Жизнь и Смерть, во мне
Объявили мне:
Будешь жить не кидая тени.
Обладая горячим телом
Обжигая холодным взглядом.
Станешь ядом.
“Кукрыниксы — Никто”
Шуршание. А затем скрип старых половиц. Ему не надо было поднимать головы от своих бумаг, чтобы догадаться. Казалось, что мертвецы должны двигаться бесшумно — сродни неупокенным духам и одичалым призракам, навечно прикованным к собственным могилам. Однако шум, который перекрывал собой даже пугающий гомон леса, был вполне осязаемым, а тяжелые шаги невозможно было спутать с проворной мышью, поселившейся недавно в кладовой. Вдох и выдох. Очень зря. Федя нахмурился, стараясь сдержать кашель. Прижимая ладонь к лицу, он постарался выкинуть из головы тошнотворный запах крови, который настиг его вместе с поступью мертвеца. Открыть бы окно. Только поздно уже, да и совсем скоро это ничем не поможет. Федя аккуратно закрыл книгу, поправляя вложенные листы и зажатые между ними травы, отодвигая ее подальше, чтобы не испачкать и ненароком не уронить. Он потянулся к огарку свечи, стоящему с краю стола. Ещё мгновение и она бы потухла, погружая комнату в кромешную темноту — так было бы проще и спокойнее — но его запястье перехватили и горячее дыхание коснулось бледной кожи. — Не стоит, — прошептал мертвец, опускаясь перед ним на колени и роняя на пол капли свежей ещё крови. — Коля… — Не стоит, — пальцы ловко повернули его руку и тёплые губы коснулись ладони, оставляя невесомые поцелуи. Мгновение тишины, нарушаемое лишь чьим-то неясным воем за окном. Пересилив себя, Федя склонил голову в сторону пришедшего. Белоснежные волосы мертвеца были спутаны и спадали поверх некогда светлой рубашки слипшимися комками. Кровь сплела из передних прядей уродливые косы, обрамлявшие столь изящное и пугающее лицо. Коля был прекрасен — до той степени, в которой красивы не могли быть живые люди, а лишь бесы, вернувшиеся с того света. Федина ладонь дрогнула, когда вторая рука мертвеца опустилась ему на бедро, а сам он, нескладно для своего высокого роста, приник ближе, прижимая тяжелую голову к рукам некроманта и сутуля плечи. Половицы все также скрипели, а кровь капала на пол, стекая с Колиной шеи и плеч — сегодня он убил особенно много. А ещё, зрачки его были расширены настолько, что даже хищные желтовато-зелёные радужки казались почти незаметными. Белёсые ресницы трепетали, когда он медленно моргал, а тонкий шрам на левом глазу был отчетливо виден вблизи. Снова захотелось затушить свечу, но тревожить мертвеца, который продолжал почти лениво ласкаться о его руки, не хотелось. Не тревожь мертвеца — целее будешь. — Ты совсем замёрз, душа моя, — прошептал Коля, горячо-горячо выдыхая на дрожащие ладони с тонкими пальцами. — Пойдём в постель. Федя вздрогнул и с трудом сдержал смех. Мертвец пытался его согреть. Сколько бы ночей не прошло с того провального ритуала, когда некромант впервые понял — книгам доверять нельзя, Коля был теплым и порой обжигающе горячим, словно он пришёл с того света с одной лишь бескорыстной целью — обогреть. Ладони скользнули по его телу и Федя поднялся вслед за светловолосой нежитью — тот тянул его за собой, широко улыбаясь. Острые зубы блеснули в слабом свечном пламени. Белоснежные. Ни капли крови убитых странников. Падать спиной на мягкую перину было уже почти привычно — жалко лишь, что все придётся сжечь после этой ночи. Федя ненавидел разводы крови — он не умел их отстирывать, а оставляя такую постель, не мог ночами заснуть. — Не волнуйся… я, кажется, встретил сегодня купца, — хихикнул Коля, словно бы читая его мысли. Он взмахнул рукой в сторону двери, где перед порогом лежал небольшой холщовый мешок. Нежить из него была на удивление хитрая и проницательная — деньги и драгоценности с убитых путников он нёс в дом, оставляя подле спальни на манер извращённых подарений — плата за те подношения, что даровал ему Федя перед призывом. Мертвец опустился рядом, накрывая хрупкое тело своим и покрывая шею некроманта лёгкими поцелуями. Чужая одежда была неприятно влажной и липкой. Она пачкала рубаху Феди, вынуждая того морщиться и недовольно воротить лицо, прикрывая фиолетовые глаза. Следы крови теперь растекались отравленной рябиной и по его коже — Коля успел скользнуть ладонями по его бокам, бережно притягивая ближе. — Расслабься, душа моя, — проворковал ему на самое ухо мертвец, делясь теплом своего тела. — Не бойся. Забавно. Федя так не любил чужую кровь, но таял от тягучего жара, который разгорелся внутри Коли лишь из-за крови его собственной, пролитой некогда над проклятым алтарем, ставшей теперь его вечным и трепетным спутником. В том, с какой лёгкостью нежить касался его тела, поворачивая и выгибая так, как одному ему нужно было, некромант забывался — терял трезвую мысль о том, что призвал мертвеца именно он, а обращались с ним как с призванным — податливой марионеткой, потонувшей в пуховых одеялах, давно уже перепачканных и непригодных для сна. Горячий язык скользнул по шее, касаясь мочки уха и оставляя на ней звучный поцелуй — странно громкий для пустой и тихой комнаты, которую наполняло лишь сбитое Федино дыхание и довольное урчание Коли, дорвавшегося до своего. — Можно..? — негромко спросил мертвец, приподнимая голову и позволяя своим волосам упасть на грудь некроманта. Пряди казались багрово-рыжими — то ли из-за крови, то ли из-за тёплого света. Пальцы прошлись по шее, оглаживая чувствительную кожу. В такие моменты внутри все неприятно замирало и Федя невольно вздрагивал. Как далеко простиралось терпение Коли, который вёл себя неподобающе для нежити тактильно и жил по одному ему известному своду правил, перечеркивающему красной полосой иерархию, выведенную кем-то ещё во времена старого язычества? Короткий кивок. Слова казались сейчас слишком сложными — такими же как собственная голова, запрокинутая назад и открывавшая острым клыкам самое беззащитное на всем теле место. Следы укусов успели затянуться. Коля вообще был осмотрительным во всем — не только в своих подарках. Он зализывал раны, останавливая кровь, а потом вынуждал некроманта пить что-то странное и приторно-сладкое, растекающееся по дну кружки водой, но в горле сворачивающееся в густую молочную пену. Чёрная магия — смеялся мертвец, разводя руками и щуря глаза. Чёрная магия — думал Федя, когда безуспешно откладывал в сторону ещё один бесполезный том — ни способов изгнания нежити, ни рецепта таинственного снадобья. — Права была матушка — мне только бесню собой и кормить, — глядя в потолок произнёс некромант, инстинктивно дергаясь в сторону — к укусам невозможно было привыкнуть. Клыки легко скользнули под кожу оголенной шеи, а руки Коли спеленали его ещё крепче — захочешь, не сбежишь. Урчание на секунду стихло, но лишь до первого глотка свежей крови. Оно сменилось утробным рокотом, который Федя ощущал сквозь два слоя одежды. Казалось, что сердце мертвеца бьется куда сильнее его собственного. Казалось, что мертвец тут совсем не Коля, а замерший в его объятиях человек. Легкость плавной судорогой заскользила по всему телу. Если лежать неподвижно, то боли не было совсем — только неясный тянущий жар и непреодолимое желание закричать. Страха тоже не было — давно не осталось, потому что нежить был иррационально живым и чувственным, и во всех его движениях скользила ненавязчивая сила, спокойно напоминавшая: Не тревожь мертвеца — целее будешь. Клыки сменились на язык, скользящий вдоль по ране и позволяющий крови стекать вниз по плечу, теряясь где-то в светлой ткани рубашки. Горячее дыхание расходилось по коже, мешаясь с обжигающими густыми каплями. Колю такая расточительность позлила — он коротко рыкнул и дёрнул одежду в сторону, разрывая ткань с характерным треском. Рубаха теперь оборванной тряпкой свисала с Фединого тела, оголяя острые ключицы и перепачканное плечо. С губ мертвеца стекала кровь, окрашивая подбородок и шею в пугающе знакомый цвет — цвет скорой смерти. Изогнутые клыки больше не были белоснежными — оскал в полумраке переливался и таял, отражая сокрытые в тени ночные кошмары. Голова кружилась и мысли были вязкими, густыми: Федя болел и всю свою жизнь мучился от раздирающего изнутри озноба, и оставался удивлён, что со своим малокровием все ещё жив — все ещё находится в сознании. Когда клыки вновь заскользили над кожей — на манер игривого предупреждения — некромант с трудом сдержал дрожь, невольно выгибаясь на встречу и подставляя всего себя под жадные касания. Колина ладонь опустилась ему сначала на живот, а потом сместилась на бедро — отводя ногу в сторону и позволяя чужому телу прижаться ближе. Кровь на плече начала густеть, неприятно стягивая кожу, напоминая уже не багряный дождь, а вязкие полосы гнили. Только нежить на такое и велась — щурилась хитро и клацала зубами, терзая тело и душу, взамен на забранное делясь чужим, награбленным, потому что у мертвецов за душой не было ни гроша — лишь жуткие сказки в пальцах и пламенные обещания в глазах. — Ты такой красивый, Феденька, — шептал ему куда-то в живот Коля, успевший стянуть с него драную рубаху, оставляя за собой на светлой коже причудливые узоры. — И только мой, правда-правда? Почти урчание, какое-то животное и столь для людей дикое, но что для мертвеца людские обычаи и законы — шутка, не больше. А пальцы совсем распоясались: ложились резко то на бёдра, то на грудь, то тянули в сторону за бока. Длинные волосы Коли щекотали тело, когда нежить прижимался все ближе, терся податливо и нежно, самозабвенно играясь с чужими запястьями — на каждом по зацелованному донельзя укусу. Мертвец вылизывал ему ладони и пальцы, по которым кровь неспешно стекала, так, словно Федя и взаправду был вкусным, а не прогнившим ещё изнутри, не уродливым живым трупом, не безвольной марионеткой в чужих обжигающих руках. Язык у Коли был тёплым и чуть шершавым — он цеплялся за небольшие ранки на руках, оставленные на рассвете густой травой за домом, куда некромант ходил молиться по утрам. А ещё тёплым сейчас казался весь он — то ли тлеющая свеча была тому виной, то ли уплывающее сознание Феди, который негромко постанывал от особенно ярких ощущений. Губы и пальцы мертвеца доводили его до исступления, а утробное урчание вызывало дрожь, расходившуюся по всему телу вместе с кровавыми пятнами чужой смерти, покрывавшей теперь и некроманта на манер трупных пятен. — С-стой! Коля… — дернул он нежить за волосы, когда тот уткнулся ему лицом в бедро, опаляя дыханием покрасневшую кожу. Светлые пряди скользнули под дрожащими и перепачканными в крови пальцами. Руки неприятно холодила остывавшая на них слюна. В ответ Коля лишь рассмеялся, впиваясь зубами в чужое бедро, до синяков сжимая обнаженную голень. Сегодня мертвец был особенно возбуждён — он не соизмерял силы и, кажется, буйный от ночной охоты на путников, пытался поделиться с Федей своей страстью. Только вот человеческое тело было куда слабее, а у вечно замерзшего некроманта, который белый свет видел лишь через окно своей спальни, да ещё на заре и закате, когда выходил из дома собирать полынь и чертополох, тело было ещё слабее. Дыхание сбилось, а ресницы слиплись — от непрошенных слез, выступивших на глаза в момент, когда вместе с жаркими пальцами Коли на своём члене пришло осознание собственного возбуждения. Федя попытался инстинктивно свести ноги, но ему удалось лишь скрестить лодыжки за спиной нежити, чем он невольно раззадорил его ещё больше. Клыки все также были у него под кожей, оставляя за собой яркое и стойкое клеймо: такое быстро не затянется, а шрамы от четырёх рваных ранок останутся навсегда, и даже после смерти будут украшать некроманта, привязывая к изголодавшемуся по крови мертвецу. — Т-ш-ш… Федя, душа моя, все хорошо, — воркование Коли доносилось сквозь густую пелену, теряясь где-то внутри головы, набитой сейчас мягким пухом из разодранной перины. От удовольствия сводило сладкой судорогой все тело, бедра мелко подрагивали, а кровоточащие следы на теле горели, напоминая некроманту о том, что он все ещё жив — иррационально и неестественно, но жив. С языка мертвеца стекала не только слюна, но и багряная Федина кровь. Он лениво вылизывал оставленные раны от укусов, разнося за собой странную картину безумия. Его пальцы ловко скользили по члену некроманта, вынуждая того тихо всхлипывать и царапать дрожащими пальцами простыни. — Коля..! Я сейчас… — вскрикнул он, выгибаясь в спине и запрокидывая отяжелевшую голову назад. Все ощущалось будто в сладостном бреду — ласковые слова успокоения, произнесённые сочащимися кровью губами, подтолкнули его ближе к разрядке и вскоре Федя отчаянно зарывался руками в Колины волосы, пытаясь сдержать особенно громкий стон. Он уверен был, что если посмотрит сейчас вниз, то увидит как лениво мертвец облизывает его семя с собственных перепачканных в крови пальцев. Его трясло, а ноги и руки казались ватными — все тело сковывала тёплая нега, которая не нарушалась даже легкой болью от укусов. Мертвец приподнялся на локтях, бережно убирая со своих плеч Федины лодыжки и укладывая безвольного некроманта поудобнее. Прижимаясь вплотную, он по собственнически спрятал выбившегося из сил человека от взглядов такой же распущенной нежити, бродящей где-то в вечно живом и пугающем лесу за домом. — Спи, душа моя, я позабочусь об остальном, — прошептал Коля, слизывая остатки крови с губ и утирая лицо рукавом перепачканной рубахи. Мертвец аккуратно утянул Федю в объятия, прикрывая глаза и начиная ласково напевать. Слова старой колыбельной, которая раньше передавалась от родителей к их растущим детям, заполняла собой тишину спальни, окутывая одинокий дом на опушке своими таинственными чарами. Некромант расслабленно выдохнул, позволяя головокружению поглотить его, утягивая под пелену сна вместе со знакомой песней — Коля часто напевал ее по вечерам, убаюкивая своего неудачливого и слабого человека, неспособного освободиться от навязанной привязанности нежити. Когда мертвец плавно поднялся с кровати и открыл скрипучую оконную раму, лесной шум проскользнул в комнату, принося с собой ночной холодок и заглушая шуршание страниц. Привычно и неспешно Коля пролистал лежащие на Федином столе книги. Аккуратные ажурные записи были безобидны — какие-то зелья и снадобья, которые пользовались успехом у жителей деревни, с которыми некромант изредка вёл дела. Однако мертвец недовольно оскалился, когда наткнулся на тщательно спрятанную среди других страниц выписку — бездарный ритуал по изгнанию бесов, включавший в себя десяток набожных слов и святую воду. Лицо Коли быстро смягчилось, когда он обернулся на мирно спящего на кровати некроманта, завернутого в несколько мягких одеял для тепла. — Глупышка… такое на мне не сработает, — хихикнул он, поднося бесполезную записку к догорающей на столе свечке. — Зачем же тебе избавляться от меня, душа моя? Пепел покрыл собой пальцы мертвеца, опаляя ладони вспыхнувшей враз бумагой. Коля прикрыл глаза, хищно улыбаясь. Свеча потухла, заваливаясь на бок и оставляя на столе восковой след. Темно.