Господин тархан

— Главный калибр, 120 градусов, удаление 5, залп! — Визуальный контакт, 200 метров, 290 градусов! Опознан как «Нимрод»! — послышалось из радио. — Ещё один! — панически выдал один из офицеров. — Ваше Превосходительство, господин тархан, враг зажал нас с трёх направлений, — оттараторил Олуев, чей горячий пот тёк по его красному веснушчатому лицу так, будто его только что ошпарили кипятком из чайника. Тем не менее, несмотря на его вид, его голос пытался сохранять ширму хладнокровия — мы под перекрёстным огнём и не выдержим их напора! Ваши приказания? Мостик сотряс очередной мощный разрыв такой силы, что пара штабных едва сумела удержаться на своих ногах, а карта чуть не слетела со стола. На мгновение в комнате погас свет, прежде чем внутренняя энергосеть восстановила своё питание. Фома плотно сжал зубы в злобе на самого себя — он сам привел свои полсотни душ на эту авантюру, и теперь будет пожинать плоды своего тщеславия. Вагир молча бросил взгляд на других офицеров, находившихся вместе с юным тарханом здесь. Их прежние гордость и весёлый нрав испарилась, и нынешние глаза, устремлённые либо в пол, либо в никуда, выражали лишь усталость и страх посмотреть в лицо тархана, которого они надоумили броситься за элаимами-разбойниками в пределах песчаной бури. Они тоже молчали, но только потому, что ждали слова Фомы, а не из-за желания сохранить дисциплину и холодный разум. «Страх порождает сомнения. Надо было слушать дядю, а не их», грустно заключил для себя тархан. — Я на смотровую, — сказал он. — Фома, остановись! — крикнул ему снизу Кирилл Олуев — это смертельно опасно! Вагир проигнорировал совет друга и, усевшись в кресло, нажал на кнопку, поднимающую его в «обсерваторию». — Записывайте мои данные! — сказал Фома, уставившись через дальномер на смутные силуэты в гигантском танцующем облаке песка, пыли, кусков обшивки, пороховых и метановых выхлопов, в котором каждые три секунды раздавались вспышки — «Наварин» — 63 градуса, удаление 8, «Шершень» — 125 градусов, удаление 4. По цели №1 — залп! По команде пол дюжина батарей раздались оглушительным грохотом, и раскалённые до бела снаряды, будто падающие звёзды, устремились наверх к «Наварину», исчезнув в буре. Послышался новый шум с той стороны, на секунду вручив Фоме надежду, что хотя бы один из разбойничьих кораблей всё же удалось подбить. Однако в следующий миг всё затихло, поселив в сердце Вагира страх и ожидания расплаты. Стало невыносимо тихо, лишь завывающие порывы скоростного ветра, сотрясающего старый и продырявленный корпус его «Синопа», раздавались в пределах «обсерватории». Возмездие не заставило себя долго ждать. В клубах песка появилась вспышка, вторая, третья, четвертая — их всех мгновение после сопроводили зловещие хлопки, не предвещавшие ничего хорошего. — Держитесь крепче! — скомандовал он офицером, пока сам не мог оторвать взгляда от завораживающего вида летящего к нему жёлтого града. Десятки, если не сотни снарядов автопушек стали биться о броню корабля, уподобившись как бы разгневанным пчёлам. «Синоп» неистово затрясло, краем глаза Фома заметил, как град разорвал в клочья остатки брони, прикрывавших второй топливный бак. В этот момент он понял, что совершил ошибку, а последовавший за откровением хлопок и резкий хруст пригвоздили этот факт. Фома посмотрел вперёд и увидел, как буквально в двадцати сантиметров от лба тархана остановился черный металлический пучок размером с его кулак. Он застрял в треснувшем бронестекле, так и не достигнув своей последней цели, но дал чётко понять, что дальнейшее пребывание на смотровой — это испытание Фортуны Вагира, чьей милостью рисковать он не собирался. Вновь нажав на кнопку и спустив кресло, Фома более не надеялся смотреть свысока на своих подопечных — ничего хорошего из его стремления продолжить бой не вышло. — Дело плохо, Ваше Превосходительство! — едва не переходя на крик, отрапортовал по радио из машинного отделения Гуреев, боцман их корабля — Следующий залп, и второй топливный бак рванёт! — Принято, продолжайте ремонт двигателя! — сохраняя внешнее спокойствие, ответил тархан. «Николай и не успеет понять, что произошло, прежде чем нас сотрут в порошок», промелькнула мысль в голове Фомы, пока он искал новый выход из ситуации. Вагир обратился к офицером, глядя на пометки на карте — мы должны выходить из боя. — Но как? — спросил Михаил Уваров, сорокалетний радист команды, ветеран Харранской кампании, виски которого уже успели покрыться сединой. Фома знал его с самого детства, он для него он был вездесущ и всезнающ, оттого и это незнание посеяло крупицу сомнения в голову Вагира. «Если уж он-то не видит выхода, то откуда его видеть мне?» Тем не менее, Фома собрался с мыслями и сообщил: — Будем уходить на юго-восток, — взяв карандаш и линейку, он показал направление — пойдём по пути наибольшего удаления, нас ещё не взяли в мешок. — Фома, рули вертикального управления перебиты, — прошептал в ужасе Димитрий Самов, тот, кто прежде громче всех доказывал его дяде, что преследование одинокой «Осы» в бурю — лучшая из идей, которая бы вновь доказала доблесть и славу аэронавтов народа Романи. Теперь же он со своей несвойственной офицеру сутулостью и растопыренными ушами был похож на забившуюся в угол крысу, чьё сердце давно покинуло тело, а разум боится малейшего покашливания — мы никуда не улетим… — Нам не нужно набирать высоту — если быстро начнём снижение к земле и отключим все радары, они потеряют нас в буре. — А дальше-то что? Корабль вдребезги, если мы и остановимся, у нас нет возможности его починить, тем более на незнакомой территории. — Да, господин тархан, — поддержал Димитрий Самова капитан Олуев — тем более спускаться с нестабильным двигателем… — У нас нет другого выбора, — перебил Вагир — иначе смерть с небес! Вы ведь это понимаете? Понимаете?! Вопрос к офицерам был встречен их молчанием. Все смотрели на тархана как на буйнопомешанного. Быстрое падение и набор скорости могут привести к таким перегрузкам, что «Синоп» развалится в воздухе даже без помощи элаимов, с которыми он вступил в бой. Неожиданно в комнате раздался кашель Уварова. — Нужно попробовать. Это наш единственный шанс. Его слова сняли камень с души молодого Фомы, и тот глубоко выдохнул. — Значит так тому и быть, — заключил он, перейдя на радиосвязь с Гуреевым — Николай, как двигатель? — Да вот мы тут… — были слышны крики, дребезг и лязг железа, после чего раздался протяжный рёв — готово! Ваше Превосходительство, третий двигатель в рабочем состоянии! — Отлично! — обрадовался тархан — Держите его таким! — Слушаюсь! Теперь Вагир скомандовал штурману: — Штурман, коррекция курса на юго-восток. Снижаемся на 500 метров. Тяга — 95 процентов, скорость — 370 км/ч — Ваше Превосходительство, нас разорвёт от перегрузок! — Исполняй! Штурман принялся приводить рычагами на чёрной панели управления в движение механизмы корабля. Корабль сначала непроизвольно затрясся, испытывая на прочность стальные крепления, в которых, казалось, заскрипел и прозвенел даже самый мельчайший винтик или гайка, а затем резко замер. Из нижних отсеков прозвучала сирена, после чего раздался спокойный, но в то же время могучих рёв четырёх двигателей, в мгновение сжигавших десятки кубометров метана. Из иллюминатора стало видно, как порывы песка начали ползти наверх. — Тяга 50 процентов, — послышался голос штурмана — 2G, приготовиться. Понемногу тряска начала возвращаться вновь. На столе стали появляться микротолчки, дерево карандашей звонко стучало по металлу. — Тяга 70 процентов, 4,5G, держитесь! «Синоп» резко встряхнуло, заставив офицеров простучать зубами чечётку. Все ухватились за приваренные перила или за что попало, но удержаться на ногах было практически невозможно. Вещи на столах окончательно перестали сохранять какой-либо порядок, и вот листья с канцелярскими принадлежностями отправились в полёт по всему мостику. В глазах Фомы двоилось и даже троилось, пока он сжал от боли в голове свои челюсти. Послышался крик: — Тяга 91, 8,7G, в пыли ничего не видно, лечу на ощупь! Вагир рухнул на пол. Корпус корабля подпрыгнул и стал безумно раскачиваться влево и направо. В глазах тархана потемнело, видеть было уже нечего. Звон аварийной сирены в ушах был практически неразличим среди стальных стенаний «Синопа», который будто бы заболел последней стадией лихорадки и кричал в лицо тархану, чтобы он прекратил его страдания. Фома в неведении мог, тем не менее, почти что поклясться, что ему на голову упал большой шуруп. «Его не хватит», в ужасе подумал молодой князь, буквально ощущая, как корабль уже готов развалиться от нового малейшего нажима. Это был предел, но Фома более не был способен что-либо предпринять. — Мы падаем! 400 метров до земли, 350, 300, 250, 200, 150… Числа звучали как последний отчёт жизни корабля, но тут неожиданно всё естество Фомы повело наверх. Дуга перегрузки начала ползти назад, а корабль стал стихать. Гул двигателей стал похож на прежний, лишь периодически пощёлкивая от очевидного перегрева. Взгляд вернулся к тархану, и он увидел, в какое месиво из бумаги, карандашей, циркулей и военных приборов превратился мостик. Аварийная сирена продолжала сверлить его слух, а где-то искрами шла проводка и погасли настенные лампочки. Офицеры «Синопа» все до единого лежали на полу, и вместе с ним начали вставать на ноги, прежде чем сильный толчок в сторону снова сбил всех с ног. Стало ясно, что «Синоп» взял чёткий курс по горизонтали, стремительно проносясь сквозь буйство стихии подобно настоящей молнии. Состояние на мостике стабилизировалось. Штабные окончательно поднялись на ноги и, откашливаясь словно в чумном госпитале, принялись поднимать, всё что оказалось не на своём месте. Чьи-то рвотные позывы оказались слишком сильными, но, несмотря на их сблёв, покинуть мостик они отказались. Тархан, задыхаясь на ходу, бросился к тепловому радару и увидел там, как оранжевые точки постепенно отдалялись от их белой. Разбойники позади. — Глушите всё кроме внешних сенсоров! — быстро сориентировался Фома. Офицеры начали в скором порядке всё отключать. Начали гаснуть все экраны на мостике, с писком погас основной свет, сменившись зловещим красным свечением. «Мы не можем рисковать своим теплом», объяснил тархан сам себе, и, к счастью, остальным это объяснять не пришлось. Офицеры расселись по своим стульям: Уваров устало облокотился на стол радарной станции, Самов боязливо уставился в иллюминатор, а Кирилл Олуев в неясном оцепенении уставился на карту. — Пронесло, — заключил Михаил — оторвались… — Как бы не нашли, — промямлил Димитрий — теперь-то нам точно больше делать нечего. — Брось вести себя как хивинская прошмандовка! — зло ответил радист — Возьми себя в руки, голубая ты кровь! В такой буре искать нас ничем не проще, чем пытаться прочесть коду. — Да как ты, песья морда, смеешь ко мне обращаться?! — взорвался Самов. Он пронзал своим взглядом Уварова как кинжалами, пока тот сам наблюдал за реакцией Димитрия с полнейшим безразличием — Пойдёшь под трибунал, как только мы вернёмся домой! — Как только мы вернёмся… — хотел было начать радист, но тархан его перебил. — Судари, сохраняйте присутствие духа! Мы не отправились с вами так далеко, чтобы грызть здесь друг другу глотки. Когда мы вернёмся в Самру, ничего не произойдёт, и вы оставите это в прошлом. Согласны? Михаил всё с тем же безразличием пожал плечами и снова облокотился на радар, пока пыхтевший Димитрий всё же смягчился, шёпотом добавив напоследок: — Его следовало бы наказать, Ваше Превосходительство… Тархан не придал этой реплике значения, в отличие от того, что произнёс дальше Олуев. — Нам бы с такой высотой полёта понять как вернуться… рули вертикального управления перебиты, а так в сотне метров от земли мы не доберёмся. — Что с командой, которую я послал их ремонтировать? — спросил тархан. — Сейчас проверю, — он стал проверять свою рацию, но лишь неутешительно покачал головой — не отвечают. Их сторона не работает. Тархан закрыл глаза, собираясь с мыслями. «С передатчиком что-то не так. Посылать ещё кого-то смысла нет, надо самому проверять», понял он. Зайдя в рубку управления и убедившись, что с остальными параметрами всё сносно, Фома прошёл на мостик и обратился к офицерам: — Я направляюсь к рулям, господин капитан-лейтенант — со мной, — Кирилл молча кивнул — пока меня нет, командование на мостике осуществляет штурман. Земской, справишься? — Будет исполнено, Ваше Превосходительство! — послышалось из рубки. Как только Фома убедился, что все всё поняли и приступили к исполнению обязанностей, он и Олуев направились к тяжёлой металлической двери. Чтобы попасть к рулевым сочленениям, необходимо было преодолеть участок, идущий снаружи корабля. Пока двое надевали на тело длинные и плотные защитные костюмы, а их голову покрыла специальная дыхательная маска, Фома тайно молился, чтобы перекрытия и проходы не оказались перебиты в результате боя. Выражение лица Кирилла тоже было несколько встревоженным, хотя и гораздо проще, чем во время боя. Глубоко вдохнув и выдохнув, тархан принялся крутить вентиль, чтобы потом с сильнейшим металлическим скрипом нажимом открыть дверь наружу. Защитные маски Фомы и Кирилла встретили чудовищные порывы ветра и песка, поначалу едва не сбившие их с ног. Оказавшись снаружи, Вагир начал осторожно шагать по узкому серпантину, идущему вдоль корпуса. От падения в бездну его отделяли только хлипенькие перила справа, которые вряд ли помогут ему, если он всё же упадёт. — Закрой дверь! — крикнул он Кириллу, когда тот с огромным трудом и хрипотой дыхания по рации под постоянными ударами ветра всё же заблокировал их выход. Назад дороги нет. Приставными шагами, постоянно останавливаясь и держась за перила, пара поползла вперёд. Фома, шедший впереди, в буре не мог разглядеть ничего в пределах пары метров, отчего дорога продолжалась практически на ощупь. Повсюду были видны следы от прежних попаданий по обшивке: чёрные пятна, куски сломанной стали, остатки брезента, разорванные на лоскуты, развевающиеся по всему корпусу. Было страшно даже подумать, какой ад тут происходил, когда шёл бой. Бездна справа всё напоминала о себе постоянными порывами, пытавшимися всё же смести офицеров с корпуса. Тщетно. Медленно, но верно пара добралась до места, где серпантин начинал уходить влево, после чего перед ними предстала ужасная картина. В месте, куда направились взоры Фомы и Кирилла перила имели широкий разрыв в полтора-два метра, а серпантин после попадания снаряда был превращён в искривлённое металлическое месиво, едва сохранявшее целостность. — Господин тархан, — пробормотал Кирилл испуганно — это что… кровь? Фома видел, как на месте, куда прилетело сверху кроме покорёженного металла, были ещё остатки тёмно-зелёной ткани и чего-то розоватого. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что эти ошмётки когда-то были человеком, которому не посчастливилось оказаться снаружи, когда на «Синоп» напали элаимы. — Как думаешь, кто это был? — дрожащим голосом спросил Кирилла Фома. — Не знаю, — мрачно пробормотал офицер — Пока мы укрывались от разбойников, буря, пить дать, уже успела разнести его останки на десятки километров. Дурная смерть, даже по-людски не похоронишь. — Да… — Вагир смотрел на чёрное пятно, пытаясь представить последние моменты жизни бедолаги — Упокой Всевышний его душу. Пошли вперёд. С трепетом в сердце Фома перепрыгнул разрыв и, едва не потеряв равновесие, ухватился за хлипкие перила с другой стороны. «Получилось». Дальше прыгал Кирилл и получилось у него это на порядок лучше. Отрезок остался позади, пара почти что добралась до внутренних перекрытий. Ещё одна дверь. Начав крутить вентиль, Фома плотно к нему прижался, терпя новые порывы. Два мотка, но она не открывается. — Чёрт, давление сжалось, не могу открыть! — крикнул тархан назад — Кирилл, помоги! Олуев быстро подобрался к вентилю, тоже начав тянуть. Минуту дверь не хотела поддаваться, пока из последних сил паре удалось всё же отпереть её и тут же проскочить внутрь. Тархан захлопнул и запер её, после чего посмотрел на помост, проходящий посреди десятка пар косых балок. Они близко. Буря была уже позади, поэтому двое сняли свои маски и направились вперёд. Пока они шли по этому клаустрофобному коридору, Фома стал чувствовать запах палёной резины. Вонь от неё перебивала все остальные запахи на палубе и с приближением к цели лишь усиливалась, заставляя тархана морщиться от её едкости. — Кирилл, слышишь это? — Ещё бы, Ваше Превосходительство, — с отвращением ответил Олуев, прикрыв нос рукой — откуда это так тянет??? — Похоже оттуда, куда нам нужно, — с уверенностью сделал вывод Фома — мы близко. Он был прав. Меньше минуты ходьбы, и вот перед Фомой открылась немая сцена: на полу палубы расположились пять человек в форме нижних чинов аэронавтов флота. Вид у всех был откровенно истощенным, даже апатичным. Один из них, наиболее рослый и самый крепкий блондин был с ног до головы покрыт чёрным машинным маслом, а его одежда была опалённой по краям. Другие тоже не отличались особой опрятностью, сажа совершенно осела на лицах и ладонях аэронавтов, пока форма имела на себе множественные прорехи и уже мало чем отличалась от простых лохмотьев. Когда двое офицеров начали приближаться, сидящие даже не обратили на них внимание. Лишь когда те оказались совсем рядом, блондин поднял на Фому свои полные усталости глаза. — Что тут происходит? — спросил Вагир растерянно — кто за главного? Отвечать стал этот самый блондин. — Мы — команда, которую послали чинить эти чёртовы рули, — сидевший, видимо, настолько устал, что совсем позабыл о правилах обращения на флоте — все пошло коту под хвост. — Имя-звание, матрос! — сурово обратился к нему Кирилл — с тобой говорит тархан! Услышав слово «тархан», блондин посмотрел на Вагира несколько иначе, в его приподнятых бровях читалось удивление. Он даже смог подняться на ноги, впрочем, сделал это без особого энтузиазма. — Януш, гальванер 1-го ранга, — он приставил свою руку в приветствии, но лицо продолжало отражать его безразличие, подкрепляемое в голосе — когда мы попали в отделение, унтер приказал нашему брату чинить агрегаты. Я, значится, полез за калибровкой платы, а Олежа, Куря и Сёма менять составные. Ну там что-то с проводкой так бахнуло, что в Уре слыхать должно. Унтера нашего зажарило, там остался, мы еле дёру дали, пожар полыхает. Ошпарило — мама не горюй! — А что пожар, почему не доложили? — спросил Фома. — Так это, Ваше Превосходительство, рация, она у унтера была, а настенная всё, накрылась. Может и не работала вовсе, не зная, — заметив взгляды недовольных офицеров на себе, Януш изменил свой тон на более покладистый — да вы не бойтесь! Створки мы закрыли, пламя никуда больше не уйдёт! Чего ещё надо? Наступило молчание. Фома понимал, что ему нужно было сказать дальше, но не представлял, какая на это будет реакция гальванёра. Наконец, собравшись с силами, он сказал: — Нам надо починить рули. — Починить рули?! — опешил Януш — да там же всё к чёртовой матери сгорело, какие рули?! — Должна быть дополнительная панель калибровки. Что до металла — он плавится при 2000°C, гораздо выше температуры любого из возможных пожаров на палубе. Уроки кораблестроения от отца выручили молодого тархана в данный момент. Однако в ответ на это Януш лишь надул щёки и покрутил головой. — Так мы же всё равно все сгорим и задохнёмся, пока будем чинить! — На обратном пути из отделения вы не включали систему пожаротушения? — Сюстему пжару… — Януш выглядел растерянно. — Вода с потолка, — пояснил Кирилл — она брызгала? — Ну… — Значит, кто-то должен её включить. Панель расположена на втором ярусе слева. Нажать на красную, затем на чёрную кнопку. После этого можно будет начинать работу заново. — Не, господин тархан, — в отчаянии сказал гальванёр — я туда снова не полезу! Мы все тут и так уже сквозь полымя и бурю эту пролезли, не могу больше! — Ты хочешь, чтобы Его Превосходительство погибло только из-за того, что ты устал?! — в ярости прокричал Кирилл — бездарь, да чтоб тебя… — Спокойнее, Кирилл, спокойнее — остановил тираду Олуева Фома — это не большая проблема. Если я уже потаскал нижние чины по всем этим боям и ремонтам, будет справедливо, если весь остаток работы мы сделаем сами. Ты ведь согласен, капитан? Кирилл всё ещё был полон злобы и очевидного непонимания отсутствия субординации у нижних чинов, но в ответ на вопрос тархана уверенно кивнул. — Тогда решено, — решительно сказал Вагир — я пройду первым, чтобы включить СПТ, а там займусь калибровкой. Ты же привинтишь все нужные детали. Нас двоих вполне хватает. — Хорошо, пошли. Януш смотрел на них в полном недоумении. Остальные сидящие тоже подняли головы, как только офицеры в полный рост прошли мимо них к двери, отделявшей коридор от комнаты, где бушевал пожар. «Либо мы их убедили, либо придётся сгореть», сказал сам себе Фома. Он не был уверен в правдивости собственного спектакле геройства, но всячески пытался своим видом показать обратное. Оказавшись перед дверью, он ухватил руками вентиль и был готов уже крутить, как вдруг услышал позади: — Братцы! Да что же мы это как бабы тут расселись, пока князь за нас всё делать должен?! Постыдились бы, саядийское отребье! Никто этого не видел, но, крутя вентиль, Фома слегка улыбнулся, прознав об успехе своего маленького театрального выступления и появившейся надежде, что корабль ещё можно спасти.

***

Когда Фома вернулся на мостик, вся его добротная и чистая военная форма крайне контрастировала с измазанным в саже чёрным лицом. Воды помыться уже не было, да и времени для этого тоже, ведь маскировка «Синопа» рассыпалась как карточный домик. Оказавшись на смотровой, тархан увидел, как прежде яростная буря с порывами выше пары километров над землёй рассосалась так, будто её и не было, оставив после себя лишь ясное вечернее небо Герата. В этом вечернем небе к северу от своего расположения тархан увидел три чёрных пятнышка, периодически отдающих холодным свечением своих фонарей. Сомнений быть не могло — это та самая разбойничья группа, что пыталась уничтожить «Синоп», и теперь, когда буря более не скрывала местоположение князя, обнаружение корабля было гарантированным. Фома видел, как точки начали движение, предвосхищая очередную схватку. — Труби боевую тревогу! — скомандовал Вагир, мысленно готовя себя к последнему сражению с превосходящим противником. «Коль умирать, так на ногах». На корабле с новой силой раздалась сирена, а тархан опустился обратно на мостик, где офицеры в скором порядке начали включать всё радарное оборудование. В воздухе чувствовалось явное напряжение, которое офицеры беспорядочно пытались скрыть. Все понимали, что это их конец, и в течении ближайшего получаса от «Синопа» и мокрого места не останется. — Не боись, выкарабкаемся! — пытался успокоить всех Фома, но сам ощущал, как его слова застревали в горле от бессилия. — Новый визуальный контакт! — послышался крик из рубки — большой, пеленг — 29, 10 километров! — Ещё один?! — опешил Димитрий Самов — да сколько же уже можно?! Фома же, услышав новую новость тут же вскочил на смотровую и принялся искать увеличительным стеклом искать новый корабль. В его душе засияла слабая надежда, что этот корабль не был элаимским и на деле не пришёл помогать им уничтожать «Синоп». Посреди тёмно-синего неба, на котором отдавали блаженным сиянием две луны, взгляд тархана зацепился за три белых движущихся точки, которые постепенно уходили куда-то в сторону. Несколько мгновений спустя тархан увидел четвёртую, которая своим размером и бирюзовым оттенком напоминала Фоме северную звезду Розетту. Это точно не был корабль из ударной группы, и следующие события это подтвердили. Как только точки приблизились друг к другу в небе начались вспышки, похожие на те, что сопровождают ночью летнюю грозу. Красочная зарница сопровождалась гулкими хлопками и грохотом, не оставляя у тархана и капли сомнения. — Дядя… — прошептал он, прежде чем крикнуть вниз — курс на северо-запад! Тяга — 80% Орудия к бою! Когда корабль прибыл к месту баталии, она была уже в самом разгаре. Повсюду виднелись клубы дыма и пороха, летели к земле детали с догорающим метаном, повсюду были слышны разрывы снарядов и неразборчивые крики по взломанным радиоканалам. Стало ясно, что элаимы попытались окружить превосходивший их по размеру «Юпитер», но вместо большой добычи напоролись на отчаянное сопротивление Романи, из-за чего они попытались увеличить дистанцию, дабы расстрелять корабль из более дальнобойных орудий и УР. Прибытие «Синопа», по всей видимости застало их врасплох. — Выше бери, выше! — корректировал из рубки Фома штурмана — на полтора километра давай! Хорошо! Теперь прямо над ним становись! Как на учениях, фрегат занял удачную позицию над одним из двух оставшихся кораблей врага, после чего тархан скомандовал: — Главный и вспомогательный калибры, по цели №1 — огонь! Огненный шквал обрушился на «Нимрода», не оставляя тому и шанса на спасение. Спустя двадцать секунд с чудовищным треском и грохотом металла корабль элаимов вспыхнул вавилонской свечой и камнем устремился вниз — Подтверждаю, цель уничтожена! — крикнул по рации лейтенант от артиллерии. На палубах раздался крик ликования, офицеры радостно зааплодировали. Они почти что победили, и Фома с удовольствием похлопал штурмана и пилотов по плечам. — Молодцы, братцы, молодцы… Разобраться с «Шершнем» не составило особого труда. Совместными усилиями «Синоп» и «Юпитер» перехватили его, зажав в «вилку», после чего уничтожили из всего, что только могло стрелять. Убедившись, что в воздухе больше никого не осталось, тархан с видимым облегчением выдохнул, откинувшись на спинку своего кресла. Сирена умолкла, а члены экипажа продолжили заниматься рутинными делами. Снаружи стало необычайно спокойно, даже ветер перестал поддувать на больших высотах. Тишину нарушали только мерно гудевшие двигатели, которые будто бы позабыли о своих поломках. Посреди этом размеренности послышался гудок рации. Уваров тут же её схватил, после чего оттуда начал говорит голос: — Офицер радиоперехвата Ефимцев тархану Фоме Вагиру. Как слышите, приём? С вопрошающим видом Уваров протянул радию князю, который не стал долго ждать, прежде чем ответить. — Говорит командир фрегата «Синоп», слышу вас хорошо, приём. — Господин адмирал ожидает вас на своём борту, князь. — Передайте ему, что я буду. — Понял вас. Конец связи. — Конец связи. Повесив рацию, тархан бросил слегка растерянный взгляд на всех остальных офицеров на мостике. Те видели, как руки Фомы начали трястись, а на лбу проступил новый пот прежде чем о сказал: — Господа офицеры, готовьтесь к посадке. Я пойду на «Юпитер», Кирилл и Димитрий со мной.

***

Ступая по тёплому вечернему песку в сторону «Юпитера», Фома всё думал, насколько же он скучал по твёрдой почве под своими ногами. После всех сегодняшних виражей ему так и хотелось прямо тут лечь на землю и никогда больше с неё не подниматься. «Высота — это не для меня», убеждал он себе, смотря на то, как трап, по которому им нужно было подняться навстречу очередной ссоре с этим стариком. На трапе, однако, тархан увидел фигуру, которая не могла не вызвать у него улыбку и заставить неприятные мысли развеяться. Вагир ускорил шаг и распахнул руки в ожидании объятий. — Арду, это ты что ли? — радостно спросил Фома человека плотной комплекции, округлым лицом, очки которого висели на картофельном носу, а подбородок украшала козья бородка — как я рад, что ты тут! Однако возрастной комондор Арду, видя объятия тархана, лишь остановил его рукой. Лицо его было полно серьёзности и какой-то разочарованной грусти, что сильно выбивалось из его прежнего, казалось бы, неугасаемого оптимизма. — Ну что же ты это? — продолжил Фома с прежней радостью в голосе — Неужто ты не рад видеть меня? — Я рад, Ваше Превосходительство, но боюсь сейчас не время для фамильярности, — такой официоз вызвал у тархана приступ тошноты, которую он, однако, сумел подавить — Коля очень разочарован твоей выходкой и, если честно, я тоже. — И ты туда же… — проговорил тархан расстроенно и вступил на трап — ладно уж, веди на эшафот! Командор развернулся и повёл Фому и остальных вглубь корабля. Пока тархан и офицеры шли сквозь коридоры и палубы «Юпитера», они не могли не приметить, насколько чище и опрятнее тут всё было. Матросы не шныряли вокруг без дела, а по отсекам была слышна бурная пост-боевая работа и подготовка к походу до остовов вражеских кораблей. «Дядя, ты, как всегда, всё держишь лучше чем я. Был бы это твой корабль, тот гальванер и без моего приказа полез бы в огонь». — И помните, не говорите ему под руку! Ему такое не нравится, — продолжал давать ему советы Арду, будто бы тархан никогда прежде не видел дядю — меньше болтайте — больше слушайте. Так вам, может, меньше влетит. Оказавшись на третьей палубе, группа офицеров прошла в кают-компанию, где за столом сидел и тихо писал что-то на бумаге сгорбившийся старик с большой проплешиной на макушке. Его орлиные глаза, казалось, даже не заметили посетителей, но Фома прекрасно знал, что он всё заметил. Адмирал Николай Вагир не из тех людей, которых следует называть невнимательными, и в этом таилась его главное качество. Чрезвычайное внимание к деталям и педантство не особо волновали Фому, когда он был маленьким, но сейчас это вечное осуждение и упрёки (как вербальные, так и молчаливые) сводили его с ума. «Если ему так спокойно жить неймётся, почему он и меня мучает?», мысленно вопрошал дядю Фома. «У откуда только в тебе столько строгости?», вопрошал он повторно. Это должно было идти от отца князя. Старший брат Николая, Адриан был хорошим человеком, но порой слишком мягким, чтобы как-то наказывать сына. Может быть, поэтому дядя выдался его полной противоположностью. Пока отец выполнял для сына роль пряника, дядя оказался кнутом, и почему-то три года назад, когда скончался прежний князь, Николай не спешил менять своё прошлое отношение к племяннику. Фома, Кирилл и Димитрий встали по стойке смирно перед письменным столом адмирала, пока Арду встал за ним. В кают-компании стояла гробовая тишина. «Ну вот опять он меня мучает», думал тархан, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Вместо этого Николай продолжал заполнять свои бумаги и изображать безразличие, истощая терпение Фомы. Прошло полминуты, и князь глазами пытался найти то, на что ему следует обратить внимание. Лицо Арду было невозмутимым, а руки Фомы, которые он сложил позади, стали липкими от пота. В глазах темнело, а комната будто сужалась вокруг тархана. — Мой дорогой дядя, — наконец разорвал князь тишину — я сердечно благодарю тебя за твою неоценимую помощь в бою. Если бы не «Юпитер», мы бы все погибли от рук этих элаимов. Ты наш спаситель. В ответ на эти слова Николай лишь закончил писать на одной бумаге и, отложив её в сторону, принялся писать на другой. На мгновение от поднял свои чёрные глаза, которые встретились с карими Фомы, сбив его дыхание. — Я тебе перебил? — задал он своим глубоким властным голосом риторический вопрос — прости, пожалуйста. Продолжай. Переглянувшись с бледными офицерами, тархан собрался с храбростью и продолжил. — Несмотря на мой ошибочный приказ, экипаж «Синопа» в ходе и после боя показал пример высшей доблести, выдержки и героизма. Наш удалось самостоятельно починить один двигатель и рули управления, что помогло нам оказать тебе поддержку в уничтожении разбойников. Буря сильно повредила нашу обшивку, нам нужны дополнительные запчасти для предварительного ремонта, пока мы не вернёмся в Самру. После этого Фома замолчал, продолжая ждать реакции от дяди. Тот медленно отложил ручку и, облокотившись на спинку кресла, начал испытывающе сверлить взглядом племянника. Тот слегка затрясся в растерянности, умом перебирая то, что можно ещё сказать, пока адмирал неожиданно не прервал вновь устаканившуюся тишину: — Ты закончил? — Ну… ну… — испуганно пролепетал Фома — в сущности своей, да. — Ничего не забыл? — Николай высоко поднял свою правую бровь, психологически давя на тархана. — Я… ну… я не… — Прекрати дергаться как флюгер при грозе, — укорительно сказал адмирал — ты точно ничего не забыл сказать? — Если бы я только знал… — Скажи, пожалуйста, Фома, как ты меня назвал, когда я сообщил тебе об опасности погони за тем транспортником в условиях пылевой бури и низкой видимости. В ответ он получил лишь молчание. Дядя с неким осознанием отвел взгляд с Фомы на стол и коротко кивнул головой. — Ты назвал меня «старым прохиндеем и ретроградом, которому бы пора на кладбище» — спокойно, но холодно и чётко сказал Николай — а теперь ответь мне на вопрос: кто ты тогда такой? Фома чувствовал, как ноги под ним стали неистово трястись, а на глазах принялись наворачиваться слёзы. Тархан упал на колени и зарыдал самыми горькими слезами из возможных. Ему было дурно от такого унижения, и ещё дурнее от мучительного голоса дяди. — Простите меня, ай простите! Я всё испортил! Я дурак, я никчёмен, я… — ВСТАНЬ НА НОГИ! — с неописуемым гневом в голосе скомандовал Николай, заставив Фому тут же подскочить — Я не потерплю, чтобы глава рода Вагиров уподоблялся последнему дождевому червю! — Простите меня, простите… — Довольно, — махнул рукой дядя — твои извинения не стоят и ломаного гроша. И это уже не в первый раз. Сколько ещё раз мне за тебя отчитываться? Фома окончательно поник, устремив глаза в пол. — Фома, посмотри на меня, — когда тархан поднял свой взгляд, лицо Николая несколько смягчилось, при этом ничуть не потеряв во властности — ты понимаешь, почему это произошло. — Они поймали нас в ловушку и… — Нет, это не то, почему это произошло. Мне важно знать, что ты понял. — Это всё моё безрассудство… — горько признал тархан. — Именно, — кивнул адмирал — честно говоря, меня бы не особо волновали твои повадки, если бы платить пришлось только тебе. Сколько? — Что «сколько»? — в недоумении задал встречный вопрос Фома. — Сколько членов экипажа ты потерял? — Пятнадцать… нет, шестнадцать человек. — Шестнадцать человек… — протянул слова Николай — я потерял пятерых. Итого — двадцать один человек сегодня стали жертвами твоего безрассудства. — Бой бы всё равно состоялся, — пытался парировать Фома — всё равно бы были убитые… — То есть для тебя потери «выше ожидаемых» — это норма? Фома хотел было ответить, но Арду позади, зажмурив глаза, головой дал ему знак «не надо», поэтому решил придержать язык за зубами. — Но полно. Забудем о потерях, — высек словами дядя, после чего снова смягчил тон — мальчик мой, я ведь сегодня мог тебя потерять! Как я должен был бы объяснять это людям? Что подумали бы об этом в Хиве? Что подумала бы твоя матушка? При упоминании мамы молодой тархан плотно сжал губы, давя чувство обиды. — Тебе стыдно, это хорошо, — адмирал встал из-за стола и вплотную подошёл к князю — Фома, ты глава нашего дома. Я не буду вечно находиться рядом с тобой. — Я понимаю… — Ты должен ещё понимать, что тебе уже следует принимать ответственность за свои поступки, — голос Николая стал резче самой острой стали — А чтобы ты её принимал, ты должен осознавать, что ты делаешь каждый раз, когда перед тобой стоит серьёзный выбор. И на поле брани, и в мирной жизни. От этого зависит честь нашего рода. Ты услышал меня? — Услышал. Вместе с этим ответом дядя обхватил своей левой ладонью щеку Фомы, уставившись глазами прямо в его душу. Мгновение после он убрал её и направился обратно за стол. — Буду надеяться, что так. Ты можешь взять у меня столько запчастей и топлива, сколько тебе надо. После ремонта возвращайся в Самру, мы же займёмся сбором трофеев уничтоженной ударной группы. Этот ответ немного сбил тархана с толку и, переглянувшись с остальными удивлёнными офицерами, он спросил: — Дядя, я согласен со своим наказанием и не достоин ничего кроме твоего порицания, — он проглотил ком в горле — но, как я сказал, мои люди были очень храбры. Я думаю, они тоже могут взять себе часть добычи с подбитых кораблей. Ты ведь им позволишь? — Твои люди остановили тебя, когда ты отдал свой идиотский приказ? Может быть, они попытались тебя переубедить или хотя не выполнять твоих указаний? — Я их тархан, у них нет такого права, — парировал Фома. — Как и у меня нет права говорить с тобой в таком приказном тоне, — убедившись, что у князя нет было на это нового возражения, Николай снова кивнул — как я и думал. Твоих людей не будет ждать наказание, но и наград они не получат. Ступай уже. Окончательно закрыв рот, Фома вместе с Кириллом и Димитрием с облегчением ретировались из комнаты, оставив старого, но всё ещё грозного адмирала продолжать разбираться со своими (и не только) документами и приказами.