Рабы собственной судьбы.

В бушующем потоке человеческих душ, чья гибель встретила их в моменты их триумфа, позора, или же собственной гибели в мире живых, на громадной шахматной доске сражались 19 колоссальных фигур вокруг которых маршем в бесконечную битву, где нету славы и победы, лишь смерть и ненависть прожигающая души солдат насквозь, обращая их пылающее сердца либо в охваченные золотым пламенем звёзды, либо в тлеющие угли вокруг которых сгущался чёрный дым. Каждый раз, когда фигуры сходились в ближнем бою, одна из них падала на землю, где тут же принимала смерть от клинка противника своего, и тут же подобно фениксу, душа поверженного возвращалась на исходное место шахматной доски и вновь шла в бой дабы встретить своего брата противника. Их извечный бой происходил за гранью времени, один и тот же боец мог убить в бою себя из более позднего времени, как древние, так и новые воины бывшие или являющиеся защитниками рода людского были заперты в цикле этом. В тоже время пока поле боя «Гнева и Ненависти» стояло неподвижным островком среди потоков людских душ, кольцом вокруг этого самого поля боя отделённым пропастью бездонной, стоял дворец где души величайших героев из сказаний людских ждали момента, когда они будут призваны в мир смертных, на новую войну где мастера поведут своих слуг в бой во имя Грааля, что сможет исполнить желания того, кто в битве сможет одержать победу. Пусть души героев былых и прибывали в блаженном спокойствии, даже до них доносились отголоски эмоций, излучаемых душами, обречёнными на вечную борьбу меж собой. Ненависть, злоба, отчаяние, праведная ярость и безжалостный гнев воителей далёкого и мрачного будущего заставляли поле боя увеличиваться в размерах, порождая из совокупности эмоций новые отряды воинов, обречённых на гибель в битве против собственных братьев и самих себя из разных промежутков временных линий. И пусть совсем недавно душа одного из 18 воителей смогла прорваться в место, именуемое Троном героев, но позже вернулась в виде разрозненных осколков самой себя... Осколков, олицетворяющих того, кем была эта душа и была эта душа великим воином, ставящим пред собой невозможную в реализации цель — достичь совершенства во всём. В свое время именно осознав свою суть и желания, душа воителя в пурпурных доспехах смогла преодолеть пространство между вечным полем боя и дворцом героических душ. Он смог пробить в стенах дворца брешь, позволяющую душам воителей ворваться в мир смертных по зову новой войны Грааля. И теперь, жадным взглядом души воителей и их воинов смотрели на ту брешь в стенах дворца, и пусть по ту сторону на них смотрели иные души, чей свет казался более простым, не откатанный мраком ненависти и злобы, не горящий праведным огнём мести подобно солнцу, горящему над головами людей в мире смертных. Тишина нависла над полем боя, в тот момент, когда взгляды фигур, что были воителями грядущих тысячелетий устреми свои взгляды на брешь в стенах дворца. Вихрь душ вокруг дворца затих на фоне единого крика великих душ, что хором закричали лишь одну свою команду «В Атаку! Наш час настал!», сотни бравых воинов в серых доспехах и пылающими глазами, из которых исходил свет подобный свету, исходящему из душ воителя к которому они принадлежали. Первой волной ринулись воины, окутанные зелёной дымкой, а в их авангарде бежал воитель, за которым тянулся плащ из более тёмно-зелёного дыма. Взмахнув своей косой воителей направил туман, созданный им и его воинами в сторону дыры в стенах дворца, из тумана этого создавался мост через пропасть, и теперь воины его шли по краям туманного моста, а сам воитель бежал вместе со своими воинами к дыре в стене, где по нему и его воинами открыли огонь золотые фигуры, потоки энергии обращали его сыновей в пепел, но даже так они вставали вновь и шли в бой становясь всё темнее и темнее. Рядом с бледными воителями бежали столь же серые, но более быстрые и яростные воины, впереди которых выбегали чёрные волки, а за спинами слышался волчий вой. Воины эти бежали на врагов золотых подобно дикарям, кто-то выл, кто-то кричал, и с каждым воем их фигуры становились всё яснее и на их доспехах образовывался символ в виде красной головы волка на сером фоне. К авангарду воинов присоединился и их воитель несущийся в сторону дыры в стене и сжимая в одной из рук своих меч, а в другой внушительное огнестрельное оружие, выстрелы которого вызывали взрывы синей энергии, замораживающей объекты, в которых он попал. Какофония звуков обрушилась на защитников дворца, грохот орудий, возгласы воинов и ведущих их в бой воителей в совокупности с криками человеческих душ, навечно запертых в вихре. И за одно мгновение брешь в стенах дворца разрослась до такой степени, что на месте этом и не было стены, лишь огромная дыра в которую хлынули безудержной волной воины из различных воинств. И теперь души героев из истории людской сражались с воинами будущего, осада дворца силами воителей будущего началась, а вслед за ней и кровопролитный бой внутри дворца. Близнецы в чешуйчатых доспехах оказывались вместе с отрядами своих воинов за спинами героических душ и наносили быстрые и жестокие удары в уязвимые места обороны дворца, тела героев пронзали клинки окружёнными слабым зелёным свечением. А точные выстрелы болтеров пробивали их тела насквозь, какими бы не были доспехи героических душ, решивших сражаться против незваных гостей. Безжалостное пламя пожирало коридоры дворца героев, а гигант в доспехах зелёных с плащом из чешуи дракона с молотом двуручным на перевес крушил стены и строй более слабых героических душ, что вставали на пути его воинов и его самого. Пока его войны обрушивали на противников беспощадное пламя, разрушающее их тела и пожирающее ману. Но из всех воителей, что участвовали в штурме дворца, лишь несколько смогли полноценно осознать себя как личность, одним из них был воитель, закованный в доспехи внушительные, на чьих наручах были установлены орудия, прожигающие его противников насквозь потоками кроваво-красной энергии, и в непрозрачном дыму, что занимал место его головы вспыхнула пара синих глаз, а звериное рычание заменил громкий крик «Железные воины, никакой пощады к врагам, найдите путь к месту скопления энергии!» Вслед за Железным владыкой все его воины вспыхнули ярким пламенем, что стёрло с них серую маску, и теперь воины в доспехах серебряной и золотой цветовой схемы, стали группироваться вокруг своего примарха-отца. И теперь железный владыка ощутил на себе взор остальных воителей, услышавших эхо, вызванное пробуждением личности. Но даже так, примарх вместе с его воинами стали прорываться к месту, где потоки энергии создавали некий переход. Отходя всё дальше и дальше от главной битвы, Пертурабо и его воины были всё ближе и ближе к месту скопления силы, пройдя сквозь коридоры дворца к комнате с вратами, которые Пертурабо мог сравнить с эльдарскими вратами. Чем ближе примарх подходил к вратам тем больше он вспоминал самого себя, а в его руке образовывались сгустки расправленного металла, что ранее был одним из его наручных орудий, примарх опустил свой взгляд на свою ладонь в которой жидкий металл превращался в рукоять, медленно растущую в длине и шире так, чтоб идеально подходить под руку железного владыки. И вот вновь открыв свои глаза, Пертурабо смотрел на молот, созданный неведомым для него образом в его же руке. В его же голове вспыхнуло слабое воспоминание о том, как и от кого он получил этот самый молот, пусть и в густом тумане, но воспоминание Пертурабо всё же прояснялось, вот только когда молот окончательно материализовался в руках примарха, он перестал ощущать своих воинов, все они обратились пустые доспехи, покрытые ржавчиной и засохшей кровью. Обернувшись назад, примарх увидел пред собой воителя чья личность ещё не пробудилась от сна, однако близкая к этому… И примархом этим был Рогал Дорн. -Грех не воспользоваться такой возможностью. прошептал себе под нос примарх четвёртого легиона и поднял свою левую руку в сторону Рогала Дорна, чья личность лишь следовала за психическим эхом. И раздался выстрел с ручного болтера Пертурабо, но Рогал Дорн пробудился не в самый удачный момент для самого Пертурабо, и очередь снарядов ударила в золотой наплечник, вслед за очередью снарядов, Крушитель наковален, занесённый для удара, устремился в сторону Дорна. Примарх седьмого легиона сумел лишь закрыться от удара своего брата тем, что ранее было легионером «Железных Воинов», Дорн мог видеть, как доспехи легионера обратились в пыль, а сам молот пропустил через каждую пылинку молнии созданные не единожды проклятым ритуалом осквернения. Застигнутый врасплох «преторианец терры» был удивлён и шокирован фактом неожиданной атаки со стороны того, кого считал братом. И пусть пока разум Дорна не обладал целостной картиной воспоминаний, Пертурабо всё же вновь попытался атаковать своего брата, и на этот раз решил нанести вертикальный удар дабы раздавить голову своего позолоченного брата. Но вместо того, чтобы бездействовать и принимать свою кончину, Дорн ринулся на Пертурабо и перехватив рукоять молота, нанёс удар лбом в нос своего железного брата, а следом ещё и ударил пару раз кулаком в лицо своего брата. Видя, как врата стали создавать внутри себя воронку медленно затягивая в себе как самого Дорна, так и Пертурабо, Дорн решил испытать себя на прочность и силу в попытке утянуть брата с воронку вместе с собой. И где-то там… В других комнатах с подобными вратами сражались близнецы с единой душой, дракон Ноктюрна, ночной охотник, каждого из них независимо от их воли тянуло врата, даже в тот момент, когда они пытались уцепиться своими руками о стены или дверные проёмы, их тела лишь растворялись в дыму освобождая их от оков плоти и отправляя каждого из них в мир смертных, где каждого из них ждёт свой мастер, решивший найти в троне героев душу, что будет сражаться за него. И лишь в одной из комнат царила мертвая тишина, изредка разрываемая рыком пилотопоров покрытых братской кровью. Над растерзанными телами воинов в доспехах синих, стоял тот чья ярость и жажда крови была навязана внешними силами, тот кто поднял бунт против жестоких хозяев. Залитые кровью глаза смотрели на брата, что, опираясь на силовой кулак стоял на коленях пред кровожадным Ангроном, в попытке что-то сказать, воитель 13 легиона решил подняться на ноги. Оба смотрели друг другу в глаза, и пусть братья понемногу вспоминали то, кем они были при жизни своей, Ангрон пусть и казался палачом для брата своего, он не чувствовал влияние гвоздей мясника, о которых он вспомнил быстрее чем о собственной личности ещё во время боя с золотыми духами у прохода в стене дворца. -Прими свою гибель как воин, слова твои мне не нужны. Промолвил Ангрон и рычание топоров окончательно разорвало промежутки тишины в комнате где среди трупов как легионеров, так и пустых доспехов золотых духов. Ангрон видел, как его брат пытался встать в стойку вынимая свой гладиус из ножен и поднимая свой силовой кулак играющий роль щита и сокрушающего оружия. Волчий вой проносился по корриду, волчий лорд с остатками своих сыновей бежал на встречу новой битвы, спасти брата своего и встретить свою судьбу, ведь судьбы всех волков едины – Битва, вот она судьба. Протаранив мраморную стену, волчий лорд застал момент, когда цепные топоры Ангрона впились в грудную клетку и плечо Робута. Зубья цепных топоров пели песнь свою вскрывая доспехи примарха тринадцатого легиона, мгновением спустя фонтаны крови стали вырываться из ран, созданных топорами Ангрона и вырвав топоры из ран Робута, вечный раб собственного гнева и ярости одним быстрым ударом срубил голову брата подобно тому, как поступил другой его брат на полях Истваана 5. Когда же голова Робута покатилась по залитому кровью полу дворца, Леман ринулся в сторону Ангрону и направленным ударом своего меча пронзил живот примарха Пожирателей миров, потянув его ближе к вратам поглощающих в вихре энергии их обоих. Лишь некоторые из братьев, оставшихся в живых смогли пройти через врата. Кто-то в ходе битвы принял их за способ погубить врага вместе с собой, кто-то принял их за возможный выход из цикла рождения и смерти на поле боя бесконечной битвы. Быть может кто-то из душ примархов понял истинную суть врат. Они вторглись в чуждую им реальность и их вторжение сопровождалось ночными кошмарами у потенциальных мастеров, и людей в чьих венах циркулирует кровь магов уже несколько поколений подряд. «Подобно древним титанам, на землю сошли души чья история неизвестна никому из ныне живущих. Подобно чудовищным титанам из греческих мифов, под их ногами разрушалась земля, души, попавшиеся им на пути, сгорали в адском вихре белого пламени и тут же обращались в энергию, которую они поглощали в то же самое мгновение как душа выгорала без остатка.»

***

Сидя в инвалидном кресле за кухонным столом квартиры, он смотрел в окно где ночное небо красовалось сотнями, а то и тысячами ярких звёзд чей свет сливался с светом из окон многоэтажных зданий. Его усталый взгляд падал на каждую проезжающую машину или пешехода, что переходил улицу, но каждый раз переводя взгляд с одного объекта на другой, он чувствовал, как силы покидают его. Положив свои ладони на колёса своего кресла и сделав толчок назад выехал из-за стола, медленно, но верно он двигался по кухне, преодолев её порог он выехал в коридор. Передвигаясь вдоль коридора, Кария смотрел на игру теней в углах помещения и даже будучи в почти полумёртвом состоянии, бывший мастер из семьи Мато мог прекрасно ощущать, как из теней на него смотрят чёрные как оникс глаза Зокена. Сколько бы времени не прошло, так он и не мог понять, чего же его старик не убьёт своего сына и не заберёт Сакуру назад для продолжения тренировок. С гибелью червей Кария лишился почти всех возможностей для борьбы за собственную жизнь как маг, его собственное бессилие и парализованные ноги лишь больше наводили на мысли, что Старик просто хочет посмотреть на то как Кария умрёт либо в ближайшие дни, либо покончит с собой из-за того, что его собственное тело стало ему тюрьмой, из которой можно выйти только на другой свет. Но вот же опять Кария вспомнил о том, что права пасть у него нет. Лишь цепляясь за отголоски собственного прошлого, единственный вариантом его жизни на данный момент жизни была роль защитника и опекуна для Сакуры Мато. И он это хорошо понимал, жалея лишь о том, что возвращать то Сакуру в семью Тосака, уже не было смысла. Прибыв к порогу кухни, Кария мог наблюдать за тем как юная Сакура сидела за столом и что-то писала чёрной ручкой по белым страницам тетради. Судя по тому виду как усердно Сакура водила ручкой по листам бумаги и с невозмутимым лицом смотрела только лишь на листы бумаги, она действительно полностью посвящала себя учёбе. Хотя в редкие монеты, она рассказывала ему о том, что нашла себе в школе друзей и человека, которому она может доверять, ведь он был добр к ней и ко всем окружающим. Порой доходило до того, что она обещала познакомить данного человека с Карией, однако они ожидали этого человека как гостя в течении этой недели, Карию терзали сомнения по поводу личности человека о котором ему рассказывала Сакура. Но вот раздался стук со стороны дверей, ведущих наружу. Кария Мато уже было хотел разворачивать свою инвалидную коляску, однако его опередила Сакура, что быстро закрыла тетрадь и с легкой улыбкой направилась на помощь своему опекуну. Теперь же молча наблюдая за тем как Сакура стала помогать повернуть коляску, Кария видел, что улыбка на её бледном лице была куда более искренней чем ранее. И быстрыми шагами подошла она к двери, правда открыв её, улыбка на лице девушки угасла, а в глазах Карии вспыхнул ужас, вызванный криком Сакуры. Ведь как оказалось, источником стука по ту сторону двери была ожившая тень человека. Тень прошла сквозь девушку, и та упала на пол, а тень лишь ускорилась и стала всё ближе и ближе подбираться к скованному в ужасе и слабости Карии Мато. И в один момент, двери захлопнулись, а звуки исчезли в абсолютной тишине.

***

В очередной раз возвращаясь домой из школы уже поздним вечером, юноша в коричневом комбинезоне умудрился наткнуться на странное явление. Улица, по которой он шёл казалась ему через чур длинной, но он продолжал идти по ней не из собственного любопытства, а из-за того, что это был тот же самый маршрут, по которому он всегда возвращался домой. Двигаясь вдоль улицы, он замечал медленное изменение окружения, но не предавал этому значения сводя всё к тому, что это всё просто ему кажется и вообще всё это игра освещения. Отсутствие прохожих он сводил к тому, что все скорее всего уже сидят по домам либо спят. И вот он делает шаг вперёд, попадая в зону, освещаемую уличным фонарём. И в тот же миг, рыжеволосый юноша почувствовал на себе чей-то взгляд или же взгляды, а мир вне зоны освещённой фонарём попросту погрузился в мрак. Из которого послышался странный стук, похожий больше на тот, что создаётся в момент, когда собака бежит по асфальту. На границе света абсолютной тьмы, почти что в метре от юноши показались два огонька расположенных примерно на одном уровне, огни обошли границы освещаемой зоны. Сказать, что юноша был напуган, это ничего не сказать, его сердце с каждой секундой билось всё быстрее, а дыхание сбивалось каждый раз, когда он пытался разглядеть что-либо в тьме. Звук исчез, юноша кричал, но он же сам и заметил, что его крики безмолвны, лишь два огня стали кружить вокруг границ света и тьмы. Воздух становился всё более спёртым, будто бы зона, освещённая светом фонаря, стала каким-то помещением. И в этом самом помещении он был точно не один, и тот, кто разделяет с юношей это помещения явно был рядом, будто бы ходил вокруг как невидимка и его тяжёлое дыхание падало на плечи или затылок юноши. Но вот, испуганные глаза юноши заметили, как вдоль улицы загорелись остальные фонари, а там в конце показались входные двери поместья Эмии. Но, это было бы слишком хорошей в этой ситуации новостью для сознания юноши, ведь стук позади него вновь прозвучал, но более громко, будто бы его источник стал куда ближе чем раньше. А фонарь, что освещал зону в которой был юноша, стал мерцать и вместе с этим два огня смотрящих только на юношу, становились всё ближе и ближе. Собравшись с мыслями и отойдя от дурных мыслей, он сжал кулаки и побежал, как только фонарь погас. Пробегая одну освещённую зону за другой, он замечал, как за его спиной слышались быстрые шаги, отдающиеся неприятным треском. Асфальт под его ногами исчез, его место занял металлический пол в некоторых зонах похожий на решётку, под которой виднелись формы для оружия, наковальни и… потоки жидкого металла, чей стеклянный взгляд смотрел только на него. Он остановился у двери поместья и попытался открыть её, но дверь не поддавалась, а шум и шаги за его спиной становились всё громче и чётче. И когда юноша обернулся, он увидел, как на него бросилась бесформенная тень пожирающая весь окружающей свет, он на собственном опыте почувствовал, как в его плоть врезается нечто острое и ломает его рёбра, пронзая его же органы и протаскивая их к его спине для того, чтобы вырвать их из тела. Но вот он раскрыл свои глаза, и увидел, что он стоит у двери, а окружающий его мир… снова светлый, как в тот же миг, когда он начал уходить со школы. Но боль в груди… осталась.

***

Особняк семейства Тосака всегда можно было сравнивать с библиотекой или же самым настоящим архивом различного рода информации как из обычного окружающего нас мира, так и из мира магов, что почти сливается с нашим, однако остаётся таким же мрачным и чуждым для каждого живого человека. И пусть семейство Тосака почти исчезло с гибелью главы семейства в прошлой войне за Грааль, наследница, живущая в особняке хоть и была магом и обладала талантом, но не все тайны особняка она знала. И сейчас лежа на кровати Тосака Рин не могла уснуть, ведь нечто мешало ей спать, странное ощущение терзало её голову, будто кто-то из магов ворвался в особняк и бегает по нему словно дикое животное. Оставляя лишь эхо шагов, что проносятся по коридорам и комнатам особняка. Но никого Рин так и не смогла найти ни своими глазами, ни магией. Страх заглушался логикой и самоуверенностью наследницы великого рода Тосака, но эхо шагов и шёпот не позволяли ей закрыть глаза, а если она и закрывала свои глаза, то видела перед собой события из иных эпох или же как ей казалось иных временных линий ведь не могла она поверить в картины, что вставали перед её сознанием и поочередно рвали в клочья её же воспоминания. Стук в дверь, ещё раз и ещё раз, тот кто был по ту сторону двери явно не желал, чтобы она уснула. Раздражённая и разгневанная наследница рода Тосака попыталась было использовать магию, дабы поразить незваного гостя… Вот только она перестала ощущать магические цепи, а её тело будто онемело, стук же в дверь прекратился, дверь стала открываться. И тьма стала стремительным потоком тумана заполнять собой всю комнату пожирая весь свет и его источники в комнате. Всё, что могла сделать Рин, так это смотреть на то как чья-то рука тянется к ней из тьмы. Рука, состоящая из серого дыма и чёрных как оникс кристаллов, медленно приблизилась к её голове и крепко схватила её, а затем стала сдавливать будто это не человеческая голова, а какой-то фрукт. Там, где рука касалась кожи девушки, начинался стремительный некроз ткани, сопровождаемый жгучей болью. Гниль стала окружать голову Рин, до тех самых пор, пока вся её голова не покрылась слоем гноя и запёкшейся крови… а затем она почувствовала треск в собственной голове, и в следующее мгновение её голова лопнула подобно шарику, что был наполнен водой. Но это был не её конец, а лишь погружение в глубокий сон. Сон, в котором её ждали видения прошлой войны за Святой Грааль. Рыцарь-безумец окутанный тьмой сражался против своего Короля на арене бушующего пожара, затем огонь поглотил и её, перенося её к следующей картине. Теперь перед девушкой была следующая картина, куда более жуткая, прямо на неё смотрел слуга чей класс скорее всего был Лансером, и смотрел он на неё залитыми кровью глазами, пока с его уст срывались проклятия в сторону мастеров, с краёв его губ и глазниц срывались потоки алой крови. Но всё окончилось с появлением третьей картины, чаша Грааля была окружена той же абсолютной тьмой, что была и вокруг Рин, вот только спустя мгновение чаша вспыхнула ярким пламенем и тьма исчезла, её место заняли фигуры величественных воинов, что пытались разорвать Грааль с помощью цепей присоединённых к их пылающим сердцам.

***

Котомине Кирей медленными, но уверенными шагами шёл по внутреннему двору церкви, тишина, нависшая над этим местом хоть и была прекрасной, однако в ней казалось что-то противоестественное, ведь даже собственных шагов он не слышал. Но вот он услышал приглушённые звуки стрельбы, скрежет металла и самое важное – криков полных ненависти и презрения в чью-то строну. В поисках источников шума Кирей пробыл не долго, каждый звук происходил откуда-то из внутреннего двора церкви, и как оказалось источником этих звуков был меч, что появился в центре двора незаметно для самого Кирея. И вот он делает уверенный шаг через арку, вместо травы под своей обувью он ощущает сухую или быть может выжженную землю, покрытую слоями пепла и раздробленными в мелкую пыль камнями. Чем ближе он подходил к мечу, тем сильнее менялось окружение и в какой-то момент, краем глаза он заметил чью-то тень в одной из арок, но посмотрев туда он заметил там лишь пустоту и ничего более. Однако теперь Кирей был куда более осторожен, вновь направив свой взгляд на меч в центе двора, Кирей стал быстро приближаться к источнику звуков битвы. Чем ближе он подходил к мечу, тем отчётливее мог рассмотреть меч, окутанный чёрным дымом и обладающий странной формой клинка, состоящей будто бы из осколков абсолютно чёрного кристалла. Услышав странный шум, Кирей отвлёкся от осмотра меча и обнаружил себя стоя посреди разрушенного города, а вокруг него лежали воины в разных доспехах, кто-то носил на себе пурпурные доспехи с золотыми украшениями в виде римского числа 3, кто-то был в бледно-белых доспехах с редкими зелёными участками с изображением белого черепа в тёмно-зелёном круге с тремя острыми шипами с правой и левой стороны. А некоторые воины были в белой броне с синими наплечниками и наколенниками, на их же доспехах было изображение громадной пасти, пожирающей некую планету. Кирей обратил внимание на то, что чуть дальше воины в таких же доспехах сражались против собственных собратьев, что волна за волной шли в атаку на позиции защитников. Вот только Кирей не мог понять, кто же эти великаны в доспехах, слишком уж они громадны для простых людей. Он решил всё же вытащить меч из мёртвой земли, но как только он коснулся рукояти меча, его клинок раскололся на множество осколков. А на месте рукояти оказался пергамент, на котором кровью разных оттенков красного можно было разглядеть двуглавого орла, которого в крепкой хватке сжимает трёхглавая змея, и две её головы вгрызаются в обе шеи орла, пока третья голова расположилась между головами орла, смотря прямо на Кирея. Следующее на что обратил внимание Кирей, так это на текст, написанный на латыни и содержащий следующее высказывание: «Magnum peccatum est, in animas nostras, sed non petere veniam. In pretium billions of ruit vivit, nos creare fundamentum pro salute omnium Hominum. HYDRA DOMINATUS. » Прочитав данный текст, Кирей стал свидетелем того, как пергамент сгорел в его же руках. И теперь он вновь стоял посреди привычного ему внутреннего сада церкви.

***

!T!Два дня назад!T!

В полумраке ночном царила тишина, что охватывала собой весь Горный храм Рюудо, но не суждено тишине вечно царствовать в ночи, и эту тишину разрушили семь единовременных ударов молний в землю. И в центре внутреннего двора храма, на месте куда били молнии появилась семёрка теней, подобно почётному караулу они стояли на треснувшем каменном полу, не совершая каких-либо движений. Призрачные фигуры из абсолютной тьмы смотрели друг на друга пылающими глазами, что словно звёзды были окружены всепожирающей тьмой космоса. Но потом, они подняли свой взгляд в сторону небес откуда в землю устремилась восьмая молния. Молния ударила в центр круга, созданного фигурами тьмы, и вспыхнул золотой огонь, окутавший пространство внутри круга. Когда же пламя стихло и было поглощено тьмой, перед каждой из фигур появились орудия каждое из которых было предназначено для того, чтобы клеймить человека с целью превращения его в источник силы для материализации. Однако каждая из фигур тьмы схватила по орудию и стала сдавливать его в своих руках, разрушая его изначальный вид и предавая ему ту форму, что была по нраву лично им. Первая из семи фигур предала клейму образ металлического круга внутри которого расположилась голова волка на фоне столь дивного знака, чьи корни уходят в восточную Европу и имя этому символу – «Колядник». Клеймо слилось с тенью и та, потеряв свою форму, устремилась за пределы храма Вторая фигура из этой семёрки терзала клеймо своими грубыми руками отрывал ненужные куски, и вырезая из цельного клейма щиток внутри которого были расположены два символа напротив друг друга. Чёрный орёл и германский крест, по краям же щитка расположились те самые срезанные куски металла, обращённые в мелкие кинжалы, направленные в сторону рун. Закончив формирование своего клейма, тень поглотила его и покинула храм обратившись в чёрный туман, в котором мелькали жёлтые огни. Третья же фигура занялась клеймом словно скульптурой, обращая изначальную форму в жидкое состояние и после чего формируя из бесформенной массы жидкого металла пародию на клеймо своего ушедшего собрата, однако его щит не остывал, на фоне же вечно красного от жара металла красовались два золотых льва, что наоборот были холодны так же, как и меч того, кто их создал. Приняв эту форма клейма, Фигура покинула территорию храма в образе дикого зверя из чёрного дыма. Четвертая фигура не стала менять форму клейма, замахнувшись для удара, фигура из тьмы ударила своим кулаком в центр клейма и разбила его на множество осколков. Эти осколки были подхвачены фиолетовым свечением, возникшим вокруг них и пока металл, был горяч, это самое свечение стало быстро собирать из осколков крест, чья вертикальная сторона была длинной, а горизонтальная короче. После этого крест окружило пламя, с которым он врезался в фигуру, и та покинула храм как облако пепла оставляя за собой запах гари и ауру разочарования. Пятая фигура, подражая своим тёмным братьям выбрала для своего клейма форму щита, однако его щит был квадратным, и щит этот сиял белым огнём отчего воздух вокруг него шипел, но в этом в этом белом щите красовался крупный золотой крест разделяющий щит на четыре небольшие зоны, в которых были расположены кресты поменьше. Фигура методично создавала раму для клейма в виде кирпичной кладки, а закончив с созданием клейма, фигура из тьмы сжала его в своём кулаке и покинула храм как громадный ящер из чьей пасти и глаз выходило пламя. Шестая фигура, смотря на клеймо взревела от бешенства, но тут же вернулась к спокойному состоянию и моментально сдавил клеймо в своём кулаке, предав тому форму проволоки, разделив её своим топором на небольшие участки, которые слились в звенья единой цепи из которых исходили шипы. Фигура обратила клеймо в терновый венок и возложила его на свою голову. А после покинула храм в образе тени человека с глазами, залитыми кровью. Лишь седьмая фигура в храме осталась, вцепившись руками в собственную грудную клетку, фигура из тьмы стала разрывать себя на две равные части в безмолвии, будто бы так быть и должно. С треском фигура разделилась на две, они же восстановили свои половины тела и стали растягивать клеймо. Создавая из него своеобразный лист, который обе фигуры стали разрезать на более мелкие части и вырезать на их поверхности послание на латинском языке. Смотря на множество созданных ими копий клейма, обе фигуры как в первый раз вцепились в свою грудную клетку стали разрывать сами себя на двое, и так раз за разом, пока великаны тьмы не обратились в полупрозрачных людей, не имеющих лица, однако связанных одной душой на всех и каждого. Каждый из них направился в сторону города, дабы клеймить людей, из которых «Легион» сможет черпать не только силы, но и информацию о окружающем мире и ситуации в нём. Каждый воитель, что отправился на поиски источника силы слышал в своей голове песню, что играла на слабостях и сильных сторонах, но слова были едины для каждого в тот самый момент, когда песня била по их воспоминаниям, по каждой эмоции, рождённой в их душах в тот роковой момент, когда они выбрали свою сторону в братоубийственной войне. Лишь один из этих вестников тьмы не слышал песню в голове своей, ведь его душа расколота на два тела, и породила целое войско таких же воинов, как и он сам. Его душа не была источником света. Но и тьмой абсолютной она не обладала, его душа отдавалась блеском холодной стали, существуя как множественные металлические осколки из которых формируется единая фигура человека, из под кожи которого выходили змеи и серебряные кинжалы.