Васечкин в плане изучения французского был человеком выдающимся. Ещё бы, за десять лет почти ничего не выучить — это надо постараться! Но дело было в том, что рядом с Васечкиным сидел Вася Петров, а Вася Петров был такой красивый, что в его присутствии пялиться в учебник Васечкин считал пустой тратой времени. Определённые подозрения по поводу этих взглядов уже давно закрадывались в его голову, пока наконец не закрались так далеко, что расположились прямо в самом центре, потеснив мозг и всё остальное; и Петя Васечкин перестал спать в принципе.
«Надо ему сказать, — думал Петя. — Но как?»
Решение пришло само собой. На четвертной контрольной по французскому, когда Васечкин бессовестно сдувал у Петрова пятое упражнение. Петров, в свою очередь, списывал это же упражнение у Маши.
«Точно! Французский — самый романтичный в мире язык. И как это я сразу не догадался!» — Васечкин с чувством хлопнул себя кулаком по лбу, и Петров от этого странно на него покосился.
«Ну ничего, Петруччо, ты у меня ещё увидишь», — мысленно пообещал ему Васечкин, воодушевлённый только что сделанным открытием.
И хотя план казался идеальным, оставалась одна проблема: сам Васечкин по-французски был, что называется, ни бе ни ме — только «ле лю гри»; это ещё с четвёртого класса осталось, когда они с Петровым волка играли. На этом Васечкинские знания иностранного языка заканчивались, и пришлось снова что-то придумывать.
На перемене Васечкин подошёл к Горошко. Последний, видимо, не сильно этого хотел, потому что сначала спрятался под парту, а потом притворился геранью на подоконнике. Но Васечкин всё равно его нашёл.
— Привет, Горошко! Ты же у нас переводчик? — сказал Васечкин.
Горошко действительно был переводчиком. Почти профессиональным. Он самостоятельно выучил английский и немножко латынь, а после школы хотел поступить на лингвистический.
— Ну? — ответил он.
— А как по-французски будет «я тебя люблю»? Шерше ля фам?
— Это «ищите женщину».
— Нет, женщину мне не надо. То есть, — Васечкин осёкся, — не надо другую, кроме неё. Я в любви хочу признаться. На французском. Девочке.
— Я уже понял, — вздохнул Горошко. —
Ma biche, tu es le feu, je suis l’eau, tu es la voix, je suis les mots, ensemble nous sommes un et l’un ne va pas sans l’autre.
— Что? — не понял Васечкин.
—
«Моя красавица…» Но если дословно, то
«моя лань, ты вода, я огонь, ты голос, я слова, вместе мы единое целое, и друга без друга не можем существовать»…
— Нет, она обидится, если я её ланью назову, — нахмурился Васечкин. — Давай что-нибудь попроще. «Я люблю тебя, ты мне нравишься», например.
—
«Je t’aime bien». «Я тебя очень люблю».
— Как-как?
— Жё тэм бьен.
— Жё тэм бьен, — повторил Васечкин. — Жё тэм бьен. Я запишу, пожалуй.
— Запиши, — вздохнул Горошко.
«Надо было прятаться в шкаф», — грустно подумал он.
***
— Жё тэм бьен! — гаркнул Васечкин так, что стая ворон с соседнего дерева, перепугавшись, на всякий случай улетела на юг. На дворе было четырнадцатое мая.
— Кого бьют? — Петров тоже испугался, но на юг не улетел. Ему вообще на юг нельзя — у него Васечкин.
— Я тебя. И не бью, а жё тэм, — повторил Петя, — бьен.
— Ничего не понял, — признался Петров.
— Это на французском, — грустно вздохнул Васечкин.
***
— Горошко, ты же у нас переводчик?
Горошко, сидя в обнимку с десятью амперметрами, печально посмотрел на Петрова снизу вверх.
— Ну? — ответил он.
— У меня к тебе вопрос как к переводчику, — пояснил Петров. — Я недавно в одной книжке прочитал… то есть в песне услышал… во французской. Там что-то про то, что кого-то бьют…
—
Excusez-moi?..
— Нет, не это. Жё тэм бьют. Ой, не бьют, а бьен. Жё тэм бьен. Горошко, а ты чего так удивляешься?
— Я не удивляюсь. Я вообще, можно сказать, давно догадывался.
— О чём?
— О том, что… э-э… «амперметр рассчитан на измерение силы тока не более пяти ампер», — прочитал Горошко.
— Понятно, — согласился Петров, — а как переводится-то?
—
L'ampèremètre est conçu pour mesurer une intensité de courant ne dépassant pas cinq ampères.
— Да не это. Я про «жё тэм».
— А, ну если так, то
«ты мой лучший друг».
— Я?!
— Нет, не ты. Это перевод.
— А-а, теперь понимаю! Мерси боку.
—
Je vous en prie.
И Петров бодро поскакал к Васечкину.
— Спасибо! — сказал Петров. — Ты уж извини, что я не сразу понял. Но ты тогда тоже мой жё тэм, то есть лучший друг! Здорово?
— Здорово, — кисло отозвался Васечкин и покосился в угол.
«В следующий раз спрячусь в лаборантской», — твёрдо решил Горошко, закрывая за собой дверцу шкафа.
