Путь домой

Голоса в коридоре стихали, будто весенними ручьями вытекая из стен школы, оставляя на своем прежнем месте блаженную тишину. Школьный день подходил к концу и солнце все же соизволило ненадолго выйти из облаков, озарив собой мокрый, продрогший под вечными дождями Ливерпуль. Слегка приоткрыв дверь, Алекс вошёл в спортивный зал, заодно прижимая к себе гитару в чехле. Ещё раз оглянувшись, он уже увереннее направился к скамьям, чтобы сбросить ненавистный рюкзак с плеча и достать инструмент. Сквозь стекла периодически на его пути встречались протянутые вдоль всего зала отдающие золотом лучи, такие яркие после многих дождливых часов. При каждой встрече с ними Алекс лишь слегка морщился. Ему все ещё казалось, что он совершает что-то запретное, что никто не должен видеть. Настолько личным для него было музицирование. Оно было подобно оккультному ритуалу, где он являлся алтарем, жрецом и служителем одновременно. То были моменты, когда его душа словно выходила из-под прикрытия скелета и мышц, соприкасаясь с реальностью. И Алекс с трепетом готовился к обряду. Словно механизм, что собирается по частям, мысли в голове вставали в строй, когда в руках оказался до боли привычный и знакомый гриф гитары. Вот уже и пальцы находили свое положение, а чувства сужались до слуха и осязания рук. Так было правильно, так было нужно. *** И вот душа плавно, но уверенно ступала по материи, пока гитара вместе с телом творила мелодию. Почувствовав пространство, душа познала время, все больше теряя оболочку, до этого сковывавшую. Время куда пластичнее любой материи, оно подвластно всякой душе, но не всякая душа об этом догадывается. Теперь перед взором — бескрайнее черное небо с крохотными звездами. Под ногами — тысячи людей в синем как море пространстве. Они раскачивались, словно волны в море, одновременно такие живые и спокойные, что в реальном мире обычно большая редкость. Сзади — обжигающие спину софиты. Гитара стала частью души, обойдя при этом тело. И люди слышали её, душу, истинную, неприкрытую глупыми условностями реалий. Неожиданно толпа загорелась насыщенным оранжевым цветом и недосягаемые звезды в небе стали совсем мелочными и такими незначительными. Ведь настоящий свет был куда ближе. Полетел серо-черный пепел, оголяя и окрыляя огненные сердца. Тысячи сердец, в одном месте, в одно время. Раньше люди слышали душу, теперь она слышала и их. От этого душа пела чище, гитара настрого запрещала себе фальшивить. Это было прекрасно, неописуемо, когда ты именно там, где ты должен быть, где тебя ждут, где ты счастлив. Но сцена не стоила того, чтобы выступать в одиночестве. Все же здесь не было места для соло. Все же душа не обошлась без секретов — одно сердце из толпы стоило ей остальных тысяч. Душа видела его, и сердце ответило, загоревшись белым светом. Оно не раскачивалось в темп ритму, подобно остальным, оно направился прямиком к душе. Приближаясь, сердце горело все ярче, а душа все радостней трепетала, пока оно не стало совсем рядом. Душу не пугало пламя, ведь в глубине она чувствовала, что огонь не сожжёт, он наоборот — зажжёт. Пламя приближалось, ступая словно по воде среди других сердец. Вот оно поравнялось. И тут душа увидела себя — брат-близнец, которого так не хватало, без которого сцена была слишком пустой и бездушной. Материя вновь возвращалась на положенное место. Огонёк становился реальным человеком. Вырисовывались его длинные пальцы, которые норовили вот-вот коснуться Алекса. И так было правильно, так было нужно. *** Рука коснулась плеча Алекса. – Ал, ты здесь, на Земле? Это был Майлз – как всегда радостный, лучезарный и наперевес с гитарой на плече. – И долго ты тут медитируешь? – Не знаю. Тебя ждал, – Алекс все ещё пытался прийти в себя, настолько он погрузился в музицирование. И, наверное, Майлз был единственным человеком, который мог так его потревожить в этом деле, и Алекс бы ни сколько не обиделся, даже наоборот. – Я думал тебя по дороге догнать. Но спасибо, что подождал, Ал. И Майлз широко улыбнувшись, притянул Алекса к себе и поцеловал его в макушку. Тот в ответ, отложив инструмент, обнял его, уткнувшись в шею. Оба заметно расслабились, доверившись объятьям друг друга. – Ма, нас могут здесь увидеть, - сказал Алекс даже не как предупреждение, а ленивое подтверждение факта. Настолько ощущение тепла и комфорта затыкало все меры предосторожности. – Про нас и так слухи ходят, – подтвердил Кейн, – хотя, довольно безобидные, – Майлз просто пожал плечами, – думаю, скоро мы станем школьным эталоном мужской дружбы и идеалом творческих напарников, на которых стоит равняться. Тернер захихикал. Он почувствовал себя ребенком, который очень глупо, но правдоподобно врёт, а ему все верят. Это безумно веселило, особенно, когда эту ложь и радость от нее ты делишь с таким человеком, как Майлз. – Если нас снова попросят выступать на каком-то школьноммероприятии, давай всё-таки попросим второй микрофон, – Алекс оторвался от плеча Майлза,. – Зачем же? – искренне удивился Кейн, – по-моему, в тот день "публика" осталась довольна, – и еле сдерживая смех, добавил, – особенно ее женская часть. – Это да, – Тернер принялся расправлять помятости на кожанке Майлза, – просто в такой близости от тебя я в следующий раз боюсь не удержаться. Всего-то пара дюймов, Майлз. Алекс с вызовом и чертями в бездне глаз взглянул на него. И каково было счастье, когда черти по ту сторону были солидарны. – Ну что же, – Майлз специально заговорил тише, – тогда я боюсь, что я тоже отвечу взаимностью. Алекс плотнее обхватил край джинсовую и плавно притянул Майлза чтобы запечатлить лёгкий поцелуй, Кейн также плавно ответил на него. Сейчас было не время и не место для чего-то большего, но они бы оба сочли преступлением упускать момент нежности, пусть такой мимолётный, но такой важный и по-своему прекрасный, в пустой школе под облачным небом Ливерпуля. – Пойдем уже, а то переменный дождь до самой полуночи обещали... *** Небо опять становилось хмурым. Где-то в домах уже загорались лампы и люстры, стекла будто оживали. Изредка слышались детские радостные визги и крики и гул машин. Дуэт неспешно шел. Дождь же пошел куда быстрее, чем они ожидали. Он крайне подло застал их посередине улицы. Майлз накинул на макушку свою кожаную куртку, Алекс же прикрыл голову портфелем. Пара поспешно добежала до ближайшего козырька. Ливень рвал и метал до такой степени, что в метре друг от друга они слышали голоса с трудом. Крупные капли падающие с неба создавали почти спошную серую стену. Похоже, что ливень ожидается долгим. – Ма, до моего дома ближе, давай ты переждешь у меня? – А твоя мама не будет против? – Поверь мне, Майлз, она и без дождя нашла бы повод оставить тебя у нас дома. Как бы им двоим не хотелось бы неспешно прогуляться после школы, погода беспардонно вынудила их устроить марш-бросок... *** Добравшись до дома Алекса, у них уже совсем окоченели костяшки. После теплых приветствий и озабоченных взглядов, Миссис Тернер выдала, как она их называла "мальчикам-зайчикам", по комплекту сухой одежды. Благо, ростовой и весовой комплектации они были одинаковой. Кейн, искренне отблагодарив маму Тернера, направился вслед за Алексом наверх. Он уже было хотел пойти по коридору в сторону комнаты Алекса, но Тернер, взяв за руку, увел его ещё выше – прямиком на чердак. – А почему не к тебе в комнату? – Сейчас увидишь, – заговорщически и с огоньком в глазах сказал Тернер. Майлз не смог сдержать глупой ухмылки. В голове он рисовал довольно своеобразные картины, что же такого ему там хотел показать Алекс. Но вспомнив про свою астму, стал готовиться к худшему и пытался заранее надышаться чистым, лишенным чердачной пыли и грязи воздухом. Поднявшись вслед за Алексом по вертикальной лестнице и оказавшись наверху, Кейн поначалу не решался вдохнуть полной грудью. Пока он просто пытался привыкнуть к темноте, ещё более беспросветной после светлого коридора. Вдруг, спустя некоторое время копошения в руке Тернера зажглась керосиновая лампа, самая настоящая. Света она давала немного, но на чердаке двоим ее вполне хватало. – У тебя чердак ведёт прямиком в антикварный музей?, – Майлз с удивлением обнаружил, что дышится ему здесь даже очень легко. Он уселся, скрестив ноги, на одно из старых одеял, заранее здесь расстеленных. – Нет, пока решил открыть лишь его филиал. – А что ещё у вас есть ещё в коллекции? – Кейн поправил невидимый галстук бабочку на шее поверх домашней видавшей виды футболки, создав видимость галантного и образованного посетителя "музея". Алекс же принялся подыгрывать, плавно и с грацией расхаживая взад-вперед вдоль старых тумб, коробок, и шкафа, раздумывая чем же заинтересовать такого важного визитёра. Наконец остановившись окола шкафа и открыв его скрипучие дверцы, он нагнулся и извлёк то, отчего со стороны публики послышался удивленный вздох. – Неужели в вашем музее имеется и винная комната? – Майлз размашистым жестом одной рукой показывая на бутылку, другую положил на грудь, – да это же Шато Мутон! Подскажите год! – Увы, администрация музея в душе не ебет, что это за вино и какая у него выдержка. – Выходит, это не продекламированная продукция и она подлежит уничтожению, - Майлз подскочил, взял бутылку из его рук и уже был готов открыть ее, но тут Алекс зашипел, вырывая вино обратно: – Если нас услышат, я тебе эту бутылку засуну в... – Будет в любом случае неловко, если нас услышат, Ал, – Майлз многозначительно изогнул бровь, вызвав сначала недоумение, а затем краску на лице Тернера. Завернув сосуд в одеяло, Майлз с аккуратностью сапёра стал открывать вино. Алекс же расстелил ещё пару пледов рядом, устроив "лежбище" и сам улегся напротив. Здесь звонкая симфония дождя звучала совсем иначе. Капли монотонно тысячами ударяли по крыше, мелодия срасталась из хаоса. Словно и не было никакой крыши, они были под открытым небом. Между ними горела лампа, ее желтоватый свет плавно опадал на все вокруг. Наконец послышался приглушённый хлопок. Кейн с лицом победителя протянул бутылку, уступая первый глоток Алексу. – За что пьем, Ма? Майлз задумчиво посмотрел на потолок. –За ливень. Отхлебнув, Алекс передал вино Кейну. – И за нас, – добавил Майлз – Отличный тост. Поначалу они лишь сидели, каждый в своем пледе, вроде раздельно, в то же время вместе, поочередно передавая бутылку. Лишь иногда ведя незначительные, лёгкие диалоги. Как будто все, что они бы хотели сказать друг другу, они знали и так. И это было прекрасно. Как потом оказалось, хоть за какими-то стаканами день было идти обоим. Дуэт слушал раскаты грома и стук капель. Разморенные алкоголем, они даже не брали гитары, все и так было даже слишком замечательно. Тут Алекс подскочил, как ошпаренный: – Совсем забыл! И направился немного нетвердой, но целенаправленной походкой к хламу. Майлз следил за ним недоуменным взглядом. "Вроде пили одинаково, а накрыло по-разному" – думал он. Тут Тернер наконец вновь повернулся лицом, крайне довольный, держа в руках виниловый проигрыватель. И это вызвало куда более сильный восторг Кейна, чем какой-то пресловутый "Шато Мутон". – И ты смог забыть про такое?! – Я не забывал... До какого-то момента, – проговорил Алекс. – Только потому что я тебя люблю, Ал, я тебя великодушно прощаю. Тернер глупо и одновременно мило захихикал, пока настраивал проигрыватель. – Постараюсь загладить свою вину, мой Кейн, – сказав это, Алекс специально понизил свой голос, дабы показать серьезность намерений. Даже находясь спиной к Майлзу, он почувствовал, как поменялось его настроение. Сначала послышался глухой треск, шум, вслед полилась плавная мелодия. – Бернард Херрман?, – скорее сказал, чем спросил Майлз. Алекс расплылся в улыбке. – Он самый. Тебе ли, саксофонисту в прошлом, и не знать. Слегка покачиваясь в такт неторопливой мелодии, вернулся обратно, но наэ тот раз он улёгся ближе к Майлзу. Как назло, вино было с противоположной от него стороны. Кейн, отхлебнув, подал ее Тернеру, когда тот попросил жестом. Тот приподнялся, чтобы сделать глоток, но неожиданно заметил, что оказался в возмутительной близости от Майлза. До того близко, что он почувствовал чужое, нет, родное дыхание чуть ниже своего подбородка. То ли Кейн намеренно придвинулся к нему, то ли действительно это получилось случайно – пьяная голова Алекса не дала бы ответа наверняка. И не то чтобы он был против. Всё же отставив бутылку, Тернер, прикрыв глаза, наконец окончательно сократил между ними расстояние, практически нависнув над Кейном. Майлз с удовольствием подался порыву, кладя руки ему на плечи и притягивая к себе. Поцелуй становился все глубже, чувственнее, оставаясь при том таким же размеренным. Они плавно скользили губами, изучали друг друга, разделяя один хмельной привкус на двоих. Им было некуда торопиться. Расположив руки на груди Майлза, Алекс пустил в ход язык, проведя им по небу. Ему хотелось почувствовать ладонью, как изменится ритм Кейна при этом. И он не ошибся. Сердце почти мгновенно участило пульс, отчего его собственное начало биться также сильно в унисон. От одного этого осознания Алекс внутри расцветал. Майлз, рвано выдохнув, подхватив за бедра Тёрнера, все ещё стоящего над ним, и усадив к себе на колени, сам приблизился ближе. Алекс и не заметил, как глубоко он сам стал дышать, но поцелуя не разрывал, продолжая выцеловывать родные, винно-сладкие губы. Оглушительно громко, будто прямо над крышей, прогремел гром, из-за чего они вдвоем вздрогнули и ненамеренно разорвали поцелуй. То была отличная возможность для них двоих перевести дух. Тернер немного смутился, осознав, насколько откровенно он сейчас сидит на коленях Кейна. Майлз, глубоко дыша, сказал: – Ал, если бы ты без повода сел ко мне на колени, не прикрываясь вином, я бы тоже был не против. Тернер засмеялся. – Изначально я действительно хотел выпить, мой дорогой Кейн...