Русская партия

Штирлиц уже несколько раз пожалел, что привёз Шелленберга смотреть особняк для возможной покупки именно сегодня. Было очевидно, что бригадефюрер находится в скверном расположении духа. Последствия заговора генералов и их неудачного покушения на Гитлера эхом отзывались в жизни аппарата СС. Лично Шелленбергу ничего не угрожало, но именно ему было приказано арестовать адмирала Канариса. Штирлиц знал, что этот арест явился для его шефа тяжёлым испытанием — с адмиралом их связывали многолетние вполне доброжелательные отношения. Настроение Шелленберга не выражалось ничем, кроме излишней молчаливости, но хорошо («Пожалуй, даже слишком хорошо») знавшему шефа Штирлицу всё было ясно. — А что будет с мебелью? — Шелленберг окинул кухонный гарнитур безразличным («Но это только кажется») взглядом. — Наследники планируют её вывозить? — Не планируют, — покачал головой Штирлиц. — Они продают дом «со всеми потрохами». Шелленберг с задумчивым видом принялся по очереди открывать многочисленные шкафчики. — Значит, мы можем выпить кофе? – наконец улыбнулся он, доставая из очередного ящика банку с кофейными зёрнами. — Штирлиц, сварите, пожалуйста. Я пока осмотрю комнаты. Штирлиц кивнул, надеясь, что кофе улучшит настроение шефа. Сняв пиджак, штандартенфюрер СС занялся перемалыванием зёрен. Штирлиц слышал шаги шефа: уверенная походка («Почему-то она внушает мне спокойствие») то и дело замирала – видимо, Шелленберг рассматривал какие-то оставшиеся в доме вещи, может быть, книги. Штирлиц поставил турку на огонь и открыл окно, любуясь садом. День стоял жаркий, отовсюду слышался томно-ленивый щебет птиц. Штирлиц вдруг ощутил огромную, почти непереносимую усталость. Ему захотелось лечь на мягкую траву среди деревьев с налившимися, словно сделанными из воска, плодами и заснуть. И пусть всё в мире продолжает свой путь без его, Штирлица, участия. Хотя бы на несколько часов… — Макс, идите сюда! — голос шефа вырвал Штирлица из грёз («Он зовёт меня по имени, значит, его настроение улучшилось»). Штирлиц поспешил к шефу. Шелленберг стоял перед изящным шахматным столиком. — Вы играете? — хитро улыбнулся Шелленберг. О любви подчинённого к шахматам ему было прекрасно известно. — Немного, — наигранно поскромничал Штирлиц. — Тогда я расставлю фигуры, а вы принесите кофе сюда, — деловито велел Шелленберг. — Так, чуть не забыл… Шелленберг вдруг протянул Штирлицу руки, с зажатыми в кулаках пешками. — Что выберите? Штирлиц легко коснулся кончиками пальцев мягкой кожи левого кулака шефа. — Чёрные, — улыбнулся Шелленберг, раскрывая ладонь. — Вам не повезло... — Обожаю чëрный цвет, — улыбнулся в ответ Штирлиц. — Он слишком недооценëн. Это не справедливо. Штирлиц принёс кофейник и пару чашек с блюдцами на большом серебряном подносе. Шелленберг изучающе посмотрел на подчинённого. — Начнём, — длинные пальцы с холëными ногтями коснулись королевской пешки. — е4. Штирлиц пошёл е5. Пешки встали «лицом к лицу». — Конь на f3. Штирлиц ответил конём на f6. Шелленберг налил себе кофе. — Макс, вы знаете, как называется этот дебют? — в глазах бригадефюрера словно заплясали огоньки. — «Защита Петрова»? — Штирлиц сделал вид, что вспоминает. — «Русская партия», — усмехнулся Шелленберг. Белый конь «съел» чëрную пешку. — Это второе название данного дебюта. — Буду знать, — Штирлицу это название было известно — он искренне радовался, что его народ смог внести нечто новое в развитие древней игры. А Петров, как помнил Штирлиц, стал первым шахматным мастером в России, его книгу о шахматах знал и любил сам Пушкин. Чёрная пешка шагнула на d6, белому коню пришлось отступить. Чёрный же конь лихо перепрыгнул на е4, «съев» белую пешку. — Жестокое животное, — Шелленберг на секунду задумался и перевёл пешку на d3. — Вообще, Макс, знаете, русские умеют играть в шахматы. — Никогда бы не подумал, — Штирлиц отпил обжигающий кофе. Чёрный конь вернулся на f6. — Надеюсь, здесь нет прослушки, — засмеялся Шелленберг. Пешка продолжила свой путь. — Макс, мы не на митинге доктора Геббельса. Русские играть умеют. Вы знаете, кто сейчас чемпион мира по шахматам? — Алехин, — со скучающим видом ответил Штирлиц. Его пешка снова встретила пешку соперника, тот ответил слоном на d3. Чёрный слон пошёл на d6. — Он вернул себе звание чемпиона, — пояснил Шелленберг — Шах! Белый ферзь угрожал чëрному королю. Штирлиц поставил перед монархом его ферзя. Белый ферзь тотчас «съел» чёрного собрата, но и сам был «съеден» чёрным королём. — Сильно, — хмыкнул Шелленберг, проводя рокировку. — Я убеждён, что Алехин не потерял бы звание, если бы вовремя бросил пить... Но сейчас всё вернулось на круги своя — он снова чемпион. — Бригадефюрер СС радуется успехам русского шахматиста? — Штирлиц закурил. Второй чёрный конь вступил в игру, Шелленберг ответил «слоновой» пешкой. — А вы знаете, как он играет? — Шелленберг надменно поднял бровь. После хода чёрной пешки, он направил в атаку на h4 коня. — Знаю, — Штирлиц играл с Алехиным лишь однажды. В 1921 году в Москве проходил сеанс одновременной игры. Через несколько недель после этого сеанса Алехин эмигрировал из СССР, а Штирлиц (тогда он работал под псевдонимом «Исаев») по заданию Дзержинского отправился в Эстонию. Но на сеансе не было ни «Исаева», ни тем более «Штирлица» — атаки Алехина отражал Всеволод Владимиров («Как давно это было?! И со мной ли вообще?»). Алехин поразил тогда Владимирова. Своим мастерством, своей внешностью («Очень красив, чертовски красив, да»). Но больше всего Всеволода поразил стиль игры Алехина («В его атаках было что-то... даже не агрессивное, нет. Садистское. Но этот садизм манил. Высокий, сероглазый садист с надменным изгибом губ уничтожил всю мою оборону за несколько ходов. Я тогда очень расстроился»). Штирлиц вдруг поймал себя на том, что не следит за ходом игры. Но, как ни странно, «автоматически» переставляя фигуры, он добился неплохих результатов. А тут ещё Шелленберг зачем-то вместо хода конём или королём поставил ладью на е7. Штирлиц только хмыкнул. — Вы знаете, я ведь играл с ним, — Шелленберг тоже закурил и налил себе ещё кофе. — Остыл уже, но вкусный, да?.. Играл два года назад. Каждый раз проигрывал. Но не жалею. Мне было приятно, что он не поддавался. Атаки великолепные проводил. Кроме того, Алехин достойно выступал на наших соревнованиях, ну, тех, что организовывал «Шахматный союз Великой Германии», вообще проявляет к нам лояльность... Фигур на доске становилось всё меньше. Чёрная ладья стала угрожать белому королю. Шелленберг увёл монарха из под удара. — А ещё он написал несколько довольно занятных статей, сравнив в них «арийские» и еврейские шахматные стили, восхваляя арийский стиль, конечно. Штирлиц сам удивился тому отвращению, которое он испытал при последних словах шефа. «Можно ко многому привыкнуть, но не к варварскому желанию поставить нечто вечное на службу своим сиюминутным интересам, тем более, интересам псевдонаучным. Шарлатанским интересам. Шахматы — это борьба, да. Борьба умов, а не борьба государств или наций. За доской находятся двое и вмешиваться в их дела всё равно, что вмешиваться в дела любовников в спальне». Штирлиц поставил ладью на е3. Шелленберг задумался, подперев рукой щëку. Штирлиц отпил холодный, но действительно вкусный кофе. В комнате повисла тишина. Лучи солнца, проникающие сквозь большое окно, скользили по висящим на стене напротив картинам, стоящему под ними массивному комоду и падали на мягкий ковëр. «Когда всё это закончится (а Штирлиц не сомневался почему-то, что всё плохое рано или поздно должно, обязано закончиться), Алехина снова узнают и полюбят на Родине... И он вернётся туда. И я вернусь». Штирлиц улыбнулся своим мыслям и посмотрел на шефа. Шелленберг всё больше хмурился, в выражении его лица появилась какая-то почти детская обида. — Как бы я не шёл, я буду бит, — наконец заключил Шелленберг. — Сдаюсь, Макс. Штирлиц пожалел, что выиграл — вдруг у шефа снова испортится настроение. Но Шелленберг лишь улыбнулся. — Знаете, Макс, Алехин как-то рассказал мне, что у нас с русскими отличаются названия фигур. Шахматы пришли в Россию с Востока и названия «прижились». Гонца русские называют «слоном», как будто слон для России — обычное дело. Башня у них — ладья... Но самое интересное различие в названии вот этой фигуры, — Шелленберг указал Штирлицу на одну из фигур. — У нас это «Дама» или «Королева», у русских — «Ферзь». Представляете, мужская фигура. Не хотят они королю семейного счастья... — Во время битвы не до семейного счастья, — покачал головой Штирлиц. Потом мягко усмехнулся. — К тому же, двое мужчин тоже могут иногда сделать что-то интересное. Шелленберг засмеялся и кивнул. — Знаете, Макс, а мне нравится этот домик. Идеальное место для встреч с агентами. Думаю, его стоит приобрести, — Шелленберг скользнул взглядом по лицу подчинённого. — И будем иногда с вами здесь играть в шахматы. Да, Макс?