наше лето

      Солнце едва-едва зашло за горизонт, позволив небосводу окраситься бледно-голубым цветом, совсем блёклым, который сопутствует вечерним прогулкам в самом начале лета, когда световой день только-только начинает увеличиваться. Детская площадка всё позднее опустошалась: она была расположена под окнами одного из относительно старых домишек, фасад которого напоминал нечто старинное и величавое, из тех самых райончиков, которые славились заоблачными ценами на квартиры, пусть постройки и были довольно древними и простенькими. Наверное, это дань уважения памяти или же способ заработать на любителях антиквариата — старые квартиры со своей особой эстетикой ведь вполне могли сойти за него. Множество голосов и музыка, шумящая полностью вразрез с оными, доносились из открытого окна на балконе седьмого этажа, откуда с небольшими промежутками поднимался ещё и сигаретный дым. Эта лоджия и квартира, к которой она прилегала, была примечательна празднеством, которое только начиналось, но уже выходило за пределы просторной трёшки, чем выводило из себя ближайших соседей, которые не могли ничего поделать со сложившейся ситуацией — время ещё не позднее и законы не на их стороне. А повод тем временем был без преувеличений значительным — бывшие одноклассники собрались по возвращении с армии в квартире семьи Сано, чтобы отпраздновать такое поистине масштабное событие. Помимо виновников торжества там присутствовали брат и сестра Манджиро, а также некоторые знакомые ребят, которые появились в армии или ещё где-то вне школы.       Как и на любом подобном собрании основой стола, главным его блюдом, неизменно являлся алкоголь, а в данном случае — пиво, которое нынче недавние школьники могли пить не втихую за гаражами и пока мать не видит, а у всех на виду без лишних упрёков. Не то что бы кто-то из присутствующих нуждался в красивых тостах — все пришли скорее вспомнить былое, да рассказать случаи из армейской жизни, однако парочка торжественных речей всё же прозвучала. Ни у кого не было сомнений, что красноречиво отзовётся о данной встрече Мицуя, которого все выслушают на одном дыхании, да ещё и похлопают в придачу. Все были готовы и к Чифую, который максимально торжественно поднимет свой бокал, едва не выронив его, и скажет простые, быть может, даже банальные слова, но так по-особенному, что они всё равно тронут сердца присутствующих. А Манджиро, как обычно выделяясь среди остальных, вгонит всех в краску, включая Казутору, объявив о начале их отношений — к счастью в их компании никому не было дела, кто с кем спит или не спит, зачем копаться в чужих чувствах и ощущениях, если можно всем вместе радоваться моменту, не омрачая его идеологическими спорами.       Шло время — не то неспешно, не то крайне быстро, но шло. Гости постепенно формировали небольшие группки с отдельными темами обсуждений, откуда то и дело были слышны взрывы хохота и различные возгласы — хорошо. Всем хорошо. Тепло и уютно, как будто они всё те же школьники с беззаботной жизнью, как будто впереди у них лето, каникулы — очередные каникулы, о которых они снова и снова будут писать сочинения в школе. Им нравится чувствовать себя детьми, хотя они ни за что не назовут своё поведение детским — разве может оно быть таковым, когда им по девятнадцать с лишним лет, а в руках у них тёмное нефильтрованное? Однако подобные домыслы лишь подтверждают то, на каком уровне находятся все эти люди, то, что они остаются теми же мальчишками, которых взрослыми делают вредные привычки и отсутствие занятий в школе.       — Ну а ты, Кейске? — Казутора делает небольшой глоток из любимой кружки Майки, которую он тайком выудил из шкафа с посудой, — Чем займёшься?       — Нашел у кого спросить, — тот театрально закатывает глаза и ставит свой бокал на журнальный столик рядом с креслом, — честно говоря, все эти выборы профессий и будущего такая морока, что я бы уже пошёл сосать богатеньким парням, чтобы себе на жизнь заработать.       — А ты для начала сосать научись, — Манджиро появляется словно из ниоткуда, резко шлёпает по спинам Баджи и ещё одного парнишку, кажется, знакомого Дракена.       — Откуда тебе знать, умею ли я? — Парень казался таким задетым, будто на полном серьёзе собирался исполнить идею, о которой говорил ранее, — Или тебе сон приснился, как я неумело сосу? Так это твоя проекция, бро, — диалог выходил каким-то агрессивным, но на лицах обоих парней оставалась искренняя улыбка, а в глазах Манджиро мелькнул загадочный проблеск — очередная сомнительная идейка прошла свой путь до коры головного мозга.       — Готов поспорить, что ты не сможешь сделать минет никому из присутствующих здесь за этот вечер, — Казутора выгнул бровь, смотря на своего возлюбленного и, вероятно, в который раз думая о том, что выбрал последнего идиота, оставшегося на стадии развития пятиклассника.       — Ну поспорь, — от возмущения Ханемия даже приоткрыл рот, переведя свой взор на друга детства, который, как и в самые давние времена оставался непреклонен и бросался в самое пекло безумных идей. — Только не на интерес спорим.       — На пятихатку пойдёт? — Манджиро хитро прищурился, протягивая левую руку, потому как правая была занята новенькой, ещё не открытой баночкой пива.       Недолго думая, брюнет хватается за предложенную руку, бросив небрежное:       — А давай, — юноша оборачивается к Казуторе, вальяжно расположившемуся на кресле, как на своём собственном. Хотя, быть может, это не так уж далеко от истины, и однажды он закрепит за собой право отдыхать после тяжёлого рабочего дня в этом кресле, — Тора, разбей.       — Я в ваши детсадовские прикольчики ввязываться не буду, — как бы в доказательство своих слов, парень поднимается, потягивается, чтобы размять конечности, а затем удаляется, завершая своё прибытие в компании, — пойду я найду Чифую.       — Ну и ладно, не очень-то и надо. Я ему ночью это обязательно припомню, — Сано самодовольно улыбается и сам разбивает скреплённое рукопожатие, а Баджи лишь закатывает глаза, думая о том, как странно для него осознавать новое семейное положение этих двоих, а уж тем более подробности личной, постельной жизни. — Советую начать искать жертву уже сейчас, а то гости потом разойдутся.       На самом-то деле брюнет и правда не умел, да и опыта не имел. Но ещё он не любил уступать и проигрывать, поэтому итог беседы был предрешён заранее. Вокруг людей просто не сосчитать — масштабы посиделки превысили установленные масштабы настолько, что входная дверь оставалась открытой и часть гостей располагалась на лестницах и лестничных площадках. И всех людей объединяло одно — все они уже были в стельку или на грани, отчего Кейске становилось противно думать о своей затее: перспектива совращать нетрезвых отталкивала, да и суть спора слегка коверкала. Проще говоря, парень чувствовал, как медленно улетает купюра из его старого дырявого кошелька в копилку майки в форме какого-то забавного животного, которое юноша за те годы, что бывал в гостях у друга, разглядеть не смог. Музыка в какой-то момент начала превышать допустимую частоту, а то, что должно было быть танцами, напоминало скорее конвульсии. Голоса и крики постепенно мешались, а людей, способных оставаться вполне в своём уме, можно было пересчитать на пальцах — даже Майки был одурманен алкоголем, как и Казутора, с которым они весьма откровенно обжимались, зарывшись в шторы, скрывающие балкон от посторонних. Становилось душновато, а смесь звуков абсолютно разного происхождения мешала восприятию любой информации. Баджи стряхнул со своей футболки невидимую пыль и потёр виски, прогоняя дурман, охватывающий его в атмосфере того места, где он оказался. Пожалуй, именно сейчас он подумал о том, что на подобных мероприятиях надо напиваться одинаково со всеми, чтобы не чувствовать себя не в своей тарелке, а он занимался каким-то действительно дурацким спором, оставив свой бокал со спиртным на волю судьбы. Парень что-то пробормотал себе под нос и решил скрыться на балконе от всех этих людей: помнится, когда он прежде ходил в эту квартиру, там всегда было чисто. Обычно балкон служил как свалка, замещал чердак, но здесь, в жилище семьи Сано, это место было сравнимо с комнатой отдыха — там были два стульчика, очень удобных и достаточно неплохо оформленных, а также небольшой столик, где неизменно покоилась только пепельница. Сейчас рядом с ней стояла бутылка коньяка, марка которого была знакома Баджи, но довольно смутно, оттого он не мог составить мнения о содержимом сосуда. Вздохнув, он отодвинул стульчик, чтобы присесть и насладиться ночной мглой, которая уже окутала окрестности, как вдруг рядом послышался чей-то мерно звучащий, тихий голос с хрипотцой:       — Мог бы и поздороваться для приличия, Кейске, — Баджи как-то упустил из внимания, что подле столика был только один стул, а второй был придвинут к краю лоджии. Фигуру, разместившуюся на нём, закинув одну ногу на другую, Кейске узнал сразу: глаза точно такие, как у майки, и волосы тёмные-тёмные, короткие и волнистые, а меж пальцев зажата тлеющая сигарета.       — Ты так притих, что я тебя не сразу заметил, Шиничиро, — юноша тотчас сменил положение своего стула, чтобы сесть лицом к своему неожиданному собеседнику. Сколько он себя помнит, а с его шестнадцатилетия по сей день старший брат Манджиро не менялся — ни внешне, ни голосом, ни даже аурой, присущей только ему.       — Мне нечего делать среди друзей Майки, которых я вижу первый-второй раз, — Сано сделал протяжную затяжку, выпустив равномерный сноп дыма, плавно растворившийся пеленой за открытым настежь окном, — так что я решил пересидеть и разделить эту бутылку с самим собой. — Шиничиро вдруг поднялся, попутно опустив окурок в пепельницу, подхватил бутылку коньяка, жидкость в которой податливо изменяла свою форму, и поставил на столик уже два бокала, — но раз уж ты здесь, давай выпьем вместе.       Ни явного согласия, ни очевидного протеста Баджи не выразил: пожал плечами, да взял предложенный бокал, различив новый аромат, за которым все остальные, которые никак не мог выветрить юноша, наконец отступили на задний план. Шиничиро не любил речи — ни задвигать, ни слушать — всё равно пьют за что-то хорошее или плохое, зачем какие-то мелкие подробности? Тишина в такие моменты гораздо более значима. Звон бокалов, пение цикад, прорывающиеся из квартиры голоса и крики, ночной воздух, — было нетрудно прочувствовать момент. Едва Баджи пригубил содержимое бокала, в голову тут же ударила разница между градусами какого-то пива и коньяка. Парень заметно изменился в лице, что не укрылось от Сано, ухмыльнувшегося подобной реакции. Он здесь уже, очевидно, давно и распивает дорогой коньяк на протяжении нескольких часов, потому относится к нему просто, спокойно. Сам Кейске вскоре тоже привыкает к разнице между вкусами и спокойно опустошает бокал, чувствуя, как голова и всё тело обретают лёгкость, а ощущение себя в пространстве заметно усиливается. Он вдыхает полной грудью свежий воздух и упирает руки в боки, а затем вдруг разворачивается всем телом к хозяину балкона:       — А хочешь, я тебе отсосу, — предложение звучало точь-в-точь как гром среди ясного неба, но на лике Шиничиро не проявлялся шок, даже удивление не проглядывалось, он, казалось, и не слушал вовсе. Лишь интерес и некоторое непонимание перемежались в его взгляде, ожидающем какого-либо продолжения.       Молчание затягивается на минуту, а вопрос отходит всё дальше, теряется в этой суматохе, в этой загадочной ночи. Сано сидит как прежде на своём месте и тянется к пачке сигарет, что была оставлена на подоконнике, а Баджи пытается оценить его молчание как какой-либо ответ. С одной стороны будет странновато сказать Майки, что он выиграл спор с помощью его старшего брата, а с другой стороны Шиничиро — наиболее приемлемый вариант из всех присутствующих, он даже под алкогольным опьянением ведёт себя вменяемо. Юноша со звоном возвращает бокал на лаковую поверхность стола и возвышается над Шиничиро, оказавшись почти вплотную к нему, всматриваясь в его глаза, он продолжает искать в них ответ, который тот будто намеренно скрывает за особой пеленой. Кейске уверенным движением заставляет Сано поставить обе ноги на пол, а тот подобно кукле отзывается на его команды и принимает нужное положение. Кейске опускается на колени, попутно раздвигая чужие для упрощения своей задачи, а в его голове уже и нет места мысли о том, что он никогда никому минет не делал и сексуального опыта не имел, есть только план действий и спирт, без перерыва бьющий в голову. Он неторопливо расстёгивает ширинку джинс парня перед ним и чувствует, как чужая рука треплет его по волосам, что вынуждает его поднять голову и встретиться взглядом с Шиничиро. И именно в этот момент Баджи вдруг понимает, что Шиничиро не вполне осознаёт происходящее, а непонимание в его глазах — лишь следствие количества спирта в крови. Сколько часов это всё длится и столько же этот парень сидит здесь и размеренно пьёт бутылку за бутылкой коньяка. Однако начатое парень намерен довести до конца — расстёгивает ремень и избавляется от прочих деталей одежды, мешающих осуществлению его задумки. Ему не пришлось долго стимулировать член парня рукой, быть может, тот уже был в предвкушении и легко возбудился, поэтому юноша тут же неумело и даже как-то по-детски взял в рот под сдавленные стоны парня перед ним, которые больше напоминали рваные вздохи. Баджи понятия не имел, что ему сейчас нужно делать — отсосать кому-то это не подрочить с утра, нужно чувствовать партнёра и знать, как сделать ему приятно. Он пытается взять во всю длину, как обычно это описывают в различной прозе, однако успеха в своих действиях не чувствует, ощущает лишь выступившую влагу вокруг глаз и осознание правоты Майки на его счёт. И когда его положение кажется совсем безнадёжным, Баджи чувствует, как рука Сано собирает его волосы в одну копну и направляет его так легко и непринуждённо, будто тот каждый день занимался подобным. Его движения были умелыми, поэтому не приносили дискомфорта Кейске и доставляли необходимое удовольствие самому Шиничиро, который вполне осознанно постанывал, несмотря на своё состояние.       — Ты что, вообще никогда этого не делал? — в перерыве между сдавленными вдохами со слабо выраженным удивлением поинтересовался Шиничиро. Ответа на свой вопрос он, разумеется, не ждал, поэтому продолжил односторонний диалог, — Если уж так предлагаешь, для начала научись, ага? А то сконфузишь и себя и кого-то.       После этих слов Шиничиро выпустил волосы юноши из своей руки и заботливо зачесал их назад, отстраняя того от себя. Баджи, разумеется, понимал, что ни о каких «пиках удовольствия» тут и речи не было — облажался он по полной, но спор выиграл, чёрт возьми! Только вот весь его восторг и секундная эйфория пропали, когда он понял, что Манджиро наверняка поинтересуется, кто помог ему выиграть спор, а сказать «твой брат» он едва ли решится. Шиничиро тем временем вернул себе прежний невозмутимый вид и привёл в порядок одежду. Было не ясно, как нужно воспринимать то, что только что произошло, и тем более, как относится ко всему этому сам Шиничиро, что вообще происходит в его голове? В конечном итоге Кейске чувствует, что ему необходимо в срочном порядке добраться до дивана, чтобы не провалиться в сон посреди комнаты. Провожает его уже знакомый едкий запах дыма самых дешёвых сигарет.