Лагерь "Ласточка"

Вот и начался тот день. День, когда рука обрывает последний листок календаря с надписью июль. Момент, когда вместо яркого озорного огонька, в глазах виднелась печаль, а в уголке слизистой наворачивались слезы. Капли грусти, которые так и хотели скатится по детским щекам, пробежаться по дрожащим губам и упасть на нескошенную траву. Тот день, когда детей забирают домой, оставив внутри теплый комочек воспоминаний и ярких моментов. Освещенная солнцем речка, горячий песок, приятно щекотавший кончики пальцев ног. Музыка на дискотеках, под которую так и хотелось вырваться из толпы детей в центр зала и отрываться во всю, да так, что по лбу скатываются крупинки пота, дыхание сбивается, а конечности и вовсе ноют от усталости. Новые знакомства, а может начало и конец чьих-то отношений. Осознание никак не доходило до мозга, что это все оборвется. Повсюду были развешенны разноцветные флажки, на каждом столбе прицепленны воздушные шарики с различными надписями, и ленточки, быстро развивающиеся на ветру, будто даря долю энергии и так нужного позитива. Все были загнаны в тоску, но только не парнишка, сидевший на чуть ли не сломанной деревянной скамье. В одной руке он держал скетчбук, в другой же простым карандашом что-то черкал. Выражение лица, на удивление, было спокойным и безмятежным. Серёжа потрясающе провел эти два месяца. И даже сейчас на него обвалилось вдохновение изобразить все яркие моменты на шершавой поверхности бумаги. Первым делом он рисует мальчика, с пышно кудрявыми волосами и слегла прикрытыми глазами с солнечной улыбкой до ушей. Вскоре добавляются тени, высвечиваются блики и уже можно распознать Антона. А точнее лучшего друга, который не давал скучать больше половины лета. Его яркий смех, широкая улыбка и вечное веселье в горящих зрачках. Все это было трудно перенесли на бумагу, но получилось отложить в сердце. Мальчик старательно прорисовывает каждую заветушку, а затем перелистывает страницу, придумывая что ж нарисовать следущем. Постучав какое-то время деревянным стержнем от карандаша об поверхность скетчбука, вторым в голову приходит момент драки и буллинга. Сережа с усмешкой опускает взгляд на почти исчезнувшие ушибы, поставленные самими Мироном и Славой. Он поудобней берет в руки карандаш и изображает два лица, на которых были мерзкая радость на губах и чертятина в глазах, и тут же их зачеркивает, быстро перелистывая. Долго думать не пришлось, с помощью грифеля на бумаге тут же появляется мужское лицо. Тут Матвиенко придется чуть поднатужиться. Он старательно вырисовывает два глаза с нависшим веком, еле заметные волоски на месте головы и подбородка, слегка кривой нос и выразительные скулы. Когда наступает момент изобразить губы, он застывает. В животе что-то с трепетом тянет. В голове мелькает момент с первым поцелуем, заставляя непроизвольно провести кончиком пальца по собственным губам. Сережка смущается, щеки краснеют, тело дергается. Он шумно выдыхает, а после берет обратно карандаш и аккуратно рисует изгибистые линии, тушует подушечкой пальца и давит лыбу будто малолетка, с восхищением рассматривая рисунок краша. Прижав скетчбук к самому сердцу, парень во весь нос вдыхает запах неописуемой свежести и свободы. От приятного голувокружительного аромата мальчик прикрывает глаза, на мгновение сосредоточившись лишь на благоухание рядом цветущих солнечных одуванчиков, которые вот-вот превратятся в белых стариков. Внутри бушевала уверенность, что пионер так же красочно проведёт предстоящий месяц. Может у кого-то лето было более запоминающимся, но Серёжу это никак не волновало. Он был счастлив. Пионер настолько погружается в собственные ощущения, что даже не слышит шорох травы и чужих приближающийся к нему пары ног. - А ну ка, - тянет неожиданный мужской голос рядом, после которого из рук мальчишки исчезает заветный предмет. - Посмотрим на твои шедевры искусства. - Дима с интересом открывает скетчбук, натыкаясь на самый первый рисунок. - Эй! - Кричит Сережа, рывком вставая со скамейки. Он хотело бы вырвать свою собственность обратно, но вожатый был сильнее и быстро перехватил два запястья, неожиданно крепко держа. Матвиенко даже на момент испугался, но вырываться не стал, поэтому, затаив дыхание, начал ждать. На самом первом рисунке была изображена Оксана. Ее длинные волосы будто колосья пшеницы, густые линии бровей и большие губы первым делом зацепили чужое внимание. Но все же на девушке Дмитрий Темурович долго задерживаться не стал. Перелистнув какое-то количество страниц, на глаза тут же попадается рисунок Антона, затем Славы и Мирона, которые настолько похоже прорисованы, что мужчина даже мрачнеет. И вот, он натыкается на собственный портрет. Юноша начал было вырываться, стараться отобрать тетрадку, но старший не позволяет. Больновато сжимает запястья, от чего Серёжа шипит, а после сдается, смущенно опуская голову вниз. Позов какое-то время разглядывает собственное "отражение" только на бумаге, поджимает губы, а потом рывком тянет мальчишку на себя. Кидает скетчбук прямо на поверхность лавки, а сам прижимается совсем близко. Он поднимает чужую голову вверх и с громким причмокиванием оставляет теплый поцелуй на покрасневшей щеке. Тянет снова и снова, сладко облизываясь. А затем отходит в сторону, рукой прикрывая самодовольную ухмылку, якобы зевая. Матвиенко все это время стоял на месте неподвижно на согнутых ватных ногах. Он с крайним удивлением пялился на Диму, который щурился словно кот. Мальчик хотел начать возмущаться, но звук из громкоговорителей прерывает с объявлением о приезде автобусов, а затем общий громкий топот детей заставляет совсем позабыть о негодовании. Им приходится разойтись. Дмитрий Темурович отходит в компанию вожатых, а юноша, ступая по рыхлой земле, идет к автобусной остановке, прорываясь через толпу других детей. Еле добравшись, он видит приближающийся автобус. Пыль разлетается из-под огромных колес автобуса. Водитель с недовольным лицом крутит потрепанный руль. Дешевая краска на стенах автобуса была напрочь отклеена, а в окнах еле-еле виднелись радостно махавшие ладони родителей. Дверь транспорта распахивается с громким скрипом и первой из автобуса выходит девушка с длиннымм каштановыми волосами. На ней была белая шляпка с дырочками, голубое платье с маленькими аккуратно прорисованными ромашками и поясок в виде ленты, завязанный в большой бант на одном из боков, а на элегантных ногах сверкали лакированные туфли. - Мама! - кричит Серёжка и, как только девушка спрыгивает с высокой ступеньки автобуса и ступает невысоким каблучком на рыхлую почву, подросток тут же срывается с места и влетает в растерянную мать, крепкими обьятьями сжимая токную женскую талию, напрочь сбивая всех рядом стоящих. Сердце билось от радости, а глаза сияли. - Я очень скучал. - прошептывает Серёжа, утыкаясь носом поглубже в выемку меж ключиц, продолжая все крепче обнимать родительницу. - А как я соскучилась! - говоря с улыбкой на лице, девушка все же слегка отстраняет от себя сына. - Вещи уже собрал? - В смысле? Какие вещи? - на лице воцарилось искреннее непонимание. Отойдя назад, парень уже напрямую заглядывает в янтарные глаза с вопросом. - Ну как же, это ведь твой последний день и сегодня мы едем домой. - с ярким блеском на улыбке и радостным актерским юху говорит Наира, даже подняв руки вверх. Мальчик явно не разделял веселья матери. Взгляд опускается на грязный песок, а брови мгновенно смыкаются к переносице. Сердце пропускает неожиданный колький удар. - Ты ведь сам весь июль мне об этом говорил, поэтому я на последние сбережения заплонировала сразу после лагеря поездку на юг, как ты и хотел. Разве нет? Серёжа старался что-то сказать, но рядом стоящий гам напросто заглушал голос мальчика, из-за чего тот напрочь затыкается и плетётся рядом в сторону лагеря.

***

И вот они уже сидят за накрытым столом с белоснежной скатертью. На нем стояла различная посуда, блестящие приборы, необычные сладости, которые наполняли помещение пряным запахом. Шум посуды, звуки передвигаюшихся стульев, шелест салфеток и стук агрессивной вилки о фарфоровую тарелку. Еще раз, и вот снова. Серёжа так и хотел воткнуть невинный предмет в тарелку, так как чересчур хорошо смазанная маслом помидорка, так и ускользала из-под четырех металлических лезвий. Впрочем, терпение парня все же заканчивается, и вилка падает на стол под недовольный стон обладателя. Матвиенко нервно откидывает голову назад и мечится взглядом по огромному количеству людей в казалось бы небольшой столовой комнате. Мальчик был на грани. Резкий толчок от матери так и выводит из колеи. Пальцы дерганно цепляются за край рубашки, а зубы вонзаются в нижнюю губу. Непалеку разместился Позов, активно разговаривающий с коллегой Арсением. Облокотившись о собственный кулак, он громко перемешивал сахар в кружке чая. Разговор не был особо примечательным. Диалог завязывался в основном лишь на том, как пролетел еще один месяц лета и какие яркие моменты запомнились. Дмитрий Темурович беззаботно смеялся, попивая барбарисовый чай, прикрывая глаза от осевшей приятной горечи в шее. Вдруг, он чувсвует на себе чей-то пристальный взгляд. Оглядевшись, поправляет очки и видит, как на него глядит пара внимательных карих глазах. Поперхнувшись, он кашляет в кулак, а затем вопросительно скидывает брови. А взгляд был не таким как обычно. Он был тоскливым и даже испуганным чего-то столь ужасающего, что в груди сжимает, а в голове возникает нескончаемое количество вопросов. Но тут мужчину толкают острым локтем, от чего тот дерганно оборачивается. - Димка, все нормально? Вместо ответа Позов лишь уверенно поднимается из-за стола, оставив почти остывшую кружку чая возле Арсения, и говорит: - Я скоро вернусь. - посла чего уверенно ступает в сторону его мальчишки. Тот в свою очередь ощутил на себе самый строгий в его жизни взгляд матери, который заставляет выпрямить спину и все же съесть изворотливую помидорку. Но после вкусного овоща ситуация не делается лучше, а лишь больше нагоняет тоску. Но тут мальчик чувствует, как на его плечи ложится что-то тяжелое и теплое, отчего взгляд отрывается от следов масла на тарелке и перемещается на колючую бороду над собой. - Я ненадолго заберу Сережу, срочно. - говорит Дмитрий Темурович, незаметно для родительницы поглаживая плечи через рубашку. А Наире да и перечить не для чего, поэтому лишь кивает, после чего они быстро покидают территорию столовой. Они выходят на улицу. Свежий воздух бьёт в нос, заставляя облегченно вдохнуть. Дима встает напротив мальчика и ждет хоть чего-то, хоть каких-то объяснений. Но лицо напротив на удивление краснеет, на губах остаются четкие алые следы укусов, а пальцы вздерганно теребят край верхней одежды. Он несколько раз хотел выдавить из себя хоть слово, но каждый раз его что-то останавливало. Тогда Позов подходит ближе, опустив ладони на плечи, почти не сжимая. Мужчина волновался, и даже не показывал насколько сильно. - Ежик, ты же знаешь, что можешь мне доверять. - Краткое, но столь приятное аж до дрожи ласковое слово смогло расслабить юношу. Сережа вдыхает полной грудью, а потом с тяжестью выдыхает, окончательно обмякивая в чужой хватке. - Сегодня я уезжаю и возможно вернусь только в следующем году. Я правда не знаю почему так вышло, я не хотел. Я думал, что еще целый август впереди, что я еще смогу побыть с тобой, с друзьями..- На одном дыхании шепчет он. Голос дрожал, внезапно стало холодно и некомфортно. Он тянется вперед и замерзшим кончиком носа утыкается в изгиб теплой шеи, словно это единственный способ согреться. А Дима молчит. Долго и пугающе. Сережа боялся даже отойти. Он представлял насколько мужчина в гневе. К тому же, он знал какой он в ярости, знал как накричит, знал что оттолкнет и обратно не прижмет, не поцелует. Поэтому Серёжа лишь сильнее жмется, дерганно выдыхая через ноздри. Но тут чужие крепкие руки исчезают с плеч и тут же опускаются на талию, обхватив сильно-сильно, а за ушком чувствуется влажный след чужих губ. - Я рядом, ежик. - На сережин висок обваливается огромное количество поцелуев, а мальчик лишь вновь замирает, стараясь удержаться на дрожащих от холода и нежностей ногах. Дима чуть отодвигается, заглядывая во вновь загоревшийся взгляд. - Я что-нибудь придумаю. И ведь действительно придумывает. Он достает из кармана клочок бумаги, видимо вырванный из газеты, а затем и ручку, но уже из рубашки. Носить их приходится постоянно, ведь записывать что-то приходится буквально всегда, то заведующая что-то просит записать, то посчитать сколько несъеденных порций и другое. Дмитрий Темурович, не теряя времени, торопливо что-то пишет на клочке, после чуть ли не тычит в лицо напротив какие-то цифры. - Вот мой номер, позвонишь как только приедешь. Главное не потеряй. - И выделяет тоном последние три слова, с любимой строгостью заглядывая исподлобья. А Сережа лишь затарможенно кивает и листок из протянутых рук забирает, сворачивая и запихивая его в карман шорт, на сколько можно глубже. Они возвращаются обратно к застолью, стараясь сдерживаться, чтоб на последок не посмотреть друг на друга.

***

Небо становится на один оттенок темнее, потускнев. Для детей отбирается один из корпусов, где прямо сейчас играла громкая музыка, а из окон виднелись разноцветные фонари, заполняя пространство комнат. Антон сидел на одном из пуфиков, мрачно уткнувшись в экран смартфона, что-то увлеченно печатая. Из колонок на всю громкость звучала легендарная песня Валентина Стрыкало, а толпа пионеров собралась в центре зала, танцуя и всплакивая одновременно. Шастун ворочился с одной ноги на другую, а потом откладывает телефон в сторону, угрюмо взглядываясь в массу людей, которая по сути была лишь темными силуэтами, от которых веело весельем. Парень поджимает сухие губы, а потом тянется к рядом стоявшей на деревянном столике жидкостью, отпивая и чувствуя внутри вкус ягодного фреша и кубики льда, которые небольно ударяются об рот. Обычному на взгляд напитку получается зарядить Антона капелькой настроения и энергии, что тот даже смог выдавить слабую измученную улыбку. Но она держится недолго. Вскоре на соседний пуфик кто-то плюхается. - Почему не идешь танцевать? - А вам то какое дело? - Грубо и так сухо, что сам Антон от собственного тона кривится и отворачивается в сторону, чтобы не наткнуться на удивленные голубые глаза. Хотя ведь секунду назад поласкал собственное горло. - Впрочем то не какое, просто внутри все сжимается, глядя на грустного тебя. Но парень даже не оборачивается, а лишь хмурит брови и только сильней закутывается в огромную толстовку, надетую поверх рубашки, которая явно на два размера была больше. На грустного меня? Правда? Ахуеть. Интересно, а кто меня таким сделал. - безмолвно злился парень, молча глотая капли яда. Они медленно и муторно стекали по горлу, формируясь внутри во что-то огромное и опасное, буквально пожирая клетки организма. Они сидят молча еще минуту. Арсений несколько раз продумывал идеи для разговора, но видя то, насколько младший отстранился, лишь хмыкает и поднимается с места, собираясь уходить. Внутри подростка что-то с металлическим скрежетом сжимается и больно давит прямо в сердце, заставляя дергнуть рукой в сторону вожатого. В груди все кричит о том, чтобы взять бледное запястье, потянуть на себя, отбросить нахуй все запреты и с надежной в глазах, накрыть любимые губы своими. В мозгу проскальзывают вообразимые картинки, из-за чего щеки парня краснеют, но в итоге Шаст не двигается, а лишь провожает отдаляющуюся спину тоскливым томным взглядом, зарываясь в толстовку с головой. - пиздец. Вечер. К воротам подъезжают шесть больших автобусов для каждого отряда, возле которых тут же скапливаются люди. Шум чемоданчиков на колесиках, детские возгласы то радостные, то печальные, а также гудение транспорта. И вот, настало время проститься. Дети постепенно вваливаются в автобусы, и только Сережа стоит на месте и чего-то ждет. Ждет внутреннего толчка, после которого ботинки все же оторвутся от земли и двинутся в сторону транспорта. Ждет минуту, две. И только Наира уже самостоятельно подходит и берет мальчишку под руку, утаскивая к одному из мест. Мальчик усаживается, отодвигает красные шторы и напоследок, сквозь грязное заляпанное стекло, смотрит на лагерь. Возле старых ржавых ворот стоял Димка, улыбаясь во весь рот. Они знали что это их не последняя встреча, что Серёжа вернется домой и тут же бросится к телефону, и что точно проболтают целую ночь, каждый боясь нажать на кнопку сбросить вызов. Заметив на себе пару карих глаз, вожатый жестами изображает телефон, приподнося ладошку к уху, на что Сережка отвечает хихиканьем под нос. В глаза все же попадается крупинка тоскливости. Взгляд скользит по расслабленным мышцам лица Димы, щурится и разглядывает контур каждого зуба, а после поднимается вверх, утопая в блестящих мендальных глазах. Но тут от любования отрывает резкий толчок автобуса вперед, громкий щелк дверей и голос родительницы, подсевшей рядом. Автобус трогается. В уголке глаз неожиданно скапливается влажность, а на губах слабая теплая улыбка. Он до конца смотрел лишь на Диму, который напоследок махал ладонью, а потом уныло переводит взгляд вперед. И видит в передних рядах кудрявую шевелюру, опущенную вниз. Тот в свою очередь еле сдерживал слезы, прижав кулак ко рту, буквально вдавливая ладонь в лицо, стараясь сдержать всхлипы. Лагерь Ласточка - это то место, где пионеры могут создавать воспоминания, которые запомнятся на всю жизнь.

***

Они заходят в квартиру. До сумасшедшия родную и уютную. Она была небольшая. Маленькая кухня, ванная комната, спальня и гостиная. Квартира была в оливковых тонах. На половине стены висел пыльных ковер, а мебель была чуть потерта и старая. Несмотря на все недостатки, она была теплая и яркая. Она согревала моментами, которые в нех происходили. Рюкзак летит куда-то в стену, ботинки с грохотом кидаются в шкаф. Юноша, под недовольные всклики матери, бежит в спальню, немедля скидывая с себя помятую рубашку, заляпанные в земле шорты и красный галстук, который превращается в обычную ленточку. Он распахивает дверцы шкафа и рывком достает пижаму. Ненормально вдыхает запах постированного белья, прикрыв глаза от удовольствия. Это было его зависимостью. Ну что поделать, если оно так вкусно пахнет. Сережа надевает комплект серого цвета, растелает кровать и с детской искренней радостью прыгает в нее, закутавшись в завернутый блин. После чего засыпает с трепетом в груди. Птички заливаются в громком пении, ранние солнечные лучи ползают по комнате, в квартире пахло свежестью. Вскоре яркий свет добирается до сладко заснувшего парня, садистно тыча своей натурой прямо в глаза. Из-за чего Сережке приходится разомкнуть глаза, потягиваясь всем телом и зевая. В мыслях проскакивает единственное слово. Дима. То имя, чье пробуждает в парне внутренние силы, и он, вскочив с постели, начинает шариться в карманах. Но после понимает, что спал далеко не в пионерской одежде. Тогда он переводит нервный взгляд на кучу одежды, которая за ночь волшебным способом исчезла. Или же Наира успела постирать ее и развесить на тугой веревке. За мгновение он добегает до комнаты, в которой сидела мать. Девушка умиротворенно попивала утренний крепкий кофе, звонко помешивая металлической ложкой. - Где моя одежда? - Буквально кричит, пытаясь отдышаться от резкой утренней активности. Девушка удивленно переводит глаза на сына, а после указывает ладонью на рядом развешенное белье. Тщательно пошарившись в карманах мокрых шорт, мальчик ничего не находит. Потерял? Обронил в автобусе? Блять. Серёжа злился на самого себя. Злился на мать. Злился на эти гребанные шорты, у которых неглубокий карман. Он не знал что делать. Руки тряслись неимоверно. Ладонь пыталась сжать ткань шорт, но силы будто бы покинули его. Глаза становились влажными, а губы превратились в волнистую дугу. Лежавший под ногами ламинат расплывался, комната превратилась во волнистые линии. Внутри пусто. Мальчик ничего не чувствовал, уши заложило так, что не были слышны громкие шаги матери и ее взволнованный голос. Слезы не переставали течь по покрасневшимся щекам парня. Руки с силой вжимаются прямо в лицо, стараясь как-то это все остановить, но безысходно. Силы окончательно покидают тело мальчика, и он опускается на колени, в удерживающие крепкие объятья матери, звонко всхлипывая в мягкий халат родительницы, оставив огромное мокрое пятно. Комната вновь становится серой, тусклой и гнелой.