Служебные обязанности

За то время, что Ветинари был патрицием, система оповещения совершила значительный рывок вперед. Раньше, если срочное сообщение приходило в ночные часы, темные клерки скреблись и шуршали у запертой двери спальни патриция, точно надоедливые коты, - достаточно тихо, чтобы звук этот не показался подозрительным, но в то же время достаточно настойчиво, чтобы пробудить. Сейчас же шепот, бесцветный и надтреснутый, раздался как будто из самого изголовья, ввинчиваясь в сонное сознание точно бур, и Ветинари недовольно поморщился. - Мистер Генри сообщает, что он уже готов говорить, - прошелестело как отголосок дурного сна. Ветинари заворочался, пытаясь встать, но столкнулся с тем, что его не желали отпускать. Безмятежно сопевший Ваймс неразборчиво и недовольно что-то пробормотал. - Мне нужно идти, Сэм, - негромко произнес Ветинари. - Еще чего, - буркнул тот, крепче обнимая Хэвлока поперек груди и утыкаясь лбом в его костлявое плечо. - Но мне действительно нужно идти, - Хэвлок попытался мягко вывернуться из обнимающих его рук, но не преуспел. Не столько потому что не мог разжать хватку Ваймса, сколько потому что не хотел покидать нагретую их телами постель. После мгновения тягостного размышления, Ветинари решил, что может позволить себе еще несколько секунд понежиться под одеялом, чуть подаваясь назад, чтобы теснее прижаться к Сэму, а затем с внешне незаметным, но мучительным напряжением воли, заставил себя подняться. Собирался Ветинари практически бесшумно, хотя Ваймс, обняв и вторую подушку, как только та освободилась, всем своим видом показывал, что его не поднимет и таран, выбивающий дверь. Из-под одеяла виднелась лишь его загорелая рука, покрытая короткими, выгоревшими до золотистого отблеска волосами, и Ветинари подавил желание сдаться и вернуться в постель. Позволить себе снова оказаться в крепких объятиях, ощутить горячее дыхание на своей шее, а может быть даже и ладонь, скользнувшую ниже пояса — сонно, лениво и, по-совести, без особой надежды на продолжение… Спросонья уставшие глаза невольно жмурились, и мир был преимущественно соткан из запахов. Постель солоно и тепло пахла вчерашним сексом. Самую малость выбивался легкий тягучий запах, исходящий от лежащих в изножье скомканных полотенец, и резкий, пряный, не выветрившийся еще аромат смазки. Всё это в сумме складывалось в серьезное искушение, бороться с которым было не легче, чем с не до конца сошедшей дремотой. Холодная вода привела в чувство. Побрившись и смочив щеки одеколоном, Ветинари оделся, окончательно оставляя позади ту сторону себя, о существовании которой догадывались лишь единицы, и помедлил у зеркала, чтобы убедиться, что воротник застегнут достаточно высоко и из-под кромки черной ткани не видно ничего лишнего. Всё же людям совсем не нужно знать, что патриций Ветинари может и в самом деле быть человеком. И уж точно нельзя, чтобы кто-то мог допустить хотя бы мысль о том, что Ветинари может, закусив подушку, стонать, млея от ощущения навалившегося на него тела. Что Ветинари может позволять кусать свою шею и оставлять на ней следы, что Ветинари может изгибаться, подаваясь навстречу члену, проникающему в него всё глубже, от чего все существо тонуло в блаженной слабости. Закрыв глаза, Ветинари сделал глубокий вдох, успокаиваясь, пока искушение не переросло в невыносимое. Поскольку «мистер Генри сообщил, что он уже готов говорить», - подобная роскошь уже была недопустима. К тому моменту, как Ветинари достиг входа в подземелье, в нем уже не было Хэвлока, только патриций. *** В темной камере горели факелы, оставляя широкие следы копоти на низком потолке. Толстые каменные стены глушили звуки, вдоль одной из них по полу тянулся забранный решёткой желоб. Расставленный вдоль стен и разложенный на нескольких низких столах арсенал внушал страх любому, кто знал, для чего всё это применяется, — а того, кто не знал, погружал в состояние животного ужаса. От стоящей в центре комнаты жаровни исходил удушливый жар, редкие искры улетали в расположенную над огнем вентиляционную трубу. Из груды пылающих угольев торчали рукояти зловещего вида орудий. Острия их были раскалены почти добела. В комнате находилось трое человек. Допрашиваемый был привязан к деревянной раме дыбы. Веревки, закрепленные на запястьях и щиколотках, были натянуты, однако не сильно. Сидевший за столом клерк с сухим точно бумага лицом и палач — низкий и крепкий детина — поздоровались с Ветинари. Патриций ответил коротким кивком. Отпустив клерка, Ветинари занял его место за выскобленным тяжелым столом, бегло просмотрел записи. - Что вы уже применяли? - спросил он у палача. - Воду и каленое железо, милорд. - Я говорил и повторяю — я не понимаю, о чем речь, - обессиленно выдохнул привязанный к дыбе мужчина. Засаленные волосы прилипли к его мокрому от пота лбу. - Я живу на улице Десятого яйца. Я тачаю сапоги. - Мистер Генри, будьте так любезны, - холодно приказал Ветинари. Заскрипело колесо дыбы. Самого звука было достаточно, чтобы в костях начало ломить. Конечно, не так сложно было бы сделать дыбу бесшумной — но в таком случае значительно снижалась ее эффективность. Темная камера, низкий потолок, чадящие факелы, постоянно горящая жаровня, в которой раскалялись клейма, и тускло блестящие в свете факелов пилы и щипцы, - всё это куда больше располагало к откровенности, нежели чистые светлые стены и бесшумные рычаги. Дождавшись тишины, Ветинари обернулся к допрашиваемому. - Я пришел, потому что мне сообщили, что ты готов говорить. И что же ты мне скажешь, - он перевернул пару страниц, - Винченцо Орт? Только, прошу, учти — это наша первая и последняя встреча, если тебе действительно есть, что сказать, — сейчас самое время, - и, не дожидаясь ответа, Ветинари снова обратился к палачу, - мистер Генри, прошу. Орт закатил глаза и стиснул зубы. От напряжения на его челюсти вздулись желваки. Если он и был смелым человеком — эта черта значительно ослабла после часов, проведенных в обществе мистера Генри, и таяла всё сильнее с каждой минутой. Всё-таки Ветинари не зря платил мистеру Генри — палач знал своё ремесло. После смерти лорда Ветруна особисты с Цепной улицы сменили цвета и штаб-квартиру, но все знали лица этих ублюдков, так что после падения режима Капканса всех их ждал суд. Это было логично, это было справедливо, этого хотел народ — однако далеко не все мастера дыбы и плетки окончили свои дни в тюрьме или на эшафоте. Целый полк «обслуживающего персонала» был оправдан, а затем все они куда-то исчезли. Говорили, что они переехали в более тихие деревеньки, где никто бы не знал о предыдущем их ремесле, и темные клерки тщательно поддерживали эти слухи. Конечно, все знали, что в подземельях дворца спрятаны ямы со скорпионами и бесчисленные темницы, — ведь патриций Ветинари страшный человек, не переходи ему дорогу, не позволяй ему тебя задерживать — но никому не нужно было знать о том, что действительность страшнее слухов. Равно как и о том, что умельцы с Цепной уже успели обучить новое поколение верных и умелых тихих работяг, прекрасно знающих, как именно вырывать ногти, и с какой силой бить кнутом, чтобы не убить, но заставить пожалеть о том, что ты еще жив. - Сейчас самое время говорить, - подсказал Ветинари, снова выждав, пока Орт немного опомнится. - Я не знаю, что! - Позволь помогу. Мистер Генри, ослабьте на две трети оборота, пожалуйста, - заскрипело колесо. - Я сказал «две трети», а не «половина». - Простите, милорд. Задавая вопросы и раз за разом получая в ответ тупое молчание или непрошибаемое «я не знаю», Ветинари совсем не думал с досадой, что лишился удовольствия приятно провести самые первые часы дня. Не думал о том, что оставил Ваймса в разворошенной теплой постели, не думал, что этим утром его пробуждение к сожалению обошлось без смазанного поцелуя в шею и ворчания о возмутительно узкой кровати, и особенно не думал о том, что мог рассчитывать на нечто большее, чем ленивые объятия. Лорд Ветинари был на работе, и он не смешивал эти ипостаси. - Напоминаю, что это последняя возможность поговорить со мной, - произнес он наконец, придав голосу выверенную интонацию нетерпеливости: как будто если он не получит ответ сейчас, то оставит допрашиваемого в обществе палача еще на несколько часов. - Будешь отпираться и дальше — я просто уйду. Пока что у тебя всё еще есть шанс рассказать мне, что ты знаешь. Начнем с начала: ты из Щеботана, но последние десять лет прожил в Анк-Морпорке. - И что с того?! - Живя здесь, ты проявлял большой интерес к Убервальду. - Это преступление?! - Столь пристальный интерес, что не мог устоять перед искушением прочитать чужие письма. - Не понимаю, о чем… - Пожалуйста, мистер Генри, - перебил Ветинари. И Орт захрипел сквозь сжатые зубы. - Я с-собираю марки, - выдохнул он, когда палач перестал крутить колесо. - И для этого ты перехватываешь письма в Убервальд и из Убервальда, особое внимание уделяя письмам из дворца? Вскрываешь, копируешь и пытаешься дешифровать? - Я. Собираю. Марки. - Кто еще знает об этом хобби? Кому ты отправлял результаты своих изысканий? - Никому! - Мистер Генри, - Ветинари не стал тратить слова на то, чтобы пояснить, и под скрежет колеса дыбы, продолжал. - Ты не работаешь один. У тебя есть сообщники. - Нет! Никого нет. - Для честного человека ты слишком хорошо переносишь боль, Орт. У тебя есть причина это терпеть, так же как есть и те, кого ты защищаешь. - Сделав палачу знак повременить, Ветинари плавно поднялся и шагнул к дыбе. - Должен тебя огорчить и разочаровать. Как понимаешь, ты оказался здесь не просто так: тот, кому ты должен был передать копии писем, выдал тебя, Орт. Ветинари не называл имен, потому что и в самом деле не знал заказчика. Только вот Орт этого не понимал и глаза его, остекленевшие от боли, замерли, пока он осознавал весь ужас своего положения: его предали, и от этого вывернутые почти до предела суставы начинали болеть сильнее. К чему отпираться? К чему делать вид, что он ни при чем? Если он продолжит, то просто не выйдет отсюда, и всё будет бессмысленно. Так он хотя бы сохранит жизнь… Ветинари терпеливо ждал. Мужчина облизал искусанные губы. - Если я… если, допустим, я назову имена? - просипел он, - я могу надеяться на снисхождение? - Его голос был едва слышен, словно на горле затягивали петлю. Ветинари улыбнулся уголками губ, почти сочувственно, как будто разделял боль Орта от предательства: - Надежда — величайший дар. Кем бы я был, чтобы лишать тебя этого? - Письма должны были попасть к Рикардо Грассо, он приезжает сюда раз в несколько месяцев. Кто хотел забрать их у него — я не знаю. Я должен был передать их Чезаре, Чезаре дель Фиоре, - Ветинари кивнул, как будто именно этого имени и ожидал, этим лишь укрепляя подозрения Орта о том, что его выдали. - Мы должны были через две недели встретиться на Скотном рынке. - Наверняка, вы использовали пароль. - «Почем нынче устрицы», - Орт кривился, как будто слова были на вкус как уксус. - Отзыв? - «Они уже ушли». Ветинари снова кивнул, и на лице Орта забрезжила перекошенная, но искренняя и полная надежды улыбка. - Именно это я хотел услышать, - мягко произнес Ветинари. - Спасибо за беседу, Орт, вопросов более не имею, - резко отпрянув от ложа дыбы, Ветинари развернулся на каблуках. - Мистер Генри, оставляю его на вас. Последним, что слышал Ветинари, когда закрывал за собой тяжелую, окованную металлом дверь камеры, был скрип колеса дыбы. *** У выхода из подземелья патриция ждал Стукпостук. В руках он держал поднос с влажным холодным полотенцем и стаканом воды. Ветинари выпил воду в несколько глотков, затем промокнул лицо полотенцем. Только сейчас он начал понимать, как устал. Не физически, конечно, но под грудиной неприятно скребло и ныло, мешая сосредоточиться. Допрос Орта был важным делом. Сам невезучий любитель вскрывать чужие письма не был опасен, но снятые им копии могли попасть в руки тех, кто действительно разобрался бы в шифре, даже столь изощренном, что Ветинари использовал для обсуждения политических вопросов. Именно поэтому Ветинари потребовал, чтобы его будили в любое время дня и ночи, как только Орт приблизится к состоянию, когда будет готов разговаривать. И столь неприятное пробуждение окупилось — теперь он не только уверен в том, что разведка Щеботана не получила писем, но и знает имена, так что господам Грассо и дель Фиоре в самое ближайшее время нанесут визит сотрудники темной канцелярии. И всё-таки пытки оставались утомительным делом, пусть и не ему самому приходилось крутить рычаги. Ветинари с силой потер уголками полотенца виски - Который час? - Без пятнадцати семь, ваша светлость. На мгновение во взгляде Ветинари промелькнула тень сомнения. Такой ранний час, у него еще оставалось время, он успел бы вернуться в спальню, прижаться к Ваймсу и исправить такое скомканное и утомительное начало дня, и, возможно даже, пробормотать какие-то бессмысленные сонные нежности ему на ухо. Но он не мог. Сейчас, когда в камере еще не успели прибраться, подобное было бы… бесчестно. Он попросту не имел права. Пусть Ваймс с самого начала знал, с кем делит постель, и понимал, что слухи о том, что у патриция руки по локоть в крови, отнюдь не беспочвены, сейчас Ветинари считал, что не может позволить Ваймсу почувствовать удушливый запах страха, которым пропитались пыточные и которым, как казалось Ветинари, от него сейчас просто разит. С тихим вздохом Ветинари еще раз прижал полотенце ко лбу, после чего вернул его на поднос. - Распорядись, чтобы мне подали завтрак и кофе в кабинет, спасибо. Также, пожалуйста, отметь мистеру Генри выходной до конца недели. Он хорошо показал себя.