ID работы: 12150824

Рассказ четвёртый: Не знакомы

Слэш
NC-17
Завершён
47
автор
Размер:
13 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
47 Нравится 7 Отзывы 8 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Примечания:

¤▪︎□□¤▪︎□■¤▪︎□■¤▪︎□■¤▪︎□■¤

      Удобно жить в мире с современными технологиями. Когда работать можно из любого места или города просто имея ноут, планшик, телефон и доступ в интернет. Удобно, когда можешь работать не из своего города и учиться заочно, потому что родной город — слишком большая ассоциация. Слишком сильная. Всё ещё слишком болезненная.       Полтора года — слишком много для разлуки. Полтора года — слишком мало, чтобы забыть.       Зато после того как вылазишь из глубочайшей задницы депрессии… ну уже находишься не на самом дне, а барахтаешься стараясь вернуться в нормальную жизнь…       Не хочу нормальную. Хочу к Нему. Блядски, пиздецки, ахуительно сильно хочу к Нему. Даже просто увидеть. Издалека. Не подходить и не рассматривать, но… вдохнуть Его запах. Этот наркотический аромат приследующий в кошмарах после длительной бессонницы…             Блять.       Ебанная депрессия и прокрастинация. Тянусь к ноуту и позволяю себе утонуть в работе. Лучше делать что-то полезное чем жалеть о чем-то, жалеть себя.       Поначалу думал, что сдохну — потому что хотел. И вроде бы детализировать не хочется. Главное: — Серый, заочка, много бухла, девочек, теперь на парней и смотреть не могу — в каждом силуэте ищу его, а потом фриланс. Сначала было дерьмово, не получалось сосредоточиться или сработаться с клиентами. Не знал как себя зарекомендовать, а теперь…       Улыбка медленно расползается по веснушчатой морде… Я доволен. Что свалил с Че (Чернигов) не к родным в Корюковку, а к одному из немногих друзей по переписке в Хмельник, небольшой городок Винницкой области. Что тут я сам себе господин и могу страдать никому не мешая своей депрессивной рожей. Но всё становится лучше… со временем.       Главное — это интернет для всего связанного с работой и возможность тишины и свободы. Серый, конечно, пишет ежедневно и звонит по видео на выходных, но это скорее потому, что у них с Никой в последнее время разлад и медленно идёт к разрыву, но не мне об этом говорить. Я точно не гуру отношений.       Мне приятнее сидеть на сером раскладном диванчике IKEA, блять, или это JUSK? И печатать рекламную компанию, вернее проверять всякие мелочевки начальства. Не похоже на фриланс? М-да… а это потому, что кроме free недавно случилось подружиться с рекламным агенством из Америки. Поэтому по мелочевке разгребаю по возможности, что предложат. А как закончу уник предлагают приехать к ним. Сейчас это конечно неудобно из-за разницы во времени, но… Хотя бы на собеседу в Бостон или Портленд я точно махну. Уже какой никакой план. Так что пока мирюсь с десяткой часов разницы.       «Fontain&Media» рекламируют всё и по всему миру. Поэтому стать винтиком в этой системе явно стоит того, а потом и пробиваться выше. Из больших проектов (я сейчас на дне цепочки помощников) знаю о каких-то биодобавках для совсем мелких, реклама строительства пары курортных комплексов и умные экологические городки — вот блять в этой теме я такое дерево, что не дуб, а кустик, блять, — и ещё какое-то приложение, но судя по всему для наших. Уже видел пару черновых вариантов на английском, немецком, французском, русском и украинском. Вот когда Америка впахивает совместно с Европой — мне понятно, а когда с нашими СНГ — сложно понять, это ведь мы скорее к ним метим.       Слышу тихую мелодию ost-а из Юрасиков. Телефон оповещает о том, что стоит сбросить все наработки Фонтану и можно заняться учёбой. Самому прогибаться в учебниках и статьях не гораздо сложнее, чем когда есть лектор. Взрослые человеки сами ищут информацию — что-то подобное говорил то ли Шерман, то ли Савицкий. Забрасываю в микроволновку полуфабрикаты и колдую над какао. Приятный аромат шоколада и мяты мгновенно поднимает настроение. Дзынькает микроволновка и я уплетаю свой ужин, как ни как уже одиннадцатый час. До двух можно ещё позаниматься, а потом баиньки.       Мне даже немного нравится то, как я провожу свои дни. Ранний подъем, пробежка по парку, кстати — встречаю пару которая выгуливает… не могу вспомнить породу… такие большие-большие и пушистые как шпицы. Белые и мягкие, конечно, я умудрился их перегладить и затискать, они ведь такие мягкие, добрые и пушистые. Настроение сразу же поднимается. Затем контрастный душ и можно смотреть ответочку на проделанную мной работу. В принципе Дилан — мой прямой начальник — отмечает где ошибки и недочёты и сбрасывает новую тему/инфу и прочее для меня. Это классно. Затем можно немного поучиться и заодно попрактиковаться на этих же проектах.       Всё отлично!       Хотелось бы чтобы так было, но смотрю на закрытый ящик стола и меня обжигает. Этот серебряный ключик так и лежит в подаренной коробочке — боюсь если коснуться, то опять затянет. Глубоко и больно. Даже не открываю и не смотрю. И так знаю как он выглядит и какие слова на нем выгравированны. Тогда Он сказал, что это кулон на память, но выглядело как-то подозрительно. Почему на память если до этого он не знал, что так будет? Тогда возникает другой вопрос — зачем он его купил? Под этим скрывалось явно что-то большее, но думать об этом я не хотел. Не мог. Слишком… больно. А кулон… Да, его можно было бы прицепить к моей серебряной цепочке…       Да! Признаюсь — я купил её именно для этого, но ключик так и оставался в коробочке, а цепочка болталась на шее. Сложно идти вперёд не оглядываясь назад, даже если медленным шагом и уверенно.       Радуюсь вечеру пятницы — своеобразная традиция плестись в клуб «Океан» и отжаривать кого-то в туалете. Алкоголь помогает забыть… но только на время. «Полтора года — слишком много для разлуки. Полтора года — слишком мало, чтобы забыть.» — Откуда же эта цитата… блядски подходящая.       Я был наркоманом в завязке и одновременно алергиком на любые цитрусовые. Боялся не только рецидива, а вероятной реакции на раздражитель. Зато в работе продвигался как бешенный.

***

      Дилан написал мне в воскресенье, что уже было необычно и рассказал про один из новых проектов, реклама сайта и спец.приложения сети заведений дорогого общепита. Написал, что это срочно и заказчик обещает горы золота тому, кто заинтересует — и это адски соблазнителтно предложение действует неделю. Одну маленькую коротенькую неделю, а мне инфы почти никакой не дали, но услышав какой гонорар я могу получить за эту неделю, слюна начала выделяться, в тройном количестве.       Когда я попросил больше информации о самой сети кофеен, то Дилан отмахнулся и сбросил мне ссылку на заказ. На форуме фрилансов уже были десятки комментариев и просьб взять рекламу именно с них, но на всё был один ответ похожий и на сам текст объявления:       «Удивите нашего шефа!!! Создайте рекламную компанию (обновление) без какой либо информации о заведении. Если вы заинтересуете нашего шефа, то вознаграждение получите невероятное…»       Кто-то явно пошутил, но если касательно этой аферы мне писал Дилан, значит они должны были хотя бы проверить или созвониться. Значит деньги реально были крышесносными. А коментариев и отсылок предложенией уже более пятнадцати, хотя объявлению нет ещё и суток. Ну кто, мать его, выставляет объявление (даже на сайте фрилансников) в 6 утра обычного воскресенья?       Чувствую шеф там деньги не на идею тратит, а на ненормированный график и сверхурочные — психи-абстракционисты. Совсем крыша едет от бабла.       Придумывать идею непонятно для чего непонятно как и зачем? Нет, мне это было не по душе, но что-то в этом обьявлении было не так… и это заставляло задуматься. Отвлекало от обычной работы и заданий…       А потом внезапно дошло — что это вообще такое — «Удивите нашего шефа!!!»? Такое чувство, что в этом была то ли подсказка то ли какой-то шифр. Вроде бы да, хотят свежих идей, вот и написали таким образом, что все всполошились, но было что-то ещё. Я чувствовал это маленькой татушкой спрятанной у меня за ухом. Понимая, что у меня в запасе ещё как минимум четыре дня, если я в теории захочу что-то наклепать — то смогу, но…       Во всем этом есть какая-то ошибка, что-то неправильное и странное. В последний день решаюсь рискнуть и заодно, с огромной вероятностью, получить негативный отзыв, но не могу просто это оставить. Насколько же креативного рекламщика хочет этот шеф?             «Здравствуйте!       Уважаемые… хрен знает кто, потому что вы даже не удосужились объяснить кто вы и почему мы должны хотеть вас рекламировать! Я в ярости… Нет, ну вы действительно считаете, что вот та огромная сумма, которую вы предлагаете, гарантирует вам невьебенный результат? Даже представить боюсь, что вам там наотправляли охотники за лёгким баблом, ну честно. Не понимаю, какую фишку тут надо просечь, но видно же, что дело не в рекламе. Или ваш шеф реально поехавший? Тогда сочувствую вам, работающим под этим психом, наверное, без норм и соц.страхования. Я что хотел сказать-то, вы ищите не рекламщика, а клоуна судя по всему. Сделать конфетку за такие деньжища пообещает каждый, но профи вы таким вряд-ли привлечёте. Каждый, кто учился (даже если ещё и не закончил) понимает, что должен быть объект рекламы — а в вашем случае это абстрактное нечто, конечно, все рекламщики должны уметь продавать даже фантик от той же конфетки. Но нужно хотя бы знать какого материала этот фантик, насколько громко шелестит, и какого он размера, а потом уже думать как продвигать «продукт»! Где ваш профессионализм??? Хорошего вечера, с уважением…              Недовольний Критик!»       Спустя пару минут мой сотовый разразился гудком из «Глухаря» — правильно на всех незнакомцев заранее должна быть немного недовольная, но позитивная реакция. Взгляд на часы — 22.15, только отправил Дилану свои наработки. — Да, — неуверенно отвечаю я ожидая услышать кого? Кого, блять, я ожидаю услышать в десять вечера? — Здравствуйте, вы — Недовольный Критик? — голос в трубке свеж и бодр, что меня аж передергивает. — Да, — Весьма оперативная у них реакция, сейчас попросят удалить негативный отзыв. — Меня зовут Павел и я чуть со смеху не помер услышав ваш отзыв. — Так и знал, кто-то развлекается, профессионализмом здесь и не пахло. — Вы действительно занимаетесь рекламой? Или только критикой? — Занимаюсь, совмещаю. — Троллинг у нас получился совместный. — Отлично, тогда как насчёт встречи в… среду? Мы как раз прилетим из Филадельфии. Думаю, что шеф с удовольствием с вами побеседует и расскажет более детально необходимую для рекламы информацию… — Не уверен, что этот проект для меня… — Боитесь что не потянете? — Боюсь, что настолько креативным я не… — Нет, вы не так поняли. Есть нормальное объявление выложенное совместно в рекламной компанией с которой мы сотрудничаем. А этот абстрактный начерк — лично моя иницициатива в тайне от шефа. Мы — серьёзная сеть, которая ищет креативн… — Боюсь, с креативом вы перебарщиваете… — Я уже жалел о том, что ввязался в этот абсурд. — Давайте созвонимся завтра? Ближе к девятнадцати часам, как вам идея? А сходить на собеседование — вам же от этого хуже не станет? — Нет. Вернее — да, наберите меня завтра. Нет — хуже явно не будет.       На том конце послышался облегчённый вздох и трубку положили.

■■■

      В то же самое время, в большом особняке в городке Филадельфия парень и девушка лежали на кровати и думали. — Нет, Паш, ты — псих! Это же надо было до такого додуматься. Конечно, парень крут — первый, кто не начал заваливать тупыми идеями и толком не зная о чем речь, но… ты разве не перебарщиваешь? — Нет, Ками, он сам приехал ко мне за вдохновением, мы с тобой создали ту обьяву и вот — у нас есть результат. — Молодой человек повертел в руках самый важный и любимый в жизни девайс и задумчиво улыбнулся. ~ Он тебя убьёт, ~ перешла на родной язык американка. ~ Будет делать это медленно и с особой тщательностью. А меня ещё и смотреть заставит, ~ Ками всегда была авантюристкой, с первого дня их знакомства, а партнер Паши ей не нравился. По её мнению они не подходили друг другу. ~ Не убьёт, а если пацан выдастся стоящим — то и спасибо скажет, и долю побольше даст. — Павел уже мысленно составлял вопросы для мальчика-критика, а затем резко подорвался. — Нет, — прорычала девушка. — Да дай ты хоть ему проснуться! — Три часа дня, — просмеялся парень уже из-за двери. — Сон для слабаков. ~ Черт, — прошептала девушка, ~ может ты, как и все творческие психи можешь жить на чистом кайфе и вдохновлении, а обычные люди не могут.       Хотя Ками не могла назвать обычным Его…

☆☆☆

      Я, наверное, половину своей биографии и профессии пересказал, избегая лишь некоторых моментов. Диалог складывался чудесным, но ни на один мой вопрос конкретно так и не ответили — переводили стрелки, съезжали с темы, парень был явно профи заговаривать зубы.       Павел Дак… что-то там, судя по всему, был не совсем в бизнесе своего партнёра, как он сказал. Точнее смеясь прохрипел, что вмешивается, когда есть возможность и случай. М-да, таких людей понять сложно, но принять то, что от бизнеса его держат подальше — это запросто.       За три вечера разговора мы обсудили все темы которые можно обсудить, но понимания и того, с чем мне возможно придётся работать — так и не было. Узнав, что я из небольшого городка, он уточнял когда мне будет удобнее приехать в областной центр чтобы поговорить с шефом. Да, Павлу нравилось это слово, он словно ловил от его произношения чистый кайф — странный знакомый. Но я не нашёл информации на него ни в Инете, ни в соц.сетях… кто вообще отсутствует в социалках? Теперь Паша был ещё более подозрителен. Он интриговал и будоражил, но не планировал приезжать с шефом — это расстраивало — у него были ещё пара встреч в Америке, а потом возможно…       Павел с ним игрался — это было понятно. Но поддерживать эту игру было сладостно приятно, в парне, судя по голосу мы могли быть одногодками, плескался безграничный океан харизмы и жизнерадостности.       Встречу мы назначили все-таки на четверг, близко 16 часов, в одном из их, судя по всему, офисов — так я думал. А оказалось это просто пятиэтажное офисное здание с кафе — на первом, спортзалом — на втором, офисами — на третьем и пятом, и дизайн-студией или чем-то подобным — на четвёртом. Я поднялся на пятый в поисках 11 кабинета и замер, в таком офисе я и сам бы хотел работать.       Золотая табличка с надписью «МертвыйКреатив» казалась неуместной, но почему-то подходила этому, по-скандинаски стилизированному, офису. Матовая дверь манила золотой ручкой и когда на часах высветилось 16:02 я уже вошёл в офис.       Такой же скандинавский. Минималистический. С простой и элегантной мебелью — парой стульев и столиком из светлого дерева, или это была стилизация под оного. Не сдержавшись, я провел пальцами по прохладной поверхности, наверное, я бы хотел работать в таком офисе — с виду холодном, но наполненным внутренним смыслом. Зайдя за угол я заметил ещё один кабинет, на нём не было таблички и даже дверной ручки, я только подошёл к двери и она отьехала влево.       Передо мной появился стол и большое — просто огромное кресло, такое неподходящее обстановке. Я видел только его спинку, так как оно было повернуто к окну — огромному, на всю стену — из этого окна открывался шикарный вид на город. Да — отличный офис. Дверь вернулась в исходное положение и я услышал тихий щелчок за спиной, а затем кресло прокрутилось и я увидел своего возможного нанимателя.             Блять! Судьба уже заебала нас сталкивать.       Ноги примерзли к полу, а всё тело сковал приступ, приступ чего? Паники, истерики или желания убиться об стену. Это было каким-то издевательким поворотом событий, шуткой кармы, но разве я заслужил? Какого черта мы сейчас смотрим друг на друга и не можем ни вслух чего-то произнести ни отвести взгляда? — Блять. — Тихо, но все-таки вырывается, когда уже могу нормально чувствовать свой организм. Истерика бьётся в клетке самоконтроля, а наркоман предчувствует ломку. Нет. Третий раз в этот мазохистский рай я попадать не намерен. — Извините, я, наверное, лучше пойду.       Голос и не мой вовсе. Холодный. Спокойный. Жёсткий. И это не смотря на то, что внутри всё требует подойти и… вдохнуть этот наркоманский запах, он уже начинает щекотать ноздри — нужно срочно уматывать. — Стой, — тоже холодно, властно и спокойно. И этот голос проходит сквозь меня, через уши проникает в голову и посылает сигнал в мозг.             Блять.       Не могу пошевелиться. Просто стою и смотрю. А он сидит и разглядывает меня, весь такой хищный и подобраный, готовый к внезапной атаке — живой и беспощадный. — «Недовольный критик», значит. — Губы слегка трогает улыбка, а от моего дурацкого прозвища хочется сгореть от стыда. — Погоди минутку, — Громов тянется за телефоном и набирает номер, глазами доброго маньяка блеснув на меня: — Ками, дай Пашу. — Голос обманчиво мягок, — Ага… Павел, когда увижу тебя в следующий раз, то ты получишь в свою прекрасную морду! — Я вздрогнул, в словах не было ни капли шутки, а взгляд карих глаз был полон ярости, ни разу не слышал от него чего-то даже капельки похожего на угрозу. Даже если такую шуточную. — Парнишка? Да нет, отличный малый, в рекламе разбирается. Ага, ладно.       Телефон полетел на стол… А взгляд так и остался цепко направленным на меня. Подбираюсь сам, стараюсь выглядеть как можно спокойнее и расслабленнее. Я пришёл на собеседование. Остальное не важно.       Не важны эти глубоко глядящие в меня глаза, не важны эти губы, сжавшиеся в одну тонкую напряженную линию. Не важна жилка, бьющая венку на шее и сжатые в кулаки ладони.             Мы друг другу никто. Теперь.       А судьба решает напомнить как бывает больно. Адски больно. — Собеседование? — Возвращая себя в реальный мир произношу как можно более недоверчиво. — Ты вообще читал объявление на которое я стал «Критиком»? — Хотелось бы отравить его ядом сарказма, но получается лишь жалкий плевок.       Громов вздыхает и его взгляд светлеет, он расслабляется и произносит: — Паша слишком творческая личность. — «Паша» — мне не нравится, что он может говорить о ком-то так мягко. Павел, если они партнёры, то он — Павел… с каким-нибудь дуратским отчеством. — Но он сказал, что ты меня заинтересуешь, — грустная улыбка. — Заинтересовал уже. Дважды. — Стараюсь холодом выжечь между нами расстояние.       Смотрит почти злобно, нахмуреный лоб и темнеющие глаза — недобрый знак, недобрый. А когда встаёт с кресла, то я инстинктивно делаю шаг назад. Расстояние.       Сейчас важно расстояние. Нервы и так уже воспалены — да весь сам как оголённый нерв, а казалось переболел, забыл, отпустил.       Даже самому смешно. Обманывать себя глупо — поэтому боюсь, боюсь ещё одного шага в мою сторону и понимания того, что за мной дверь. И нужно уйти. Точно. Нужно. Но если не уходить, то он окажется ближе, а затем совсем рядом и…       И что потом? Опять по новой? Сколько кругов ада на этот раз? Сколько боли я могу выдержать или и причинить сам?       Нет. Я выздоровел. Вылечился. Да, убежал, сбежал как трус, но всё прошло. Всё должно было пройти…       А он смотрит, смотрит и не подходит, а мне так хочется узнать, что у него в голове. Тоже диллема наших встреч или он просто ждёт? Ждёт, что я сделаю шаг к нему навстречу или что выбегу и исчезну? Чего он хочет? А чего хочу я?       Блять. Расстояние между нами всё тоже, три метра стола и еще пара шагов, а я уже ощущаю… Этот мерзкий цитрусовый запах, он вьется вокруг меня, обнимает и начинает медленно душить вновь показывая кто есть кто.       И не сдвинуться. Понимаю, что если Он сделает шаг ко мне, то я не сдвинусь, ни к нему, ни от. Не смогу чисто физически, потому что если хоть одной конечностью пошевелю, то словлю адский приход и грохнусь. Просто отключусь, позволяя сознанию тонуть в терпком аромате кружащем голову. — Я даже подумал, что ты мне привиделся, — отрешенный голос и в нем я не узнаю Громова. Смотрит с такой внимательностью и интересом, что подгибаются колени. — Блять, Дима, ты моё проклятие или как?       Молчу. Что на такое сказать? Какого хрена меня вообще обвиняют? Что происходит в этой вселенной, что она так отчаянно хочет разбить нас друг о друга. А мы ломаемся и без её попыток.       Улыбается. Как больной и сумасшедший. А в моей голове только одно слово — ублюдок, поехавший крышей, которая махала на прощание с омерзительной улыбкой. Только это вот я или он? Кого коротнуло первым?       Ноги сами подталкивают к нему, мог бы — не пошёл. Но ноги идут, а глаза в глаза, внутрь друг друга, где у каждого темно, холодно и больно. Разве это мы друг друга так, да быть не может? Это кто-то ещё, располосовал во снах, в кошмарах, проникая в сознания и вгрызаясь в память, вырывая из неё хорошее и тёплое и заменяя болью со холодом. — Полтора года, — тихо шепчу я оказываясь опасно близко. — Восемнадцать месяцев. Семьдесят восемь и две недели… 547 дней, 13128 часов, 787680 минут, 47260800 секунд. — Произносит словно извинение и я не понимаю. — Реально? — Неужели настолько точно можно помнить каждое мгновение — я и сам знал, что да, но разве Громов… — Было, до того как я сбился. — Притягивает меня в объятия и крепко сжимает.       А я плавлюсь. От чувственности, от нежности и мягкости этого человека. Моего человека, до хруста сжимающего меня в тисках. Захлебываюсь в осознании того, что мы оба больны друг другом. Настолько глубоко и прочно вкоренились, что не выдрать. Только с нервами, а тогда и жить не сможем, просто, блять, подохнем по своим углам, прячась в углах от одиночества среди толпы. — Дима, — тихий шёпот куда-то в волосы, — Ди-ма, — смакует моё имя, словно ребёнок выучивший новое слово. А я и сказать то ничего не могу, губы дрожат, но в слова не складываются. Просто остаться вот так. — Дима, Димка, блять. Я сейчас от сердечного приступа, наверное, помру. — кладёт мою руку на свое охуительно ебать как быстро колотящееся сердце, — останься со мной. Пока оно не остановится.       И, блять, если не думать в этот момент, что его реально сейчас удар хватит — то это звучит как предложение. Руки и, мать его, сердца — которое сейчас выпрыгнет из грудной клетки и поскачет восвоясь. Я, блять, за ним и в окно прыгну и в огонь и в воду или куда там надо? — Громов, поклянись. — Судорожно шепчу едва шевеля губами, — что никогда меня, блять, не отпустишь. Ни-ког-да!!! — повторяю снова и снова, словно от этого что-то изменится.       А я ведь действительно хотел переболеть. Хотел переболеть этой ломкой, этим наркотиком, этим страшным недугом. Но тут и болезнь, и диагноз, и лечение — всё это Громов. Собственной персоной, единственный и неповторимый. Без вероятности выздоровления или хотя бы ремессии. Просто, блять, приобретенный Громов первой степени тяжести, неизлечимый, хронический Громов. Болезнь редкостная, но живых не оставляющая.             Блять.       Я вдыхал концентрацию своей персональной отравы и млел. Ну так разве бывает, так глубоко и тщательно проникать в кого-то, а главное зачем? Какой от этого толк, ничего ведь хорошего это не принесло… но так было раньше. А теперь?             Страшно…       И я несмело отстраняюсь, но объятия, как железные оковы, не планируют меня отпускать. Стараюсь найти взгляд своего, во всех смыслах, пленителя и умираю находя. Вижу там отражение всего, что чувствую сам, а такое разве возможно?       Как можно находить идентичного себя внутри абсолютно другого человека. Абсолютно противоположного по, наверное, всем сравнимым параметрам, но такого… своего. Не дополняющего, как в романтических историях и фильмах.       А своего, как выдранный из собственного тела кусочек, или даже кусище, при твоём рождении. Когда живёшь себе и думаешь, что ты молодец и всё супер, целый, живой, счастливый. А потом оказывается, что кусок тебя у другого человека и просто так ты этого никогда не узнаешь. Потому что это кусочек не «недостающий», до определённого момента. А этот человек может ходить с тобой и по одному городу, и по разным континентам, нося его с собой и сам не зная и тебе не ведая. А узнаешь об этом, когда видишь, когда просто понимаешь, что это — Тот Самый Человек, а он может проходя мимо даже и не знать, что уносит кусок тебя. А ты с этого момента ощущаешь.       Что там гребаная пустота размером как минимум с вселенную, которая кровоточит такими адскими чувствами на которые ты до этого был не способен. И просто, блять, вариантов нет — или искать того человека, гнаться на всех скоростях и молить хотя бы дать возможность отдышаться рядом не чувствуя той пустоты. Или залезать внутрь того человека и искать в нём такую же брешь. И какое же это счастье если вы, мать его, половинки и ваша общая вселенная пустота дополняет друг друга. Это кровоточие отчаянием сменяется чем-то новым, менее болезненным и невероятно хрупким, что можно нечаянно разбить.       Так было у нас. Мы оба погнались и почувствовали это хрупкое нечто, я — отступил, ощущая как оно меня пугает. Маленькое, но настолько влияющее на меня, что я боялся перестать быть собой. И у Громова, не знаю, какое у него, но судя по взгляду в тот злополучный вечер — он тоже это почувствовал.       А его бесконечно-глубокие глаза так и смотрят в мои, без возможности оторваться. И не надо. Хочется остаться в этом мгновении, в этих объятиях, в этом офисе. В кусочках друг друга вновь приобретённых и кровоточащих вместе.

■■■

      Из объятий выбираться совсем не хочется — то самое ощущение, когда находишься на своём месте и пускай мир хоть сгорит, хоть расплавится, хоть под воду пойдёт — главное вместе!       Не знаю сколько времени проходит, просто кажется безумие всего происходящего схлынуло и мы оба успокоились и расслабились. По крайней мере теперь сердце Громова не выбивается из грудной клетки, а свое я не слышу. Это пугает, до того момента как осознаю, что они просто бьются в унисон. Просто в одном ритме, так же само как и дышим мы сейчас. Одно целое из огромное множества, огромное множество — из и в одном целостном.       Спускаемся и выходим из офиса. Когда успело потемнеть? Я ведь приехал к 16, а теперь телефон показывал почти 21. Меня вырубило или как? Мы всё время просидели в тех психоделических объятиях и прострации? Если да, то нам обоим прямая дорога к доктору, желатно — одному на двоих. И очень уверенному в своей реальности, а то мы ее разнесем напрочь и потом что делать? Нового доктора нам и нашему доктору тоже?        Пара мгновений и осознаю, что я в машине. Этой самой машине, которая тоже преследовала во снах, принося с собой самые яркие ощущения. И вот… я слегка испуганно смотрю на Егора, а Егор смотрит на меня и это не ~Искра-буря-безумие~ а откровенный ахуй у обоих. Небезпричинный. Ахуй. Его — явно не ожидавшего меня увидеть, наверное проклинавшего за всё на свете и мой — ахуй от того, что никогда больше не думал оказаться в этой машине, с этим мужчиной. Это конечно о Громове, а не водителе, но всё же.       Затем ахуй водителя сменяется на простое удивление и какую-то грустную гримассу-полуулыбку, которую я не могу понять. Да и не хочу сейчас. Ничего не хочу. Только Громова!       Сейчас хочу только Громова! Алексея, мать его, Михайловича Громова! А остальное, блять, не важно. Машина трогается.       Квартира, блять, сейчас я даже не скажу сколько пальцев у меня на руке — всё плывет, мир плывет, выливается и переливается из неясных сосудов в другие, а меня только и носит на этих волнах. Ощущаю горячие руки, что ласково гладят мне спину, а затем оборачиваюсь и перехватываю взгляд, наполненный дымкой желания.       Взаимного. Невыносимого. Желанного. Долгожданного. Выстраданного. Блядско-неправильного, но единственного необходимого.       И безумно хочется без чертовой ненужной подготовки, потому что с ним даже боль — концентрат ебучего кайфа, насыщенного неразбавленного. А это сейчас нужно, ебический скачек эндорфина и адреналина чтобы наверняка. Чтобы мозг даже думать забыл о том, что существует что-то помимо Громова. В моей реальности такого нет, есть только он и всё.

***

      Жарко, пылает каждая клеточка, каждый сантиметр, каждый гребаный орган этого растекшегося на кровати тела. Сопротивляться не могу и не хочу. Могу только дышать хрипами и стонами захлебываясь в ощущениях. В первобытном кайфе от подчинения стихие — Громову.       Полыхаю, извываюсь и выгибаюсь, словно и понятия не имею о наличии костей, суставов и прочих каркасов организма. Перетекаюсь змеей в руках умелого мастера. Тону от горячих, быстрых прикосновений разгоняющих по венам блаженство вперемешку с ядом — желанием раствориться в контроле этого человека полностью.       Отдаюсь совершенно по-новому. Иначе. Неистово и отчаянно, предлагая себя всего и требуя от него того же. Царапаю спину, рыча что-то о том, что готов содрать с него всю кожу. Зарываюсь пальцами в волосы и притягиваю к себе. Не целую, а стараюсь сожрать всего его без остатка, чтобы не достался никому и никогда.       Вжимаюсь и кусаю в шею, когда остро проходится по простате, а он душит мой крик яростным поцелуем. Тоже старается меня сожрать, подавить, впихнуть в себя и не делиться ни с кем. Выгибаюсь в умелых ласках несдерживая голос. Плывущая перед глазами картинка вообще не несёт никакой информации. Меня бьёт в сладостных конвульсиях от каждого движения и толчка Громова.       Но всё ещё мало. Хочется быстрее, сильнее, больше и глубже. Поэтому я жарко шепчу ему об этом на ухо, прижимаюсь и повторяю снова и снова срываясь на крик, когда он находит мои слабые места. Хриплю и давлюсь слюной и воздухом от того, что дыхание не знает почему в лёгких нет воздуха. Вжимаю пятками ближе в себя, опять глубже. Провоцируя на более резкие или глубокие толчки. Неважно.       Пусть будет ещё грубее. Оставляя друг на друге метки. Сменяя позы несколько раз, и задыхаясь в слюне на подушке. Шлепая членом о свой живот при бешенном ритме на котором оба хотели сорваться в чёртову Нирвану, но замедляясь падали в Геенну. Стонали, хрипели и прокусывали друг другу кожу, оставляя как можно больше меток, желая заклеймить друг друга и раствориться в этом мгновении.       Хотелось кончить и не хотелось одновременно — так горячо, жарко, приятно и больно это было. Я открывал свои заливаемые потом глаза и смотрел на Него — зверя, который поглощал меня без остатка, он не отрывал от меня взгляда своих чёрных от желания глаз, до упора вбиваясь в мое тело. Он прожигал меня своим взглядом — потроша моё сознание, разглядывая слипшиеся ресницы, стекающие капли пота, покрасневшие уже в миллионный раз скулы и открытые губы, судорожно глотающие воздух, выдыхающие его имя со стонами. Я подался к нему, кусая любимые родные губы. Истерзанные мною до кровавых пятен и металического вкуса. Обхватил его голову руками и потянул на себя, падая на спину. Жадно целовал, кусая губы, язык. Громов ускорился, делая напор еще сильнее. Его твердый крепкий член болезненно-сладко задевал простату, и я просто скулил, исцарапывая его плечи вновь и вновь. Оргазм накатывал жаркой удушающей волной, которую я пытался оседлать и продлить, но это было просто невозможно и я сдался, отдаваясь в объятия самого настоящего блаженства и высшей степени кайфа, сжимаясь и заставляя Громова выскользнуть из меня, чтобы кончить вместе.       Когда я кончал, мир засверкал разноцветными пятнами, дыхание сбилось, а финальный крик оборвался в последнем грубом поцелуе…       Мы лежали, такие потные и грязные, оба в сперме и только сейчас до меня медленно доходило, что мы впервые не юзали презики. Это странно отдавалось покалыванием в груди и беспокойством в том, что до этого было пустой головой. Оргазм вышиб из организма всё. Всё, что вообще было в голове. А сладкая нёга, что сейчас медленно расползалась по телу предвещала неописуемые чувства следующим утром. — Не отпущу… — Было последним, что я услышал уплывая в блаженное царство Морфея.

***

      Мне нравилось это странное ощущение. Проснуться рядом и аккуратно выбраться из объятий, ещё слишком рано и биологические часы Громова позволяют ему отдохнуть. Крастся на кухню хочется на цыпочках. Не дай бог не разбудить. Пусть отдыхает, а мне и самому нужно придти в себя.       Душ. Глядя на себя в зеркало, хочется сдохнуть, но перед этим убить Громова. Из меня вытрахали все жизненные силы, но, блять, ощущение нвполнености все ещё не прошло полностью. Задница горела адским пламенем, колечко припухло и вымывать из себя остатки памяти ночи было не очень радостно физически…       А вот морально… ну не было нам до презиков дела, мы хоть и раньше забывались друг в друге — но вчерашнее было чем-то совершенно другим. Абсолютно другим уровнем близости… М-да, размышлял я как поплывшая барышня, но отмывался с отчаянием монашки.       А меток, следовательно и пятен было более чем достаточно — сейчас, на трезвую голову я думал именно так. А вот ночью… хотелось ещё, больше, везде, где только можно, любыми вариантами. Поцелуями, засосами, укусами, царапинами, синяками… Да — сейчас я выглядел изнеможденно-оттраханным.       Но счастливым…       Открыв холодильник нахожу пару приготовленых салатов и что-то в духе лазаньи. Выбираю йогурт и салат. Достаю всё для жарки тостов яичницы, стараюсь сильно не гриметь всеми этими принадлежностями. Почти тишина…       Слышу странный звук, а потом доходит, что это входная дверь. Но странно — это не стук или звонок, скорее напоминает как кто-то просто открывает её ключом. Могут ли это быть домушники в районе семи-то утра — вряд-ли.       Кто-то явно не справляется, потому что шурхот ключей продолжается и я уже тянусь рукой к двери чтобы открыть, может мы закрывались на ночник? Вряд-ли… Как дверь открывается.       Весь мир становится оглушающе тихим, а на меня смотрит симпатичная девушка с серо-голубыми глазами блюдцами и пшеничного цвета волосами. Удивление на её лице не менее искреннее чем моё, кажется, даже сильнее. Она расплывается в неловкой, но, судя по всему, довольной улыбке, когда я делаю шаг назад.             В висках пульсирует…       Просто и мерзко. Иначе не назвать. Всё элементарно и никак иначе.             К горлу подкатывает ком.       Если девушка своим ключом открывает дверь, да и ещё с самого утра… видимо вчера вечером квартира была свободна, вот Громов и…       Я ощущаю как кровь отливает от лица, стынет в жилах и замедляет сердцебиение, возвращаюсь в реальность лишь когда мне протягивают руку с огромной улыбкой. — Ты — Дима, да? — Счастливая во всех смыслах она загоняет меня в ступор, — я так рада с тобой познакомиться. — Оказываюсь в объятиях, и нервно хлопаю её по спине.       Не могу сообразить, что происходит. Не могу понять, какого, блять, хрена? Это какая-то шутка? Парадокс вселенной или что? Было мало боли, мало что-ли? Теперь опять, новая доза отчаяния?       А светловолосая, пахнущая чем-то пряным и восточным, расплывается в ещё большей улыбке: — Меня Сашей зовут. Приятно с тобой познакомиться.       Заглядывает в кухню на шум шкварчания (наверное, уже подгоревшего омлета) и мотает головой: — Лёха спит? Ну и ладно, я вообще пришла пару вещиц забрать, — разглядывает меня и чему-то сама себе кивает. — Пойдём-ка. — Тянет меня за собой в ЕГО спальню, а я всё ещё не могу выбраться из ступора.       Она не качает права или мне стóит? Не кричит и не ведёт себя как истеричка? Где-то рядом должен валяться порванный ею шаблон. Или я чего-то не понимаю?       Бросает в Громова подушкой и он недовольно шипит, а затем поворачивается. В его глазах узнавание и ступор, доля откровенной растерянности, лицо так вообще застыло древним изваянием. А девушка как-то странно улыбается и смотрит то на него то на меня, а затем вдохновлённо выдаёт: — Ужин. Сегодня в восемь. Мы втроём. Адрес с вас, — и уходит.       Быстро. Молниеносно. Непонятно. Пересекаюсь взглядом с Громовым — удивлён, кажется, недоволен, но глядя на меня смягчается: — У нас что-то горит? — принюхивается. — Да… — недовольно хриплю я, ощущая как внутри меня начинает гореть недоброе пламя…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.