Релакс-цикл

      Он думал, что просыпаться поутру от секса — исключительно удел самок, но оказалось, что он серьезно ошибся. За последние несколько суток это происходило уже не в первый раз, и явление, кажется, приобретало регулярный характер. И что уж греха таить, Сумраку это начинало нравиться. В его выздоровлении как раз начался период, когда боль от ран стала отступать, не перебивая других, более приятных ощущений, но общее состояние еще настойчиво требовало полежать. Поэтому, когда самки являлись, дабы приласкать супруга и помочь ему снять напряжение, самец абсолютно не возражал. Хотя и непривычно было выступать в спаривании пассивной стороной… Но ради разнообразия, почему бы и нет. Тем более что через недельку всему предстояло вернуться на круги своя.       В целом, он и сейчас мог… Был бы сын Грозы сейчас в клане, его бы давно вытряхнули из терапевтической капсулы и отправили тренироваться хоть по пятнадцать минут в день. Но здесь, дома, оценить его состояние могла, разве что, сердобольная Солнышко, которой только волю дай — она на месяц в кровать уложит, еще и попытается покормить, как малька (самое страшное, что в самом начале, когда Сумрак был совсем слаб и не способен сопротивляться, она все-таки умудрилась это сделать). Конечно, слишком расслабляться тоже не следовало, так как в любой момент могли нагрянуть новые соперники, однако пока что кругом было тихо, и хозяин гарема мог позволить себе еще пару дней спокойного восстановления.       Что и говорить, поваляться без дела подольше было очень соблазнительно. Болеть дома, на мягкой лежанке, в окружении готовых угождать всем твоим капризам женушек, — совсем не то же самое, что в медотсеке, который настолько суров, что ты поправляешься в рекордные сроки, лишь бы скорее покинуть эти протравленные стены.       Окна спальни выходили на юг, и каждое утро мягкие солнечные лучи пробивались сквозь приоткрытые ставни, падая на подушку частыми полосами. Вместе с солнцем в комнату проникали звуки пробуждающегося сада и тонкий аромат раскрывающихся цветов. Первой чаще всего приходила глава гарема, за исключением тех случаев, когда кто-то из самок оставался с ночи. Как правило, сын Грозы, на время утративший свою обычную чуткость, даже не слышал ее шагов и пробуждался, лишь ощутив близость мощного тела супруги или прикосновения ее жвал. Бывало, он выныривал в реальность, уже, скажем так, находясь в процессе, и всякий раз поражался, какую самостоятельность способно проявлять в брачный период его мужское достоинство.       С уходом Прорвы самец возвращался к отдыху, перемежая его с легкой эротической разминкой при участии младших жен. Временами он вставал и ходил по комнате или даже по этажу, проверяя, как возвращаются силы, но старался делать это не в присутствии самок. Уж пусть лучше наблюдают его лежащим, чем с трудом удерживающимся на ногах.       Где-то в промежутке появлялась Солнышко с мазями, отварами и инъекциями. Под видом лечения она живо выпроваживала всех конкуренток, а затем неизменно оказывалась на супруге сверху.       К полудню становилось жарко, и в воздухе появлялся запах пыли, а над садом воцарялась тишина — даже мальки в вольере переставали галдеть, прячась в тени, чтобы сладко подремать. Сумрака в эту пору тоже клонило в сон, и самец проваливался в ласковое марево до самого заката, чтобы потом проснуться в окружении двух-трех самок, ревностно отстаивающих свое право на соитие.       Вечером приходила прохлада, и с окон начинало веять свежестью. В воздухе появлялся привкус соли, йодистой горечи и морской растительности — далеко, за десятками соседских угодий, начинался прилив. В саду поднимался гвалт и стрекот. Беспозвоночные выбирались из убежищ и пели на все лады, скрипя крылышками и шурша лапками, а со стороны самых высоких деревьев слышались крики устраивающихся на ночлег пернатых тварей.       В последний раз звуки и запахи менялись, когда над долиной сгущалась темнота. Концерт за окном успокаивался, и воздух насыщался пьяняще-медовым ароматом ночных цветов, что раскрывались на оплетающей южную стену лозе. Их гигантские бело-розовые звезды привлекали серых существ с бархатными крыльями, производящими в полете едва различимый треск. Издали доносилась робкая трель какого-то другого крылатого создания.       С наступлением ночи в спальню приходила Греза. Легко и тихо точно сновидение она опускалась на постель и замирала, прильнув к любимому. Сумрак урчал от счастья и обнимал ее. Некоторое время они лежали, не двигаясь, и лишь мурлыкали вполголоса, затем самец поворачивался, и они соединялись. Надолго, иногда — на часы.       «Это был прекрасный день, но завтра надо начинать шевелиться, столько дел впереди», — всякий раз думал сын Грозы, наконец отходя ко сну перед самым рассветом.       «А поболею-ка я еще денек», — думал он следующим утром, щурясь на раннее солнце и украдкой ухмыляясь при виде очередных попыток Госпожи быть ласковой и заботливой женой.