Drug! me down

      Феликс не знает, когда это точно началось. Каждый день он пытался понять, как они дошли до этой точки. Где была та невидимая грань, которую они переступили? В погоне за эйфорией не замечаешь, как постепенно ты подбираешься к краю пропасти, но тебе не страшно разбиться. Ты готов бросить всё, сам спрыгнуть с этого обрыва, чтобы ощутить это блаженство и лёгкость ещё хотя бы несколько секунд неконтролируемого полёта, перед тем как расколоться вдребезги. И даже сейчас, держа слабую холодную руку Чана, прижимая к себе в попытке отдать своё тепло, Феликс ни о чём не жалел. Жалел только о том, что он не лежит рядом. Он понимает, что это его вина. Не доглядел, не позаботился, не увидел изменения, не почувствовал. Феликс сам же был на этой стороне, так почему же он не смог увидеть? Он сам не мог ответить на этот вопрос. Сейчас парень может лишь судорожно продолжать бить Чана по щекам и проверять реакцию зрачков, хотя последнее абсолютно бессмысленно.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он не слышит, как врывается наряд медиков в открытую входную дверь. Парень не чувствует, как его отталкивают, чтобы подобраться к Чану. Феликс не видит, как его парню делают непрямой массаж сердца, стараясь вернуть того к жизни. Ощущение, словно он потерял все органы чувств разом. Единственное, что у него есть – холод, оставшийся в его ладони.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он – золотой ребёнок, выросший в богатой семье, самый любимый мальчик своих родителей. Родившись в семье адвокатской четы Ли, его будущее было предначертано и расписано ещё до его появления на свет. Феликс считал, что он и сам был не против, отдавая всего себя обучению, ведь родители строго заметили, что поступать в университет он будет самостоятельно, без их помощи. Всю свою подростковую жизнь Феликс провёл за книгами и обучением, и, не дай Боже, он принесёт отметки ниже 95%. Парень старался, и его старания оправдались. Он – один из первых в списке поступивших на юридический факультет. Покидая отчий дом, он обещал, что родители будут гордиться им.       Феликс не знает, когда это точно началось. Первый семестр пролетел для него незаметно. Он всё также продолжал не вылезать из книг и учёбы, игнорируя приглашения своего соседа по комнате Хёнджина на различные вечеринки и тусовки. Феликсу было не до этого. Он приехал учиться и доказать своей семье, что они не зря вложили в него столько сил. Всё шло отлично, пока в какой-то момент Феликс не начал ощущать, что то, чем он занимается каждый день на протяжении уже восемнадцати лет, стало наскучивать ему. И нет, он не передумывал становиться адвокатом. Он просто начал немного уставать. Но ведь он именно этого и ожидал, верно? Вечная подготовка к занятиям, личное саморазвитие, ведь адвокат должен быть умным и начитанным. Каждый день – как день сурка.       Феликс не знает, когда это точно началось. Сдав все экзамены на отлично, Феликс всё же принимает уже тысячное приглашение на вечеринку от своего соседа. Первая в его жизни вечеринка. Первый в его жизни алкоголь. Первый его зрительный контакт с кем-то не только по учёбе. Чан не отрывается от глаз Феликса с того момента, как тот зашёл в двери чьего-то дома. Парень об этом никогда не думал. Его звали на вечеринку – он шёл. И в этот раз не пожалел, что согласился. Он легко посмеивался над сморщенным от вкуса алкоголя лицом Феликса, уча того пить правильно, подбирая напиток по вкусу. Сойдясь на роме с колой, парни проболтали всю вечеринку, пока за их спинами грохотала музыка, а пьяные тела сплетались в танцах или в сценах погорячее. Феликсу было некомфортно, но Чан и разговоры с ним помогли тому расслабиться и не замечать ничего вокруг. Ничего, кроме потрясающих ямочек на щеках, которые так хотелось запечатлеть на губах. Тогда Феликс списал это на опьянение.       Феликс не знает, когда это точно началось. Парень начал чаще ходить на вечеринки в попытках снова и снова встретить Чана. Честно говоря, на это надеялись они оба. Ведь каждый раз они отключались от всего внешнего мира и просто разговаривали. Обо всём и ни о чём. О серьёзных вещах и всякой чуши. Они не замечали, как проговаривали всю ночь, а на утро расходились, вновь и вновь не обмениваясь контактами, но в надежде на новую встречу.       Феликс не знает, когда это точно началось. Парень окончил первый курс, еле-еле натягивая себе высокие баллы. В голове не было мыслей о том, какую книгу прочитать, чтобы блеснуть знаниями перед профессором. Феликс думал лишь о том, что он наденет на следующую вечеринку, чтобы впечатлить Чана, о чем они будут говорить, что вообще тот думает о парне. Это были первые чувства Феликса, первые эмоции. Он боялся. Он не хотел, чтобы все рассказы о неразделённой жестокой любви, которые он слышал краем уха, превратились в его реальность. Феликс влюблялся, и он не знал, нравилось ему это или нет. Ему хотелось ударить себя, ведь это глупо влюбляться в человека, которого ты видишь исключительно на вечеринках. Ему хотелось ударить себя, потому что он начал думать, что сказки про родственные души реально существуют. Ему хотелось ударить себя, потому что он терял себя.       Феликс не знает, когда это точно началось. На вечеринках он начал пить больше, с каждым разом поражая Чана. Тот до сих пор помнил того невинного мальчика, который пришёл в первый раз. Чан не знал, нравятся ли ему эти изменения Феликса, но он был счастлив видеть парня чаще. Его продолжало забавлять, что Ли приходил ровно к назначенному времени, словно, если он опоздает на минуту, то его не пропустят внутрь, как в театре после третьего звонка. Феликс начал меняться, но его наивность никуда не уходила, а Чану хотелось его защитить. Именно поэтому он начал отдаляться от него, игнорируя на последней вечеринке по случаю завершения семестра. Чан видел обиду в глазах Феликса, но понимал, что этого парня впереди ждут перспективы и успешная жизнь. Чан не хотел ему в этом мешать.       Феликс не знает, когда это точно началось. Получив ментальную пощёчину от Чана, он уехал на лето домой. Первые дни ему было тяжело. Он скучал, винил себя, считая, что всё испортил. Спустя пару недель, Феликс начал возвращаться в прежнее русло, начиная снова поглощать книги одна за другой. Они отвлекали от мыслей. А мысли порой возвращались к тому самому парню на вечеринке, который так старательно пытался найти для Феликса приемлемый напиток, который не оставлял его ни на одной встрече. Кроме последней, где просто, не объяснив причины, отвернулся от парня. Должен был ли поступить так Феликс? В тот момент он решил, что да.       Феликс не знает, когда это точно началось. Новый учебный год начался ужасно. Феликс перед отъездом разругался с семьёй, когда намекнул им, что, возможно, хочет сменить профиль обучения. Он и не догадывался, что получит столько ненависти в свою сторону. А ведь он всегда считал, что родители любят его и всегда будут на его стороне. Как же он ошибался. Вместе с этим, Хёнджин начал ходить на вечеринки чаще. Феликс удивлялся, как этот парень до сих пор не вылетел из университета. И ладно, если бы он просто ходил на вечеринки. Хёнджин начал приводить к себе людей на одну ночь. Девушки, парни, девушки и парни, он водил всех, без разбора. Наушники с лекциями, записанные на диктофон, стали минимальным, но спасением для Феликса. От всех пришедших ужасно пахло алкоголем, дымом, потом, телесными жидкостями пятиминутных утех и чем-то сладким, что Феликс не мог разобрать. Он очень злился, но ничего не делал. Злость была даже не на действия Хёнджина. Феликс злился на себя, что все эти запахи ему напоминают лишь об одном человеке, о котором он старался забыть всё лето. Который, как тот считал, предал его. По которому тот очень скучал в глубине души.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он спокойно воспринимал вечеринки и тех, кто на них ходит. Парень даже смог поговорить с Хёнджином и тот извинился, приняв, что переступил черту, начав водить к себе людей на одноразовый перепихон. Он всё ещё отрицал, что ему понравился не только секс с Чанбином, но и он сам. Феликс по-доброму посмеивался с него. Он спокойно воспринимал вечеринки, если они не начинают происходить над тобой. Казалось, что музыка играла именно в его комнате, ведь дрожь от басов стояла такая, что парень боялся, как бы что не треснуло и не упало. Поняв, что уснуть у него всё равно не получится, он собрался и пошёл в блок выше этажом. Ничего ведь не должно было произойти? Именно так он и считал, подходя к двери, откуда доносилась громкая, разрывающая барабанные перепонки, музыка.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он выпивал уже третий ром с колой, когда заметил на диване в дальнем углу его. Того, о ком он старался забыть. Феликс хотел отвернуться от Чана и сделать вид, что не видел его, но тот смотрел ровно в глаза парня. Ли ощущал себя мотыльком, летящим на огонь, ведь он, незаметно для самого себя, медленно приближался к тому, кто, по его мнению, предал его. Хотя можно ли назвать это предательством? Они же были никем друг для друга. Феликс смотрел на Чана, окружённого дымом чего-то сладкого. Этим часто пах Хёнджин раньше. Феликс, заглянув в глаза Чана, понимает, что это было. Марихуана.       Феликс не знает, когда это точно началось. Чан ловит его на лестничном пролёте. Они долго смотрят друг другу в глаза, стараясь поговорить лишь взглядами. Однако, Феликс не может рассмотреть в расширившихся зрачках ничего. Те глаза, которые раньше были словно растопленный молочный шоколад, которые расслабляли и дарили уют, превратились в чёрные безжизненные колодца. Чан улыбался, глядя на Феликса, но вот только взгляд не изменился. Он был безумен, а Ли был напуган. Ему было страшно, но он не мог оторвать свой взор от Чана. Как же он скучал. Даже в таком состоянии Феликс был готов принять его назад, хоть и принимать было некуда. Некуда было возвращаться. В ту ночь Феликс получил первое своё объятье с Чаном, и он надеялся, что кайф не являлся основной причиной. Феликс хотел, чтобы это было открытие истинных потаённых желаний Чана, а тот стал лишь увереннее от марихуаны. В какой-то степени, Феликс был прав, Чан действительно был смелее, сгребая Ли в свои объятья. Но тот также стал чувствительнее, расплакавшись и прося Феликса больше его не оставлять. Ли решил оставить этот разговор до утра, когда старший протрезвеет. Они больше никогда не возвращались к этому разговору.       Феликс не знает, когда это точно началось. После того раза они начали видеться чаще. Чан извинялся перед Феликсом на следующее утро, проснувшись у него в кровати. Парню было стыдно, что вчера он предал себя и подверг опасности Феликса. Снова. Чан действительно старался забыть этого веснушчатого ангела, но не мог. Травка помогала, но лишь первое время. Дальше становилось сложнее и тяжелее, а с каждой новой затяжкой образ Феликса всё чётче вырисовывался перед его глазами. В ту ночь он посчитал, что тот лишь галлюцинация, перебор дозы, но, ощутив его тепло на той лестничной площадке, Чан не смог сдержать нахлынувших, держащихся на грани, чувств. Он считал, что стал таким эмоциональным только из-за травки. Он же не тряпка, верно? Взяв себя в руки, Чан, наконец, смог попросить номер телефона Феликса, чтобы начать поддерживать с ним связь. А Ли был не против этого. Даже наоборот, тот ощутил, наконец, лёгкость и счастье, что в его жизни всё налаживается. На тот момент он правда так считал.       Феликс не знает, когда это точно началось. Их отношения развивались мягко, но стремительно. Чан обещал, что бросит употреблять. Ему ведь больше не нужно пытаться забыть Феликса, а значит, и не нужно курить, верно? Они действительно договорились, что старший перестаёт, а Феликс его поддерживает. И всё держалось довольно неплохо. До следующей вечеринки, на которую они впервые пришли в качестве пары. На ней были друзья Чана, а также Хёнджин с Чанбином, у которых всё также всё оставалось непонятно. Именно друзья Чана решили, что так резко бросать – это грех, а последнюю затяжку он обязан сделать. Под слегка осуждающим взглядом Феликса, Чан сделал глубокий вдох, задерживая дым в лёгких и закатывая глаза. Спустя время, он с ним же притянул Феликса к себе и поцеловал, выпуская затяжку через нос, смешивая такой важный воздух со сладким облаком, который Ли не мог не вдохнуть. Оторвавшись друг от друга, они начали нервно хихикать, скрывая свои пунцовые щёки в объятьях друг друга. Феликс ощущал счастье и тех самых бабочек в животе. Ему было плевать, что на них смотрела огромная толпа людей, ведь он получил поцелуй от человека, в которого был влюблён. Но помимо восторга, Феликс ощутил кое-что ещё, что он хотел бы почувствовать снова. Кайф.       Феликс не знает, когда это точно началось. Оценки Феликса начали скатываться, а родители недоумевали, стараясь понять, что случилось с их золотым мальчиком. Парню было плевать. Он учился не отлично, но хорошо, начиная немного жертвовать лекциями, чтобы чаще быть с Чаном. Тот старался вернуть Феликса на путь, с которого он начал сходить. По его вине. Только ради Чана Ли продолжал учиться, ведь старший его иногда буквально заставлял идти вперёд. И Феликс продолжал. Как он и продолжал думать о том самом первом поцелуе и его эффекте. С утра Ли подумал, что это был лишь эффект долгожданного прикосновения. И действительно, поцеловав на трезвую голову Чана, Феликс ощутил тот же трепет, то же счастье, тех же бабочек. Но не хватало ощущения полного расслабления и погружения. Честно говоря, младший стеснялся говорить Чану, что ему понравился именно тот поцелуй. Феликс чувствовал, что начал меняться, и не знал, нравится ему это или нет. Он боялся, что, изменившись кардинально, Чан перестанет быть с ним. Они оба глубоко ошибались, но оба продолжали молчать. Вот только молчание Чана начало затягиваться.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он верил, что Чан действительно бросил употреблять марихуану. В какой-то момент они начали видеться реже, что не могло не тревожить Феликса. В паре начались скандалы, ведь Ли пытался выяснить, что между ними происходит, а Чан был уверен, что всё в порядке. Вернее сказать, Чан надеялся, что у них всё в порядке, и Феликс ни о чём не догадывается. Он неплохо скрывался, специально отсиживаясь пару дней дома, чтобы Феликс не почувствовал запах и не увидел лопнувшие капилляры в глазах. Чан был зол на себя. Он ненавидел свою слабость. Он не мог поверить, что сладкие клубы дыма, переставшие приносить какое-либо удовольствие, были сильнее его. Единственное, чего парень боялся – потерять Феликса. Веснушчатый ангел был для него всем, его маяком в сумраке, во мрак которого он заходил всё глубже и глубже. Чан знал, что поступает эгоистично, но ничего не мог с собой поделать. Ни Феликса, ни марихуану он не мог оставить.       Феликс не знает, когда это точно началось. После очередного скандала, Хёнджин уговорил его пойти на вечеринку без их парней. Точнее, без Чана-парня-Феликса и Чанбина-друга-Чана-не-парня-Хёнджина. Ли знал, что Хёнджин боялся признать, что глубоко погряз в своём парне, глупо влюбившись после одной ночи. Феликсу нравилось наблюдать за их (не)отношениями. Он считал, что Хёнджин и Чанбин выглядят очень мило со стороны, пусть даже они это отрицают. Но, если говорить честно, отрицал это только Хёнджин. Чанбин часто сам выводил друга Феликса на ревность, стараясь доказать тому, что между ними не только сексуальное желание. Вот только пока это успеха не приносило, но как только к Чанбину хоть кто-то приближался, Хёнджин собственнически хватал того за затылок, притягивая в жёсткий показательный поцелуй, вызывая у парня победную улыбку. Согласившись на вечеринку, Феликс не ожидал увидеть там своего парня, ведь Хёнджин утверждал, что его точно не будет. Но одно дело было просто увидеть Чана. Обнаружить его за раскуриванием косяка было хуже всего. Феликс ощутил, словно его предали, смяли и выкинули в мусорный бак. В тот момент он ощутил, что это конец, стирая предательские слёзы со щёк.       Феликс не знает, когда это точно началось. После трёх дней игнорирования, Ли смотрел на Чана сверху вниз. В прямом смысле. Чан стоял перед Феликсом на коленях и молил о прощении, слёзно клянясь, что такое никогда больше не повторится. В Феликсе боролись любовь, боль, гордость, нежность, отчаяние. Он никогда не думал, что увидит такого слабого и сломанного Чана, и это разбивало ему сердце. Он всё ещё боялся, что жестокие истории о любви произойдут в его жизни. Парень всегда хотел это ванильно-невозможное «один и на всю жизнь», и надеялся это реализовать с тем, кто тычется своим мокрым от слез лицом в его худые колени. Тогда он решил дать им ещё один шанс, ставя условие, больше ничего друг от друга не скрывать. Они проговорили всю ночь, где Чан рассказал ему все свои моральные терзания, и как ему было тяжело врать своему парню. Феликс той ночью так и не рассказал старшему, что хочет повторить тот поцелуй.       Феликс не знает, когда это точно началось. На вечеринке по случаю окончания очередного учебного семестра, Феликс сидел на коленях Чана в окружении друзей второго. Напротив он наблюдал, как Хёнджин, сидя на бёдрах Чанбина, делал затяжку и передавал сладковатый дым марихуаны своему не-парню через страстный поцелуй. Феликс внимательно следил за этим представлением и…завидовал. Он так хотел также слиться с Чаном в безумном танце языков, вдыхая один воздух, пропитанный дымом, и закатывать глаза от удовольствия после того, как оторвутся друг от друга из-за недостатка кислорода. Феликс упивался этим видом. Он не замечал, как вместе с Хёнджином вдыхал и задерживал на время воздух в лёгких, а затем выдыхал, сдуваясь, словно воздушный шар. Чан, немного разморённый от выпитого джин-тоника, проследил за взглядом своего парня и немного напрягся. Он и сам часто думал о повторении поцелуя, деля кайф на двоих. Но было одно но: он обещал Феликсу больше не употреблять, а терять шанс на отношения с самым лучшим человеком за всю его жизнь он не хотел. Чан внимательно следил за завороженным взглядом Феликса, за его горящими от духоты и смущения щеками, и сам не осознал, как прошептал на ему на ухо предложение повторить. В ту ночь они разделили один косяк на двоих, а Феликс снова ощутил то, чего не было уже давно. Кайф.       Феликс не знает, когда это точно началось. После опыта на вечеринке, Ли поделился с Чаном, что не против, если они будут пробовать такое ещё. Ему было страшно говорить об этом, но ведь они обещали друг другу больше никаких секретов, верно? Чан был очень сильно удивлён – его невинный веснушчатый ангел говорит ему такое. Парень чувствовал себя невыносимо странно: с одной стороны, ничего страшного не произошло, ведь им вполне хватает одной дозы на двоих, с другой – Чан чувствовал, как утаскивает за собой во мглу свой единственный источник света. Феликс уверял, что он сможет держать их двоих под контролем. В тот день они повторили то, что обещали делать только на вечеринках.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он решил не ехать на Рождество домой. Парень объяснил это родителям тем, что хочет провести этот праздник с друзьями. С родителями на данной теме случился новый скандал, ведь оценки Феликса едва держались на уровне «хорошо», но они быстро извинились, вспоминая свои студенческие годы. Феликс выдохнул с облегчением. По сути, он не лгал, что отмечает Рождество с друзьями: там был Хёнджин, был Чанбин, был Джуён со своей девушкой Тиён – друзья Чана. О последнем он пока не упоминал – боялся. Он не знал, как отреагируют его родители на новость о том, что их золотой мальчик встречается с парнем. Феликс старался оттянуть этот момент настолько, насколько возможно, и справлялся пока неплохо. Праздник прошёл наилучшим образом: они решили собраться в квартире Чана и Чанбина, слегка выпивая. В ночь они распаковывали подарки друг друга, и Феликс принял квадратную коробочку из рук своего парня, а внутри увидел красивый плетёный серебряный браслет, на застёжке которого висела буква B, означающая Bliss. Кайф. Они все дружно смеялись над тем, как Хёнджин в качестве подарка Чанбину предоставил официальное предложение об отношениях. Это был необъяснимый момент общего счастья и веселья. В ту ночь Феликс, в одиночку раскуривая косяк, о котором он никому не сказал, на балконе, ощутил что-то помимо кайфа. Эйфория.       Феликс не знает, когда это точно началось. Новый семестр давался ему безумно тяжело. Зарекомендовав себя в самом начале, преподаватели возлагали на него большие надежды, чем безмерно давили. С каждым днём уровень стресса у Феликса повышался и повышался. Иногда он срывался на Чана, прося после этого у него прощения со слезами. Старший прекрасно понимал и никогда не обижался, а наоборот старался помочь своему парню всем, чем только мог. В один из дней, во время подготовки к зачёту, Феликса накрыла новая волна усталости, от которой он впал в истерику. Хёнджин, будучи с ним в тот момент в комнате, не знал, как ему помочь. Всё, до чего тогда он додумался – предложить покурить марихуаны. После того вечера, Феликс начал закуривать стресс. Вот только Чан об этом не знал.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он смог хорошо окончить семестр, чему был безмерно рад. Он не собирался возвращаться летом домой, желая провести лето со своим парнем и друзьями. Он устроился официантом на полдня в кофейню рядом с квартирой Чана и Чанбина, чтобы ему было удобно добираться, ведь Чан предложил на лето переехать к нему. Феликс очень волновался, ведь это новый уровень отношений, к которому, как он считал, не был готов, однако уже через неделю он ощущал себя так, словно это было всегда. Будто он всегда просыпался в крепких объятьях Чана, будто он всегда получал ленивые поцелуи за завтраком, будто он всегда чувствовал крепкие руки Чана на своей талии во время готовки. Феликс быстро привык к хорошему. По вечерам они часто собирались вчетвером с Чанбином и Хёнджином. От этих двоих, по ощущениям, всегда пахло марихуаной, а за вечер они могли скурить по несколько самокруток. Феликс продолжал получать кайф от раскуривания косяка с Чаном. Теперь они не останавливались на одном, а курили, пока у них двоих не закружится голова. Однако Ли ощущал, что хочет снова испытать ту эйфорию, которая была у него в Рождество. В один из дней, он вернулся после смены полностью вымотанным, желая расслабиться в объятьях своего мужчины. Зайдя в квартиру, первое, что он услышал – звонкий и немного дикий смех. В большой комнате он увидел Чанбина с Хёнджином, которые висели с дивана вниз головой и безумно хихикали, а Джуён с Тиён пошло целовались, прерываясь на гортанный смех. Чан в этот момент отсутствовал, а Феликс был в ярости. Он никак не думал, что его друзья принесут в дом кокаин.       Феликс не знает, когда это точно началось. Между Чаном и Чанбином впервые за всё время их дружбы произошла ссора. Когда второй протрезвел, парень Феликса начал рвать и метать, чего Чанбин не ожидал. Тот старался защитить себя и своего парня, а также их общего друга, неожиданно переходя на повышенный тон. Руки зашлись в тяжёлом треморе, ноздри раздулись, а из-за напряжения потекла капля крови. Чана это удивило и сразу напрягло. Чанбин был из тех, кто всегда держит себя в руках. Чан не хотел верить, что теряет друга уже после первой дозы. В тот день он узнал, что она была далеко не первой.       Феликс не знает, когда это точно началось. По всему его телу проходил зуд, словно тысячи муравьёв бегали по нему, а марихуана не сбивала нервозность, а, скорее, только повышала её. Феликс расслаблялся лишь в руках Чана, погружаясь в ленивый мягкий поцелуй. Одной ночью он не мог уснуть, и, наблюдая за расслабленным лицом своего любимого, вспомнил, какими счастливыми и расслабленными выглядели Чанбин и Хёнджин под действием кокаина. Второй признался, что чувствовал нечто большее, чем просто кайф, и утвердительно замычал, когда Феликс назвал это эйфорией. Как бы веснушчатому не хотелось вновь ощутить её, он не хотел доходить до чего-то большего, начиная думать о полном отказе от марихуаны. Он верил, что если они вместе с Чаном начнут отказываться, то им будет легче. В ту ночь, он уткнулся носом в грудь своего мужчины, не замечая, как Чан начал шмыгать носом.       Феликс не знает, когда это точно началось. Чан стал чаще задерживаться. Феликса это напрягало. Всё снова начало повторяться как тогда в самом начале. Вот только если тогда Чан старался мягко и спокойно доказать Феликсу, что между ними всё в порядке, то сейчас он начал чаще огрызаться и уходить в себя. Младший начал курить чаще, чтобы скрыть волнение, вот только травка начала производить обратный эффект, вызывая страх и тревогу. Чан начал отдаляться, а Феликс выл, вспоминая слова, что тот никогда его не оставит. В один из дней он решил остаться дома вместо смены, солгав начальнику о простуде. Он хотел просидеть весь день на балконе, блаженно покуривая марихуану. Такое почти произошло. Он проснулся в 6 утра и сидел на бетонном покрытии, прижимаясь спиной к стене, слушая приглушенный гул машин, выдыхая новую затяжку. Через открытые окна, он слышит, как в комнате звонит телефон Чана, удивляясь, кто ему будет звонить так рано. Всего 5 слов выбивает почву из-под ног Феликса. «Я скоро ему всё расскажу», — всего 5 слов перечёркивает всё представление младшего об их, как он считал, счастливых отношениях. В слезах, он делал новую глубокую затяжку. Его рвёт на том же балконе.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он плакал на плече Хёнджина, не в силах рассказать то, что произошло. После того, как он чуть не вытошнил все внутренности на балконе из-за слишком сильной затяжки, он зашёл в комнату, молча оделся и собирался уже уйти, но его поймала крепкая рука Чана. Феликс очнулся уже тогда, когда его ладонь начала гореть, а щека его парня становилась красной от удара. Ли бросил что-то пренебрежительное, обозвав предателем, и просто сбежал. Он не хотел выяснять, что именно Чан собирался ему рассказать, и отрицал все попытки Хёнджина уговорить его на это. Феликс был непреклонен – он был уверен, что Чан разлюбил его, изменил. Ли прорыдал весь день, засыпая без сил, продолжая даже во сне немного всхлипывать. Этой ночью одна дорожка белого порошка Чана превратилась в две.       Феликс не знает, когда это точно началось. Спустя неделю слёз, он всё же решил послушать Хёнджина и поговорить с Чаном. В любом случае, все вещи были в квартире старшего, и их в любом случае нужно было собрать. Он стоял у двери квартиры и…боялся. Он не знал, как отреагирует Чан на него. Тот словно почувствовал его присутствие и открыл дверь, встречаясь с любимыми глазами. Образ старшего в глазах Феликса расплывался из-за подступающих слёз. Он чувствовал, как сильные крепкие руки обнимают его и прижимают к себе. Они снова смогли поговорить и простить друг друга. И Чан, и Феликс прекрасно понимали, что друг без друга они не смогут не то, что жить. Существовать. И договор о правде оброс новыми обещаниями. Чан так и не рассказал, почему он постоянно хлюпал носом.       Феликс не знает, когда это точно началось. После последнего инцидента прошло несколько недель, и в их отношениях всё шло на лад. Они собрались вшестером для мини-вечеринки. Это были всё те же друзья, только Феликс заметил нервозность остальных. Тиён часто огрызалась на Джуёна, а тот в свою очередь часто перебивал Чанбина, чем вызывал всеобщее негодование. Ли, предложивший покурить и расслабиться, не думал, что вместо расслабления друзья начнут «рычать» ещё больше. Они были под кайфом, но им было мало, в то время как у Феликса уже начинала кружиться голова. Он решил выйти на балкон и подышать, в надежде, что оставшиеся пять человек не переубивают друг друга. На дворе уже стояло начало августа, поэтому немного прохладный воздух быстро отрезвил Феликса. Пару раз шлёпнув себя по щекам, он решил вернуться к друзьям. Он превратился в каменную статую, наблюдая, как дорожка белого порошка пропадает, влетая в нос его парня.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он хотел уйти той же ночью. Все пятеро друзей долго не засыпали, ощущая почти божественную силу внутри. Но как резко они почувствовали прилив энергии, также резко она их покинула, и они просто отключились, даже не разойдясь по комнатам. Феликс перед уходом обернулся на своего парня, и его сердце обливалось кровью. Лицо Чана было бледным, почти серым, сухие губы раскрыты из-за неспособности носа дышать. Феликс подошёл, чтобы в последний раз прикоснуться к нему губами, оставить это холодное безжизненное ощущение у себя в памяти. Прильнув устами к холодному, покрытому лёгкой испариной лбу, из его глаз брызнули слёзы. Расплывшимся взглядом он окинул комнату, как он считал, в последний раз, встречаясь с неживым и неадекватным взглядом Хёнджина, который оскалился и рассмеялся, однако из его горла вышел лишь хрип. Как тот резко проснулся, также резко и заснул, роняя голову на плечо Чанбина, который извернулся в невозможную для человека позу. Феликс понял, что именно сейчас его время для того, чтобы уйти. Случайно заметив на столике около выхода квитанции о неоплате и скором выселении из квартиры, парень принял решение всё же остаться и помочь своему парню и друзьям вылезти из этой ямы.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он пытался понять, как ему справиться с самолично взваленным на него грузом. Парень начал читать кучу статей о людях с кокаиновой зависимостью и как им помочь, однако кроме клинического лечения ничего больше нельзя было сделать. Феликс впадал в отчаяние. Всё буквально валилось из его рук. У него не хватило бы денег на лечение Чана, а тот сам не обратился бы в клинику. Не признал бы зависимости. Ли терял надежду, при этом стараясь отыгрывать, что между ними всё в порядке. Чану и Чанбину поставили условие, что те должны съехать в конце сентября, ведь платить за квартиру было нечем. Все деньги уходили на новые дозы. После своей последней смены в кафе Феликс зашёл в квартиру и увидел картину того, как Чан, раскинув руки и ноги на диване, лежит и рвано дышит. Парень пару раз слегка шлёпнул его по щекам, но никакой реакции не получил. Старший был в отключке. Феликс гладил Чана по голове, рассматривая всё ещё любимого человека. Глаза медленно спускались с лица по телу ниже, пока веснушчатый не заметил растущее мокрое пятно в районе паха. Чан обмочился, так и не проснувшись. Феликс понимал, что ждать больше не может, а помочь могла только клиника. Он позвонил своей семье, стараясь мягко рассказать им, что у него есть парень и ему нужна помощь. Феликс обхватил свои колени, рыдая, услышав в динамик, что родители разочарованы в нём и не хотят больше его слышать. Отчаяние накрыло его новой волной. Он выл, хватаясь руками за волосы, а горячие слёзы струились по лицу, каплями разбиваясь о паркетный пол. В ту ночь Феликс вновь почувствовал эйфорию. От первой своей дорожки.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он не вернулся в университет. После того, как от него отказались родители, он потерял надежду на всё: на своё будущее, на спасение близких ему людей, на свою жизнь. Ему стало чертовски плевать на то, что будет дальше. Единственное, чему он хотел следовать – это эйфории. Каждая новая дорожка кокаина дарила ему прилив счастья и сил, с которыми иногда он не мог совладать. Чан в первое время чувствовал вину, что из-за него Феликс подсел на более серьёзную дурь. Однако чувство вины продлилось недолго. Спустя несколько дней они вдыхали одну длинную дорожку на двоих, сходясь в центре, словно Леди и Бродяга ели одну спагетти. Под кокаином Феликс становился более открытым, развязнее, Чану не могло это не нравиться. Их первый секс произошёл тоже под кокаином. Феликс винил себя, что ничего не помнил. Его первый раз остался в тумане.       Феликс не знает, когда это точно началось. После выселение из квартиры, они смогли пристроиться к каким-то знакомым по имени Райк и Хосын, у которых Чанбин постоянно брал новые дозы. Квартирой это было сложно назвать: подвальное помещение, почти полностью лишившееся штукатурки и побелки, скрывающие кирпичные стены, на полу старые грязные ковры, о происхождении пятен на которых Феликс не хотел знать. Четыре отдельные маленькие комнаты не разделялись ничем, кроме несущих стен – что такое «дверь» здесь не знали, поэтому все находящиеся внутри прекрасно знали, у кого и когда начинался секс под очередной дозой, а у кого случалась ломка, ведь безработному купить дозу гораздо сложнее. Чан с Феликсом и Чанбин с Хёнджином жили в одной комнате и спали на пустых матрацах, которые лежали в разных углах комнаты. Они ругали сами себя, что попали в такую ситуацию, но, получив гроши за подработку грузчиком, вновь спускали всё на кокаин и метамфетамин. Второй появился у них совершенно случайно – у знакомого, у которого они жили, просто не оказалось доз кокаина, что было заменено на мет. Ощутив похожий эффект, четверо стали комбинировать их. Спустя пару месяцев в соседнюю «комнату» заселились Джуён и Тиён. Однако, если Чан с Феликсом и Чанбин с Хёнджином ещё старались как-то зарабатывать, чтобы помимо доз ещё что-то есть, эти двое перестали что-либо делать вообще. Джуён был в долгах и платить за дозы больше не мог. В ту редкую трезвую ночь, Феликс услышал, как Райк и Хосын насиловали Тиён, чтобы она и Джуён смогли получить свою дозу мефедрона.       Феликс не знает, когда это точно началось. Слизывая метамфетамин с худой ключицы Чана после дорожки кокаина, он не почувствовал прежнего удовлетворения. Да, эффект тот же, но его мало. Ему переставало хватать. Пока Чан не видел, Феликс втирал пылинки кокаина в дёсны, чтобы ещё хоть что-то почувствовать, но тщетно – кроме раздражающего онемения он ничего не ощущал. Чанбин и Хёнджин уже валялись в отключке, Чан постепенно вырубался тоже. Одного Феликса перестало удовлетворять та доза, которая у них была. Увеличивать он всё же пока не хотел – боялся. Крупицы здравомыслия в нём ещё были, которые не позволяли переступить черту. Выключив лампу, являющуюся единственным источником света в этой комнате, на подпотолочном подоконнике, Феликс вышел в общий коридор. С разных углов были слышны оглушающие для его состояния звуки: хрипы, стоны, шлепки тел, крики, удары. И тошнотворный запах смешивался в удушающую агонию, которая заставляла и так больную слизистую Феликса щипать и жечь. Феликс, слегка шатаясь из-за неустойчивого пола и головокружения, дошёл до комнаты Джуён и Тиён, но увиденная картина заставила его отлететь к противоположной стене и закричать. На полу в собственной рвоте лежал парень и хрипло, через раз, дышал. Рядом с ним не было Тиён. Она висела в углу комнаты на единственном крюке под потолком в самодельной петле. В ту ночь Феликс впервые увидел смерть своими глазами.       Феликс не знает, когда это точно началось. После инцидента с Тиён он не принимал уже неделю. Его безумно ломало, а зуд в теле начинал раздражать. Придя с очередной подработки, он не знал, ныло его тело из-за очередных мешков, которые он еле таскал, или из-за желания просто втянуть носом очередную дорожку. Висящее тело Тиён в петле до сих пор снилось ему в кошмарах. Чан как мог успокаивал Феликса во время приступов, за что Ли был ему безмерно благодарен. Старший не бросил принимать, но смог уменьшить дозы, чтобы поддерживать своего парня. Однако Чану было тяжелее. Он стонал ночами, покрываясь холодным потом, рвано дыша так, что от напряжения вздувались вены на шее. Они оба были серого цвета с безжизненными глазами и огромными синяками под ними. Из-за приступов ломки Чан был не в состоянии выходить хоть на какие-то подработки. Феликс был единственным, кто мог хоть как-то прокормить их четверых, ведь Чанбин и Хёнджин не просыхали ни дня. Феликс уставал. Злился. На себя, на Чана, втянувшего его в это, на Чанбина, втянувшего в это Чана, на Хёнджина, затащившего когда-то Феликса на вечеринку, где он познакомился с тем, кто сейчас лежит и корчится от боли. Перед тем как зайти в их комнату, он услышал характерные звуки совокупления двух тел. Последнее, что хотел бы сейчас увидеть Феликс – это секс его обдолбанных друзей. Его определённо вырвало бы, а желудок парня и так еле держался. Не заглядывая в комнату, он прошёл в общий холл, где сидели Райк и Хосын. Точнее, Райк сидел за спиной Хосына, держа в зубах жгут, который перетягивал руку сидящего перед собой парня. И вводил ему нечто прямо в вену, отчего Хосын моментально отключился с неживой улыбкой на лице. В тот вечер веснушчатый узнал о героине.       Феликс не знает, когда это точно началось. Его выгоняют с очередной подработки. Он уснул посреди рабочего дня, потому что ночью старался своими поцелуями заглушить боль Чана. Феликс впадал в отчаяние, и если еды им хватит, то кокаин и метамфетамин заканчивались со скоростью звука. Ли не знал, что ему делать, руки опускались. Придя в холл к Хосыну и Райку, взгляд Феликса метнулся к посиневшим венам на сгибе руки у обоих. Парни с диким любопытством ждали, что же попросит у них веснушчатый на этот раз. Они прекрасно знали, что творится в стенах той маленькой для четверых парней комнатке. И они знали в каком Феликс отчаянии. А Ли не знал, что ему делать. Ему не хотелось кокаина, ему не хотелось метаметамина, ему не хотелось мефедрона. Он ненавидит это с того момента, как оно перестало приносить ему удовольствие. А ему так хотелось успокоиться и забыться. Отключиться. В тот вечер Феликсу подробно показали и рассказали, как принимать героин.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он похудел ещё больше, становясь буквально ходячим скелетом. Героин и правда помогал ему отключаться от внешнего мира. Остатки денег уходили на шприцы, аптеки приходилось менять часто, чтобы не вызывать подозрение. Чанбин и Хёнджин сразу влюбились в новую игрушку, балуясь по очереди. Чан негативно воспринял то, что Феликс, пытавшийся вернуться к нормальной жизни, вновь упал на дно. Однако скептический настрой старшего продлился недолго. Наблюдая за тем, как Чанбин просыпается в руках Хёнджина, который пустил ему героин по вене, и, счастливый, целует его посиневшими и потрескавшимися губами, вызывал в нём чувство зависти. Он тоже хотел также просыпаться в руках Феликса, деля с ним что-то большее, чем просто кайф. У Чана было кое-что похуже наркозависимости. Он был зависим от своего веснушчатого ангела и любви к нему. Если это означало, что чтобы быть вместе, нужно переступить последнюю черту, Чан был готов к этому. Он не оставит Феликса одного в этой пучине мрака. Сидя друг напротив друга, сплетая ноги за спинами, они держали жгуты друг друга в зубах, перетягивающие их руки. Они ввели вещество в вены, глядя в глаза друг друга. Последнее, что увидел Чан перед тем, как отключиться – блаженную, но пустую улыбку его ангела.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он проснулся из-за истошного крика. Сперва он не понял, что это Хёнджин. Парень сидел на Чанбине и лупил того по щекам, моля, чтобы он очнулся. Но тот не просыпался. Хёнджин бил своего парня в грудь, стараясь его оживить. Из раскрытого пересохшего рта не выходило ни хрипа, ни вздоха. Безжизненное, серого цвета, тело продолжало трепыхаться под действиями сидящего на нём Хёнджина. Чан, подлетев к своим друзьям, схватил Хёнджина и поднял его с уже мёртвого тела Чанбина. Парень продолжал брыкаться и истошно кричать, сидя уже в руках Феликса. Хёнджин вопил имя Чанбина, не теряя надежды разбудить его. Чан, обернувшись, стальным голосом почти приказал вывести Хёнджина. Уже на улице, сидя с Феликсом под ноябрьским дождём, парень продолжал выть, что это его вина и смерть Чанбина случилась из-за него. Пока Ли старался вразумить друга, они не услышали вопль злости и сожаления Чана, который плакал в обездвиженную и безжизненную грудь Чанбина. Крик Чана услышали лишь кирпичные стены и Джуён, который уже приставил к вене шприц, чтобы ввести себе в вену свою первую дозу героина. Звон выпавшей иглы оглушил парня и он, закусив ребро ладони, чтобы заглушить слёзы, впервые за время вспоминает Тиён и решает двигаться дальше.       Феликс не знает, когда это точно началось. После похорон Чанбина, Хёнджин не произнёс ни слова. Он лишь лежал в бывшей комнате Джуёна и ковырял стену. Джуён ушёл на следующий день после смерти Чанбина и никому ничего не объяснил, лишь сказав перед уходом, что он должен это сделать ради Тиён. Что «это» - никто не знал. Если бы не Феликс, Хёнджин ничего бы не ел. Он ненавидел себя и свою жизнь. Он убил то единственное, что питало его энергией и позитивом. Хёнджин считал, что ему незачем больше жить, однако на поступок Тиён он никогда не решился бы. Боялся. Он называл себя трусом и подонком, царапая до крови руки, стараясь снять с себя кожу. Парень также боялся спать, ведь во снах приходили образы безжизненного тела любимого человека. В один из дней, не выдержав, он вводит себе героин, и, отключившись, во сне видит Чанбина, утверждающего, что ни в чем не винит парня, и умоляющего того продолжать двигаться вперёд ради него. Хёнджин не знал, пьяный это бред или Чанбин действительно пришёл к нему во сне, но на следующий день он собрал вещи, которые у него остались и сообщил Чану и Феликсу, что уходит в социальную клинику для борьбы с наркоманией. Хёнджин не знал, что именно там снова встретится с Джуёном.       Феликс не знал, когда это точно началось. С уходом Хёнджина, ему стало тоскливо. Он был счастлив за друга, что тот смог взять себя в руки после того, что с ним произошло. Но вместе с этим, Феликс по-чёрному завидовал Хёнджину. Лёжа на грязном матраце, слушая прерывистое дыхание своего парня, он знал, что не справится. Ли не верил в себя. Ли не верил в своего парня. Их души слишком переплетены, и они идут рука об руку, но один никогда не сможет вытянуть их двоих. Вот и Феликс не сможет снова вытянуть их двоих, ведь Чан увеличил дозу после смерти Чанбина. Он играл роль сильного, который пережил скоропостижный уход своего лучшего друга, а сам старался уходить в отключку на так долго, насколько это возможно. Им было больно. А героин продолжал хорошо заглушать боль.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он касался пересохшими потрескавшимися губами горячего, покрытого испариной, лба Чана. Им было ужасно больно. Снова ломка, которая выкручивала кости, а по венам словно текло расплавленное стекло. Парням хотелось кричать, но из горла выходили лишь сдавленные хрипы – они сорвали голос от криков ещё вчера. Хотелось одновременно лезть на стены и лежать, не двигаясь. Им было жарко и холодно одновременно. Они выглядели так, словно снимались в каком-то дешёвом клишированном кино про влюблённых наркоманов. Вот только в кино нет всей правды про боль и страдания. В кино не покажут, как человек ненавидит себя, желая испепелить себя изнутри. Лишь бы только не было боли. Казалось, что Чан не спал совсем, повторяя как мантру: «мы справимся, всё будет хорошо». Феликс засыпал – слышал это, во сне эти слова преследовали его, и, просыпаясь, он продолжал это слышать. Последние вещи были проданы. Не пожалели они и вещи Чанбина, которые Хёнджин решил не забирать, чтобы не было больнее. Единственным «островком спасения» был телефон Феликса, который он никогда и ни за что бы не продал. Он считал, что уж лучше умереть от вывернутых наружу из-за боли органов, чем продать память. У них не осталось ничего, кроме неё. У них не осталось никого, кроме друг друга.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он не знал, сколько они так лежали – дни, недели, а может даже месяцы. Часы слились в одну бесконечную линию, у которой нет начала, и, уж тем более, нет конца. Феликс на полном серьёзе считал, что вот он – его конец. Вот здесь и перережут Сёстры Мойры нить его судьбы. Лежа звездой всё на том же матраце и глядя в потолок, Феликс продолжал гнить изнутри. Тело продолжало ужасно зудеть, однако Ли настолько привык к ощущению, словно внутри него бегают десятки тысяч муравьев, что ему было уже плевать. Он знал, что его век кончается. Всё, о чем он мечтал в школе, при поступлении в университет – всё это больше не имело никакого значения. И сам Феликс больше не имел значения. Он превратился в ничтожество, которое можно приравнять к бытовой комнатной пыли, хотя от последней и то будет больше толку, чем от парня, обратившегося в скелет, обтянутый кожей. Некогда раньше яркие веснушки на молочной коже превратились в мутные капли крови убитых жизнерадостности и надежды. Феликс превратился лишь в оболочку. Внутри на мёртвом перегное уже начали расти сорняки, высасывающие последние жизненные силы.       Феликс не знает, когда это точно началось. Пока он продолжал лежать и корить себя за все решения в жизни, Чан пытался. Не знал, что конкретно он хотел, но он просто делал. Зарабатывая гроши, он откладывал их в кармашек, вырезанный в матраце. Он потерял прошлую силу и энергию, но он всё также хотел всего самого лучшего для них. Для Феликса. Его веснушчатый ангел продолжал быть единственным светлым пятном – та самая яркая точка Инь во мраке Ян. Как бы ему не хотелось взять все эти деньги, купить чистого героина и не ширнуться, чтобы ощутить самый сильный кайф в своей жизни, он продолжал чувствовать вину за всё, что сейчас с ними происходит. Он желал вытащить из этого вязкого болота своего любимого. Он не знал, стоит ли ему оставить после всего этого Феликса, чтобы не порочить общество его ангела своим разложившимся присутствием. Он хотел решить это позже. Спустя некоторое время он осознал цель своих никчёмных телодвижений – заработать хотя бы на месячное пребывание Феликса в хорошей клинике по борьбе с наркозависимостью. Он хотел сделать это для него, не догадываясь, что у Ли уже были совершенно другие планы.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он сидел, прижав колени к своей груди, и смотрел на набор вещей перед собой – жгут, шприц, ложка и горелка, которую они не доставали уже продолжительное время. А ещё рядом лежал телефон, который на протяжении долгих месяцев был выключен. Феликс водил пальцем по трещине на стекле, которая осталась после того самого разговора с семьёй, когда они оставили его, отказавшись от своего собственного сына. Родительской любви не существует – это Феликс осознал как-никак лучше. Он был уверен, что мама и папа заботились о нём из-за обязанности и нужды, а также кучке редуцированных гормонов, оставшихся от далёких предков-обезьян. Думали ли они тогда, что, добыв огонь и начав ходить прямо, их потомки дойдут до того, что за горстку порошка будут готовы ограбить и даже убить? Феликс зацепился за эту мысль, но тут же упустил её. Он вообще мало, что запоминал в последнее время. Но одно в его памяти сидело так плотно, что не выбилось бы даже свинцовой пулей. Стальной холодный голос отца, говорящий, что он больше не их сын. Какая ирония. Единственный наследник четы Ли стал не нужен как только стал неугоден для собственных родителей. Они хотели лучшей жизни, но не учитывали того, что хотел сам Феликс. Никто и никогда не учитывал. Парень ненавидел всех. Даже Чана, которого любил до беспамятства, ненавидел. Ведь это он разбил его мечты о лучшей жизни. Это его он считал виноватым. Так же, как и Хёнджина. И Чанбина. Все были виноваты. Феликс считал, что это они убили его. Уничтожили и бросили. Этот рой ужасных и удушающих мыслей не покидал голову парня, а глаза застилали слёзы, из-за которых он не заметил уже начинающие образовываться пузырьки в веществе, греющемся в ложке. Единственный шприц как единственная пуля в барабане револьвера. Долбаная русская рулетка. Вот только тут выстрел прозвучал бы точно. Феликс собрал вещество в иглу, смотря на него из-под опущенных мокрых ресниц. Он отложил его и, включив телефон, оставил послание, в котором было лишь 4 слова. Заученные автоматические движения – пережать жгутом, поработать кулаком, вставить иглу и закрыть глаза. На этот раз Феликс надеялся, что не на ночь, а навсегда. Вернувшись с очередной подработки, Чан застал картину, которую он боялся увидеть больше всего. Картина, снившаяся ему в кошмарах: посиневший Феликс с пеной у рта, не реагирующий на его шлепки по лицу и крики. В тот вечер Чан впервые начал молиться, пока на экране телефона горели слова: «Я устал. Люблю тебя».       Феликс не знает, когда это точно началось. Кромешная, всепоглощающая тьма расслабляла и окутывала. Из нее не хотелось выползать, она не вызывала страха. Этот мрак был похож на то, словно ты сворачиваешься в позу эмбриона под тяжёлым одеялом, но тебе есть чем дышать. Вот только запах не был приятным. Он раздражал и так воспалённую слизистую. Именно тут хотелось остаться Феликсу, слушая на фоне некий гул, который сливался во что-то единое, создавая белый шум. Ли на какой-то момент решил, что он переродился и сейчас находится в утробе у какой-нибудь женщины, которая в будущем станет его мамой. Но существовало ли перерождение на самом деле, Феликс не знал. В чём он не сомневался – он хочет отдохнуть от ужасного мира, в котором оказался…по чьей вине? Он уже не мог ответить на этот вопрос. Он хотел лишь спать. Сладко и блаженно. Чан, сидящий с капельницей около его постели, встретил на тот момент уже пятый рассвет и не верил, что его веснушчатый ангел не выкарабкается. Родители Феликса, которым позвонил старший сразу после скорой, сидели в углу комнаты и буравили спину парня озлобленными взглядами.       Феликс не знает, когда это точно началось. Его разбудили голоса. Он бы обязательно рассмотрел внимательно тех, кто смог посягнуть на его сон, вот только веки были словно свинцовые – их невозможно было поднять. Он чувствовал, что его ладонь кто-то сжимает. Прошлый гул превратился в отчётливые слова, но они раздавались эхом, и Феликс не мог разобрать голоса. Ему было уютно. Ему было холодно. Он был уставший. Он снова провалился в сон. Чан уже восьмой день доказывал господину и госпоже Ли, что Феликс – его всё, и он его не оставит даже под дулом пистолета. Заметив искренние слёзы в глазах парня, мама Феликса начала немного доверять истощённому парню, сидящему рядом с его сыном и не отходившего от него всё это время.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он гулял по двору кампуса университета. Вот только двор был пуст, что было странно, ведь в обеденное время на улице буквально некуда было яблоку упасть. Вокруг было тихо, а легкий ветерок трепал кроны деревьев, с которых срывались листочки, предвещающие осень. Он идёт к дальнему высокому дубу, под которым любил сидеть и повторять материал перед началом занятий. Опёршись спиной на ствол старого дерева, парень, прикрыв глаза, глубоко вздохнул, ощущая полное спокойствие и умиротворение. Он дёрнулся, услышав голос сверху, а увидев Чанбина, сидящего на ветке, подумал, что это сон. Тот лучезарно и по-доброму улыбался, одетый во всё белое, выглядел, словно мягкое облако. Они долго разговаривали, где Чанбин объяснял, что, хоть и скучает по друзьям, не хочет, чтобы они встречались так быстро. Феликс не помнит, когда так плакал в последний раз, но парень в белом принял все эмоции Ли, оказывая поддержку как когда-то раньше. Феликс хотел остаться здесь, но Чанбин, вновь лучезарно улыбнувшись, говорил, что сейчас не его время. Перед уходом, он попросил до конца быть с Чаном и спасти его лучшего друга, и растворился среди летящих листьев. Феликс очнулся спустя 11 дней комы.       Феликс не знает, когда это точно началось. Они с Чаном проходили лечение уже третий месяц. Они вновь набрали в весе, перестали чувствовать боль в теле. Они вновь начали улыбаться. Родители Феликса оплачивали их реабилитацию, за что Чану было жутко неудобно и стыдно, однако госпожа Ли всячески старалась его успокоить. Она практически приняла его как родного, ведь после того как она чуть не потеряла Феликса, стала больше ценить моменты, в которые её сын искренне улыбается и смеётся, а если это ещё и с любимым человеком, то ей больше ничего и не надо было. Единственный, кому давалось сложно принятие – отец Феликса. Он всё ещё оставался твёрдой неприступной стеной, который не был счастлив, что его сын связался с парнем-наркоманом и забросил учёбу. Он исправит то, что натворил его маленький глупый мальчик.       Феликс не знает, когда это точно началось. Казалось, что жизнь возвращается в привычное русло, и не было этих моментов с жизнью в наркопритоне и передозировки. Родители помогли Феликсу восстановиться в университете, и парень упорно готовился к новому учебному году, однако давалось ему это тяжело. Он моментально забывал то, что усердно повторял, а новая информация не усваивалась совсем. Феликс злился на себя и плакал от отчаяния. Чан всегда в эти момент помогал ему, читая информацию и заставляя Ли повторять за собой, помогая тому усваивать прочитанное. Пускай Чан ничего и не смыслил в том, что было написано на листке, но это способствовало Феликсу. Пока Ли готовился к возвращению в стены университета, Чан усердно работал, чтобы обеспечить им с Феликсом отдельное уютное жильё. В их отношениях головой был младший, старший же был шеей, которая держала и бережно несла свой подарок судьбы. И Чан намеревался нести его со всей осторожностью и заботой, и уж точно не хотел терять его вновь.       Феликс не знает, когда это точно началось. Первое время учёба давалась тяжело, но он не сдавался. Феликсу приятно польстило, что преподаватели были рады видеть его вновь. Живя с Чаном, он ощущал себя в безопасности. Они вместе побороли то, что мало кому удаётся. Пара хотела найти своих друзей, но они не знали, откуда начать. В них горел огонёк надежды, что если справились они, то Хёнджин и Джуён тоже смогли выйти из тьмы. В один из выходных Чан и Феликс выехали на окраину подальше от суеты. Возможно, за все пройденные испытания судьба благоволила им, и они увидели своих друзей, которые работали в небольшой кофейне. Те рассказали им, что прошли реабилитацию в социальной клинике, которая направила их сюда, чтобы они отработали ту сумму, на которую лечились. Хёнджину и Джуёну нравилось здесь. Также этих двоих сплотило общее горе – потеря любимых, поэтому они решили держаться вместе. Казалось, жизнь налаживается.       Феликс не знал, когда это точно началось. Чан работал в автомастерской. В один из дней в неё приехал отец Феликса. Но тот не собирался чинить машину. Он хотел исправить жизнь своего сына. Господин Ли не подбирал выражений, говоря Чану прямо, что тот не подходит Феликсу и лучше бы ему держаться от его мальчика подальше. Как неожиданно он заявился, также неожиданно и уехал, оставляя Чана в недоумении. И в сомнениях. В тот вечер он выкурил сигарету, глядя на окно, в котором горел свет, где его ждал веснушчатый ангел, который достоин самого лучшего в мире. Той ночью Чан не спал, понимая, что не сможет обеспечить своему любимому «лучшее».       Феликс не знает, когда это точно началось. Он всё чаще начал оставаться дома один. Чан говорил, что берёт дополнительные смены, чтобы они ни в чём не нуждались. Феликс делал всё, что он мог, чтобы хорошо окончить университет и своей работой обеспечить им хорошую жизнь. Чтобы Чан больше так не перенапрягался. Он искренне желал, чтобы в будущем у них всё сложилось так, как об этом когда-то мечтал младший – отдельный дом, в котором поселятся кот с собакой, которых они будут чесать за ушком, сидя на полу в большой гостиной. Счастливая совместная жизнь. Но он знал, что для этого нужно много работать, поэтому, вновь не дождавшись Чана с работы, он засыпает, обнимая подушку своего парня, на которой отчётливо чувствовался родной запах. Чан, сидя на крыше многоэтажки, в которой находилась их квартира, вновь запускал ладони в волосы, истошно крича в пустоту, чувствуя новые горячие дорожки слёз.       Феликс не знает, когда это точно началось. Чан не понимал, как он вновь встретился с Райком. Тот очень сильно сдал после смерти Хосына. Причина та же, что и у Чанбина – передозировка. Вот только Райк не винил себя в его смерти, несмотря на то, что сам всегда набирал дозу и вкалывал её парню. В отличие от Хёнджина, который из раза в раз продолжал говорить, что если бы не он, то среди них сидел бы ещё и Чанбин. Никто не мог переубедить его в этом. Хёнджин не мог простить себя сам, и вряд ли когда-то смог бы. Лишь взглянув на Райка, перед глазами Чана пронесся тот ужасный период. Он вновь вспомнил синий цвет Феликса, который был на грани смерти. Он вновь вспомнил, как в панике вызвал скорую и вынес парня на улицу на декабрьский снег, не зная, что делать дальше. Он вновь вспомнил, как позвонил родителям Феликса и старался объяснить всю ситуацию, моля о помощи. Он вновь вспомнил страшную ухмылку Райка, держа пакетик вещества у себя в кармане.       Феликс не знает, когда это точно началось. Сидя в больничном коридоре, он старался вспомнить момент, где он мог догадаться о состоянии Чана. Он также считал, что если один из них однажды вновь сорвётся, то это будет расцениваться как предательство. Но ни о каком предательстве Феликс даже не думал. Всё, чего он желал - это чтобы Чан выжил. Где-то там сейчас врачи боролись за его жизнь. Вероятно, старшему вновь пришлось бы пройти реабилитацию. Феликс сделал бы всё, только бы Чан выжил. Мама Ли приехала как только могла и, найдя своего сына одного в коридоре, крепко обняла его. В объятьях матери Феликс, кажется, первый и единственный раз в жизни молился.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он пропускал учёбу, сидя у больничной койки Чана, не желая оставлять его. Феликс благодарил одногруппников, которые присылали ему лекции, что помогало парню полностью не выпадать из учебного процесса. И если мама поддерживала Феликса, проводя некоторые вечера рядом с сыном, то отец был непоколебим, называя Чана не самыми лестными словами. Ли младший всегда пытался защитить своего любимого, но в один из дней господин Ли не выдержал и выложил всё разом, называя и Феликса, и Чана ничтожеством. От стен больничной палаты отскочил звонкий звук пощёчины. Мама Феликса выгнала своего мужа, не намереваясь иметь с этим человеком больше ничего общего. Той ночью Чан пришёл в себя.       Феликс не знает, когда это точно началось. Он с Чаном и Хёнджин с Джуёном впервые вместе собрались у могилы Чанбина. Хёнджин смог наконец-то простить себя, прекрасно понимая, что Чанбин сам бы хотел этого, ведь он никогда ни на кого не держал зла. После душещипательного диалога некогда ранее счастливой пары, никто из четверых больше не произнёс ни слова. У всех был внутренний диалог с самим собой, а, возможно, и с тем, чьё имя сейчас был выгравировано на камне с двумя датами через черту. Феликс не мог понять. Человек жил, проходя через испытания и проживая радостные моменты, а вся жизнь превращается в одинокую маленькую черту, разделяющую дату рождения с датой твоей кончины. Феликс считал это несправедливым, но, опуская свою шляпу выпускника на землю, дал Чанбину молчаливое обещание, что его черта будет яркой и насыщенной, а главное долгой.       Феликс не знает, когда это точно началось. Сидя на полу в гостиной собственного дома и гладя кота за ушком, мурлыкавшего от удовольствия, мужчина вспоминал то, через что он прошёл. Несмотря на все ошибки, на всю боль и страдания, он всё же исполнил свою мечту на счастливую жизнь. Он живёт в доме со своим любимым человеком, с которым прошёл через всё самое худшее, через что только можно было пройти. Отвлекаясь от своих размышлений на хлопок закрывшейся входной двери, он мягко перекладывает кота со своих коленей и идёт встречать Чана, который вернулся с прогулки с собакой. Жизнь сложилась именно так, как он хотел. Как хотели они. Счастливо и влюблённо смотря друг другу в глаза, Чан мягко коснулся любимых губ, которые были горячими и сладкими из-за недавно выпитого младшим какао. Именно в эти моменты они оба испытывали то, за чем так старались угнаться – эйфория и кайф.