there at the right time

Джордж приходит к выводу, что самая раздражающая часть в злости на Джона Леннона, которая выводит его из себя, это то, что Джон этого даже не замечает. Они заперты в хре́новом номере, вчетвером, без каких-либо развлечений, кроме украденных бутылок виски и колоды карт, которую нашел Ринго, и Джон до сих пор не понимает, что Джордж с ним не разговаривает. Что он не присоединился, когда Пол взял первые аккорды Be-Bop-a-Lula, что он сбросил карты после единственной партии в покер, что он провел остаток раунда, выкуривая сигареты до самого фильтра, стоя у открытого окна с задернутыми шторами и сквозняком, и их совместный смех заглушал гул уличного шума внизу. Но, конечно, Джон этого не замечал. Он был слишком занят, выпендриваясь перед Полом. Так всегда бывает, да, обычное дело — симпатичная девушка, с которой однажды он мило общался, небрежно сказала Джорджу: «Эти двое живут в своем маленьком мире, не так ли?», и он продолжал думать об этом, когда позже тем же вечером она, задрав юбку, забралась к нему на колени, а Джон и Пол стояли в другом конце комнаты, склонив головы друг к другу, и разговаривали. Сначала он ей не ответил, потому что, в каком бы мире они ни жили, Джордж тоже жил в нем — за исключением того, что она была права, не так ли? Они даже говорили на своем языке, обменивались разной чепухой, глупыми отсылками, которые не имели смысла, а Ринго просто пожимал плечами и продолжал рассказывать о своем дне, но это раздражало, что они никогда не объясняли, о чем они говорят, хотя, казалось, прекрасно понимали, что хочет сказать другой. Они редко подпускали к себе кого-то еще. Джордж с ними с самого начала, но иногда кажется, что его там вообще нет. К полуночи Джордж пьян и зол, что ему никогда раньше не удавалось. Как только карты потеряли свою привлекательность, они все перешли к выпивке, и причин сдерживаться у них не было: они могут поспать завтра, если захотят, им не нужно никуда идти до полудня, а угрюмый охранник, дежуривший на их этаже, должен проследить, что сегодня вечером они не смогут как следует повеселиться. К счастью, выпивки было предостаточно, и то, как быстро опустошались бутылки, было почти игрой. Только в игре не было ни правил, ни ограничений, ни победителей. На самом деле Джордж уверен, что всем им суждено проиграть. Пола уносит первым, несколько часов спустя, с гитарой на коленях. — Просто хочу дать глазам отдохнуть минутку, — бормочет он, но почти сразу же засыпает, прислонившись спиной к стене и наклонив шею к плечу. У него наверняка ужасно сведет шею, когда он проснется. У Джорджа мелькает смутная мысль, что ему следует что-то предпринять, однако он слишком пьян, чтобы понять, что именно. Минуту спустя Ринго опрокидывает свой бокал, когда тянется за сигаретами, и просто смотрит с широко раскрытыми глазами, как виски выливается на пол, прежде чем сдаться и пожать плечами. — Что ж, ребята, — признает он, — я всё. — Он сдергивает одеяло с одной из кроватей, набрасывает его на плечи и исчезает в ванной. Знает ли он, что это ванная, можно только догадываться. Джордж смотрит, как за ним закрывается дверь, и фыркает от смеха, впервые за эту ночь. — Ага, — хмыкает Джон, потому что теперь он обращает внимание. Сейчас они только вдвоем. — Значит, он не давал обета молчания. Я беспокоился, что ты подумываешь о монашестве, Джорджи. Не думаю, что ты бы хорошо смотрелся лысым. — Отвали, Джон. — Сейчас он бы и сам свалил, вот только не вполне уверен, что сможет подняться. — Тогда почему ты такой мрачный? Если ты не знаешь, то я не собираюсь тебе говорить, не произносит он. Как ворчливая домохозяйка. И он продолжает молчать. — Это из-за того, что Макка жульничал в карты? Он всегда жульничает, сынок. Ты же знаешь, что он терпеть не может проигрывать. — Я даже не играл, — ворчит Джордж, и он слышит, как раздраженно это звучит, но, конечно, конечно же, Джон даже не заметил, как он обиделся и ушел. — Значит, просто приперло? Жуткий недотрах? Никого не склеил за последнее время, не так ли? Знаешь, как говорят: «Минет в день избавляет от…» — Да? А ты-то в последнее время склеил кого-нибудь, а? Пока мы заперты здесь, как кучка непослушных детишек, тебе удалось… Лицо Джона выдает его. Его рот дергается, малейшее движение, такое крошечное, что, возможно, его вообще не было, но, разумеется, Джордж улавливает это — и это горит внутри него, распространяется по желудку, как кислота, как будто его сейчас стошнит. — Ох, — грубо говорит он. Он моргает и поджимает губы. — Ясно. — Что значит «ясно»? Трезвый Джордж никогда не решился бы на это. Настроения Джона меняются, как ветер, и Джордж научился их отслеживать; все они знают, когда лучше всего отступить и позволить ему перебеситься. Но Джордж нетрезв. И он устал от этой смены настроений. Поэтому он поворачивается, целенаправленно смотрит на Пола, затем снова переводит взгляд на Джона. — Все ясно, — повторяет он, и выражение лица Джона становится жестче. — Ты пытаешься на что-то намекнуть? Джордж уже видел прежде, как Джон, совершенно обезумев, бил кого-то за такой же намек. Тогда ударь меня, думает он. — Нет, не намекаю. Я знаю, — смело говорит Джордж, и его сердце колотится в груди, но он не отступает, на этот раз, не проглатывает слова. — Я знаю, чем вы с ним занимаетесь… Джона невозможно прочесть. Он пристально смотрит на Джорджа, непоколебимый, расчетливый, как будто пытается понять, не блефует ли тот. Наконец, наконец, он заставляет свои плечи расслабиться и говорит: — Чем мы занимаемся? Джордж не обманывается. Исчезают после концертов, возвращаются пораньше — ускользают, когда им следует праздновать, устраивают свои праздники, волосы Пола растрепаны, а воротнички Джона смяты; покрасневшие губы и приглушенные звуки за закрытыми дверями, и рука Джона на внутренней стороне бедра Пола, когда он думает, что никто не смотрит… Джордж не дурак. Просто потому, что Джон не замечает его, не значит, что он ничего не видит. — Чем мы занимаемся, Джордж? — нажимает Джон, и выпрямляется, подползая ближе к Джорджу. Садится рядом с ним на ковер, подогнув колени, и еще больше понижает голос. Низкий и опасный. Он все решил. — Продолжай. Скажи мне, чем мы занимаемся. Если и был момент, когда они могли бы посмеяться над этим, превратить все в шутку, то сейчас они его упустили; Джордж стискивает челюсть. — Это ненормально, — яростно шепчет он, потому что, заикнувшись об этом, он не может заставить себя произнести это вслух. Джон не выглядит обиженным; если уж на то пошло, он пытается изобразить на лице что-то веселое, самодовольный ублюдок, и это — Джордж молчал об этом целую вечность, и все же, все же он не может дать Джону одурачить его — это чертовски бесит… — Ненормально? — говорит Джон. — Что из этого ненормально, Джо? Развлекаться со своими приятелями? — Он подталкивает плечо Джорджа своим. — Ты делал это. Да? Мы все это делали. Лицо Джорджа пылает. Это было всего несколько раз, и это было по-другому, пьяные и переутомленные, с выключенным светом и мыслями о девушках, это было забавно, просто забавно… То, что они делают, то, что делают Джон и Пол, это не смешно. Это совсем не смешно. — Вы не просто… — пытается Джордж, терпит неудачу, пытается снова. Он стискивает зубы. Он слишком пьян для этого. — Дело не только в этом, я знаю, что ты… Я знаю, что он… — Джордж, — говорит Джон, и его рука обхватывает челюсть Джорджа, направляет его подбородок туда, где по-прежнему спит Пол, откинувшись назад, сжимая гитару на коленях и приоткрыв рот. Джордж внезапно замирает, не может заставить себя дернуться, не понимает, почему он смотрит на Пола или почему Джон вообще хочет, чтобы он это делал, но затем Джон наклоняется ближе и шепчет ему на ухо: — Ты не можешь винить меня, сынок. Посмотри на этот рот. Скажи мне, что он не создан для того, что мы делаем. Дрожь пробегает по спине Джорджа, все это пиздец как далеко зашло. — О, отъебись, — рявкает он и толкает Джона локтем, думает, что ему следует врезать ему за такие слова, но Джон не настолько пьян, как он, и соображает быстрее; он хватает Джорджа за руку и с силой опускает ее, прижимая к себе и удерживая на месте. — Ты должен это увидеть, — продолжает Джон, все еще наклоняясь достаточно близко, чтобы Джордж мог чувствовать его слова на своей коже. — Ты представлял себе это, да? На что это похоже? — Хватка на руке ослабевает, но Джордж по-прежнему не двигается. Как будто он забыл, как это делается. — В реальности это еще лучше. Пол на коленях с этим милым открытым ртом. Господи. — Это… — Джордж судорожно вздыхает. — Это отвратительно. — Грязно, может, — соглашается Джон, но он наслаждается этим, ублюдок. У Джорджа голова идет кругом. Боже, ему не следовало так много пить. — Он слишком хорош в этом, Джордж. Он издает такие звуки, что ты не поверишь. — Прекрати, — жалобно говорит Джордж. — Отсасывает у тебя не хуже любой девки. Иногда даже лучше, потому что Макка… Голос Джона намеренно затихает, и Джордж, ненавидя себя, поворачивается, чтобы посмотреть на него. Это то, чего хочет Джон, чего он всегда, черт возьми, хочет. Плененная аудитория. Джон ухмыляется. — Макка любит грубость, — заканчивает он, и у Джорджа пересыхает во рту. Он знает Пола с детства, задолго до того, как кто-то из них хоть раз кончал от чьей-то руки, и это должно казаться неправильным, должно ужасать, когда он представляет это: Пол, их Пол, всегда такой осторожный, такой сдержанный, стоящий на коленях между ног Джона, податливый. Хуже всего представлять, как он будет выглядеть между ног Джорджа. Темные ресницы и мягкие губы. С ужасом в животе он понимает, что уже наполовину возбужден; он двигается, чтобы прикрыться, избавиться от этого, но это так же привлекает внимание Джона. — Все в порядке, Джордж, — успокаивающе говорит он. Он отпускает лицо Джорджа, и тот думает, что это конец, они положат конец этой блядской игре, но вместо этого Джон хватает его за запястье, направляя ладонь к передней части его брюк, и спокойно продолжает: — Руками Пол тоже хорош. Джордж трогает себя, не по своей воле, и с шипением выдыхает. — Он хочет, чтобы ты смотрел, — продолжает Джон, и Джордж, сам того не желая, медленно потирает себя. Вес Джона ощущается тяжестью на боку, но в остальном он не прикасается к нему, просто… просто рядом. Призрак прикосновения. Джон облизывает губы. — Знаешь, ему нравится знать, что он хорош. Любит, когда ему говорят, что он хороший мальчик. Джордж снова дрожит, на этот раз сильно, и теперь — нахуй это, он всерьез касается себя, неловко сжимая пальцы, совершенно ошеломленный. — Еще ему нравится, когда ты дергаешь его за волосы, — говорит ему Джон. — Тебе не нужно быть с ним особо нежным, он сможет с этим справиться. Однажды ему приснился сон, после которого он проснулся пристыженным и мокрым от пота, но это было — это было что-то, что нужно было выкинуть из головы, оставить в покое, но Джон докапывается, как будто знает, как будто он каким-то образом видел… Как будто он уделяет этому больше внимания, чем Джордж когда-либо осознавал, и… — Блядь, — хнычет он и практически чувствует, как Джон ухмыляется у него за плечом. — Кажется невероятным, хм? — Джон говорит так, как будто рот Пола реально на нем, и внезапно притворяться становится не так уж сложно; его рука ускоряется, глаза закрываются, но голос Джона твердый, ровный, пьянящий. — Ты знаешь, как он исполняет эти хриплые биты в студии? Как будто у него иногда пересыхает горло? Не только от пения, Джордж… Это вызывает у Джорджа настоящий стон, сдавленный и непрошеный, и Джон смеется ему в плечо, утыкаясь лицом в его дрожащую руку. — Шшш, шшш, — успокаивает его Джон. — Ты его так сейчас разбудишь. Если только это не то, чего ты хочешь, Джорджи? Надеешься, что он проснется и поможет тебе кончить? Джордж сильно прикусывает губу, он близко, ближе, чем он хочет признавать. Пол слегка шевелится, или, по крайней мере, Джордж так думает, и, возможно, он действительно этого хочет, хочет, чтобы Пол заметил его, это, взял дело в свои руки — или, может быть, он просто хочет, чтобы Пол захотел этого. Он не может этого хотеть. Он не может. Его рука замирает, дыхание прерывается; он должен остановиться, что он вообще делает… — Я еще даже не сказал, как он выглядит, перегнувшись через стол, — невинно говорит Джон, и, блядь, Джордж прижимается к себе и вздрагивает, крепко зажмуривает глаза и кончает в собственные штаны, как возбужденный подросток. После этого Джон издает тихий смешок, но не злой. Он хлопает ладонью по липкой спине Джорджа, когда тот опускается на пол, и говорит: — Вот. Лучше? Теперь ты расскажешь мне, из-за чего ты был расстроен? Джордж хмуро смотрит на него, кожу покалывает. Сегодня вечером он привлек внимание Джона, но знает, что завтра потеряет его. Знает, что все вернется к тому, что было, что он станет гостем на их планете, Леннон-Маккартни, на орбите их галактики, отвязанный… Но Джон понимающе ухмыляется ему, так что, может быть, он и не станет. Может быть, он сейчас на ней. Может быть, он всегда был там. Он также знает, сам не зная почему, что Джон не расскажет об этом Полу. Что он может доверять ему. Он знает это, даже не спрашивая. Борьба полностью истощила его, и он поднимается на ноги. — Я не помню, — говорит он наконец, отчаянно желая помыться; надеясь, что Ринго не заснул в ванне. — Хороший мальчик, — говорит Джон, одобрительно кивая, и идет будить Пола.