***
В кабаке было шумно и пахло отвратительно — смесью женских духов «Опиум», пота, дешевого табака и разбавленной водкой «Роял». Костя был уже в дрова, танцевал двух девушек в слишком коротких платьях и порывался выпить пару рюмок, не вынимая сигарету изо рта. Пете было откровенно скучно — девочки на него нечасто засматривались, в такое время все предпочитали высоких малиновых пиджаков, а не обычного студента, еще и будущего мента. Дискошар с парой выпавших стеклышек крутился под потолком, выхватывая лучиками то неровный контур помады, то пепел на воротнике рубашки, то расстегнутую ширинку сильно пьяного Кости, и весь этот сумбур вокруг был присыпан пятым, кажется, повтором «American boy», от которого блевать тянуло даже больше, чем от водки. Понадеявшись, что за пять минут друг не сотворит ничего непоправимого, Петя вышел на улицу подышать воздухом, чтобы из легких хоть ненадолго исчез тяжелый осадок от смрада кабака. Пахло мокрым асфальтом и сырой штукатуркой, у входа толпилась еще пара ребят. Ветер постоянно тушил едва вспыхивающие спички, потому Петя плотнее запахнул куртку и спрятался за углом. Постепенно звуки вокруг перестали мешать, глаза разглядывали облупившуюся краску на стене и корявые надписи: «Оля шалава», «Промокашка смолка невский 40» и много других. От такого медитативного разглядывания Петю отвлек резкий шум, исходивший откуда-то с заднего двора здания. Даже не раздумывая, парень направился на звук, не осознавая, зачем ему туда. Двор представлял собой раскрошенный асфальт с грудами строительного мусора, досок и арматуры. Стоявшая в углу машина мутными желтыми лучами освещала всех присутствующих, а народу и правда было немало: куча парней в спортивных костюмах, у некоторых было спрятано лицо, некоторые в черных плащах — и все это смешивалось в черную безликую массу. Петя толком ничего не слышал и не видел, но потом минута — в центр импровизированного круга вытащили человека, который вяло отбивался связанными за спиной руками и, не снимая мешка с головы, пристрелили. Пистолет, совершивший этот оглушительный выстрел, находился в руках у темноволосого мужчины, в котором Пете запомнились только огромные золотые часы, поблескивавшие в свете фар. Хазин зажал рот одной рукой и понесся обратно в душное помещение кабака, расталкивая всех в поисках Кости, который развалился на диванчике на коленях очередной своей подружки. Петя совсем не аккуратно пихнул девушку в плечо — та по-кошачьи зашипела на него и с обиженным видом оставила их наедине. Едва различая, что он делает, Петя принялся лупить полузадремавшего Костяна по щекам, тот мычал под нос, но более не реагировал. — Цветков, сука, вставай! Валить надо! — П-петю-ю-нь, на-алей ещ-о-о… Набор букв едва составлялся в слова, Хазин натурально рыкнул себе под нос и перекинул руку Кости через свое плечо, дотащив до оставленной у кабака девятки. Прав у Пети с собой не было, если их поймают, денег тоже негусто, но сейчас он думал лишь о том, что надо валить отсюда как можно быстрее. Безвольное тело что-то бормотало и периодически выкрикивало с заднего сидения. Петя попытался закрыть дверь как можно тише, прекрасно понимая, что мать из принципа не ляжет спать, пока не удостоверится, что сынок явился. Впрочем, Наталья Степановна уже стояла в прихожей со сложенными на груди руками и в гладком халате с цветами, который ей когда-то из заграницы привез отец. — Явился. — Привет, мам. — буркнул под нос Петя, рассчитывая молча сбежать в свою комнату. — Где ты шляешься в час ночи? — С Костяном засиделись. — Опять твой «Костян». — имя вышло с каким-то змеиным шипением, — Ты не пробовал в друзья кого-то более человекоподобного выбрать? — Ма-ам. — протянул Петя, стаскивая провонявший дымом свитер. — Что «мам»? Ты посмотри как ты выглядишь! Ты будто из канализации вылез. Вещи провоняли, на голове черти что. Видел бы твой отец. Петя ненадолго замер, но после бросил свитер на пол. Он ненавидел, что мама каждый раз припоминает ему отца, говорит, как бы он разочаровался в Пете, будто парень сам этого не знал. — И что бы он сказал? Чего я еще от него не слышал? Кожу на левой щеке обожгла колючая пощечина. Хазин и головой не мотнул, смотрел на мать. Та тоже не из робких, не отступала, смотрела черными глазами на Петю, как его собственные глаза, но взглядом отцовским. — Ты думаешь, я не понимаю? Думаешь, не знаю, какое сейчас время? — шипела мать. — Тоже решил просто домой не вернуться в один день? Сейчас все, что хочешь произойти может. — С меня и взять нечего. — Ничего, молодой, красивый. Думаешь, не воспользуются? У Хазина глупо вытянулось лицо. Поняла? Но как… Неужели рылась под кроватью и нашла его дневник? Тогда бы про все знала. Но мать смотрит уже чуть спокойнее, молчит, теребит цепочку на шее. Кожа с возрастом стала собираться в складки, из-под нее виднелись ключицы и ребра. Мама на старых фотографиях была красивой, а теперь стала как все женщины — густо красилась, завивала волосы. Обычная такая жена генерала. Вдова. — Просто думай головой. И не ходи, куда не надо. Дура спала в его ногах. Она вообще из домашних только Петю признавала. Может, потому что спас ее от голодной уличной жизни и семерых котят. Но за год и у нее характер появился — и покусать могла, и нашипеть. Иногда Пете казалось, что женщины его в принципе недолюбливают. Внутри что-то все еще противно скрипело, страшно было от того, что увидел. Может рассказать? У отца же остались друзья по службе. Но люди вроде были серьезные, таким закон — не закон.***
Петя молился на стрелочки на своих часах, только бы те быстрее доползли до четырех и Хазин наконец сбежал. Пары были отвратительно скучные — старый дед кряхтел и постоянно говорил, что они незаинтересованные, а на девочек так вообще с презрением поглядывал. Не по душе старой гвардии, что девчонок в академии милиции стало много — кто из семей соответствующих, кто сами по себе. По ступенькам Петя резво перебирал ногами, пялился на свои ботинки, которые мать заставляет таскать в институт, потому что по статусу положено. «Нечего на нищебродов в кроссовках равняться». Кинув сумку на плечо, Петя повертел головой, прежде чем перейти дорогу. Тут один переулок до Фонтанки, а там уже через Гороховую пойдет, Невский ему не нравился. Он будто чувствовал себя виноватым, когда находился там, будто одно присутствие рядом со всеми этими нечистыми людьми вызвало бы злость отца. За спиной прогудел клаксон, Петя дернулся, почти занеся ногу над проезжей частью. Сигналила черная машина в паре метров от Хазина, на капоте блестел начищенный до блеска значок с тремя лучами. Авто двигаться не спешило, парень глупо пялился в тонированное стекло, но вдруг машина проехала вперед и остановилась в итоге прям напротив него, так, что Петя увидел свое удивленное лицо в гладкой металлической поверхности водительской двери. Стекло опустилось. За рулем был темноволосый мужчина с легкой щетиной. Петя дал бы ему лет тридцать. Тот смотрел с полуулыбкой, колючей и спокойной одновременно. — Привет, красавец. — Вам чего, дядь? Петя обратил внимание на руку, спокойно лежащую на руле, а на запястье большие золотые часы, которые парень видел прошлой ночью на руке мужчины, державшего пистолет. Мужчина наверняка заметил, как Петя на них смотрит, но понял ли? — Поговорить надо. — Я… с незнакомыми на улице не разговариваю. — попытался твердо ответить Петя, но мужчина и ухом не повел. — Садись. По-хорошему. В салоне пахло тяжелым табаком и крепким одеколоном, хотя сейчас все мужчины пахли одинаково. Хазин положил сумку на колени, но на спинку отчего-то не облокачивался, смотрел перед собой. Интересно, что-то подобное имела в виду мама прошлой ночью? Мужчина его рассматривал, но не липко, как пьяную барышню в кабаке, а как случайного прохожего. Из внутреннего кармана черного плаща он достал красивый золотой портсигар, похожий на эти огромные часы, достал сигарету, протянул Пете. Тому на нервах и хотелось бы закурить, но горло неприятно свело, и он помахал головой. — Я видел, как ты курил перед парой за зданием. — зачем-то сказал Игорь и протянул портсигар еще немного ближе. У Хазина скребло внутри. Как долго за ним следят? Хотят убить? Убрать свидетеля? Он взял сигарету и достал из кармана куртки коробок спичек. Мужчина не спеша курил, смотрел через лобовое в узкий переулок. — Игорь. — Петя едва дернулся от прорезавшего тишину звука, и поднял брови. — Меня зовут Игорь. — Хазин кивнул, но потом спохватился. — Петя. — В кабаке на Сенной был вчера? — Хазин и думал бы соврать, но ясно ведь уже — все про него знают, наверняка и в курсе, где живет, поэтому он кивнул. — И за здание выходил… — Петя понял — это не вопрос, кивнул снова. — И много видел? — Я ничего не видел. Вышел машину друга проверить. — Игорь улыбнулся. — Молодец, Петя. Ты в таких местах не ошивайся, там люди так себе водятся. Хазин стоял на обочине и провожал авто глазами. Они с Игорем докурили, по тишине в салоне Петя понял, что разговор продолжать они не будут, потому набрался смелости и вылез. На прощание Игорь кинул что-то вроде «учись хорошо» и дал по газам.***
В общаге филфака всегда пахло порошком и приторными женскими духами. Из-за дверей по стенам слышались смех, ругань, музыка. У Хазина голова болеть начинала. На него здесь уже не реагировали, все знали — дружок Левковской из тридцать восьмой. Нина открыла ему сразу же, но привычно в щеку чмокать не стала, Петя понял, что его позвали на жизнь пожаловаться. Хазин, в общем, не обиделся бы — у него ближе Нины никого. Она все о нем знает, больше, чем мать, отец, даже Костя. Одна из трех кроватей была застелена розовым пледом, столы были завалены тетрадками и белорусской косметикой — обычная атмосфера комнаты в общаге. Хазин плюхнулся на кровать. Соседки под вечер разбежались на свидания или на работу, было спокойно. Нина нервно рылась в своей сумке, хмурила густо подведенные брови, хотя Петя всегда считал, что без косметики женщины были бы красивее. Девушка швырнула сумку обратно на стул, еще пара светлых прядей выбилась из неровного пучка. — Есть сигарета? — Петя старался удивления не показывать, протянул начатую пачку «Кэмела» и коробок спичек, подождал, пока та прикурит и только потом спросил. — Что случилось? — Нина морщилась от дыма, стряхивала пепел в кружку с недопитым чаем. — Я беременна. — От кого? — А я знаю? Нина ответила зло, резко. Кто угодно застыдил бы за такие слова, кто угодно, но не Петя. Тот подсел ближе, потому что в таком муравейнике у стен и правда были уши. — Ну так может не надо? — глазами тот указал в сторону наполовину истлевшей сигареты, Нина фыркнула. — А чего уже? Я сказала Вадиму, тот улыбнулся, сделал вид, что рад. А я же знаю, что никуда он от жены своей не уйдет. У нее батя половину рынка держит, его дочку обижать нельзя! А мне теперь что? — Так от него? — Или от Леши. Я не знаю сама. Но сам понимаешь, что мне с Леши будет? Он один месяц десять машин продал и живет на широкую ногу, а другой — две. И что с ним делать? Петя понимающе покивал головой. Нина потихоньку успокаивалась и Хазин решил не мешать. В конце концов, его позвали поприсутствовать, а не изображать из себя не пойми кого. Нина говорила долго — сначала нахваливала то одного, то другого, потом их же крыла на чем свет стоит. Петя бы на ее месте ни одного из них не выбрал — Вадим был с животиком и противной привычкой вставлять поговорки не к месту, а Леша просто молодой раздолбай, который таких как Нина каждые три месяца меняет, прям как свои машины. Но Хазин стойко дослушал до конца, обнял на прощание и чувствовал себя безумно уставшим, хотя за полтора часа и слова не сказал. На следующий день у института его ждала та же самая черная машина, Петя напрягся сначала, глупо надеялся, что это какая-то другая, просто похожая. Но Игорь был тот же самый, сидел за рулем, одна прямая рука на руле, второй он тер подбородок, о чем-то задумавшись. Малодушно Хазин уже подумал натянуть воротник повыше и как-то проскользнуть мимо, срезать с другого выхода, но едва он обернулся кругом в сторону института, в спину посигналили. Уйти так просто не получилось. Они сидели в кафе недалеко у института. Как Игорь убедил его сюда приехать — Петя не знает. Да никак не убедил, только Хазин залез в машину — тут же тронулись куда-то, и Петя даже спросить не успел. Кофе пах вкусно — с молоком и сахаром, а на тарелке лежали какие-то бутерброды. Стало даже приятно, что Игорь не стал его как девчонку пирожными кормить. Сидел только, молчал, чашечку в руках крутил. Народу вокруг почти не было, они сидели у окна, с их столика было видно Фонтанку, мутную от серого неба и спешащих после пар студентов. — Я думал, мы все уже выяснили. — вид воды Петю гипнотизировал, он даже успокоился после короткой поездки. — Я ничего не видел. — Игорь кивнул. — Подумал, некрасиво с моей стороны было оторвать тебя вчера и даже не угостить. Петя снова вгляделся в него. Темный костюм, плащ остался на вешалке за спиной, золотые часы и еще какой-то перстень. Таких как Игорь сейчас на улице были сотни — все как один. Сделав маленький глоток, Петя неуютно поерзал на стуле. — Давно учишься? — Третий год. — И дальше что думаешь? — В адвокаты пойду. Это само собой как-то вылетело. Отец об этом и слушать не хотел, только служба, только милиция, а адвокатов он считал безмозглыми балаболами. Но теперь, когда отца уже нет, казалось, что может и получится, может мать махнет на него как тогда, когда Петя после похорон кошку у подъезда подобрал. Выходил, вымыл, и Наталья Степановна сделала вид, будто ничего не изменилось. — В адвокаты это хорошо. Отсюда сам? — В Москве родился, сюда давно переехали. — С родителями? — С матерью. — А батя? — Умер. — Игорь кивнул. — Мой тоже. Петя в допросе смысла не видел. Разве Игорь не из тех, кому один раз достаточно позвонить, чтоб ему папочку принесли, в которой все — где учился, где родился, сколько раз в туалет ходил? А может он так проверяет? Будет Петя врать или не будет. — И нравится учиться? — Ну да. Бывают иногда свои запары. С криминалистикой на пересдачу завтра — дед развернул, потому что я первый раз не ответил, как что-то там еще при Ленине делалось. — Это который Соломонов? — Петя удивился, откуда Игорю их преподавателей по именам знать? — Да. — Ну, ничего, ты парень умный, сдашь все. Ты ешь, ешь. По ящику говорят, мозгу энергия нужна. С Игорем было немного неловко, Петя не понимал, зачем он здесь. Выглядело как странное такое свидание, про которые Нина ему рассказывала уже сотни раз. Но чтоб его и кто-то вроде Игоря на свидание… Нет, это совсем уже бред. — Сколько тебе лет? — вдруг спросил Петя, пока Игорь вертел в руках свой портсигар. — Сколько дашь? — Тридцать? — Тридцать два. — кивнул Игорь. — И чем ты занимаешься? — отчего-то мужчина улыбнулся, будто Петя что-то глупое спросил. — Сейчас сижу с тобой. — Я, вообще-то, честно отвечал. — Ну так и я не вру, как видишь. — Игорь откинулся на спинку, закурил, Петя даже засмотрелся. — Так, по мелочи. Людям помогаю. Машины чиню, загранку продаю. Все как у людей. Они говорили урывками, началами диалогов, которые почему-то не заканчивались. Петя специально назвал соседний двор, когда Игорь сказал, что подвезет его, потому что в своем светиться было никак нельзя. Пойдут вопросы, кто его подвозит на такой машине, еще до матери не дай бог дойдет. Бабкам у парадной верили даже больше, чем мужикам в дорогих костюмах по телеку. Но Игорь, кажется, сам это понимал, потому остановился, где Петя попросил. Опять сидели молча. Хазин разглядывал замочек на своей кожаной куртке, Игорь смотрел на него, высматривал в лице что-то. — Успехов на пересдаче. — Спасибо. Завтра тоже будешь караулить? — Могу и покараулить. — пожал плечами Игорь. Петя мялся у кабинета. С пересдачей добрая половина потока, а он умудрился проспать, заучивая полночи, как все там было при дедушке Ленине. Коридор уже опустел. Кто-то гордо выходил с тройкой, кто-то бурчал под нос, что очередная пересдача, у кого вторая, у кого третья. Зачетка в руках была потертая, толстая. Учился бы Петя с Ниной на филфаке, она бы его по западной литературе подтягивала, он бы ей Есенина читал, которого очень любил. Но у таких как он выбора от рождения нет — у них на лбу написано «династия» большими буквами и гири на ногах, чтоб в облака не улетали. Перед ним в аудиторию прошмыгнула какая-то женщина, с которой он пару раз сталкивался в деканате. Неприятная особа — брови-запятые, каблуки по коридору грохочут, острые носы воздух клином расшибают. Хазин встал поближе к двери, прислушался — может они там чаи гоняют, забыв, что он тут ждет, боится, что все выстраданное за ночь из головы выветрится. Но нет, какие-то обрывки фраз, все на повышенных. Дедок кричит, наверняка плюется старческими губами, поправляет безвкусный красный галстук, вечно в белой пыли от пепла. «Захар Валерьевич, это распоряжение» «Елена, я не могу ставить зачеты просто потому, что приказы сверху! Я головой отвечаю за этих студентов! Им идти в профессию» «Вот и пожалейте свою седую голову! Не нам с Вами решать, какая оценка будет у Хазина!» Петя отошел. Что это значит? А кому решать? Почему они из-за него спорят? Мама не могла за него договориться, Петя ей и не сказал, что его развернули, чтоб не слышать в очередной раз «Что бы сказал твой отец». Да что бы сказал? Как всегда, что Петя тупой, что ему всем помогают, а он не ценит, не учится, только о девках думает. Но если мать не могла, то кто тогда за Петю все решил? Женщина вышла из кабинета еще через десять минут, вырвала из Петиных рук зачетку, что-то там накорябала зажатой в пальцах на манер сигареты ручкой и так же засеменила по коридору. Хазин прижимал зачетку к груди, ровно так, как ему ее пихнули обратно. Открыл. «Криминалистика 5». Петя нахмурился. Никакой черной машины в этот раз у института не было. Петя даже не знал, расстроило его это или порадовало. Может, Игорь все уже понял — ни к чему Хазину так подставляться, вот он и помалкивает. До дома он шел минут тридцать, все размышлял, кто же ему помочь решил, а главное за что. Мимо проезжали побитые девятки и в общем потоке новенькие иномарки смотрелись неуместно. Впрочем, среди людей было так же — женщина, может учитель, а может бухгалтер, стояла у светофора рядом с девушкой в короткой юбке и явно дорогой кожаной куртке. Еще поглядывала презрительно. Дома на столе стоял большой букет в вазе. Петя поморщился. Лилии пахли горько и слишком ярко — он их с детства не переносил. Наверняка матери их подарил кто-то из «старых друзей» отца. Об этом Хазин старался никогда не задумываться, но на какие деньги мама жила, если ни дня в жизни не работала. Ездила на постоянные встречи с кем-то, на все приемы и праздники ее ждали. «Вдова Юрия Андреича» — говорили они, но Петя чувствовал, не то что-то в шепотках, которые за этим следовали. Петя потормошил спящую на кровати Дуру, та мяукнула и снова отвернулась. Настроение было идти куда-то, может даже Косте позвонить, отметить, пусть и чудом полученную, но пятерку. Телефон в коридоре зазвонил сам, Петя бежал улыбаясь. Вот же черт, как чувствует. Снял трубку. — Да? — Как экзамен, Петя? — голос в телефоне был незнакомый, от хрипа связи еще менее понятный. — Кто это? — Игорь. — Петя зачем-то посмотрел в трубку, из которой шел голос. — Хорошо. То есть отлично. Откуда у тебя мой номер? — Может отметим, раз все так удачно сложилось? Ты свободен вечером? — Да. Где встретимся? — В «Заре» у театра. Заеду за тобой? — Не нужно. Я буду там в восемь. Пока Хазин разглядывал себя в зеркало и постоянно поправлял торчащие волосы, пропустил, как дверь открылась и мама, только сняв пальто, зашла в его комнату. — Такая холодина на улице, а ты все окна распахнул. — Я задыхаюсь от этого веника. — Петя посмотрел на нее через отражение, но мама не смутилась. — Андрей Сергеевич привез. Передари девочке какой-нибудь, ты же собрался куда-то. — пожала плечами мама. Петя замер. Вряд ли чего-то подобного Игорь мог от него ожидать. Только бы не покраснеть сейчас, мать ведь с живого с него не слезет. Он разворошил рукой волосы, забив их причесывать. — Ма, я с Костей. Он такого не поймет. — Явись в подобающем виде. — ответила она и клюнула в щеку. Настроение у мамы, видимо, было неплохое. Она не стала допытываться, где Петя будет и во сколько вернется, пропустила даже, что под куртку он надел белую рубашку, сам не знает зачем. Добираясь на трамвае через Невский, Петя пялился в окно и думал в целом ни о чем. С чего бы Игорю переживать за его экзамены и чего тот вообще прицепился? Они видятся вот уже три дня подряд, а Пете кажется, что целую вечность. Девушка встретила его на входе, в вырезе расстегнутой рубашки виднелась грудь, которая Петю вообще не заинтересовала, его проводили до столика. Игорь сидел без пиджака, в темно-фиолетовой рубашке, лениво водил глазами по газете. В зале ресторана было шумно, девица за соседним столиком громко смеялась, постукивая ноготком по своему бокалу. Хазин опустился напротив, вся уверенность с него куда-то в очередной раз слетела. Вот же он только говорил маме, что уходит, еще уверенный, что на любой ее вопрос сможет промолчать. А тут, напротив Игоря, который его сюда пригласил, было неловко. И отчаянно не хотелось списывать это чувство в приятно поджимающемся животе на то, чего быть точно не могло. — Я заказал на свой вкус, не против? — Петя кивнул, — Что пить будешь? — Коньяк. Петя и меню смотреть не стал, хотя нужно было чем-то занять руки. Он смело подхватил со стола портсигар и достал сигарету с желтым фильтром, на что Игорь не отреагировал. — Как экзамен? — Странно. Пришел сдавать, проспал, последний в очереди. А там влетела одна мегера с деканата, ругалась с дедом о чем-то, а потом вышла и сама в зачетке мне расписалась. Я ничего не понял. — Ну, это не важно. Ты же хорошо подготовился? Всю ночь не спал? Смотрел Игорь как-то хитро, Пете в светлых улыбающихся глазах почудился какой-то насмешливый блеск. «Ты что?..» — договорить Петя не успел, официант перед его носом стал сервировать стол. Опускались салаты, нарезки и горячее. Когда парнишка в фартуке стал открывать бутылку коньяка, он скосился на Петю, но документы решил не спрашивать. Только когда их оставили наедине, Хазин подался вперед, к руке со стаканом, который Игорь протянул, чтобы чокнуться. — Ты это сделал? — Что сделал? — Я слышал, как они обсуждали, что не им решать, что мне ставить. — Может и я. — пожал плечами Игорь и улыбнулся. — Зачем? Мужчина снова странно посмотрел на него. Петя считал странным каждый взгляд, когда Игорь наклонял голову к левому плечу, будто прислушивался к кому-то. В звоне посуды вокруг и странной музыке все равно все внимание привлекали только эти серые глаза. — Соломонов… не помню, как по имени… старый дед, который в свое время ставил зачеты только второкурсницам в коротких юбках. Он не стоит того, чтоб ты переживал за его экзамен. — И… как ты это сделал? — Чудо это чудо, пока не знаешь, как оно работает. — и снова поднял стакан, с которым Петя вынужден был чокнуться. Коньяк обжег горло, горячая волна спустилась по пищеводу и разлилась где-то в желудке. Стало немного легче. Петя слегка зарумянился то ли от алкоголя, то ли от духоты помещения, то ли от Игоря, который рассказывал ему ни о чем — про какие-то машины. — А про препода-то ты откуда знаешь? — Да я сам там учился. Помню еще. — ответил Игорь. — Ты учился в МВД? — Хазин это почему-то шокировало. — Ну да. — Расскажи. Но Игорь рассказал только об этом — про одногруппников, преподов, как сам сдавал экзамены и как высиживал перезачеты. Но ни почему он туда пошел, ни почему не остался — говорить не хотел, обходил аккуратно, с ловкостью балерины на минном поле. Петя слушал, пил коньяк, смеялся, пытался правильно держать в руках вилку, как учила мама, а внутри становилось все легче — с Игорем он уже не чувствовал себя неловко. А еще у него был очаровательный смех, хриплый и глубокий. Распарившись в теплом зале, Игорь расстегнул пару верхних пуговиц, и почему-то тут Петя, никак не привлеченный грудью девушки на входе, засмотрелся. Когда официант подошел в очередной раз, Петя уже перестал реагировать на кого бы то ни было, даже громкий разговор за спиной ему не мешал. Но парень в белой рубашке и фартуке наклонился и что-то сказал Игорю. У Пети внутри неприятно кольнуло, что кто-то посторонний может вот так близко наклоняться и шептать что-то Игорю прям на ухо. Но тот выслушал спокойно, вмиг стал серьезным и будто протрезвел. Парень упорхнул так же незаметно, как появился, Игорь достал из портсигара сигарету и глянул на Петю. — Я оставлю тебя на пару минут. Посмотри десерт пока. В какую сторону Игорь ушел, Хазин не заметил, забрал из рук официанта меню и начал листать. Цены здесь были бешеные, он такие видел только на посиделках на день милиции, куда отец стал таскать его довольно рано. Там и началась эта школа жизни с «не сутулься», «держи вилку правильно», «не качайся на стуле». Но ничего Пете не было дороже каких-нибудь посиделок у Нины в общаге, когда прибегали парни с физфака с гитарой, когда курили, забив открыть форточку, и пели Цоя, пьяно, нестройно. Было в этом что-то свободное, бунтарское, чего всегда не хватало, когда живешь у матери под присмотром и с только недавно затухшим презрительным генеральским взглядом. Он заказал мороженое, две порции на свой вкус, потому что горячее Игорь выбирал за него и это было как минимум честно. Сам он вернулся минут через десять, серьезный и задумчивый. — Все в порядке? — Да. Ты выбрал? — На свой вкус. Язык у Пети отчего-то развязался, стал рассказывать про генеральские посиделки в детстве. В конце концов, он был слишком пьян, чтобы думать, стоило ли упоминать работу безвременно почившего отца, Игорь ведь и сам мог узнать это. Когда они вышли на свежий воздух, Петя почувствовал свое тело таким легким, виды освещенного фонарями города казались волшебными. — Знаешь, с этой учебой я давно не выбирался вечером на улицу. — выдохнул он куда-то в воздух. — Но учеба ведь закрыта? — подмигнул Игорь. Они шли по набережной вдоль Фонтанки, Петя нетвердыми шагами старался идти по плиткам, смеялся, вода за кованой оградой напоминала черную бездну. Когда он оступался, Игорь придерживал его под локоть, обдавал теплом и запахом своего одеколона. На улице было сыро, но черный кожаный плащ был распахнут, полы шелестели от ветра и Петя думал, что если бы умел рисовать, точно захотел бы сохранить такую картину. Пьяного ума все же хватило на то, чтобы не идти до дверей, они остановились в арке дома, Петя в тени спрятался от света фонаря и привалился к стене. — Дальше не пойдем. — смеясь сказал он. — Почему? — Игорь остановился напротив. — Мама не поймет, почему я посреди ночи возвращаюсь под руку с каким-то мужиком. — Да. Родителей надо беречь. Пете все вокруг казалось невыразимо красивым: и Игорь в тени, и играющий в его темных коротких волосах ветер, и блеск кожи в желтом электрическом свете. Тишина была приятной, спокойной. — Я хорошо провел вечер. — Рад, что ты составил мне компанию. Игорь подошел ближе, задержался в паре сантиметров, будто прицеливаясь к поплывшему взгляду черных глаз. И сейчас Пете хотелось. Хотелось оказаться в сказке, где не существует никаких «можно» и «нельзя», где он может быть таким, какой он есть. Захотелось так, как Нина рассказывала — чтоб дух захватывало и сердце неслось куда-то к звездам. Игорь прижался теплой ладонью к его щеке, погладил большим пальцем. Петя подался вперед, от руки пахло табаком и мясом, от чужого тела шло какое-то тепло. А может Пете все это только привиделось. Он отчего-то сам, безрассудно, порывисто, подался вперед. До Игоря было не дотянуться, но тот понятливо согнул шею и коснулся его губами. Вот теперь и дух захватило, и сердце понеслось. Колени подкосились, Хазин едва сдержался, чтоб не простонать, все еще боясь, что их заметят. Но в этих объятьях, в распахнутом пальто было хорошо. Губы у Игоря были мягкие и настойчивые, отдавали коньяком. Петя отстранился обратно к стене с глупой улыбкой. — Мы еще увидимся? Завтра? — Я заберу тебя после учебы. — Я закончу… — Петь, я все это знаю. — Хазин фыркнул и засмеялся. По лестнице он брел нетвердыми ногами и улыбался, стараясь не пропустить лишнюю ступеньку. Запах лилий уже не бесил, мама на удивление не вышла к нему — вечер был замечательный. После душа он залез под одеяло, Дура с чего-то забралась на него сверху и принялась мурчать. Петя гладил ее за ухом, а сам думал, что обязательно расскажет об этом Нине, послушает ее подколы. Все это завтра.***
Костя запрыгнул за стол так резво, что Петя едва не поперхнулся чаем. Он пытался за последние десять минут доучить свой доклад к семинару, который писал, прогуливая первую на сегодня пару. Голова с похмелья немного ныла, но жить было можно. Воспоминания о поцелуе в арке дома поутру казались каким-то сном, но Петя помнил — это все было. Это все было с ним. Петя недовольно зыркнул на Цветкова, который отчего-то было довольный и выпячивал грудь. — Педро, есть дело. — Костян, у меня доклад у Левченко через десять минут, а я признаки невменяемости запомнить не могу. — Да забей ты! Тут реальная тема. Гошу помнишь? Гошана прессануть хотят. Ну эти, охтинские. Ну мы с пацанами решили разобраться, за друга все-таки. Желание Кости поиграть в этакого рэкитира временами Петю бесило. Найдет еще приключений на свою задницу, а разгребать потом как? Время такое, приняли — пол беды, а закопали — уже беда. Петя скептически поднял бровь. — Ну, а от меня ты чего хочешь? — Ну как, поедем для массовости. Чисто попугать же, горюновские ребята не серьезные, так — у бабок че-то отжать да мелким сиги пострелять. — Костян, у меня планы после пар. А этот самый Горюнов только вышел после нападения на мента при исполнении. Что-то он не тянет на лоха, который бабкам угрожает. — Да че ты ссышь? Постоишь с серьезным лицом. — Цветочек, ты мое лицо видел? Петя со временем смог признать — прав был отец. С таким лицом и в органах тяжело будет — лицо аккуратное, не побитое, тонкое. Видна порода какая-то. Для красоты в каком-то зале посидеть Петя всегда может, его к этому с детства готовили, но строить из себя бандита — это просто смешно. Костя недовольно сник. — Хазин, ломаешься хуже целки. Че за планы хоть? — Да так… Матери обещал съездить к какому-то батиному другану, за практику договориться. — Да ну? Красота. А я че-то даже напрягаться не думаю. В батин участок пойду, бумажки поперекладываю. У них там в архиве такая Настенька работает, просто красота. Под треп Кости Петя скидал вещи, так и не успев толком разобраться с этой невменяемостью и ее признаками, и собирался как всегда ужом изворачиваться и импровизировать. Только поднимаясь из-за стола, Костя обронил: — А кстати, мне Катя сказала, тебя тачка понтовая какая-то забирает каждый день. — Ну и что? — буркнул Хазин. — Че у тебя там за мутки такие? От друзей нехорошо скрывать. — Костя в медвежьей манере похлопал его по плечу. — Мать параноит, просит водителя забирать. — отбрехался тот. Игорь продолжал каждый день ждать его после пар, сам того не зная, поддерживал его легенду о матушкином водителе. Они часто пили кофе в ближайшем к институту кафе, пару раз вечером встречались прогуляться. Все это казалось Пете сном, за который хотелось цепляться. И еще были поцелуи на крыше с видом на город. Петю тогда не волновала ни измазанная в побелке куртка, ни холодный ветер, он завернулся в шарф, который отдал ему Игорь, смотрел, как тот курит. А делал он это красиво — на вдохе грудь поднималась, щеки втягивались, а после сизый дым уплывал куда-то вместе с ветром. — Мама собирается на юбилей к каким-то друзьям на дачу. Три дня тишины и покоя. — выдохнул Петя. — Может тогда придешь в гости? Обещаю забрать и привезти сразу, как мосты сведут. — А где ты живешь? — На Ваське. Петя волновался. Мама уехала днем, сказала не водить никого и не шуметь, оставила деньги на карманные и курицу в холодильнике. Но есть Петя не мог. Он подумывал позвонить Нине, рассказать обо всем. Пусть поржет, но хоть немного успокоит. В двадцать он в девственниках уже засиделся, но всех девчонок из общаги, что ему когда-то сватала Нина, или подружек Кости, Петя не переносил. А что если Игорь действительно позвал просто в гости и это ничего не значит? Если он сам слишком торопит все? Но улыбка Игоря тогда, на крыше, все сказала — Петя ему нравился. Дура глядела на него недовольно, чувствовала, что хозяин бросает ее на всю ночь одну, лежала на подушке и мяукала периодически. Петя решил не заморачиваться — надеть джинсы и свитер. Идти в гостиную за рубашкой почему-то не хотелось, казалось, что сейчас взгляд отца будет еще более гневным. Будь Петя сейчас не таким трезвым, точно бы высказал, не ему живому, так хоть фотографии в отвратительной раме. Да, пап, я вот такой. Да, он мне нравится. И мне плевать, что ты скажешь. Ты уже ничего не скажешь. Тебя нет и я наконец-то свободен и могу жить так, как я хочу! Квартира у Игоря была просторная, с огромным овальным окном, на которое Петя не мог не засмотреться. Ремонт был старый, но всполохами выдавались какие-то яркие дорогие вещи, будь то пепельница или ваза. По телику крутились на повторе клипы, одинаковые, с полуголыми девчонками, морем на фоне и дорогими машинами. Игорь был сегодня какой-то расслабленный, в футболке и джинсах, но с часами на руке, доливал ему сладкое шампанское из пузатой зеленой бутылки, улыбался. А целовать потянулся только после того, как они допили первую. На диване было удобнее, чем стоя — Игорь казался не таким высоким и далеким, сидел рядом, по-хозяйски придерживал за талию. — Почему ты не работаешь в полиции? — Петя игрался с его ладонью, рассматривал часы, и затылком чувствовал ровное биение сердца. — Работал. Раньше. Знаешь, в какой-то момент понимаешь, что нельзя с людьми по закону. Это все думают, что правосудия хотят, а хотят мести на самом деле. У меня отец в милиции служил, всегда умел договариваться со всеми, а тут… Несговоричивый. Ну сел за дело, а свое не понял, отомстить решил. Ну и вот как с ним по закону? Никак. А мне — превышение полномочий и рапорт на стол. Петя кивал. Не понимал, но кивал. — И хороший отец был? Любил тебя? — спросил Хазин. — Не знаю. Любил, не любил — не видно. Рядом был, заботился. На учебе не настаивал, я сам хотел как он быть. — А я как мой не хотел. Никогда на службу не хотел. Потому что прав ты, не они закон. И не потому что есть кто-то сильнее, а потому что твердолобые все. Им бы за столом посидеть, жен обсудить. А дела… Вон, пусть лейтенанты разгребают днем и ночью. Опыта наберутся. Игорь хмыкнул ему в затылок обнял за живот. Петя почувствовал, как губы касаются его за ухом, приятно до такой степени, что щеки покраснели. — А ты чем бы хотел заниматься? — Да не знаю. Я с детства адвокатом хотел стать, думал, что так лучше сделаю. А потом посмотрел… Чтоб правду говорить, крыша нужна. Честных сейчас не любят. — Честных никогда не любили, Петь. Игорь подлил еще, стал гладить по колену, а Петя, который по дороге сюда думал, что стоит оставаться трезвым, растекался от нехитрой ласки. С каждым глотком Игорь становился настойчивее, пересадил с мягкого дивана на свои твердые колени, а Петя поддался, обнял за шею, поцеловал. Он держал в голове тот первый раз, когда увидел Игоря. Как тот стрелял в человека. А сейчас он так ласково гладил его, проводил губами по щекам, шее. Когда их глаза встретились, Петя, кажется, впервые увидел в них это — какую-то силу, которая не остановится ни перед чем. А может, это только почудилось в пьяном бреду. Из просторной гостиной они переместились в спальню. Здесь все было, кажется, свежим — темные шторы, люстра, которую они не стали зажигать, большая кровать. С каждым поцелуем, с каждым прикосновением желание напополам со страхом сворачивалось в животе. А как оно? Больно? Сильно? Петя без стеснения залип, когда Игорь стянул футболку. Он был широкий, с крепкими мышцами и какой-то слишком высокий перед опрокинутым на кровать Петей. Хазин послушно подставлялся под поцелуи, позволил снять с себя всю одежду, которая раскинулась по полу. Руки сами собой обняли широкие плечи, щетина оставляла на светлой коже розовые пятна, Петя фыркал и смеялся. Пока все лицо Игоря будто пыталось слиться с его кожей, Хазин опускал руку вниз, длинными пальцами пытался обхватить чужой член, погладить, приласкать. Когда они разделись до конца и Игорь на согнутых руках нависал над ним, взгляды уперлись друг в друга. — Игорь… Ты у меня первый. — Пете отчего-то было неловко. — Не бойся. Не бояться получалось с трудом, не сжиматься — тоже. Игорь успокаивающе гладил по бедру, растягивая пальцами по очереди. Один раз Петя уже пробовал сам, но ему почему-то своими было неприятно, запястье затекало. Но сейчас было неплохо. Игорь прислушивался к нему, гладил по груди, когда тот жмурился и стонал сквозь зубы. Горячо, в самое ухо «Повернись на живот» и Петя не мог не послушаться. Спина была мокрой, он попытался выгнуть ее так, чтобы было красиво и плевать, что неподготовленному телу было неудобно. Игорь поцеловал лопатки, прошелся языком по позвонкам. «Выдохни» — еще один приказ и Петя снова послушался. Внизу стало больно, так, будто его не готовили вовсе, он простонал, спрятал лицо в подушке. «Умница. Не бойся. Сейчас будет хорошо». Это самое «хорошо» становилось медленно, но приходило. Как волны на море — накатывало удовольствие, вновь сходило с берега и подходило вновь. Игорь был большой, войти до конца себе не позволял — он помнил, что для Пети он первый, а это важно. Значит, доверился. Рукой попытались собрать растрепанные русые волосы на затылке, Петя еще немного прогнулся, хотя чем дольше Игорь таскал его по простыни, тем более ватным становилось тело. Мужчина сверху натурально рычал, Пете было приятно, хотя и так много, что переливалось через край. Вырывалось только скомканное в подушку «Игорь» и «еще». Ему было в этот момент так хорошо, как никогда, что кто-то может вот так — приказывать, но не заставлять. А Игорь приказывал, говорил быть громче, раздвинуть еще ноги, что-то бесконечно шептал. Петя кончил, когда рука перестала оттягивать волосы и наоборот прижала лицом к подушке, Игорь практически лег на него, другой рукой гладил болезненно стоящий член и сделал пару последних толчков, пока Петя не закричал. Он приходил в себя долго — пусто смотрел в потолок и на то, как Игорь взял из пачки у кровати сигарету и затянулся, откинувшись на подушку. Зажатое между бедрами одеяло казалось прохладным, успокаивающим. Петя лег на чужую грудь, притянул к себе руку с сигаретой и затянулся прям так. В горле першило — они были крепкие, смола пачкала пальцы. Игорь мягко улыбался и перебирал пальцами русые волосы, пока Петя не стесняясь разглядывал его лицо. — Понравилось? — голос у Игоря был хриплый, еще ниже, чем обычно, и Пете казалось, что он мог бы слушать его вечно, не вдаваясь, что там ему говорят. — Да… Понравилось. Ты красиво куришь. — сам не знает, зачем это ляпнул, но Игорь засмеялся и этого было достаточно. Не заморачиваясь одеждой, Петя прям так вышел в гостиную, вырубил телевизор и забрал со столика бутылку с остатками шампанского и их бокалы. Хотелось, чтобы ночь не заканчивалась. — Так кем ты работаешь? — спросил Петя, снова устроившись на чужой груди. Его пальцы скользили по коже, подбираясь иногда к самому краю одеяла. От оргазма и шампанского было лениво и спокойно. Игорь усмехнулся. — Я же говорил тебе. — Ты отговорился, это другое. — Хочешь поговорить о том, что видел? — очередная проверка? — Я ничего не видел. — Игорь снова рассмеялся, погладил по щеке. — Молодец, Петя. За этот вечер он услышал это десятки раз и никогда бы не подумал, что простая похвала может его так возбудить. Игорь был щедрым — на угощения, ласку и похвалы. И неожиданно захотелось никому о нем не рассказывать, будто так он может остаться только Петиным, его красивой двухметровой тайной. — Я обеспечиваю нужным людям нужную охрану. Машинки там проверяю, парней подыскиваю, экипировку и все дела. Тот человек, которого ты видел… Он очень некрасиво хотел затесаться в контору и узнать все про всех. А дела так не делаются. — Ты так объяснил, что я не понял, бандит ты в итоге или нет. — Петя хихикал. — А ты больше хочешь быть парнем бандита или небандита? — Я больше хочу быть твоим. — Игоря это, кажется, устроило.***
Мама вернулась какой-то тревожной, в полную противоположность Пете, который все эти три дня прожил в квартире Игоря, готовя нехитрые ужины на старенькой плите, надевая только его футболку, которую снимал, как только хозяин квартиры показывался на пороге, отъезжая иногда по каким-то важным делам. И даже вернувшись к себе домой, все произошедшее казалось сном, в котором Игорь ему улыбался, обнимал и трахал. Спрашивать Петя ничего не стал, даже не бросил «Как дела, ма?» Говорить ни с кем не хотелось, даже встречу с Ниной он отодвигал как мог, хотел прийти в норму, чтоб по-скотски не светить счастливым лицом перед подругой в сложной жизненной ситуации. Может быть именно потому, что он ничего не спросил, потому, что забил на весь окружающий мир между встречами с Игорем по вечерам, когда они целовались на переднем сидении его машины, когда он по-хозяйски тянул Петю за бедра к себе на кровать, любил и после довозил того, разморенного и довольного, до дома. Петя лишних вопросов решил не задавать — правда могла разрушить его хрупкий мир, в котором он предпочитал хоть раз в жизни просто быть влюбленным идиотом. И вот из-за всего этого он ничего не понял, когда какие-то люди ворвались в квартиру посреди ночи. Дура шипела у входа в комнату, с грохотом выбитая входная дверь должна была перебудить всю парадную и Петя, не задумавшись, вылетел в одних брюках и футболке. Людей в масках было четверо, один без нее — невысокий, крупный и с залысиной на седых волосах. Петю он и каплей внимания не удостоил. Мать стояла в дверях напуганная, в халате и без привычного боевого раскраса. Мужчина бросил ей «На разговор. И щенок твой пусть в комнате посидит». Возмутиться Петя не успел, мать только мотнула головой с тем же выражением лица, что и отец, когда отваживал его от двора. Голосов из кухни слышно не было, мужики тоже мялись у входа, молчали. Петя подумал «Ну и хер с вами», сел на кровати, достал плеер. Дома он его редко включал — если мать заметит, начнет задавать вопросы. Игрушка дорогая, импортная, подарок, который Петя не хотел брать, потому что стремно было от матери прятать, ну и как-то… странно было. Игорь ему коробку отдал, когда они в постели вместе лежали и вроде как-то неприятно стало, что ну не за это же он продается. Да и никому он не продавался. Он у Игоря ничего не просил, даже экзамен тот не просил и честное слово не намекал. Его спросили — он и пожаловался. Но похоже его выражение лица от Грома (над фамилией Петя долго потешался) не скрылось, он поцеловал в щеку и сказал, что для него все самое лучшее. Линда пела заунывным голосом и перекрывала шорох в квартире. Звонить Игорю было бессмысленно — Петя не понимал, насколько серьезный он человек и насколько серьезные эти люди. Телефон, к тому же, остался в коридоре и незаметно проскользнуть к нему не получилось бы. Дура все так же сидела в дверях. Посторонние ее напрягали, но выйти к ним она побаивалась. Светлая шерсть стояла дыбом, хвост нервно рассекал воздух. Мама появилась в дверях внезапно, парень даже потерялся во времени, сколько он так лежал, глядя в потолок. Лица на ней не было, тонкие узловатые пальцы теребили золотую цепочку на шее, она покусывала губы. Петя вынул наушники и без интереса посмотрел на нее. — Что случилось? — спросил он. — Что это? — она в ответ кивнула на плеер. — Плеер. — Я не слепая, Петр. — ну началось, так она его называла только когда хотела докопаться, — Ты ничего не хочешь мне объяснить? Где ты вечно пропадаешь? Почему являешься посреди ночи. Теперь, вот, плееры эти! — Что ты хочешь услышать, ма? — он сел на кровати, одеяло еще со сна валялось комком, но он не стал расправлять. — К нам посреди ночи врывается непонятно кто, а ты действительно спрашиваешь о какой-то вещи? — Это не твоя забота. — опасно понизила тон она. — Правда? Так может когда в следующий раз к нам ворвутся с оружием, мне вообще не просыпаться? Ты как-нибудь сама? — Не смей говорить со мной таким тоном! Ее тонкий крик задрожал в стеклах на дверцах шкафа. Петя видел, как в ее тонкой костлявой от возраста фигуре копится злость, но и самому молчать почему-то уже не хотелось. — Ты определись наконец. То ты мне рассказываешь, как я недостоин своего отца и веду себя как ребенок, то ты делаешь вид, будто ничего не происходит. — Я сама решу свои проблемы. — Петя поднял бровь, читалось это как «ой ли». — А ты перестанешь шляться по ночам. — С чего вдруг? — С того! Это серьезные люди. Они могут навредить тебе. Они бы продолжили ругаться, если бы в дверь не позвонили. Кого еще принесло в три часа ночи? Петя собрался открыть, но мать оттолкнула его, глянула в глазок и почему-то отошла. Тогда в дверь стали настойчиво стучать. — Петь, открой дверь! — послышалось из парадной. — Игорь? — под нос спросил он и, как-то обойдя мать, потянулся к ручке. Игорь действительно стоял за дверью, тоже какой-то злой, в распахнутой кожаной куртке и свитере, будто одевался второпях. Он вошел без приглашения, взял Петю за плечи и отодвинул к стене, давая проход своим людям, которые пошли что-то искать в квартире. Гром смотрел на него серьезно, а у Пети отчего-то сжималось горло. — Ты в порядке? — Игорь, что происходит? Петя глупо хлопал глазами, осознавая, что Гром стоит у него в прихожей, что мама смотрит на это и какие-то люди посреди ночи обыскивают его квартиру. — Кто Вы такой? — подала холодный голос мать. — И почему эти люди шатаются по моей квартире? — из кухни вышел парень, по голосу совем молодой. — Все чисто. — Игорь кивнул. — Ждите внизу. Мама сидела в гостиной на кресле со сложенными руками, сверлила Игоря, которому такой взгляд был по боку. Петя прислонился к шкафу и старался слиться с мебелью, и по тому, какое белое у него было лицо, он сошел бы за хрустальную вазу на верхней полке. — Вы, Наталья Степановна, не переживайте. — начал Игорь. — Это можно решить. — Я не прошу ни у кого помощи. — А я не Вам помогаю. С Вами живет Ваш сын, и мне важна его безопасность. А когда такие люди знают, где вы живете, хорошим это не заканчивается. Вы решили торговаться за землю, которая по завещанию принадлежит не Вам, а Пете, потому никто не знает, что в следующий раз не придут к нему. — Хазин ничего не понимал. — Не надо обманывать таких людей, Наталья Степановна. — Мой муж генерал. Он честный человек! — повысила она голос. — Я работал с Вашим мужем. Честных людей в реке не топят. Петя обернулся на Игоря. Что? Игорь знал его отца? Почему он не говорил об этом? Внутри что-то натужно начинало двигаться, Хазин злился, что ничего не понимает, но понять не мог и злился еще больше. — Игорь, что происходит? Какая земля? — Твой отец выкупил приличный кусок земли на Лахте, поставил сарай, в котором перебивали угнанные с запада тачки. Злачное место. По завещанию земля твоя. Твоя мать решила поторговаться за нее, хотя такой кусок скорее отберут, чем купят. Мама вскинулась, поднялась с кресла. Игорь смотрел на нее серьезно, молчал, выжидал. — Не твое собачье дело и не тебе рассказывать ему что-то. Вон из моего дома! И ты, — она ткнула пальцем Игорю в грудь, — ничего не получишь. — А мне ничего не надо. Я не помощь пришел предлагать. Ваш сын должен быть в безопасности. А раз для Вас важнее деньги — он здесь жить не будет. — Какое тебе дело до моего сына? — Игорь… — попытался Петя и тот, назло, заметил его и обернулся. — Ты поедешь? — спросил он. — Он никуда не поедет! — Петя. — снова перебил ее Игорь. — Ты поедешь? Хазин метался глазами. Куда поехать? К Игорю? Надолго? Насовсем? Даже сейчас мать на него не смотрела, ее занимал только мужчина перед ней, который вот так зашел в ее квартиру и посмел говорить не с хозяйкой. Он посмел в этом доме спрашивать мнение Пети, чего здесь никогда не делали. — Поеду. — ответил он. Игорь только кивнул, но тут уже не выдержала мать, подлетела к сыну, начала кричать. — Куда ты собрался?! Во что ты ввязался, я спрашиваю?! Я так и знала! Тоже решил в бандита поиграть?! Наркотики?! Видел бы твой отец! — А он видит. — спокойно ответил Петя и посмотрел на фотографию отца. — Я не наркоман. Игорь — мой мужчина. И я поеду к нему. Потому что ему я доверяю больше, чем тебе. И он меня хотя бы спрашивает. Мать обмерла. У Пети внутри тревожно вибрировало. Он смог. Он сказал это. Все те дни, что они с Игорем вместе, он представлял, как скажет когда-нибудь матери, но даже в мыслях боялся, потому что не знал, что она может сделать. Наталья Степановна стояла напротив, Петя уже надеялся, что на этом разговор закончится, собрался идти в комнату, чтоб переодеться, но тут мать заплакала. — Мы с твоим отцом… Всю жизнь по казармам… Чтобы у тебя все было. Карьера, образование, жизнь настоящая… А ты все это променял, чтоб стать чьей-то подстилкой? — Игорь молчал, но Петю это не обижало, он не хотел, чтобы мать замолчала, хотел дослушать до конца, провернуть с удовольствием мазохиста ржавый нож в сердце, вынуть и выбросить. — Что ты ждешь? Что тебе сейчас жизнь устроят? Что все дадут за то, что ты ноги раздвинул? Отец же воспитывал тебя мужчиной, офицером. Чтобы ты блядью вырос? — Спроси у него сама. Петя вышел из комнаты, скидал вещи в заброшенный под стол рюкзак. Слышал, как мать ревет в гостиной. Она делала это громко, напоказ, как и многие вещи после смерти отца. Петя уверен, и у нее отлегло, и за ней этот взгляд следовал повсюду. Дура терлась об ногу. — Можешь забрать ее. — Игорь следил за ним, привалившись к косяку двери. — Ты ведь мне объяснишь все нормально, правда? — Дома. Дома. Игорь забрал у него из рук рюкзак и кошку, Дура шипела, но в руки далась, чувствовала, что этому человеку хозяин доверяет. За входной дверью ждал кто-то из тех, кто пришел с Игорем, и был отправлен с имуществом в машину. С лестницы доносилось шипение Дуры и маты ее несчастного спутника. Петя обувался, неловко стараясь сунуть ноги в кроссовки. Мать вылетела на него из гостиной, стала хватать за руки. — Ты никуда не поедешь! Я не отпускала! — Мам. — устав возиться с ней, Петя прикрикнул. — Мам! Оставайся здесь. Вот с ним. — Петя кивнул на фотографию отца. Когда они вышли из парадной, за машиной Игоря стояла еще одна, попроще, парни разместились в ней, а за авто Грома присматривал светленький, который вышел из салона, едва захлопнулась дверь. Они обменялись рукопожатиями в тишине. Петя ежился от холода, его колотило адреналином. Согреться в теплом салоне не получалось, Дура перебралась к нему на колени, никак не могла успокоиться, и Петя принялся гладить ее по холке, успокаивая то ли напуганное животное, то ли себя. До дома ехали молча. По рваным движениям было видно, что Игорь нервничает, мосты едва успели свести и они проскочили на Васильевский остров, мимо узких линий, которыми был разлинован кусок земли сплошь в домах целого века. Петя бросил вещи в прихожей, пустил кошку изучать новую территорию. Хотелось помыться и лечь спать, потому что разбуженный посреди сна мозг соображал туго. Игорь нервно ходил, курил, позволял кошке ходить по пятам и изучать все. — Мы поговорим? — Ты хочешь услышать правду, или то, что тебе будет легко принять? Петя задумался. Игорь всегда так ставил вопросы — в них самих уже заключался выбор, который парень должен был делать сам. А как его делать, когда двадцать лет все решали за тебя — как ты будешь жить, что ты будешь делать? Петя залез с ногами на диван, поднял брошенный Игорем на пол шарф, замотался. Так становилось немного спокойнее. — Я хочу услышать то, что ты мне скажешь. — ответил он. — То, что ты сказал матери, это правда? — Правда. — И отца убили из-за этого? — Нет. Тебе будет неприятно это знать… Просто запомни, все, что она сказала про тебя — неправда. Ты полюбил и решил отдаться. В этом нет ничего плохого. Твоя мать искала покупателей среди всех знакомых и незнакомых, а с некоторыми набивала цену собой. Ты ни в чем не виноват. Петя все это понимал. Не хотел признавать, но понимал. Игорь опустился на диван рядом. Лицо у него было такое же уставшее, а взгляд какой-то необычный, он будто смотрел в себя, а не на вещи вокруг. — Петь, я не самый хороший человек. И точно не лучший для тебя. Я не горжусь тем, что иногда делаю. И я вру, когда говорю, что со мной ты будешь в безопасности. Я не смогу защитить тебя от всего, но сам я никогда не сделаю тебе больно. — он сжал Петину ладонь. — Я не смогу говорить тебе всегда и все, не смогу постоянно быть рядом, не смогу быть всегда на связи. Но я могу любить тебя так, как умею. — Думаю, этого достаточно. — улыбнулся Петя. Ему толком никогда не говорили, что любят. Редко, что гордятся, иногда, что ценят. Но про любовь он читал в книжках, смотрел по телику, а сам ни разу не видел. Но Игорь обещал любить и отчего-то казалось, что такие, как Игорь, слово всегда держат. Петя в порыве глупой ласки боднул его в плечо. — Как ты узнал, что надо приехать? — Сообщили. — Ты что, приставил за мной охрану? — улыбнулся Хазин. — Это моя работа. Дура уснула на Петиной брошенной в прихожей куртке, свернувшись калачиком и иногда попискивая. — Я видел, что тебя расстроил мой подарок. — к чему-то заговорил Игорь. — Когда я тебе плеер подарил. Я не имел в виду ничего такого. До меня потом дошло, что это было не важно. Ты себе и сам, в целом, такое купить можешь. Дарить нужно другое. И я всегда наблюдал, как ты удивляешься, когда тебе дают выбор — куда идти, что делать. Поэтому… я хочу, чтобы ты делал то, что сам хочешь. Петя кивнул, потому что не знал, что сказать. Поцеловал. Немного отлегло.***
— Игорь, останови машину. Черная иномарка затормозила на съезде к Галерной гавани. Петя бездумно брел в сторону воды, хотел отдышаться. Людей вокруг не было, чернота съедала воду, колышущуюся внизу. Голова пухла от всего и сразу. Сначала он думал, что Игорь его запугивает, готовит к худшему прозапас. Они жили вместе две недели и в целом уживались. Петя ходил на пары, сидел по вечерам над домашкой, готовил, хотя никогда особо не любил. Игорь пропадал на работе днем, но вечером возвращался уставший и светящийся, когда Хазин в одной его футболке встречал у дверей. Сложилась такая себе идиллия. Мать не звонила, Нина тоже не объявлялась, Костя дурачился. Все было чуть лучше, чем обычно. Петя договорился сам с собой, что не станет у Игоря ничего выспрашивать. Конечно, внутри первое время скребло, что он, в конце концов, не жена шпиона, но Игорь сказал, что любит и хочет защитить. Наверное, не стоило ему в этом мешать. Они договорились сегодня поужинать в «Заре», вспомнить их первое полноценное свидание. Петя с горящими глазами рассказывал, что ему предложили проходить практику в адвокатуре, Игорь клялся, что здесь ни при чем, и правда, Петя бы таких поддачек терпеть не стал. Свидание пришлось прервать, Игорь после разговора с кем-то по телефону серьезно сказал, что у него работа, что он отвезет Петю домой или может взять с собой. Снова этот выбор, с которым Хазин учился обходиться, поэтому согласился ехать, просто чтобы побыть вместе подольше. Они долго ехали куда-то на юг, добрались, кажется, до Купчино, к старому зданию, похожему на пристройку со спортивным залом к школе. Внутри и правда оказался свежий спортивный зал со снарядами, но сейчас было пусто. Игорь при выключенном свете добирался по заученной дороге до маленькой двери в тренерскую в углу зала. Петя спешил следом, чтоб не отстать. Место было колоритное, звон железа и тяжелое дыхание будто застряли между стен и отдавались эхом, когда все уже покинули зал. Тренерская представляла собой маленький кабинет со столом и кучей шкафов, кожаным диванчиком. В узком пространстве царил какой-то хаос из бумаг, стопок денег разной валютой. На диванчике сидела девушка, шуршащая журналом — яркие красные волосы, но макияжа не так много, совсем молодая на вид, и ее лицо почему-то казалось Пете знакомым. Она на гостей особо внимания не обратила, кивнула Игорю и вернулась к перелистыванию страниц. Пока они ехали, Петя думал, что его оставят ждать в машине, потому слабо понимал, что делать и зачем он здесь нужен. Мужчина за столом привстал. Грузная фигура в рубашке, с золотой цепью и в огромном малиновом пиджаке — как-то так себе Петя мыслил слово «эпоха». Тот на удивление был рад их видеть, по крайней мере Грома. Они обменялись замысловатым рукопожатием, пока Петя разглядывал хлам на полках, среди которого были кубки, медали, журналы какие-то и выкрашенные под золото безделушки. — Игоряня стал редко баловать нас своим вниманием. Скажи, Юляш. — девушка, обернувшаяся на обращение, сразу как-то потеплела, глядя на этого в пиджаке. — Петь, это Игнат, мой друг. Это Юля, его жена. Это Петя. Хазин кивнул и сел рядом с девушкой на освободившееся место. — Зачем ты вообще меня туда повез?! Зачем, Игорь?! — Потому что Бустер — мой друг. Я его с пеленок знаю. Если со мной что-то случится, я доверю тебя только ему. Он поможет всем, что будет нужно. — Что случится, Игорь?! — продолжал кричать Петя. — Ты говорил мне, что я должен терпеть, не выспрашивать. Но теперь ты говоришь ебаными загадками! Что может случиться? — Что угодно, Петь. — тот снова попытался подойти, но Хазин не давался. — Правду, Гром! Игорь нервно выдохнул и присел на врытый в землю камень. У самой кромки воды от волн позвякивали выброшенные бутылки, вдали виднелись мутные огни Кронштадта. Петя попытался плотнее закутаться в пальто, не впуская колючие пальцы ветра, но колотить продолжало. — Это очень долгая история. Я не хотел, чтобы тебя это коснулось… Просто… — Игорь потянулся к сигаретам в кармане и одернул руку обратно, начал крутить ремешок часов на запястье. — Мой отец умер семь лет назад. Написали, что кто-то с ножом в переулке напал. А по факту… московским власти у себя там не хватало, они решили и здесь откусить. Отец против был, понимал, что не прикроет он таких денег. Со встречи с твоим отцом он не вернулся. Все знали об этом и молчали. Я бы сам ничего не доказал, помощь нужна была. А из тюрьмы как раз вышел мой одноклассник, которого твой отец принял ни за что. Игорь замолчал. В наступившей тишине Петя даже не сразу понял, что стоит зажмурившись, будто надеется не дослушать, не услышать то, что Игорь скажет дальше. Его Игорь… тот, который улыбался загадочно, красиво смеялся и постоянно курил. — Ты его убил? — Хуже. Я Илью Горюнова обработал, что виноват генерал Хазин, что не по-человечески это… Перестарался, не думал, что Илья на него накинется. Вот и получилось… Его сразу посадили по полной, я потом уже из ментовки ушел и человеком стал, смог помочь, что через пять лет выпустили. Рукой Игорь тер свои губы, как будто хотел заставить себя молчать, оборвать на этом. Честно хотел оградить Петю, хотел, чтобы законы их мира вдруг обошли стороной их дом, общий теперь, чтоб Петя никогда под ударом не оказался. Глупо, наивно, но даже такой, как Игорь, имел право на одно маленькое желание. — Я понимаю, что у Ильи жизнь изменилась. Всегда может настать момент, когда большая рыба жрет мелкую. Поэтому… Просто знай, что тебе всегда есть, у кого попросить помощи. Что бы со мной ни случилось. — Что если я когда-нибудь стану, как моя мать? — Петя все силы направил на то, чтобы развернуться и посмотреть Игорю в глаза. — Если когда-нибудь ты просто не вернешься, мне тоже бегать по твоим друзьям и напоминать о себе? О том чей я? Петю обидой изнутри жгло. Он смириться со многим мог, но унижаться, просить чего-то просто за то, что он спал с кем-то? Разве он сам абсолютно ничего не стоит? Игорь поднялся со своего места и попробовал прижать замерзшее тело к себе, но оно сопротивлялось, отталкивало. — А если даже мы переживем это, что потом будет с нами? — Я все решу. Мы… ты станешь хорошим адвокатом, если будет нужно, мы уедем… — Игорь, так не бывает! Нестерпимо хотелось сбежать. Больно было от этой сыплющейся осколками сказки, которую глупый влюбленный Петя себе выстроил. Забылся, где он, что вокруг. Игорь не был виноват, люди слишком хрупкие, какими бы они ни были, но одна мысль, маленькое допущение, что Игоря может просто не стать… — Петя! — догонять он не стал, стоял на месте и смотрел в спину. — Не уходи. Пожалуйста. Под ногами крошился бетон, вода по правую руку бескрайней гладью уходила за горизонт. Оставленная на дороге машина тарахтела, освещая желтыми фонарями изгибающуюся дорогу перед собой. Петя остановился и посмотрел себе под ноги. Ему здесь сейчас предлагали делать взрослый выбор? Не подачки от других про то, что он хочет на ужин, куда можно завалиться вечером. Одно то решение сбежать из дома потянуло за собой другие. Но если он сейчас все бросит, вернется к матери и покорно стерпит каждое ее слово, не будет ли он винить себя потом? Если останется, сможет ли хоть что-то сделать, чтобы помочь Игорю? — Ты готов прятаться всю жизнь? — спросил Петя, не подумав, что его могут не услышать. — Готов, что будут шептаться, кто я такой? Готов вечно ставить ко мне охрану? Ты хочешь свалить этот выбор только на меня. А сам-то ты его сделал? — Давно сделал. — он прижался к Петиной спине и обнял руками поверх его. — Я даю тебе слово… что бы ни произошло… я всегда буду рядом. — И будешь все мне рассказывать? — По мере возможностей. — Петя пихнул его локтем в бок, Игорь на это улыбнулся, но послушно обнял, когда тот наконец примостился к его груди. — Я просто хочу знать, что смогу чем-то помочь. Не хочу чувствовать себя бесполезным. — Мне нужно, чтобы ты просто был рядом. Посреди ночной тишины Петя продумывал свою жизнь на годы вперед, чтобы никто не смог их отнять. Он найдет способ, когда будет нужно. Во все двери постучит. — Я тоже всегда буду рядом.