Не люблю дрочить один

Слепящие лучи вызывают только раздражение, Охра морщится и натягивает маску пониже. Свет настроен отвратительно, со сцены не просто не видно зал, он даже Мирона видит с трудом, чуть не врезался, вон, во время «Больше Бена». Хотя, сейчас он бы многое отдал, чтобы не видеть его вовсе — они, конечно, друзья, но пусть срывается на ком-то ещё. Ваня злится на Мирона и себя, потому что эти тупые эмоции хреново сказываются на концерте. Агрессия чувствуется, и если для демона-Охры это приемлемо, то общая атмосфера должна быть другой. В памяти всплывает вчерашний скандал: объебаный в хламину Мирон, притащивший в номер какую-то смазливую фанатку, вылитые бутылки виски, выброшенная наркота и злобные, яростные крики «отъебись от меня со своей заботой» — все это ясно вставало в памяти. И утреннее «Видеть тебя не хочу» тоже. И ничего, терпел конечно и тур, и концерты, и зачатки ответственности Мирона. Но это сейчас. А что будет завтра? В какой момент он пошлёт всех нахуй и съебется в неизвестном направлении, оставив Женьке и, собственно, Рудбою разбирать все это дерьмо? И сколько сил придётся угрохать потом, чтобы достать его из той навозной ямы, куда он себя загонит, отмыть, поставить на ноги, а потом понять и простить? Намного больше, чем есть у Вани. Он уже проходил это: собирал Мирона по кускам, когда распался Вагабунд, когда тот едва ли не блевал по подворотням от бесконечных пьянок. И второй раз он этого просто не вытянет. Трек меняется, Ваня не успевает среагировать, слишком погрузившись в собственные мысли. Мирон смотрит исподлобья, а ебаная лампочка освещает его лицо так, что нахмуренные брови выглядят реально страшно. Сейчас похуй, но Ваня тоже не прав. Нельзя позволять себе столько посторонних мыслей на концерте. Публика не виновата, что их кумир словил очередной кризис личности и теперь стоит на сцене только потому, что его сюда притащили. И ведь, блять, буквально пару месяцев назад все было хорошо. Евротур прошёл с оглушительным успехом, возникло море планов, идей. И пошло по пизде, потому что блядский Гнойный растоптал хрупкое эго великого Оксимирона. Вот кому бы Ваня въебал с огромным удовольствием. Конченый эгоист, которому в кайф знать, что где-то там кумир его детства распадается на части. Трек заканчивается, и Ваня видит в списке последний, заключительный. Долбанный «Город под подошвой», Ваня всегда любил его, но сейчас ему предстояло вытянуть куплет сольно, когда все камеры будут направлены на него. И сделать это так, чтобы странностей никто не заметил. Когда звучат последние такты, Ваня выжат как лимон, с него течёт пот, глаза под маской вообще не открыть. Зрители получили свою бешеную энергетику, хуле. Он, не особо вслушиваясь в трёп Мирона, уходит за кулисы, чуть не напарываясь на кого-то около гримерок. Евстигнеев стягивает маску и замирает в ахуе. Кажется, вселенная над ним, блять, издевается. Прямо перед ним стоит чёртов Карелин, сверкает своей улыбочкой. Кто и зачем пустил его за кулисы — загадка, но Ваня сейчас вовсе не намерен её решать. Он сгребает Гнойного за шиворот и вталкивает в свою гримерку: не хватало только, чтобы его увидел Мирон. Его и так переёбывает со всей этой истории с баттлом, на который он сам же за каким-то чертом вызвал этого Славу. Пикник прошёл нормально, Мирон был настроен и разъебывал, а потом этот мудила начал выпускать свои шуточки. И самое ебаное — никто этого не заметил. Ваня сам натыкался на пару всратых постов и тупых переделок, но и не думал, что это волнует Мирона. А тот два месяца, похоже, в этом варился. Вот и вышло, что вышло, а этот утырок сейчас тут, стоит, улыбочкой сверкает. В гримерке кругом разбросаны вещи, к концерту Ваня собирался нервно, но сейчас похуй. Он толкает лыбящегося Гнойного прямо поверх шмоток, на диван: — Ты хуле тут забыл? Рудбой стягивает маску и отшвыривает ее в сторону. Слава провожает ее взглядом, а затем снова смотрит на Ваню. Зрачки у него огромные, он явно под наркотиками, и, скорее всего, пьян. — На концерт пришёл, — наглый, самоуверенный тон, очень хочется стереть эту гребаную ухмылку с его лица, но Ваня держится. Затей он драку — сюда сбегутся все, включая Фёдорова. — Послушал? Уебывай. Я тебя провожу. Слава откидывается на диване, сползая и устраиваясь удобнее. — Мне и тут неплохо. Твоя комнатка? Уютно. Но я хотел встретить не тебя. Позовёшь друга? — Гнойный, блять, иди нахуй. Ты добился баттла? Дрочи в сторонке, Мирон выебет тебя попозже. Карелин хохочет, запрокидывая голову, и тащит со стола Ванину бутылку с водой, делая пару крупных глотков. — Я не люблю дрочить один. Я там передавал Оксаночке приветы, хочу знать, получила ли она их. Этого Евстигнеев вынести не может, слишком сильно ему аукнулись блядские «приветы» от Гнойного. Ваня резко тянет его за толстовку, заставляя посмотреть в глаза. — Я сказал тебе. Повторю ещё раз. О-Т-Ъ-Е-Б-И-С-Ь. По буквам. Понятно? — А то что? Слава сам приближается, тяжело дышит, нагло не отводя взгляд. — Въебешь мне? Выебешь? Рудбой рычит, сгребая его в охапку, но Слава — не Мирон, здоровый, с ним такое не проходит. Ваня пытается врезать, но с такого расстояния это почти невозможно, удар выходит слабеньким, едва проскальзывая по щеке. Славка шипит, но улыбка становится шире. — Какой верный пёс, убьёт за хозяина. Мне это нравится, он хорошо тебя выдрессировал. Сейчас Ване остро хочется извиниться перед Мироном, подъебки этого типа злят, сдерживаться чертовски трудно, а у Евстигнеева вообще довольно крепкие нервы. Слава выворачивается, пытаясь отодвинуться. — Мне нравится твой напор, Ваня. Ясно, что нашёл в тебе Мироша. В постели ты такой же страстный, так же зубки скалишь? Бесит неимоверно, и Рудбой вцепляется зубами в Славину руку, сразу же чувствуя привкус крови во рту. Это немного отрезвляет, он откидывается, и даже пытается встать, но Слава неожиданно сильно прижимает его к себе, пальцем проводя по клыку. — А зубки острые. Мне нравится. По ладони Карелина течёт тонкая струйка крови — все же кусал Ваня серьёзно, но тот поначалу просто не обращает на неё внимания. Когда первая красная капля срывается, пачкая Ванину белую футболку, тот вдруг замечает, одним широким жестом обхватывает шею Евстигнеева, пачкая воротник. — Хуле ты творишь, — шипит Ваня, стягивая с себя и рассматривая уже окончательно испорченную майку. Это бесит ещё сильнее, он отшвыривает ткань в сторону и снова переводит взгляд на Славу. Тот сидит, уставившись на татуировки, и, когда Ваня собирается что-то сказать, вдруг облизывает, проводя языком вдоль всей цепочки наручников. — Охуенно смотрится, мне вот нихуя не идут. Слава немыслимым образом сжимается, стаскивая с себя толстовку. Татуировок у него считай и нет, пара каких-то странных надписей, и смотрятся они и впрямь чужеродно. Словно Карелин где-то запачкался, Ваня даже проводит пальцем, на пробу, но буквы не стереть, и он облизывает палец, смачивая слюной, пробуя оттереть так. Совершенно предсказуемо это тоже не приносит результата. В дверь стучат, и Ваня одним рывком поднимается, высовываясь в приоткрытый проем. — Что? В дверях маячит Женя, хамить ей — не дело, но пустить нельзя никак. — Вань, пусти. Поговорить хочу. Евстигнеев тоже хочет с ней поговорить, им до хера всего надо обсудить, но сейчас совершенно неподходящий момент. — Жень, давай позже? Я не один. Звучит так, словно он вдруг приволок к себе в гримерку кого-то потрахаться, глаза Женьки округляются, она никогда не видела, чтоб Ваня так делал. Но она кивает. — Позже, так позже. Поздравляю, не трахайся слишком громко, не беси Мирона. Женя подмигивает и уходит, а Рудбой закрывает дверь и, повернувшись, утыкается в Славу. Как тот ухитрился подобраться так тихо и так близко — неясно, но сейчас он стоит в паре сантиметров, продолжая ухмыляться. — Мы будем трахаться тихо, не будем бесить Мирона, да? Слава ведёт рукой по Ваниному животу, получает ощутимый тычок под ребро, но руку не убирает, наоборот, внаглую скользит по джинсам, пытаясь подцепить пальцем замок ширинки. — Ты, блять, ебнулся со своими пидорскими замашками? Ваня толкает Гнойного, шепчет раздраженно, но не повышает голос, все явно вернулись и услышать их отсюда — раз плюнуть. — Тебе не нравится? — Слава нахально лезет рукой под пояс штанов, пользуясь тем, что держатся они на Ваньке весьма свободно. Ваня бормочет «совсем охуел», но оттолкнуть не получается. — Ты, блять, реально нарвёшься, Слава,— собственное имя вызывает у Гнойного какой-то всплеск эмоций, он выдергивает руку, стягивает с себя ремень, отчего его, не подходящие по размеру, джинсы тут же скатываются к лодыжкам. Тут Ваню ждёт сюрприз, у Славы правда стоит, и вся эта херня, кажется, не шутка. За стенкой слышится голос Мирона, тот отчитывает кого-то из стаффа, раздражённый, снова срывающийся на других. А причина его психоза стоит сейчас тут, перед Ваней, с членом наперевес. Пока Ваня думает, Гнойный прислушивается, тоже узнав голос, и рывком стягивает с Евстигнеева штаны. — Мы будем тихо, он не услышит, — шепчет Слава улыбаясь совсем шальной улыбкой. Ваня не дёргается, он все ещё охуевает от происходящего. — Или услышит, тогда, может, захочет присоединиться? Он же не будет злиться, что ты спишь не только с ним, да? Евстигнеев рычит и толкает Карелина, тот путается в джинсах и с грохотом падает на диван, снося по пути стулья. Ваня размышляет меньше секунды, а затем поворачивает ключ в замке, чтобы в гримерку невозможно было попасть, и подходит сам. Слава уже стащил мешающиеся джинсы вместе с трусами и теперь сидит, совершенно голый и явно ничего не стесняющийся. — Мечтаешь подставить зад хоть кому-то, раз Окси не даёт, да? Вперёд, поворачивайся. Слава поворачивается, пристраивая коленки на самом краю дивана, упираясь руками в противоположный. Это чертовски неудобно, и Ваня одним рывком стряхивает со стола всю муть, которая там накидана, кивая в сторону широкой и гладкой столешницы. Славе не надо повторять, он подходит, наклоняется, прижавшись грудью к деревяшке. Как ни странно, такое положение и впрямь намного удобнее, стол достаточно высокий. На углу Слава замечает не скатившуюся вниз баночку крема — это хороший знак, он дотягивается, подкатывая ее к Ване и видя, как татуированные пальцы цепляются за крышечку. Когда длинный палец входит в задницу, Гнойный шипит, ни о какой нежности не идёт и речи, это довольно неприятно. Но в голове шумит и сейчас не кажется, что это так уж важно: — Ну, чего застыл? Ваня же действительно не шевелится, сейчас ещё не поздно остановиться и вытолкать этого нахала взашей, куда подальше. Ваня не спал с мужиками, и начинать не собирался. Слава ёрзает, пытаясь двигаться сам, а за стенкой снова слышится ругань Фёдорова. — Да плевать, — бормочет Ваня, — может тебя так и правда отпустит. Он довольно резко добавляет второй палец, слыша Славин глубокий вдох. — Терпи, Славочка, думал, это будет приятно? Сквозь сжатые зубы голос Гнойного звучит тихо, но отчётливо: — Заткнись и продолжай. Ваня продолжает, вот уже три пальца свободно скользят внутри, Слава охает при каждом движении и сползает чуть ниже, находя более удобное положение. Ваня пытается второй рукой смазать член, выходит паршиво, крем стекает, оставляя белые капли по всему полу, и в итоге Ваня таки придерживает баночку второй рукой, слыша разочарованный вздох Гнойного, которого он оставил без внимания. Так дело идёт быстрее, и уже через несколько секунд в Славин анус упирается головка. Тот тяжело дышит, руками пытаясь развести ягодицы шире, вскидывая бёдра. Ваня входит почти одним движением, стон Славы протяжный, его точно слышно снаружи, но, хочется верить, что все примут его голос за Ванин. Ваня двигается быстро, вколачивается, не слишком заботясь о Славиных ощущениях, но того это, кажется, вполне устраивает. Он громко втягивает воздух и стонет на каждое движение, а сам Ваня сцепляет зубы, чтобы не издавать ни звука: если мужских голосов станет двое, объяснить это будет уже сложновато. Ваня хватается рукой за Славины волосы, тянет наверх, вынуждая выгнуться, затыкает ему рот второй рукой и кончает с хриплым стоном. Сейчас стоило бы просто вытащить член и оставить Гнойного так, но Ваня не может, тянется рукой, находит член Славы, делает несколько резких движений, доводя того до оргазма. Как ни странно, не сдерживающийся всё это время Слава ухитряется кончить беззвучно, и обмякает сразу после, расслабленно замирая распластанным по столу. Ваня находит влажные салфетки, вытирается сам и перекидывает пачку Гнойному. Тот нехотя вытаскивает одну, не особо тщательно убирая следы вытекающей из задницы спермы. — Блять, вот какого хуя это было? Ты за Мироном носишься сколько времени, на кой черт ты полез трахаться ко мне? Слава смотрит затуманенным взглядом, пытаясь сконцентрироваться. — Я же говорил, не люблю дрочить один. И это другое. Ты — это про секс. Он — нет. Ване сейчас плевать на чувства Гнойного, но это все равно чертовски странно. В дверь снова стучат, на ручку нажимают и Ваня радуется, что заперся. — Вань, ты там? Вань, я поговорить хочу. Одним движением Рудбой зажимает рот Славы. — Да, Мирон, я зайду к тебе сейчас, хорошо? — голос Фёдорова звучит устало и печально, агрессивная стадия прошла, сейчас ему нужны любовь и понимание. Судя по звуку, он действительно ушёл к себе. — Собирайся и вали, это ясно? Карелин молчит, только сосредоточенно вытирается, и Ваня натягивает на себя шорты, плевав уже на то, что там будет потом. — Только попробуй что-нибудь выкинуть, — говорит он, отпирая дверь и выходя из комнаты. Мирон сидит на диване, поджав колени к груди. Ваня опускается рядом, смотря в лицо друга, на котором отражается какая-то бесконечная усталость. — Говорят, тут Славу видели. Как думаешь, он мог тут быть? Ваня сдерживается — на его лице не дрогнул ни один мускул. — Вряд ли. Перепутали, скорее всего. Отдыхай. Рудбой обнимает Мирона, поглаживая по плечу, пытаясь успокоить. — Жаль, — слышит он тихий голос. Больные отношения, больные люди — думает Ваня. Но что-то с этим делать придётся. И, конечно, именно ему. Найти бы у Славы в друзьях кого-то нормального, было бы проще, конечно. Но выбора особо нет, Ваня гладит спину Мирона, надеясь, что он заснёт и так же надеясь, что Гнойный без приключений свалит отсюда. Может, они и будут счастливы когда-то, но черт его знает, сколько сил на это придётся потратить лично Ване.