Огонь воспоминаний

      Полпервого ночи. В комнате Себастьяна стояла тишина, нарушаемая лишь тихим, едва слышимым тиканьем старых часов, висящих в коридоре возле входной двери. За окном спальни мальчика сияла луна, что озаряла его комнату мягким, тусклым светом. Тени от веток деревьев, игрушек и мебели растянулись по темно-зелёной стене его комнаты и стали похожи на причудливые узоры.       Время от времени мальчик слышал редкое недовольное ворчание и постукивание карандаша о поверхность стола. Эти звуки доносились из соседней комнаты, спальни родителей, что с недавних пор стала принадлежать только отцу юноши и по совместительству главному прокурору, Блэйзу Дебесту.       Себастьян беспокойно ворочался в своей небольшой кровати, крепко прижимая к себе плюшевого, слегка потрепанного медвежонка с обгоревшей лапой, давно подаренного матерью юноши на один из праздников. В голове Дебеста младшего роились тревожные мысли, и стоило ему только сомкнуть глаза, как его разум начал вырисовывать неприятные и пугающие образы, связанные с воспоминаниями о матери. Она была самым близким человеком для Себастьяна, и её внезапное исчезновение очень сильно травмировало мальчика. Всего неделю назад она учила сына играть на фортепиано и скрипке, хваля его чуткий слух, потрясающе чувство ритма, успехи и называя прирождённым музыкантом, гуляла вместе с ним в парке, пела ему на ночь колыбельные, крепко прижимая сына к груди, и целовала его в лоб, когда юноша засыпал, однако теперь это всего лишь воспоминания, которые казались ему такими далекими и болезненными, словно они происходили в каком-то давнем, приятном, почти забытом сне. Тогда Себастьян ещё не знал, что он больше никогда не увидит мать снова, не сможет с ней поделиться своими проблемами и переживаниями, не будет ею утешенным, когда Блэйз в очередной раз перегнёт палку и накричит на него. Ночные кошмары, что терзали Дебеста младшего с момента пропажи матери, становились всё реальнее и детальнее, из-за которых он постоянно просыпался весь в слезах. С каждым днём надежда мальчика на возвращение женщины медленно умирала.       «Почему мама просто так ушла без меня и батяни? Неужели она нас не любила? Или, быть может, с ней случилось что-то плохое, и сейчас ей очень больно? Почему мама так поступила?» - постоянно вертелось у юноши в голове.       Себастьян с болью вспоминал тот самый день и то, как он ранним утром заметил в комнате родителей только одного спящего отца, как спустился по лестнице в гостиную и обнаружил открытую нараспашку входную дверь, как искал мать по всему дому, разбудив Блэйза, как в ужасе и слезах рассказал о её пропаже и умолял его обратиться в полицию. Весь день мальчик искал мать во всех местах, в которых она любила проводить время вместе с сыном, но как бы юноша ни старался, он так и не смог найти ни одной зацепки, что могла бы указать на нынешнее местоположение женщины или на причину её исчезновения.       Когда поздним вечером Себастьян вернулся домой после безуспешных поисков, он застал в креслах в гостиной двух людей, которые о чём-то очень активно беседовали. Мальчик сразу же их узнал - это были Дэймон Гант и отец юноши, Блэйз Дебест. Первый мужчина в возрасте около шестидесяти лет был крупным, смуглым, мускулистым и эксцентричным заместителем начальника полиции, с хитрыми ярко-изумрудными глазами, фирменной широкой улыбкой, короткими серыми волосами, вьющийся локон которых спадал на лоб, оранжевым деловым костюмом, причудливым чёрным галстуком, тёмными кожаными перчатками и маленькими розовыми очками. И хотя Дэймон был - или, по крайне мере, казался - довольно добродушным, Себастьяна никогда не покидало чувство, будто он что-то скрывает и на самом деле является не тем, за кого себя выдаёт. Гант являлся ещё и близким школьным другом Блэйза, с которым Дебест старший часто оставлял своего сына, когда возился с прокурорскими делами и которого Себастьян ласково называл дядей Дэймоном.       Блэйз Дебест же был в возрасте шестидесяти лет, имел спортивное телосложение, длинные каштановые и волнистые волосы и карие глаза. На его остром подбородке красовалось клеймо в форме черепа, которое мужчина получил во времена бурной молодости и которое он скрывал длинной, волнистой, искусственной бородой каштанового цвета, сделанной настолько качественно, что её невозможно было отличить от настоящей. Будучи ярым любителем мотоциклов, мужчина постоянно ходил в тёмных мотоциклетных очках, обуви и красной байкерской одежде, под которой виднелась чёрная футболка. Помимо этого Блэйз «славился» ужасно заносчивым и вспыльчивым характером, из-за которого он часто вёл себя грубо и несправедливо по отношению к близким ему людям, особенно Себастьяну, оскорбляя сына, всячески принижая умственные способности мальчика и обесценивая его интересы, достижения и переживания. Иногда, когда Дебест старший пребывал в хорошем настроении, он, хвастаясь блестящим прокурорским значком на своей красной байкерской куртке, рассказывал сыну о работе и о том, как он каждый день борется с преступниками и, невзирая ни на что, всегда добивается их наказания, принося справедливость и спокойствие в этот мир. Эти отцовские истории, так похожие на типичные сказки о рыцарях и драконах, стали причиной, по которой Себастьян мечтал стать таким же превосходным прокурором, как Блэйз. Мальчик постоянно старался быть самым лучшим во всех своих начинаниях, чтобы отец наконец-то обратил на него внимание, похвалил его и смог им гордиться, но безуспешно, что каждый раз доводило юношу до слёз. Не было и дня, чтобы Дебест младший не корил себя за свою слабость, глупость и бесполезность.       В гостиной стояла невыносимая напряженная атмосфера. Оба мужчины были не похожи сами на себя: пока вечно расслабленный и весёлый Гант сидел с необычайно серьезным лицом и, наматывая на палец свисающую прядь серых волос, что-то негромко говорил собеседнику, Дебест старший же в свою очередь безуспешно старался скрыть своё беспокойство, крутя в руках любимую зажигалку, то и дело щёлкая ей. Мальчик впервые в жизни видел, чтобы его ужасно вспыльчивый и заносчивый отец настолько сильно нервничал. Заместитель начальника полиции и главный прокурор были настолько погруженными в разговор, что заметили Себастьяна в прихожей только после того, как он закрыл за собой входную дверь.       - Ах, малыш Себби! Давно не виделись! - засмеялся Дэймон, громко хлопнув руками, и на его лице, что буквально пару секунд назад было серьезным, вновь засияла широкая улыбка. - Я тут ненадолго задержусь, надо срочно кое-что обсудить с твоим папаней. Надеюсь, ты не слишком сердишься на дядюшку Дэймона за такой поздний визит.       - Не отвлекайся, Гант, прошу тебя, - раздраженно буркнул Блэйз, переведя взгляд на яркий огонёк зажигалки, которую он медленно водил из стороны в сторону. - Знаешь ли, у нас, стариков, времени не так много, чтобы так бездумно его тратить на какую-то пустую болтовню.       Себастьян открыл было рот, чтобы поздороваться с мужчинами, но слова застряли у него в горле, и из мальчика вырвался лишь жалобный писк. На глаза юноши вновь стали наворачиваться предательские слёзы, которые он тщетно старался подавить. Себастьян быстро опустил голову, чтобы никто из взрослых не заметил его дрожащий подбородок и влажные глаза. Хоть Дебест младший сейчас и не видел выражения лиц Дэймона и Блэйза, он чувствовал взгляд мужчин на себе, из-за чего Себастьяну хотелось провалиться под землю от стыда.       «Нет, только не здесь и не сейчас! Я больше не маленький ребёнок, я не могу расплакаться перед дядей Дэймоном, иначе подведу батяню, и он тогда сильно рассердится на меня!» - в ужасе пронеслось в голове у Дебеста младшего.       - Малыш Себби? Ты какой-то бледный, ещё и измотанный, словно плавал целый день, не заболел ли, случайно? Или это как-то связано с твоим поздним возвращением домой? Ну же, не стесняйся и расскажи нам, дядюшка Дэймон и Блэйзи тебя с радостью выслушают!       - Говори за себя, Гант. Мне сейчас совершенно не до идиота Себастьяна, который, видимо, решил, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы в очередной раз распустить сопли. Не пойми меня не правильно, но ему уже не пять лет, поэтому пускай учится контролировать себя, иначе люди могут подумать, что у него с головой что-то не то. Да и к тому же, знаешь ли, в такой ситуации я оказался из-за него, так что жалости он от меня не получит.       Не успел дрожащий от усталости и печали Себастьян ответить, как по его щекам рекой потекли слёзы, а в горле образовался болезненный ком. Тяжелое горе от пропажи матери и жгучее чувство стыда за свою слабость и беспомощность окончательно сломили садящегося на колени мальчика, ему казалось, что ещё чуть-чуть, и он задохнётся от бушующих внутри эмоций. Они сдавливали грудь и вырывались сдавленными всхлипами и хриплым кашлем, от которого раскалывалась голова и пульсировали виски. Из-за непрекращающихся слёз всё вокруг искажалось, цвета сливались друг с другом, вещи расплывались и слегка двоились, даже мужчины, что сидели неподалёку, казались лишь размытыми безликими пятнами. Во всей этой какофонии образов Себастьян не заметил, как к нему, словно из тумана, подошёл Гант, бережно взял на руки, медленно, чтобы случайно не навредить мальчику сильными руками, вернулся в кресло и крепко прижал к себе. Он, бросив на Блэйза недовольный взгляд, принялся в полном молчании бережно гладить короткие каштановые волосы дрожащего Себастьяна, изредка наматывая на палец непослушную, вечно торчащую из верхней части головы юноши и похожую на вопросительный знак прядь волос, чтобы хотя бы немного его успокоить. Главный прокурор же, в отличие от заместителя начальника полиции, не пытался утешить сына и лишь с холодным равнодушием наблюдал за происходящим, подперев голову рукой. Спустя какое-то время плач начал стихать, а затем и вовсе прекратился, и наступила тишина, которую изредка нарушали всхлипы мальчика.       - Блэйзи, мне кажется, ты самую малость перегнул палку - давить на собственного сына в такой ситуации, особенно, когда пропала не просто его знакомая, а мать, не есть хорошо, - Гант аккуратно посадил Себастьяна рядом с собой на подлокотник кресла и поправил галстук. - Ты-то прекрасно должен понимать, что сейчас чувствует малыш Себби, ведь как ни крути она была твоей женой. Так что прояви немного сострадания к своему сыну. Да и к тому же, - Дэймон начал накручивать на палец свою падающую на лоб прядь серых волос. - Дети и подростки обычно тяжелее переносят потерю родителей, чем взрослые люди, так что, прошу, побудь хотя бы раз в жизни хорошим мальчиком и оставь свои язвительные комментарии на потом.       Слова Ганта, казалось, не произвели абсолютно никакого впечатления на Блэйза: главный прокурор всё так же молча крутил в правой руке зажигалку, щёлкая ею и останавливаясь на пару мгновений всякий раз, когда вспыхивал её огонь, переводил безразличный взгляд с Себастьяна на Дэймона и обратно и затем лукаво улыбнулся, удивив собеседника:       - Ох, Дэймон, время идёт, а ты всё такой же мягкий и слабохарактерный глупец. Однако, отдам должное, твоему прекрасному красноречию любой бы позавидовал. Какие трогательные слова, я аж весь расплакался! - раздался демонстративно громкий всхлип, и из-под мотоциклетных очков по щекам и фальшивой бороде потекли крокодиловы слёзы. Искусственный плач закончился так же быстро, как и начался, и губы Блэйза опять растянулись в лукавой улыбке. - Знаешь ли, Дэймон, ты действительно умный, храбрый и преданный своему делу человек, одним словом - прекрасный полицейский. Однако есть две вещи, что не дают тебе стать лучшим в своём деле и добиться повышения до начальника полиции, а именно сочувствие и сострадание. Какими бы хорошими, по мнению других, не были эти качества, они всегда будут тянуть тебя назад, видишь ли. Особенно, если ты, Гант, стремишься добиться всеобщего признания и уважения. Ты бы знал, насколько тяжело наблюдать за тем, как талантливые люди, вроде тебя, упускают свои возможности и остаются в тени, на втором месте, до самой смерти. Мой тебе совет, как лучшему другу, - избавься от этих помех, и будет тебе и счастье в жизни, и успешная карьера. Ты ведь не хочешь, чтобы тебя заменили на кого-то другого? На Тирелла Бэдда, например? Или на таких тупых кретинов, как Дик Гамшу и Майк Микинс? Знаешь ли, всё ещё сложно поверить в то, что ты до сих пор не избавился от этих двух качеств, учитывая то, к каким жестоким методам ты прибегал, чтобы добиться всеобщего признания. Ох, а помнишь времена, когда ты был простым полицейским, а я - обычным прокурором, как мы постоянно работали вместе и были непобедимыми в зале суда? Тогда тебя почему-то не гложила совесть, когда мы с тобой отправляли подсудимых, одного за другим, за решётку, - огонь зажигалки, что недавно был совсем крошечным, теперь ярко пылал, словно костёр, и озарял лица мужчин и мальчика.       Гант не нашёл что ответить на слова Блэйза и отвёл задумчивый взгляд в сторону. И хотя Дэймон сильно нервничал, - Себастьян это понял по участившемуся дыханию мужчины и по едва заметно дёргающимся бровям - он всеми силами старался не подавать виду, чтобы не распалить собеседника ещё сильнее, однако Дебест старший это заметил:       - Нет слов, да? - осклабился главный прокурор, явно довольный тем, какой эффект произвели его слова на собеседника. - Будь добр, не играй больше в святого. Тебе это не идёт от слова совсем, особенно после нашего с тобой разговора насчёт нынешней ситуации. В противном случае Лана Скай узнает, что её драгоценный напарник не такой уж и примерный заместитель начальника полиции, коим его все считают в участке. Или, быть может, ты хочешь получить от меня штраф за плохое выполнение своих обязанностей, который я десять лет назад выписал самому Манфреду Вон Карме, легендарному прокурору, и испортил этому бедному перфекционисту как безупречную карьеру, так и жизнь? Ты ведь не хочешь этого, верно? Тогда наконец-то признай, что твои руки такие же запятнанные, как у меня, и прислушайся к совету лучшего друга, - продолжал давить Блэйз, ехидно щурясь и упиваясь собой. - К слову о Манфреде… Дочурка-то у него была хорошенькая, прилежная, умненькая, даже дядей Бу-бу меня называла! Ну разве не прелесть? Жаль, что мой тупой сын не такой, как она.       Сердце Себастьяна сжалось от жалости, когда он заметил насколько сильно был подавлен Гант словами собеседника. Он так сильно изменился в лице, что мальчику даже показалось, что возле него сейчас сидит совершенно другой человек - настолько сильно он отличался от привычного, спокойного себя. Всего несколько минут назад твёрдый взгляд Дэймона, направленный на Блэйза, был полон раздражения и гнева, однако теперь в нём не было ничего, кроме страха (Себастьяну даже показалось, что светло-изумрудные глаза мужчины стали чуточку темнее). Юноша совсем поник. Он не мог избавиться от навязчивой мысли, что Гант оказался в этой ситуации из-за него.       «Это всё моя вина! Дурацкие слёзы! И ведь надо было расплакаться прямо перед ними! Идиот! И ведь не ошибается же батяня, когда называет меня так… Если бы не я, то весь этот ужасный разговор не состоялся бы! Бедный дядя Дэймон! Интересно, возможно ли хоть как-то исправить эту ситуацию?»       - Пожалуйста, не нужно ругаться из-за меня! - чуть ли не умоляюще воскликнул Себастьян, сжав руки в кулаки так сильно, что костяшки на них побелели. - Извините меня, дядя Дэймон, это всё моя вина. Мне не следовало так реагировать на слова батяни. В конце концов, ему сейчас тоже очень больно. Прошу, не злитесь на него! Он не хотел меня расстроить! - последние слова юноша произнёс особенно громко, словно пытаясь самого себя убедить в их правдивости, а не Ганта.       Заместитель начальника полиции перевёл пустой отрешённый взгляд на Себастьяна, сразу ставший спокойным, широко улыбнулся и потрепал встревоженного юношу по голове. Пытаясь скрыть свою тревогу за неестественными эмоциями, Дэймон старался таким образом успокоить Дебеста младшего, однако у него это не получилось, так как от всей этой фальшивости мальчику стало не по себе, и тот отодвинулся от мужчины на самый край подлокотника кресла. Гант даже открыл было рот, чтобы хоть как-то разрядить напряженную обстановку, но Блэйз, заметив это, не дал ему это сделать:       - Невероятно, Себастьян, неужели ты наконец-то сказал умные слова! Можешь же, когда захочешь! Глядишь, такими темпами и кретином перестанешь быть, - внезапный комплимент от отца заставил мальчика отшатнуться, мурашками пробежав по всему телу. Ещё никогда такие желанные хвалебные слова от Блэйза, невероятно скупого на них, не казались ему столь отвратительными, плоскими и лживыми. - Вот видишь, Гант, даже такой непутёвый идиот, как Себастьян, понимает, меня и мои чувства. Мне, между прочим, очень грустно из-за исчезновения моей любимой жёнушки, а ты на меня давишь! Как тебе не стыдно, ты же мой лучший друг! Я, значит, тебе помогаю, а ты меня осуждаешь? - вновь раздался громкий всхлип, и из-под мотоциклетных очков по щекам и искусственной бороде рекой потекли крокодиловы слёзы, которые исчезли так же быстро, как и появились, уступив место хитрой ухмылке.       Себастьян почувствовал, как напрягся Гант, однако в этот раз не от страха или волнения, а от раздражения. И хотя столь очевидные и наглые провокации обычно не работали на закалённого работой заместителя начальника полиции, тем более, если они исходили от Блэйза, сейчас мужчина чуть ли не трясся от переполняющей его ярости (мальчик предполагал, что Дэймон отреагировал подобным образом из-за того, что Дебест старший так нагло прикрылся пропажей жены, о которой до этого момента даже не вспоминал толком). Светло-изумрудные глаза Ганта злобно сверкнули в полутьме, лицо искривилось от злости, и только он замахнулся рукой, чтобы стереть с лица Блэйза кривую усмешку, как внезапно зазвонил телефон, прервав его. Главный прокурор громко засмеялся, радуясь тому, что наконец-то вывел собеседника на эмоции, и Дэймон быстро ответил на звонок. По серьёзному и командующему тону и сдвинутым серым бровям мужчины Себастьян сразу понял, что это из полицейского участка. Не прошло и пары минут, как Гант закончил звонок, встал с кресла и, в последний раз потрепав по голове юношу, направился к выходу.       - Что же, господа, а теперь я буду, к сожалению, вынужден вас покинуть, а то совсем засиделся. Работа не ждёт! - Дэймон громко хлопнул руками, и на его лице вновь растянулась широкая фирменная улыбка. - Надеюсь, что на этой неделе ещё смогу заскочить, но тут ничего не обещаю, учитывая, что у меня сегодня появилось ещё одно дело. Удачи! И да, малыш Себби, не вешай нос, дядюшка Дэймон обязательно найдёт твою маму.       - Ох, какая жалость, что ты уже уходишь, а ведь так хорошо же сидели, я аж вспомнил наши с тобой школьные годы, когда мы часто с тобой вот так собирались, - с напускной грустью вздохнул Блэйз, и Дэймон громко засмеялся, словно никакой ссоры и не было. - Что же, иди тогда, мой друг-полицейский, не буду задерживать тебя ещё больше, - добавил Дебест старший с некоторой насмешкой в голосе.       Главный прокурор встал с кресла, чтобы проводить собеседника, и, достигнув чёрной двери, возле которой ждал Гант, внезапно приобнял его и начал что-то быстро шептать ему на ухо. Он говорил так тихо, что Себастьян, как бы ни напрягал свой чуткий музыкальный слух, не мог расслышать и слова, однако по серьёзному лицу отца мальчик понял, что речь шла об исчезновении жены. Мужчины ещё немного поговорили, и затем Гант, снова громко попрощавшись с Себастьяном и Блэйзом, покинул дом. Главный прокурор поспешно закрыл за ним дверь и затем молча направился на кухню, ясно давая понять сыну, что не собирается тратить на него оставшийся вечер.       Стоило только Дэймону уйти, как в гостиной воцарилась мёртвая, давящая, звенящая в ушах тишина. Даже старые часы, чьё громкое тикание обычно разносилось по всему дому, как назло, были сломаны и не спасали от неё. И вот уютный и родной дом резко стал чужим и неприветливым, словно из него пропало что-то, что делало его таким комфортным. Себастьян невольно вспомнил, как раньше в это время он вместе с матерью играл на фортепиано или на скрипке или как она учила его нотной грамотности и тому, как правильно дирижировать, давая сыну свои белоснежные хлопковые перчатки, которые были ему ещё велики и в которых женщина обычно работала в театре, и позволяя во время этих занятий пользоваться дорогой, раскладной, красивой, бело-коричневой дирижёрской палочкой, сделанной на заказ специально для матери. Эта бесценная реликвия была очень важна для неё, так как женщина мечтала вручить её сыну, если тот всё-таки когда-нибудь в будущем откажется от работы прокурором и решится стать музыкантом. Однако Блэйз всегда скептично относился к этим занятиям и мечте женщины о будущей профессии Себастьяна, считая это всё глупой тратой времени и не видя в этом совершенно никакой выгоды для себя, и отказывался слушать об успехах мальчика в музыке и постоянно отпускал язвительные комментарии насчёт его игры на фортепиано и скрипке. Дебест старший часто сильно ссорился с женой из-за этого и запрещал ей заниматься музыкой с сыном, постоянно приводя в аргумент мечты Себастьяна о работе прокурором и говоря, что это отвлекает его от их реализации. И хотя мальчик был в какой-то степени даже рад, что отец в кои-то веки обратил на него внимание и поддерживает стремления сына хоть в одном из его начинаний, такая сильная настойчивость Блэйза не могла не вызывать определённые подозрения, и юноша не мог отделаться от мысли, что всё это главный прокурор делает ради каких-то своих целей, известных только ему. Не удивительно, что после пропажи жены Дебест старший сразу же настрого запретил Себастьяну играть на музыкальных инструментах, прикасаться к дирижёрской палочке и белым перчаткам, аргументируя это тем, что они отвлекают мальчика от мыслей об учёбе. Все эти события в совокупности с постоянной тревогой за мать стали причиной непрекращающихся ночных кошмаров, из-за которых Себастьян чуть ли не постоянно просыпался в холодном поту с влажными от слёз глазами.       Исчезновение женщины стало переломным моментом в жизни не только Себастьяна - Блэйз так же сильно изменился с того самого дня. Возникшая ещё в юности после получения клейма подозрительность мужчины ко всему незнакомому, в особенности к людям, постепенно переросла в паранойю: если раньше он старался не брать телефон, если видел, что ему звонят с незнакомого номера, то сейчас ему было тяжело отвечать даже на звонки по работе, вне дома общался только с Гантом, держал шторы в своей комнате занавешенными, словно боялся, что за ним постоянно ведётся слежка, и переодически требовал от Себастьяна показать сообщения в его телефоне, чтобы убедиться, что сын не общается с подозрительными людьми. И без того сильная любовь Дебеста старшего к огню превратилась в самую настоящую пироманию: мужчина всё чаще и чаще совершенно спонтанно поджигал листки бумаги и различные газеты, что находились в его комнате-офисе, с помощью любимой зажигалки, которую он вообще перестал выкладывать из своей байкерской куртки, стал более нервным рядом с огнём и испытывал наслаждение всякий раз, когда что-то сгорало, словно находился в каком-то трансе. Совсем недавно Блэйз чуть не устроил пожар в доме, когда случайно уронил зажигалку на пол в гостиной, но, к счастью, успел всё потушить до тех пор, пока не стало слишком поздно (однако обугленный в некоторых местах ковёр все-таки пришлось заменить). Как бы Себастьян ни старался, ему так и не удалось привыкнуть к усилившейся любви Блэйза к огню. Мальчик не мог перестать беспокоиться о ментальном состоянии отца, он чуть ли не каждый день просил мужчину обратиться к врачу, однако тот либо недовольно отмахивался, говоря, что с ним всё в порядке, либо игнорировал слова сына.       Позавчера Дебест младший, вернувшись из школы, застал на кухне сидящего на полу отца за сжиганием сделанных при помощи полароида фотографий, которые были небрежно разбросаны возле него. Мужчина поднимал их по одной и, недолго рассматривая, подносил к ним зажигалку и с удовольствием наблюдал за тем, как те чернеют и разваливаются в руках. Он был настолько увлечён процессом, что даже не сразу заметил, как с ним поздоровался сын, присел к нему и пробежался взглядом по уцелевшим фотографиям. И хотя бóльшая часть была настолько старой и потрепанной, что их содержимое было невозможно разобрать, среди них, к удивлению Себастьяна, были и совсем новые, сделанные всего пару недель назад. Одна из таких свежих фотографий, на которой были изображены два человека, чьи лица были слегка стёртыми, заинтересовала мальчика, и он, несмотря на раздражённый вздох отца, поднял её и начал изучать. Стоило юноше совсем чуть-чуть приглядеться, как он тут же громко и испуганно ахнул: на фотографии были запечатлены он и его мать в парке, в котором они праздновали этот День Рождения Себастьяна. Руки мальчика задрожали, и на глазах начали наворачиваться слёзы: сама мысль о том, что отец собирается без лишних раздумий избавиться от напоминания не только о таком дорогом для юноши дне, но и о своей жене, словно она перестала существовать для мужчины, наводила на мальчика неподдельный ужас. Блэйз заметил реакцию сына и, забрав у него фото, со странной улыбкой сказал: «Не нужно плакать над пролитым молоком, знаешь ли. Исчезла и исчезла, велика потеря! Пусть катится к чёрту - от неё всё равно были одни проблемы». Себастьян не нашёлся что ответить и просто молча покинул кухню, так как не было смысла даже пытаться переубедить отца, когда тот находился в таком состоянии. Сердце юноши разрывалось от боли и обиды. Ещё никогда мальчику не было так противно смотреть на человека, на которого он всю жизнь старался ровняться и считал своим кумиром. Постепенно отвращение уступило место новому, ранее незнакомому и, как казалось Себастьяну, неправильному чувству - страху перед отцом, родным человеком, с которым он находился рядом с самого рождения и которого, будучи маленьким девятилетним ребёнком, искренне и слепо любил, несмотря на всю боль, что причинял ему Блэйз своими ужасными словами. В тот день Себастьян так и не смог заснуть, ни на минуту не переставая думать о своём отце, его поступках и об отношении к нему.       Дебест младший глубоко вздохнул, возвращаясь из воспоминаний о прошлом, встал с кровати и обвёл взглядом комнату, в которой попрежнему стояла темнота, только серебряного света луны, что совсем недавно лился из окна спальни, больше не было видно, как и причудливых теней на стене от веток деревьев. Лишь небольшая полоска света под дверью ярко выделялась во мраке. Всё так же стояла тишина, нарушаемая громким тиканием старых часов в гостиной и недовольным ворчанием Блэйза, доносившимся из соседней комнаты. Уютная спальня внезапно стала какой-то неприятной и зловещей, словно что-то страшное спряталось среди всех этих силуэтов игрушек и мебели и готовилось выпрыгнуть. Даже любимый, слегка обгоревший мишка, как бы сильно ни прижимал его к себе Себастьян, не помогал мальчику избавиться от нарастающего страха, а только лишь, наоборот, усугублял и без того тревожные мысли юноши. Обычно он обращался к матери, когда очень долго не мог уснуть или о чём-то сильно волновался, и она успокаивала его, нежно целуя в лоб и укладывая в кровать, однако теперь ему больше не к кому было идти - Блэйз сразу же прогонит сына из комнаты, как только тот начнёт рассказывать ему о том, что его беспокоит.       И только Себастьян уже хотел было лечь обратно в кровать и провести эту ночь, не смыкая глаз до самого рассвета, как внезапно в голову пришла идея - навестить музыкальную комнату, единственное место, в котором мальчик всё ещё ощущал присутствие матери и её тепло, чтобы попытаться хотя бы ненадолго избавиться от тревожных мыслей и успокоиться. Один только взгляд на красивые музыкальные инструменты, белоснежные хлопковые перчатки матери и её реликвию, дирижёрскую палочку, придавал мальчику уверенности всякий раз, когда ему было невыносимо грустно или одиноко, словно сама женщина давала силы юноше идти дальше и преодолевать самые различные трудности. Конечно, Себастьян знал, как сильно Блэйз не любит, когда мальчик находится в этой комнате, и ему очень не хотелось злить отца, но сейчас ему, как никогда раньше, нужна была поддержка близкого человека, пускай и пропавшего.       «Я всего на пару минуток туда зайду, подержу немного палочку и перчатки и верну их на место, батяня даже не заметит, что там кто-то был,» - подбадривал себя Себастьян, бесшумно выходя из своей комнаты и направляясь по темному коридору в музыкальную комнату, находящуюся через стену от родительской спальни. Мальчик быстро заглянул в неё, чтобы убедиться в том, что Блэйз сейчас занят и не смотрит на дверь, и тихо проскользнул в нужную комнату, прикрыв за собой дверь и включив торшер, который залил помещение слабым светом.       В последний раз Себастьян был в этой комнате на следующий день после пропажи матери и больше сюда не заходил, так как очень боялся случайно разгневать Блэйза. Помещение ничуть не изменилась с того дня: музыкальные инструменты, на которых образовался небольшой слой пыли, всё так же стояли на своих местах, так и маня Дебеста младшего сыграть что-нибудь на них, шкафы со стеклянными дверцами, за которыми стояли красивые пластинки, были надёжно закрыты на лежащий на столе ключик, занавешенные окна, тёмно-красные стены с парочкой старых картин лесных пейзажей и деревянный пол, на котором был разостлан ковёр с причудливыми узорами. Юноша ещё раз тщательно осмотрел комнату в поисках перчаток и палочки и счастливо улыбнулся, когда заметил их на полке в одном из шкафов. Взяв ключик и открыв дверцу, Себастьян аккуратно, чтобы под ним случайно не скрипнул пол, привстал на цыпочки и одним ловким движением забрал то, за чем пришёл, и стоило ему только бережно надеть перчатки и продирижировать палочкой, используя размер три четверти, а затем крепко прижать её к груди, как по всему его телу от волнения и искренней радости пробежали мурашки от нахлынувших приятных воспоминаний, что постепенно вытесняли собой тревожные мысли. В какой-то момент мальчику даже начало казаться, что мать с гордостью и любовью наблюдает за ним, и он едва сдержался, чтобы не засмеяться от переполняющих его чувств.       - Себастьян! - внезапно раздавшийся разгневанный голос Блэйза заставил мальчика подскочить на месте от испуга. Юноша настолько погрузился в воспоминания, что не заметил, как в дверях комнаты появился отец. - Какого чёрта ты здесь делаешь посреди ночи и почему ты держишь это в руках? Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не трогал палочку и перчатки и не заходил в эту треклятую комнату, а до тебя, идиота, так и не дошло ничего? - Дебест старший быстрым шагом пересёк помещение и остановился возле сына, и тот в ужасе поднял взгляд на отца, глаза которого метали молнии.       - М-мне было страшно, из-за чего я никак не мог заснуть, вот и решил придти сюда и п-попробовать успокоиться… Я хотел зайти к тебе, но ты был занят, а б-беспокоить тебя по такому пустяку мне не хотелось, - голос Себастьяна дрожал, и мальчик как можно сильнее прижал к себе мамину реликвию, надеясь, что она придаст ему храбрости. - А перчатки и палочку взял, потому что они мне напоминают о маме. Я знаю, что ты мне запретил прикасаться к ним, но…       - То есть, ты, идиот, прекрасно знал о моем запрете и всё равно меня ослушался? - Блэйз резко перебил сына. - Мне тебе в сотый раз повторить, что трогать эти вещи и находиться здесь запрещено, чтобы до тебя наконец-то дошло? Вот скажи мне, Себастьян, ты действительно такой тупой или тебе просто нравится, когда на тебя повышают голос? Или, быть может, тебе нравится выводить людей из себя?       Дебест младший только открыл рот, чтобы хоть как-то возразить отцу, но тот, резко замахнувшись, не дал сыну даже слова сказать, и мальчик едва сдерживался, чтобы не разрыдаться от ужаса. Себастьян ещё никогда не видел настолько разъярённого отца. Мальчик попытался убежать, но отец крепко схватил его за запястье и больно притянул сына к себе, пресекая его любые дальнейшие попытки на побег.       - Ты не уйдёшь отсюда до тех пор, пока не отдашь мне перчатки и палочку. И даже не рассчитывай на то, что я буду с тобой так всю ночь возиться, - тебе ли не знать, как быстро у меня заканчивается терпение, - Блэйз всё сильнее сжимал запястье мальчика. - И да, Себастьян, не заставляй меня самому забирать их у тебя. Уж поверь мне, тебе будет очень больно, если ты и дальше так продолжишь упираться.       «Нет! Если я отдам ему перчатки и палочку, он избавится от них, как от фотографий! Этого ни в коем случае нельзя допустить, иначе он так и продолжит уничтожать всё что связано с мамой!» - быстро пронеслось в голове у мальчика.       - Н-нет, я не отдам их тебе! Они принадлежат маме, и я не позволю, чтобы с ними что-то случилось! - огрызнулся Себастьян и тщетно попытался вырваться из мёртвой хватки отца. Мальчика всего трясло, это было впервые, когда он так перечил отцу.       На пару секунд воцарилась тишина, и затем по комнате прокатился громкий смех Блэйза, эхом отскакивавший от стен комнаты. В глазах отца загорелся злобный огонёк, и мальчик нервно сглотнул, напуганный столь необычной реакцией отца на его дерзость. Он ожидал, что главный прокурор будет кричать на него или ударит, но никак не смеяться.       - Значит, ты мне их не отдашь, да? Эх, а я ведь так хотел побыть хорошим отцом, даже дал тебе возможность самостоятельно вернуть мне эти вещи, но, видимо, тебе плевать на мою щедрость, - с притворной грустью вздохнул Блэйз. - Что же, Себастьян, тогда мне придётся наказать тебя и забрать их самому.       Не успел мальчик среагировать, как отец резко вывернул ему до руку, заставив юношу громко закричать от внезапной боли, разлившейся по телу, и выронить палочку, которая покатилась за спину Дебеста младшего. Слёзы градом катились из глаз мальчика и стекали по его щекам, и он отчаянно и тщетно начал вырываться. Блэйза это, казалось, раззадорило ещё больше. Он стянул с руки сына перчатку, достал зажигалку из кармана и чиркнул ею. Губы мужчины искривились в жуткой кривой улыбке.       - Я же сказал тебе, Себастьян, что лучше отдать мне вещи по-хорошему, но ты в очередной раз решил меня не послушать, так что теперь не ной, - мужчина поднёс зажигалку к ладони сына, и тот, почувствовав жар огня, широко распахнул глаза от ужаса. - Это будет тебе уроком на будущее. В следующий раз думай перед тем, как что-то сделать, идиот.       Как только огонь коснулся кожи Себастьяна, новая волна боли прокатилась по его телу. Мальчик взвыл и начал в слезах умолять отца прекратить, но тот игнорировал его, продолжая подносить зажигалку до тех пор, пока её крышка не достигла ладони Себастьяна, всё сильнее обжигая его руку и разрывая его кожу, и через пару секунд противный запах сгоревшей плоти наполнил комнату. Под воздействием огня кожа быстро покраснела, начала облазить и кровоточить, а в некоторых местах на ладони появились небольшие, болезненные, желтоватые волдыри. Она была настолько изуродованной, что казалось, будто на ней не осталось не тронутого огнём места. От одного только взгляда на отвратительные ожоги Себастьяна начинало мутить, к горлу подступала тошнота, а от плача раскалывалась голова. На пару мгновений жар от зажигалки пропал, и только измученный и охрипший от крика мальчик обрадовался, что его мучения наконец-то прекратились, как Блэйз, оголив вторую ладонь сына, принялся так же её калечить. Спустя некоторое время, когда отец и с ней покончил, он убрал зажигалку и отпустил Себастьяна, осипшего от долгого и сильного рыдания.       - Если бы ты мне не перечил и просто отдал эти вещи, то твои руки не пострадали бы. За аптечкой зайди ко мне в офис, когда прекратишь реветь. Я надеюсь, ты не рассчитываешь на то, что я буду тебе обрабатывать такие поверхностные ожоги, с которыми даже младенец справится? - Блэйз бросил на сына недовольный взгляд, поднял палочку и перчатки и направился к выходу из комнаты. - Ах, да, даже не вздумай звонить в полицию или кому-либо рассказать о произошедшем - тебе никто не поможет. Этим поступком ты только сильнее меня рассердишь, и я сделаю так, что ты исчезнешь, как твоя непутевая мамаша.       Из-за слёз и невыносимой боли перед глазами Себастьяна всё плыло, и он начал медленно пятиться назад, чтобы хоть куда-нибудь присесть и перевести дыхание, но оступился и упал, ударившись головой о фортепиано и разбив её. К счастью, травма была не критичной, однако на месте удара образовалась рана, из которой тоненькими струйками побежала кровь, что стремительно стекала по лицу, шее и спине, окрашивая пижаму и волосы в красный. Себастьян попытался дотронуться до места удара, однако стоило ему это сделать, как свежие ожоги сразу же дали о себе знать резкой болью в руке. Дрожь пробежала по его телу. Он хотел кричать от боли, но из него вырывались лишь сдавленные хрипы. Блэйз, наблюдая за этим со стороны, громко и раздраженно цокнул, быстро принёс аптечку и салфетки в музыкальную комнату и поставил их перед сыном. Ловким движением руки мужчина открыл аптечку, достал бинты, перекись, ватку и противоожоговый крем и подвинулся к мальчику, но тот, казалось, даже не заметил этого и продолжил пустым от ужаса взглядом смотреть на множественные следы крови на полу, быстро и громко шепча:       - Как же много крови, она повсюду! Мне так страшно, мама, я не хочу умирать!       - Не дергайся, Себастьян, иначе будет только больнее, - словно из тумана, донёсся до мальчика раздражённый отцовский голос. - Это всего лишь царапины, так что прекращай ныть - от такого пустяка ещё никто не помирал, знаешь ли. И да, это первый и последний раз, когда я обрабатываю тебе раны, слышишь меня? В следующий раз будешь делать всё сам. Ты больше не маленький ребёнок, учись обслуживать себя.       Странное поведение Блэйза смутило мальчика, ему казалось, что отец собирается опять навредить ему, и только Себастьян хотел отодвинуться от мужчины, как тот схватил сына за руку, но в этот раз аккуратно, заставив его сидеть смирно. Блэйз вытер салфеткой кровь с лица и шеи сына, намочил ватку перекисью, аккуратно промокнул ею рану на голове, верхнюю часть которой быстро обмотал в бинты, нанёс крем на ладони мальчика и быстро перебинтовал их. Закончив, Дебест старший всё убрал в аптечку, направился к выходу из комнаты и, остановившись на пару секунд, бросил на пол перчатки и палочку. Юноша поднял на него удивлённый взгляд, и отец, заметив это, осклабился:       - Знаешь, Себастьян, ты можешь оставить себе палочку и перчатки - они идеально подходят такому жалкому созданию, вроде тебя. Эх, а я ведь так надеялся, что ты хоть чуток поумнеешь после пропажи мамаши, но, видимо, не судьба. Убираться здесь завтра будешь ты - не хочется лишних проблем, если кто-то здесь обнаружит твою кровь, - Блэйз покинул комнату, громко хлопнул дверью.       И хотя ладони Себастьяна сильно щипали, а ушиб на голове неприятно ныл, в глубине души мальчик был крайне горд собой - он впервые противостоял отцу и смог защитить перчатки и палочку, самые дорогие для матери вещи! Он представил, как женщина с тёплой улыбкой прижимает его к себе, хвалит за смелость и благодарит за то, что он сделал. Себастьян, стиснув зубы от боли, медленно поднялся на дрожащих ногах и, шатаясь от удара по голове, направился к выходу из комнаты, возле которого поднял перчатки и палочку. Слёзы, крики, боль, отцовское наказание и крошечная победа над Блэйзом отняли у юноши все силы, поэтому он решил не идти сейчас в ванную и просто вернуться к себе в комнату. На часах уже было полтретьего ночи, и уставший мальчик, зевнув и спрятав перчатки и палочку под подушку, лёг в кровать, радуясь, что этот кошмар наконец-то закончился, и провалился в глубокий сон.