтянутся на празднование, но Верхотурье будет исключением — она обычно берет первый из существующих рейсов до Тюмени. Вечером приедет и брат — Тобольск, когда уже точно все соберутся, а вместе с ним и Ялуторовск с Заводоуковском. Но, как бы точно братец не рассчитывал, самым последним всегда добирается Ишим, словно заранее знает, когда кто приедет.       «Ничего особенного, на новый год нас побольше собирается, да и спектр развлечений разнообразнее», — пришла к умозаключению Тюмень, уже удобнее расположившись и приготовившись засыпать, чтобы завтрашний день не провести в вялом состоянии.       Тем не менее, этим планам не суждено было сбыться — внезапная идея вспышкой ослепила сознание, заставив подскочить с кровати в поисках телефона. Отыскав его в складках одеяла, город уточнила время восхода солнца и, убедившись, что успеет воплотить мысль в реальность, стала торопливо собираться.       Она даже порадовалась тому, что на прошлой отправила Туру вместе с Верхотурьем в город последней, чтобы спокойно подготовиться к организации своего дня, поэтому сейчас ей не придется оставлять любимицу дома одну.       Одевшись и побегав по дому в поисках ключей ещё пару минут, Татьяна наконец вышла на улицу, тут же закрывая двери. Рядом с домом чувствовалась небольшая прохлада, что было неудивительно — всего в паре десятков метров протекала река, иногда девушка даже чувствовала родной запах воды. Помимо этого, было достаточно шумно из-за голосов людей: летом они были любителями погулять чуть ли не до самого утра, и ситуацию ничуть не улучшало близкое расположение моста влюбленных и набережной на противоположном берегу. Оставалось только порадоваться хорошей шумоизоляции внутри дома, так что громкие гуляния Тюмени вообще не мешали. Наоборот, радость жителей ей очень даже льстила.       Донесшийся аромат от шашлыков заставил областной центр прокачать головой: кто-то снова решил устроить шашлычную прямо на берегу Туры. «Главное, чтобы пожар не устроили».       Кинув тоскливый взгляд на свой любимый вид транспорта (частично он напоминал ей то, что в прошлом она всегда передвигалась верхом на лошади), девушка прошла к своему второму способу передвижения — внедорожнику. Конечно, до пункта назначения можно было бы добраться и на мотоцикле, но явно не в полусонном состоянии, когда хотелось откинуться на что-нибудь удобное и закрыть глаза (последнее, к сожалению, сделать не получится в любом случае).       Выруливая в сторону Тобольского тракта, Турская порадовалась малому количеству машин на дорогах, некоторые светофоры тоже уже были отключены. Если верить картам, дорога должна была занять около трех часов, но Тюмень планировала прибавить в скорости, когда выедет за черту города, а значит, вероятно, приедет раньше трех ночи.       Телефон, скинутый на соседнее сидение, мигнул несколько раз, сообщая о новых уведомлениях, что значило о наступлении полуночи по екатеринбургскому времени. Таня невозмутимо продолжила вести машину, все-таки все сообщения она прочитывала обычно уже после пробуждения, даже если еще не спала, на тот момент, когда смс пришло, так что обижаться на нее точно не станут. Да и на чужие обиды город реагировала с равнодушием: своих проблем хватало и без этого.       Открыв оба передних окна, Тюмень свернула на дорогу в Тобольск, тут же вдавливая педаль газа для разгона. Теперь главным было не пропустить нужный поворот, до которого она еще нескоро доберется.       Спустя два часа езды Таня притормозила, выцепив взглядом заправку и круглосуточный магазинчик слева по курсу. Пополнив содержимое бака, она направилась к небольшому зданию с вывеской «кофе», где заказала латте, сразу оплатив.       Кажется, до нее даже доносился шум реки: недалеко от этого места Тобол впадал в буйный Иртыш, за которым стоял град Тобольск. «Прихвачу его на обратном пути, чтобы самостоятельно не добирался, пожалуй», — решила Турская, забирая свой напиток и возвращаясь обратно в машину.       До нужного места оставалось совсем чуть-чуть, поэтому уже совсем скоро девушка остановилась около закрытой территории и, достав пропуск из кармашка рюкзака, высунула руку в окно, чтобы его увидел охранник. К слову, надобности в этом не было, так как ее машина была тут всем известна, и номера давно занесли в список тех, кого можно впускать без предъявления пропуска. Все-таки она была тут как минимум раз в год — на день Сибири.       Оставив машину у охраны и закинув телефон в портфель, Тюмень вышла за ворота и свернула влево, чувствуя, как сердце начинает колотиться все быстрее. Руки первого сибирского города похолодели от волнения, согреваемые только горячим кофе, который она прихватила с собой, а рюкзак за спиной словно прибавил в весе сразу на пару кило. Дорожка привела Таню к ряду исторических памятников, которые она успешно проигнорировала: в свое время успела рассмотреть в самых мельчайших деталях, так что девушка двинулась дальше, через деревья.       Подобравшись ближе к обрыву, по дороге пару раз споткнувшись в темноте о торчащие коряги, Турская поставила стакан прямо на землю, скинула рюкзак с плеча и перехватила его одной рукой, другой дергая вверх замок, чтобы достать небольшой свернутый в рулет плед. Портфель областной центр бросила на траву неподалеку от уже находившегося там напитка, а достанную вещь встряхнула несколько раз, расправляя, и расстелила на краю, чтобы можно было сидеть, свесив ноги вниз. Устроившись поудобнее, Тюмень потянулась к кофе, заодно выхватывая телефон из открытого рюкзака, и наконец сделала несколько глотков, довольно жмурясь от ощущения теплоты внутри. Время на телефоне показывало 3.07, значит до рассвета осталось еще около полутора часа.       Взгляд невольно спустился к реке, на автомате оценивая масштабы ущерба, принесенного ее неспокойными водами. Раньше на месте, где сейчас сидела Таня, находился родной душе город, а сейчас даже малейшее воспоминание о нем было смыто Иртышом. Не осталось никаких остатков от зданий — лишь земля, покрывшаяся травой, да деревья, занявшие часть бывшего поселения — словно никогда и не жили тут люди. А подальше от обрыва стояло здание, которое «Старая» Тюмень могла назвать своим домом, в нем она проживала тогда, когда посещала это место, в нем же жило воплощение этого города.       Одно имя — Искер, — а сколько воспоминаний, сколько смысла для нее оно имело. Он был всем: самым первым и близким другом, моральной поддержкой, любимой семьей. В 1495 они даже сыграли свадьбу, что удивило всех их жителей: во-первых, все и раньше считали их семьей из-за общих детей, а во-вторых, в этом же году между городами произошла неприятная ситуация, вследствие которой Кашлык и стал второй и последней столицей их государства. Впрочем, второй факт Тюменью забыт не был, и спустя 68 лет она отомстила, вот только глупый внук человека, за которого, собственно, и вершилась месть, единственной столицей сделал не ее, а город вражеской династии.       Естественно, Тане было обидно: все, что она строила веками, за одно мгновение утекло сквозь пальцы, было отдано мелкому городишку. И, конечно, врожденная вспыльчивость не позволила смолчать: в итоге все вылилось в крупную ссору, после которой Цимгэ разорвала все связи между их городами, оставаясь, тем не менее, частью ханства — просто общаться перестала со всеми, кроме своих детей — Явлу-Туры, Тон-Туры и Касим-Туры. Если бы она только знала, что и двадцать лет не пройдет, как ее государство рухнет, и первым делом придут по ее душу, не пожалеют — оставят только малую часть города, погребая бóльшую в огне. И только через почти 9 лет Тюмень полностью восстановится, чтобы узнать о том, что теперь она — город другой страны, а все, кого считала семьей, мертвы. Тогда она осталась совсем одна с воспоминаниями о том злосчастном 1563 и мыслями, что все могло быть иначе.       Вот только сожалеть — поздно и бессмысленно, прошлого не вернуть и не исправить. А под боком был совсем молодой город, который ей чуть не в руки вручили и сказали: «защищай». И она защищала, шла дальше, наблюдала за рождением новых городов в родной Сибири, чувствовала близость с некоторыми из них, теми, что помогала возводить сама, называла их ласково — детьми. Мысли о прошлом были задвинуты в дальний уголок памяти, и выливались лишь в редкие кошмары — попросту не до этого было, а Тюмень не привыкла проявлять свою слабость, она жила настоящим, не ради нового государства — ради своих жителей. И только в далеком конце 19 века, когда все дела уладились, она позволила себе помнить и никогда больше не забывала.       На плечо легла чья-то теплая рука, заставляя вздрогнуть и вынырнуть из глубин воспоминаний, машинально дернуться к поясу, чтобы чуть же понять свою оплошность и покорить за глупость — саблю город перестала носить уже очень давно.       — Прости, что напугал, — раздался тихий голос, обладатель которого опустился рядышком на плед, оставляя между ними лишь крохи расстояния.       — Все в порядке, просто задумалась, — покачала головой Турская, заглядывая в спокойные черные глаза неожиданного собеседника. А ведь раньше они являлись не настолько темными, можно было отчетливо различить карий цвет. Зато каштаново-рыжие слегка вьющие волосы ничуть не изменились и все также лезли в глаза, если не были причесаны должным образом.       Только город хотела заправить непослушные прядки за ухо, как Тобольск — а им и был подошедший — протянул руку к ее лицу и провел большим пальцем по щеке, совсем под глазом. Тюмень нахмурилась, чувствуя, как чужие пальцы стирают влагу: она и не заметила, что заплакала.       — Он был бы счастлив за тебя, — прошептал Ладейный, сам убирая свои падающие на лицо волосы. — Он очень волновался, когда узнал, что тебя…       — Знаю, — прерывает его Таня, а внутри все замирает от мысли, насколько же связаны ее любимый братишка и бывший муж. Их города находились совсем недалеко друг от друга, малыш Тобольск даже появился похожим на Искера, а после его смерти Турская и вовсе все отчетливее замечала их схожие черты, да и часть воспоминаний умершего города передалась молодому, словно по наследству вместе со статусом сибирской столицы. Иногда, в бреду, она видела в Боре Кашлыка, но тот был единственным, кто слишком хорошо понимал ее чувства и эмоции, поэтому принимал все это с завидным спокойствием.       Даже сейчас брат смог успокоить всего двумя фразами и своим присутствием. Он не настаивал на продолжении диалога — знал, что этого было достаточно, поэтому просто сидел рядом, прижавшись своим бедром к чужому и положив голову на плечо Тюмени, лениво наблюдая за течением реки.       Красные и желтые краски пролились на небо красивыми разводами, обозначая скорый восход солнца, ради которого город и решила сюда приехать. Редкие облака порозовели, к верхушкам переливаясь в грязный фиолетовый, и неспешно плыли на восток, подгоняемые ветром. Эта же картина отражалась в водах Иртыша, искажаясь рябью на поверхности. В который раз Таня пожалела, что не взяла с собой фотоаппарат, но быстро откинула эту мысль, решив, что сейчас нужно просто наслаждаться тем, что видишь.       Когда над горизонтом начал подниматься солнечный диск, Тобольск поднял голову и обхватил сестру за талию, тепло улыбаясь ей. Сам не знал почему, но ему казалось, что она родилась именно на восходе солнца, среди деревьев и у самой реки, пусть и другой, а интуиция сибирский город еще никогда не подводила.       — С днем рождения, Танюш.