Альбом с воспоминаниями

      Вечер. За окном уже совсем темно, а комнату слабо освещает лишь светильник. Честно говоря, непонятно совсем зачем он нужен, ведь и без него было прекрасно видно все фотографии на экране телефона. Фотографии с Ваней. Пешков шмыгает носом, дрожащими руками стирая горячие слезы, что никак не унимались, все скатываясь и скатываясь по красным щекам. Он не знал сколько так сидел. Может всего минут десять, может полчаса. Серёжа потерялся во времени. Серёжа потерялся в себе. Серёжа потерялся в своей галерее, зачем-то делая самому себе еще больней, просмотром фото с этим Бессмертных. На каждой из них они оба такие улыбчивые. Где-то едят что-то в кафе, где-то кудрявый лежит на плече у Вани, где-то видно только расстрёпанного русого и, судя по его лицу, он не очень-то и рад этой съёмке. Это было так недавно, казалось, всего секунды назад. Но такого не будет больше никогда. Расстались. В душе так и тянет это ужасающее чувство безысходности. Тянет прямо дно, в самое настоящее одиночество. Потому что без этого дурашливого стримера, жизнь снова становится рутиной, в которой Пешков всегда один. Мысли эти грызут сознание так, что со стороны уже, наверное, чётко виднеются дыры в голове и так сейчас не хочется, чтобы эти самые мысли съели полностью, не оставив после себя ничего.       Серёжа слабо приподнимается, перемещаясь в сидячее положение. Вместе с моральной болью, в подарок будто ещё и физическая пришла. Голова болит сильно, а двигаться до ужаса сложно. Может, потому что и делать этого совсем не хочется. Не хочется ничего. Разве что, только объятий Бессмертных. Бровки домиком и Пешков всхлипывает, обнимая себя за колени. Каким же он беспомощным себя чувствует. За эти полгода отношений стало уже таким привычным, что его успокаивают прикосновениями и тёплыми словами. Постоянно. Без этого по-другому просто напросто не получается хоть как-то сдержать свои слезы. Сейчас, кстати, тоже. Просто, такое ощущение, будто не стало какой-то части тебя. Такой важной, буквально, жизненно необходимой.       Ну и как теперь жить?       Вспоминается, что каждый раз как Ваня видел особенно грустного Серёжу, то делал ему чай. С мятой. Делал, садился рядом с ним за стол, поглаживал по волосам аккуратно и слушал как партнёр, через всхлипы, выговаривается, периодически глотая чай. Его любимый. Такие тёплые, приятные воспоминания, ужасно сильно давят, превращаясь не во что-то хорошее, а в одно сплошное мучение, приносящее только ещё одну порцию слез, да сильной тоски. Наверное, Бессмертных сейчас тоже сделал бы ему чай. Пешков ведь как раз особенно грустный. Парень шмыгает носом, мимолетно кидает взгляд на включённый телефон, где всё ещё эта совместная фотография, но всё же медленно перемещается на самый край кровати. Ноги касаются холодного пола и быстро находят тапочки. Тёплые, очень мягкие, розовые такие и с зайчими ушками. Ваня подарил. Знал, что у кудрявого в квартире ковров нет толком.       «— Серег, ты без них заболеешь опять хуйней какой-то, так что не устраивай мне тут и надевай». Почему-то именно эта фраза Бессмертных отпечаталась в памяти настолько чётко, что Серёжа помнил её наизусть. Помнил и вспоминал каждый раз, как ноги попадали в эти приятные тапочки. А кудрявый ведь изначально подарок не мог принять, говорил, что ему и так тепло, отказывался надевать, но русый всегда на своём стоит.       Слёзы уже, кажется, повсюду. Перед глазами, на щеках, шее, даже под носом. Всё в этом доме напоминает о бывшем парне. Думать о расставании не хочется, но и не думать не получается. Вся квартира пропахла его духами, везде его подарки, в шкафу его футболки, в телефоне его фотографии. Везде он и ничего больше. Сейчас Серёжа только дрожащими руками ставит чайник на газплиту, перед этим уже подготовив чашку, в которой Ваня всегда делал только мятный чай. На ней красовалось соответствующее изображение мяты. Он постоянно говорил о том, что в этой чашке вкусным получается лишь один вид чая, а делать в ней какой-то другой ни в коем случае нельзя.       «— Почему нельзя? — хмурится Пешков, рассматривая завязанный на голове партнёра хвостик. Сережа сам завязал, как раз ярко розовой резинкой с каким-то сердечком. А сам русый сейчас только сахар мешает в совсем новых чашках. От этого улыбка сама по себе на губах появляется и в голове всё ещё чётким воспоминанием лежит то, что этот расстрёпанный кот буквально пару минут назад ввалился в квартиру с чашками и целым букетом мяты. Сказал, будем чай очень вкусный делать. Да такой, что Пешков ему каждый день звонить будет, с просьбами ещё раз приехать и заварить этот "вкуснейший напиток в его жизни".       — Ну ты чё, кудрявый, ты на неё посмотри. — Бессмертных чашку в руки берёт, крутит её и пальцем всё указывает на это изображение растения на белой посуде.       — Понятно же сразу, что она предназначена строгого для мяты и чая. Мятного чая. — Ваня плечами пожимает и смотрит так, мол, это очевидно вообще-то было. А Серёжа всё глядит на него в ответ, глаз не отводя и вновь поражаясь подобному ходу мыслей. Но вместе с тем, такую улыбку на лице это вызывает. Русый видя это, только губы поджимает, пытаясь свою же улыбку сдержать и смотрит осуждающе, взглядом так и говоря, что тема это серьёзная и вот так реагировать это вообще незаконно. А кудрявому всё равно, он смотрит и смотрит, пока в голове крутится только одно слово. Мило. Мило так проводить время с любимым человеком, слушать его странные идеи и просто находиться рядом.       — У тебя вон сколько чашек, в них и делай свои чёрные и малиновый чаи, а эту красоточку не трогай. — Серёжа сначала улыбается, смеётся, потом шуточно ударяет по ладони парня, мол, что это ещё за «красоточка» такое. И Ваня в ответ тоже улыбается. Не может больше сдерживаться, наигранное недовольство всё показывая. Но ему снова прилетает от Пешкова, уже за несерьезность, ведь, что это такое? У него партнер имеется, а он всяким чашечкам комплименты раскидывает. Бессмертных смеётся, оставляет на лбу горячий поцелуй, сказав, что никто ему кроме кудрявого не нужен. Даже чашечка с мятой.»       Чайник свистит, выводя из своих мыслей. Стример дёргается от неожиданности, выключая его тут же. Клубы пара резко выходят из горлышка, понемногу наполняя комнату, а Пешков только кусает губы. Хотя, честно говоря, не стоило бы. Хотя бы просто потому, что они и так уже жутко болели из-за того, что вдоль и поперёк усыпаны ранами. Парень вздыхает, а вздох этот из-за ужасно печального эмоционального состояния выходит рванным таким, тяжёлым. Сейчас в принципе всем заниматься нелегко. Ничего не выходит. Получается только нервно глотать воздух, но и это выходит хуёво. Отвратительно.       Серёжа садится на корточки перед дверцами, за которыми сейчас хранились разные виды чая, кофе, какао, эти листы с мятой и всякие штуки к этому всему по типу конфет, да печенек всяких. Ладони аккуратно тянут за ручки, открывая тумбочку и на глаза сразу же попадается всё, что нужно для этого успокаивающего мятного чая.       Пешков аккуратно располагает все ингредиенты на столике и вновь к шкафчику наклоняется, уже собираясь его закрыть, как замирает на месте. Сначала хлопает глазками, потом хмурится. Сердце ощутимо учащает свой темп, руки дрожат сильно, а парень, кажется, не дышит совсем. В голове вдруг слишком много вопросов возникает. Это правда он? Тот самый альбом? Ладонь тянется к предмету, что находится в самом дальнем углу и аккуратно, словно боясь сломать, вытягивает оттуда. Действие выходит очень медленным и боязливым, пока всё внутри начинает переполнять волнение. И когда альбом только выходит из плена тёмной полочки, Серёже хватает лишь одного взгляда чтобы понять, что: Да. Это он.       Я уже забыл, что поставил его сюда когда-то... Ресницы перед взглядом сильно дрожат. Да Серёжа весь, блять, дрожит. Внутри сейчас такое происходит, что даже описать это сложно. Просто... в этой штуке так много всего, буквально, каждый важный момент отношений Пешкова и Вани есть здесь, вместе с совместными фотографиями, да милыми картинками из пинтереста. Кудрявый так старался над этим. Хотел показать на год отношений Бессмертных, чтобы они совместно полистали эту красоту, повспоминали их совместную жизнь. Но жизни этой больше нет. По щеке быстро течёт горячая слеза. Парень её не стирает. Только всё не сводит взгляда с красиво оформленной обложки.       «Альбом с воспоминаниями» — гласит громозкая надпись, рядом с которой маркером вырисовываются сердечки, а неподалёку и распечатанные котики. Как же давно он это всё клеил, писал. Уже тогда был влюблён, знал, что потом обязательно подарит Ване, когда отношения наконец начнутся. Жаль что он так и не увидел. Лёгкие заполняет ужасающие чувство тоски. Он скучает. Очень скучает по Ване. Почему всё всегда так несправедливо? Руки сжимают сильно такую важную вещицу, в которой, кажется, хранится целый мир. На неё одна за другой капают слёзы, плечи подрагивают и с губ срываются тихие всхлипы. С Бессмертных было бы не так. Он всегда быстро успокаивает. Но сейчас его нет. Его больше никогда не будет.       Сильно дрожащие руки до боли медленно открывают первую страницу и Пешков, быстро хлопая глазками, рассматривает её.       «Сегодня мы впервые поцеловались!!» — надпись находится где-то слева, в самом верху. Взгляд скользит дальше и видно фотографию, на которой момент с их совместного стрима. Всё ведь на тот момент только начиналось. Тогда было так хорошо. Так спокойно. Где-то внизу коряво вырисовываются буквы. Серёжа выписывал их в спешке, ведь это слова, что были сказаны сразу после поцелуя и забыть их было до боли просто. Слова забыть просто, но, кажется, этот момент никогда не исчезнет из памяти кудрявого.       «Пешков мнется у входа в подъезд, крутя в руках ашку, которой уже весь пропах. Со вкусом клубники. Весь день он шагал вслед за Ваней, что пригласил его прогуляться по городу под предлогом того, что погода уж очень хорошая. И по странному совпадению, все его знакомые заняты подготовкой к сессии, а сидеть дома для него будет, откровенно говоря, грешно. Все эти оправдания звучали забавно, но Пешков просто не мог отказаться от возможности провести хотя-бы немного времени с человеком, которого он так любит. Провёл, да вот Бессмертных шагает тридцать миллиардов шагов в секунду. Серьёзно, как можно так быстро ходить? Серёжа просто не успевал за ним, приходилось чуть ли не бежать всё время, из-за чего ноги просто ужас как болели. Поэтому, лучшим решением сейчас было просто взять и пойти домой. Но нет, он стоит. Стоит, улыбается, слушает как Ваня всё ещё бормочет какую-то историю, которую толком не разобрать из-за смеха и запинок парня. Но кудрявому всё равно. Он смотрит на русого с искорками в глазах, и сейчас он, почему-то, выглядит особенно красиво. На улице темно, от чего двоих освещают лишь фонари. Вокруг никого, ведь уже поздно. Час ночи, примерно. Прохладный ветер дует слабо, заставляя волосы Вани ещё больше лезть в его глаза. И на улице сейчас, по сравнению с днём, совсем не тепло. Честно говоря, Пешков, наверное, уже точно помер бы от переохлаждения если бы Бессмертных не одолжил ему свое худи. А сам, говорит, не холодно ему. В футболке вот и не холодно. Кому он пиздит? Кудрявый же буквально был точно также одет как и этот чуханчик сейчас, поэтому прекрасно знал, что мёрзнет тот пиздец как. Но всё равно, почему-то, было ещё теплее на душе от мысли о том, что русый своим комфортом жертвует только ради того, чтобы Серёжа не заболел.       — Ну всё, тебе уже домой пора, наверное. Да? — неожиданно проговаривает Бессмертных. Пешков только растерянно глазками хлопает, сказать что не зная. С одной стороны ведь да, он должен идти, так как поздно ужас как, но с другой... с Ваней слишком хочется остаться. Его эти постоянные милые слова в сторону Серёжи, после которых он сразу оправдываться начинает, мол, оговорился и вообще не это имел ввиду; милые угощения, подарки в виде цветочков, что были найдены по дороге, забота со стороны русого, да и это приятное чувство, что уже разлилось по всему телу. Любовь. И ничего больше. Русый всё смотрит пристально, в ожидании ответа, а кудрявый только сжимает края чужого худака, пока ветер прохладный бьёт в лицо.       — Я не хочу домой. — только и может выдавить из себя блондин, с надеждой смотря в зелёные глаза. Вдруг предложит и не расходиться вовсе? Просто гулять дальше, всю ночь, а может, даже целую вечность. Серёжа был бы не против быть рядом с Ваней вечность, да. И также был бы только за то, чтобы несмотря на весь холод, да боль в ногах, всё также шагать вслед за быстрым Бессмертных, слушая все эти безумные истории и шутя постоянно неоднозначно, касаясь русого.       Вот бы с ним рассвет встретить.       Пешкова из своих же мыслей вдруг прикосновение выводит. К запястью. По телу бегут мурашки, а внутри просто от этого касания тепло становится, так по-особенному тепло. Сережа, поджав губы, только смотрит на Бессмертных, не разрывая зрительного контакта, а сердце колотится сильно. В глазах Вани полное спокойствие, хотя щёки его краснеют сильно. Ветер слабо задевает волосы русого, а из-за фонарей освещение становится уж слишком атмосферным и смотреть на стримера сейчас это одно сплошное удовольствие. Рука зеленоглазого все еще на запястье, но и к ладони не спускается совсем, так и оставаясь на своём месте. Вторая рука Сережи, что всё ещё занята ашкой, только в карман лезет, оставляя яркий предмет там.       — А что ты хочешь? — полушепотом спрашивает русый, глаз не отрывая. От этого тона по коже вновь бегут мурашки, пока в груди волнение приятным чувством пархает. Сейчас все слова теряются, просто напросто пропадают из сознания, оставляя после себя только море из чувств. Ваня тоже ничего не говорит, но и ответа будто не ждёт, словно зная, что Пешкову просто нечего сказать. Да и говорить ничего не нужно было. Это казалось таким неуместным, просто, ненужным сейчас. Тишина длится всего секунды, но её настолько много, что Серёжа мог просто поклясться в том, что он буквально слышал своё и Ванино сердцебиение. Быстрое, нервное. Они оба чего-то ждут. Кудрявый сглатывает, глазками хлопая и чуть на носочки привстает, медленно и нерешительно приближаясь к парню. Видно, что у русого краешки губ вздрагивают, словно тот улыбку сдерживает. Сердце бьётся всё сильнее и быстрее. Переживание в груди только растёт. Страшно. Волнительно.       Ваня также наклоняется. Лицо его всего секунду так рядом. Слишком рядом. Кажется, что жар ужасно быстро поглощает все тело, а воздух в лёгких просто исчез. Их губы соприкоснулись. Сережа, чувствуя, что щеки покрываются румянцем, а руки чуть дрожат от волнения, аккуратно отвечает на поцелуй. Глаза прикрыты, в животе приятным чувством ощущаются бабочки, а сам Пешков до сих пор будто не до конца осознал происходящее. Не верится.       Чувствуется, что рука Ванина от запястья уже к ладони переходит. Делает он это так обходительно и аккуратно, что немного щекотно. Тот только свои пальцы с Серёжиными переплетает. И второй не против совсем. Он только продолжает медленно, со всей своей любовью целовать, сильно сжимая руку Бессмертных. Телу очень жарко из-за всех этих ощущений приятных и от них просто некуда себя деть. Да и девать никуда не хочется. Хочется только так и оставаться рядом с этим потрепанным котом. Собственная ладонь перемещается на шею русого. Холодную до ужаса. Пальцы только немного ведут по ней, пока под рукой чувствуется, что стример вздрагивает слабо. У самого кудрявого внутри все горит от переизбытка чувств, которые поселились даже в лёгких. Сердце колотится бешено, а ладонь зарывается в волосы зеленоглазого. Мягкие, очень приятные на ощупь. И Сережа только давит на затылок, желая только быть ближе. Рядом. Целую вечность. Дышать сейчас особенно сложно. Делать это просто не получается будто. Ваня, словно чувствуя то же самое, только отстраняется, поцелуй обрывая. Пальцем тот ощутимо поглаживает руку кудрявого, и глазки обоих всё бегают по лицам друг друга чуть потерянно. На губах очень непривычное и странное чувство, которое только напоминает о прошедшем поцелуе, вызывая мурашки по всему телу. Блять. Он буквально только что поцеловался с человеком, которого любит больше собственной жизни. И все было по обоюдному согласию. Значит ли это, что Ваня тоже его любит?       — Серёж, от тебя так вкусно пахнет. — куда-то в губы говорит Бессмертных, находясь все также очень рядом. Эти слова заставляют щеки краснеть. С губ только смешок вырывается и стример смущённо отводит глаза куда-то в сторону. Кудрявый прекрасно знал из-за чего этот запах приятный появился. И также чётко помнил то, как Ваня из-за причины этого запаха всю прогулку ворчал, читая лекции о вреде курения для здоровья и всё грозясь выбросить эту "курилку".       — Это ашкудишка. Хочешь? — рука в карман лезет, уже собираясь достать ашку, но не успевает Пешков сделать этого, как вновь слышится голос Ванин.       — Фу-у-у, ну ты и паровоз. — тот хмурится сильно, всем своим видом показывая недовольство, и от этого улыбка на лице Сережи только ярче становится. Он плечами пожимает, а в голове сейчас только мысли о том, что домой он ещё долго идти не будет.»       Горькие слёзы заставляют глаза краснеть сильно. Сердце, будто стеклянное, разбито на множество кусочков и с каждым воспоминанием о законченных отношениях, кто-то этими стекляшками изнутри на душе порезы оставляет. Больно, глубоко. И перестать плакать не получается. Этот процесс просто не контролируется, а страница альбома усеяна мокрыми пятнами. Всё чего сейчас хочется, так это сжечь этот дурацкий кусок бумаги. Сжечь, чтобы вместе с ним ушли все воспоминания. Так, чтобы их словно никогда и не было. Просто потому что без них будет легче. Не так больно.       Почему без Вани так сложно? Жить нормально просто не выходит. И Пешков, кажется, забыл совсем о этом чае мятном. Сейчас уже всё равно. Все мысли сосредоточены совсем на другом. Серёжа уже даже не пытается хоть как-то остановить поток слез, стереть, он только судорожно глотает воздух, всхлипывая и рассматривая фотографии на странице. Рука тянется к одной из них и дрожащие пальцы дотрагиваются до силуэта Бессмертных, ведя по ней. Так хочется чтобы он был рядом. Пусть хоть каждый день ругается из-за ашек, часами читает нотации о их вреде здоровью, Сережа готов бросить. Только бы хотя-бы ещё раз ощутить это счастье и спокойствие лишь от его присутствия. Почувствовать, как он мягко целует, поправляет волосы, берёт за руку. Пешков отдаст всё за это. Но Ваня не возьмёт ничего. Он больше не чувствует того же самого.       Сережа шмыгает носом, а до сих пор будто не верится. Хочется думать о том, что это просто неудачная шутка, ошибка, неправильное решение, но только не правда. Как человек, что так его любил и заботился больше ничего не чувствует? Это... несправедливо. Несправедливо и больно. Руки, что всё ещё безумно сильно дрожат, аккуратно перелистывают страницу и глаза снова бегают по её содержанию.       «А сегодня у нас было свидание» — рядом снова совместные фотографии, где-то со стримов, а где-то уже действительно с самого свидания и даже на этой странице видно еле заметные пятна от слез. Смотреть на это всё до безумия неприятно, ведь воспоминания будто назло так лезут и лезут в голову. Хочется хоть как-то отвлечься. Но вместе с этим и перестать листать этот дурацкий альбом просто не получается.       За что мне это всё?       Снова всхлип, громкий. Руки прикрывают глаза, вместе с тем намокая от слез. Как же не хочется мучиться. В голове лишь желание просто начать жить спокойно, как Серёжа и жил до того как встретил Ваню. Но почему-то сейчас, без его присутствия, просто существовать уже не получается. Это невозможно. Пешков, взяв в руку пёстрый альбом, медленно приподнимается, другой рукой придерживаясь за тумбочку. Ноги, словно ватные, не держат совсем. Стоять на них ужасно сложно. Заплаканные глаза бегают по пространству перед собой. Мята, чашка, пакетик чёрного чая. Точно, чай. Как про него можно было забыть? Этот несчастный альбом остаётся на столе. И сейчас, уже собираясь идти к чайнику, Серёжа мельком кидает взгляд на страницу, где говорится о их свидании. Первом свидании.       «— Я не пью вообще-то. — хмурится Бессмертных, в руках крутя бокал с вином. Серёжа, подперев голову ладонью, всё смотрит на Ваню, пока у самого во второй руке точно такой же бокал. На губах весь вечер глупая улыбка, которая никак не сходит с лица. Ну а как не улыбаться? Мало того, что он уже почти как неделю в отношения с самым лучшим человеком этой планеты, так ещё и на свидание его пригласили. Официально так. Да, он и до этого множество раз гулял с Бессмертных, проводил совместные стримы, просто созванивался с ним, но это не то. Между "пойдём гулять?" и "пойдёшь со мной на свидание?" просто огромная разница. Свидание это что-то другое. Что-то, где царит только романтика и любовь. И Серёжа ужас как радовался тому факту, что его впервые пригласили на это самое свидание. Поэтому подготовился как следует, распланируя весь день вдоль и поперёк. План был небольшой, всего лишь прогулка в каком-нибудь парке часик, второй, а потом посиделки у Серёжи дома, где можно было посмотреть фильм или просто поболтать. Ну Пешков и решил, что эти варианты времяпрепровождения дома без вина будут слишком скучными. Правда ведь так. А Ваня не пьёт оказывается. Кудрявый считал, что это вообще не дело и выпить хотя-бы за компанию нужно было. Чуть-чуть. Просто чтобы расслабиться.       — Это самое дорогое вино из пятёрочки. — Серёжа секундно брови поднимает с видом: вот видишь как я ради тебя заморочился. А взглядом так дыру и сверлит, совсем глаз от старшего не отводя. Тот сначала глазками хлопает, видимо, думая над ответом, а потом только волосы поправляет, выдавая короткое:       — Понял, пью. — Ваня с серьёзным видом ладошки показывает, жестом так и говоря, мол, тогда вопросов нет. От этого всего Сережа лишь ярче улыбается, а в мыслях только то, что лучше его молодого человека нет никого. С ним просто никто и никогда не сравнится. Кудрявый выдаёт радостное: "ура", а потом и бокал свой протягивает, намереваясь чокнуться. И когда Ваня уже вина касается, на губах его улыбка слабая появляется. Слабая, но такая счастливая. Пешкову остаётся только гадать о том, что же у него на уме.»       Серёжа, сидя за столом, глотает чуть горячий чай, пытаясь не обращать внимание на то, насколько сильно всё тело дрожит. Знакомый вкус мяты совсем не успокаивает. Разве что только немного. В остальном он вызывает ещё больше воспоминаний о прошлом, что приносит только новую порцию этой глупой тоски по отношениям и слёз. Но Пешков всё равно пьёт. Пьёт, только потому что Ваня хотел бы, чтобы он пил и успокаивался. Не тот Ваня, который его бросил, нет. А его Ваня. Тот, которому самому было больно от вида слёз кудрявого, который был готов сделать всё, только бы его любимый человек чувствовал спокойствие и безопасность. Как же стримеру хочется вернуть именно этого русого кота. До безумия хочется. Но он исчез. Навсегда.       Рука стирает одинокую слезинку, что скатывается по горячей щеке, а плакать уже больно. Глаза от такого количества слёз красные, заплаканные и болят сильно. Поэтому, даже несмотря на мутную пелену перед глазами, Серёжа только быстро моргает, пытаясь хоть как-то сдержать новый всплеск эмоций. Как бы Пешков не говорил себе о том, что сдерживать эмоции нельзя, сейчас по другому просто напросто нельзя. Хотя, где-то в голове он всё равно понимал, что долго подавлять это дело вообще не получится.       Руки греются о тёплую чашку, из которой Пешков периодически делает глотки, а дышать всё также сложно. Вдохи и выдохи выходят до ужаса рваными и судорожными. Такими, словно кудрявый задыхается. Воздух просто куда-то сворачивает, игнорируя наличие лёгких в организме и Серёжа прекрасно знает, что это всё из-за истерики. Тяжёлый вздох, взгляд снова в альбом, от вида которого в груди сразу неприятно тянет сильная грусть.       «Мы смотрели очень милые арты! <3» — на стриме... Сережа так любил этот момент. Любил просто до боли сильной и, наверное, не раз ещё пересмотрит его. Но когда-нибудь потом. Тогда, когда от любого упоминания Вани слезы ручьём не будут скатываться по щекам. Ему ведь ещё придётся друзьям о расставании рассказать. Ваде, Амине, Вове. Они же ещё не в курсе. Конечно, Бессмертных же бросил его буквально сегодня. Сообщением. Так это тупо. В глазах снова влага, а в горле ком. Почему нельзя было хотя-бы встретиться в последний раз? Просто... Пешкову казалось до ужаса несправедливым то, что с ним расстались именно так.       Почему?       Слеза сказывается по щеке, оставляя за собой мокрый след. Кудрявый складывает руки на столе и уткнувшись в них только всхлипывает. Голову поглощают эти отвратительные мысли, которые даже не пытаются успокоить. Пешков всеми силами старается от них избавиться, но они не исчезают, говоря, что в произошедшем есть и Серёжина вина. Верить в это так не хочется, но реакция тела на подобную мысль не заставляет себя долго ждать. Вновь слезы, плечи дрожат, а перед глазами, как и на душе, муть полная. Стример, шмыгая носом, выравнивается. Быстро моргает, пытаясь хоть как-то остановить новый поток слёз, а на глаза попадается только холодильник. Холодильник с ёбанными фотографиями. Совместными. Пешков от них тут же взгляд отрывая, руками в волосы зарывается, сильно их сжимая. Нужно будет их всех снять. И все что Ваня подарил тоже в одну кучу собрать. А потом сжечь. Вместе с этим альбомом. Потому что отношений больше нет. Есть только Серёжа. Один. Нужно просто смириться с этой мыслью.       Перед глазами снова этот дурацкий альбом, а в горле ком. Хочется его разорвать. Выбросить. Просто избавиться от него, чтобы он больше никогда под руку не попадался и не напоминал о том, как его любили. И как он любил... продолжая любить по сей день.       Интересно, а Ваня про него вспоминает хоть иногда? У него же тоже полная квартира подаренных Серёжей вещей. Да и времени вместе у него дома было проведено не меньше. Единственное, о чем хотелось думать, так это о том, что Бессмертных сейчас тоже сидит, пьёт мятный чай и прокручивает в голове все памятные моменты с кудрявым.       «Сегодня мы с Ванюшей готовили блины» — гласит надпись на странице, а на лице Пешкова появляется улыбка. Вымученная и, наверное, появившаяся только из-за полной эмоциональной усталости. Свидетельством этому было то, что губы сильно дрожат, а в глазах снова влага. Честно говоря, от этого ужасного стресса голова разболелась сильно, а думать нормально уже просто не получалось. В сознании творилась такая каша, что заглядывать туда было страшно. Глазки снова бегают по надписям в альбоме, по ярким картинкам и милым надписям. Где-то рядом есть фото и самих блинов. Румяных таких. Серёжа сейчас только бросает взгляд в сторону газплиты, думая, что день тот он помнит уж слишком в красках.       «— А ты знаешь что нужно готовить с любовью? Вот я и готовлю со своей любовью. — улыбается Пешков, переворачивая один из блинчиков. Тот оценивающим взглядом бегает по нему, а потом и сам себе кивает, решив, что тот вышел достаточно румяным и всё вполне себе хорошо. Чувствуется, что Бессмертных головой своей на плече ерзает, пытаясь поудобнее устроиться, а волосы его щёку щекочат, от чего по телу мурашки бегут. Бессмертных со спины обнимает только крепче, из-за чего на губах Сережи улыбка смущенная ярче становится, а к щекам румянец слабый приливает.       — А, да? — в голосе русого чётко слышится то, как он улыбается. Сейчас на душе так тепло и спокойно. Просто от этой приятной утренней атмосферы, от того, что Ваня ещё вчера согласился остаться с ночёвкой и теперь они оба готовят завтрак. Ну, как оба. Серёжа блинчики жарит, а Бессмертных только обниматься лезет и рассказывает всякую пургу начиная от того, какой странный сон ему снился и заканчивая тем, как они будут есть очень вкусные блины с мятным чаем. От последнего, честно говоря, живот только бурчал, неприятным чувством голода отдавая, поэтому Пешков старался как можно скорее закончить с готовкой и приступить уже к завтраку. Из открытого окна слышался шум машин, а совсем рядом, из Ваниного телефона играл какой-то трек его любимой группы. Космонавтов нет, вроде как. Честно говоря, кудрявому подобная музыка совсем не нравилась, но он согласился только потому что русый очень его об этом просил. Да и он так радовался когда услышал согласие... обнял, сказал что очень любит Пешкова. От этого воспоминания на лице радость играет и Серёжа, честно говоря, готов отдать всё, лишь бы его Ванечка был счастлив.       — Пизда. — коротко отвечает Пешков, уже готовый блинчик положив в тарелку к остальным.»       Снова тяжёлый вздох. Дрожащая, холодная рука перелистывает страницу. Про чай кудрявый снова забывает, не обращая внимания на кружку рядом. Наверное, её содержимое уже остыло, поэтому, его забывчивость была и к лучшему. Стример хочет спать. Хочет выпить таблетку обезболивающего. Хочет как можно скорее долистать этот дурацкий альбом, чтобы утихомирить своё любопытство и желание повспоминать приятные моменты. Потому что вспоминать было больно. Больно от того, что этого больше никогда не будет. Не будет даже общения. И подтверждением этому было "Ну, Серёг, ты же понимаешь, что после всего мы не сможем быть друзьями. Лучше просто разойтись" от Вани. Так глупо. Серёжа нервно сглатывает, а на какую-то из фотографий снова капает одинокая слеза. Вслед за ней ещё одна. И ещё. Всхлип, а плечи дрожат сильно. Каждый звук издаваемый Пешковым, сопровождается ужасной, пульсирующей головной болью. И словно назло в голове сейчас пустота. Просто, нет ничего. Есть только глаза, что судорожно бегают по заплаканной странице в альбоме.       Серёже смотреть на это больно. И физически и морально. Он просто не может больше рассматривать это, вспоминать, знать, что когда-то всё было хорошо. Что когда-то его любили больше жизни. Так, как он до сих пор любит сейчас. Дрожащие руки стирают слезы, что неконтролируемо скатываются по щекам и совсем непонятно когда это вообще закончится. А закончится ли вообще? Может, он всю оставшуюся вечность будет не нежится с Ванечкой, как хотел изначально, а просто напросто прорыдает, каждый день себе напоминая о том, насколько же хорошего человека он потерял. Навсегда.       В голове сейчас появляется идея. Глупая, наверное, и просто бессмысленная, но Пешкову как-то похуй. Этот альбом по итогу все равно сгорит. От этой мысли, честно говоря, в душе становится совсем не спокойно. Наоборот, только тревога появляется, словно с этим одним большим воспоминанием исчезнет и какая-то часть Серёжи. Важная такая, без которой нормально функционировать не получится. Да вот парень не обращает на это никакого внимания. Игнорирует. Или просто делает вид, что игнорирует. Сейчас рука тянется за ручкой, которая всегда была на столе Пешкова. Просто потому что она часто была нужна, ведь ежедневные записи в каком-нибудь личном дневнике это уже не просто секундный порыв, а целая привычка.       Парень судорожно перелистывает страницы, зная, что в самом конце есть та, которая на все сто процентов ему подойдёт. Перед глазами летят картинки, надписи полные воспоминаний. А Серёжа, игнорируя сильную головную и душевную боль, только листает дальше, пытаясь наконец найти то, что ему нужно.       Нашёл.       Немного помутнённый от слез в глазах взгляд, все бегает по необходимой странице. На ней практически пусто. Ни надписей, ни каких-то вырезок со стримов. На ней только одна единственная фотография, что занимает большую часть бумаги и была просто завершающей деталью всего альбома. На ней, конечно же, Сережа с Ваней. Улыбаются. Радуются. Никто из них тогда ещё и не думал о расставании. Хотя Пешков даже в этом не уверен. Вдруг Бессмертных уже давно планировал этот несчастный разрыв. Будь у кудрявого силы, он бы сейчас заплакал. Но их нет. Как и слёз, что за несколько часов непрерывного рыдания просто закончились. От этого на душе так неприятно, будто кошки скребутся, ведь теперь даже таким способом свои эмоции просто не получится выразить. Отвратительно.       Пешков мешкает, крутя в руках ручку, пока сердце в груди колотится быстро. Просто потому что страшно. Волнительно. Почему-то так не хочется как-то портить настолько важную для Серёжи вещь. Но он только шмыгает носом, давит на себя и всё же заставляет сделать это. До боли сильно дрожащая рука вырисовывает только два завершающих небольшую любовную историю слова, которые при написании будто отдают физической болью по самому сердцу. Это конец.       «Мы расстались»