***
Их разговоры снова не смолкали всю ночь. Перебравшись с твёрдого пола на мягкую кровать, они сели на разных ее концах, неосознанно касаясь друг друга ногами. — Ты знал, что ты идиот? — О да, ты уведомил меня об этом уже несколько раз за последний час, благодарю. Звонкий смех разлетелся по тёмной комнате, освещая ее каждый уголок. В этой комнате каждый день происходила история. Каждый стрим, каждый звонок в Дискорде, каждый Фэйстайм без главного его составляющего — лица. Эта комната помнит истерический смех, мягкое мурчание, пролитую колу и просыпанные чипсы. Теперь этой комнате предстояло запомнить аккуратные первые шаги по ее ковру, брошенный где-то в углу незнакомый ей прежде чемодан, новые толстовки на специально выделенной для особого гостя полке шкафа. И стенам комнаты придётся привыкнуть к двум живым голосам, смеющимся в унисон. Никаких динамиков.***
Дрима тошнило. Он стоял в зале встречи прилетающих, нервно листая ленту в твиттере, чтобы занять руки, и его тошнило. В мыслях он уже тысячу раз обнял Джорджа, приподнял его над землей как в банальном кино, которое он смотрит, чтобы не думать. В мыслях он решился на многое. В реальности в руках сжат телефон и его внутренности очень хотят выйти наружу. Холодный голос объявляет о посадке заветного рейса и Дрима окатывает ужасом реальности. Руки спрятаны в карманы, глаза устремлены в мешанину голосов, рук, ног, чемоданов. Знакомая до боли и абсолютно чужая темнота едва вьющихся волос. Родная и неизвестная чернота горящего взгляда. Крепкое кольцо рук. Брошенный на затоптанный чужими ногами пол аэропорта чемодан.***
Быстрым движением Джордж скатился с нагретой кровати на пол и дополз до чемодана. — В Англии не принято ходить ногами? Это типа какая-то локальная фишка? — А в Америке принято задавать тупые вопросы? Дрим зашипел словно от той знакомой с детства боли, когда дезинфицируешь свежую ранку. — Однопалубный, убил. Джордж покачал головой, пряча улыбку в глубину своего чемодана. Покопавшись в нем с минуту он наконец нашёл желаемое и сжал это в кулак. Споткнувшись о собственные ноги Джордж плюхнулся обратно на кровать менее грациозно, чем планировал, чем вызвал абсолютно жестокий и ничем не оправданный смешок. — Господи, ты такой тупой, Джордж. Слова сочатся нежностью. Джордж неловко доползает до Клэя и садится на коленки рядом. В кулаке все ещё зажато что-то сокровенное. Он молча протягивает вперёд сжатый кулак, приглашая взять предмет. Дрим приподнимается на локтях и недоуменно смотрит то на кулак, то на Джорджа, чей взгляд направлен куда-то в другую реальность. Длинные фарфоровые пальцы поддаются мягкой власти загорелых рук и разжимаются. В руку Дрима падает плетёный браслетик в сине-красных тонах. — Цвета мне мама помогала выбирать, я даже не знаю, правильный ли оттенок красного, но я подумал, что это неважно, потому что синий все равно красивее и красный здесь нужен только для каноничности, но все равно я... Дрим прерывает нервный поток сознания, легонько потянув Джорджа за рукав толстовки. — Я его сниму, только если мне руку вместе с ним отрубят. Джордж прыснул и театрально закрыл глаза руками. — Что за бред ты несёшь, а? Дрим плюхнулся обратно на подушки и повертел в воздухе руку, на которой красовался новый трофей. На лице, которое видели считанные единицы, притаилась довольная собой ухмылка. Взгляд светлых глаз снова столкнулся с тёмным омутом. Джордж смущенно отвернулся, почёсывая нос. — Я и Сапнапу такой сплел, если что. Ты не избранный и не особенный, дурак, — пробормотал Джордж. Бледное лицо порозовело, оставляя поцелуи смущения на щеках. — Ну конечно, я не сомневаюсь, — невозмутимо ответил Дрим, возвращая взгляд к подтянутой в воздух руке. Ладонь мягко схватила косой солнечный луч, но тот сразу выбрался на волю. — Я знаю, что не особенный. Джорджу хотелось немедленно разубедить его, схватить за плечи и трясти его, попутно перечисляя все моменты, после которых Джордж переставал сомневаться в принятых им решениях. Вместо этого он молча лёг рядом и уставился в темноту потолка. Несказанные слова плавали в солнечном свете вместе с пыльными бабочками.