Полумейстер

      Мейстер Мандерли — смазливый, с кудрявыми соломенными волосами — перехватил дела в королевском поезде решительной и твёрдой рукой. И старкушат, мерзавец, тоже перехватил.       Но, конечно, не всех.       — Недомейстеру самое место с недолюдьми, — презрительно бросил тот.       Винафрид Мандерли, его хозяйка, ехала с Узурпатором во главе поезда, и только слепой бы не заметил, как тот не то, что ел её глазами — тискал и трахал взглядом было бы точнее. Она кидала на Узурпатора косые взгляды и делала вид, что ей не нравится. Ленивый бы не понял, кто наденет корону после Серсеи — а люди Мандерли ленивы не были, и быстро перехватили поводья управления хоть здесь, в королевском поезде.       Правильно, в гадюшнике и без них найдётся, кому покомандовать.       Визерис пробовал было донести до них простые истины — он не пустое место, лорд Эддард нуждается в его совете — но был безжалостно отослан в хвост поезда. «Советники и без тебя найдутся, ступай работать».       — Нас бросили, — сказал ему Джон Сноу.       — Не бросили, — возразил Визерис. — Бран непременно прибежит тебя навестить, Санса... не знаю, она не любит нарушать приказы, а им приказано держаться от нас в сторонке.       — Приказано... — Джон скривился. — Как будто бы мы грязные и их испачкаем.       — Как будто, — согласился Визерис. — Но не надо на этом зависать, Джон. У нас полно работы: нам предстоит приготовить принца и принцессу, к тому, что они больше не принц и не принцесса.       — А бастарды, как я.       — Как ты, — согласился Визерис. — И многое множество других людей, хороших и не очень. Орис Баратеон был бастардом; никто не ставит ему это в вину.       Один из разговоров, которые повторялись снова и снова из года в год. Бедолага Джон страшно переживал свою позорную незаконность, то, что он живое доказательство измены. И не важно, что его отец и леди Кейтилин были едва знакомы, что война — такая штука, а люди несовершенны. Эддард Старк (в глазах бастарда) должен был быть идеален, быть ангелом. А павших ангелов прощать не принято.       Но именно сейчас эти закидоны были совсем не к месту; детям и так непросто будет принять реальность, где их мать — блядина, а отец — чужой мужик. Им незачем ещё и мотать душу на кулак, рассказывая про несмываемый позор, клеймо, врождённую порочность и прочий ужас.       Принцесса — будущая Мирцелла Уотерс — приняла новости на удивление спокойно.       — Если папеньке так угодно, — сказала она, и проплакала потом всю ночь. Пришлось вставать, перебираться к ней поближе и утешать, рассказывая (шёпотом, чтоб не будить других) про Ширу Морскую Звезду, про Гвенис и Мию Риверс, про Бету дочь Гвенис, ставшую королевой, и Меланту, её сестру, ставшую леди Старк.       — Дочь бастарды стала королевой, — утёрла слёзы девочка. — Значит, меня не отдадут Яносу Слинту?       — Кому? — Визерис нахмурился. Северный мелкий дом? Нет, это Слейты. Слинтов он не помнил.       — Сьер Янос Слинт - сын мясника, старый подлец, командует Золотыми Плащами, — объяснила Мирцелла. — Мама всегда мне говорила: если я кому-нибудь скажу, что видела... неважно, что, то меня сделают бастардой и выдадут за Слинта.       «Вот ведь дрянь, змеища львиная!»       — Не бойся, — пообещал Визерис. — Лорд Эддард не даст тебя в обиду. Он Десница и не позволит выдавать хороших девочек за стариков. Главное будь хорошей девочкой и расскажи ему всю правду, ладно?       Мирцелла посмотрела ему в глаза своими, зелёными и строгими. Она была похожа на Рейнис, подумал он — да, старше, да, блондинка, но эта строгость, и добрый нрав, и пламенное сердце — всё так похоже.       — Поклянись душою матери, — велела она.       — В чём?       — Что ты не обманул меня. Что лорд Старк защитит меня. Что когда я скажу ему правду, меня не предадут, не выбросят, как использованную тряпку.       На краткий миг Визерис усомнился — он верил Старку, но гадюшник есть гадюшник, и даже Старка он может отравить... но он поклялся. Душою матери.       Он даже прокрался ночью к шатру Десницы.       Лорд Старк ещё не спал. Сидел над картой, согбенный, постаревший на тридцать лет зараз.       — А, Верис... заходи, — кивнул он. — С чем пришёл?       — Мирцелла Уотерс знает о грехе своей матери, — просто ответил он.       — Вот как.       — Она просила у вас защиты в обмен на честное свидетельство, милорд. Она боится. Серсея обещала ей позор и старика в мужья, если она проговорится.       — От позора спасти не выйдет, Верис. Иди сюда, садись. Кругом южане, я еле вижу сьера Родрика, мне нужен нормальный северянин-собеседник, — лорд Старк вздохнул. — Ты знаешь, кто отец Уотерсов?       — Подозреваю, — дипломатично ответил Визерис, стараясь не улыбаться на "северянина".       — Так я и думал, что надпись — твоих рук дело, — довольно кивнул Старк. — Что ты увидел?       — Я видел королеву и брата на старой башне, милорд. Как говорили валирийцы, ин флагранте деликто.       — Красивые слова для некрасивых вещей. Твоё свидетельство, увы, не пригодится. Иначе придётся судить и тебя заодно, за оскорбление величества... поэтому ведь приписал? — Визерис гордился своим умением не врать, поэтому ответил неопределённым пожатием плечей. — Умно, умно... в любом случае, смотри-ка, полумейстер. Лорд Тайвин знал. Лорд Тирион. Сьер Джейме облёкся в чёрное, не дожидаясь суда. Что получается?       — Уотерсы единственные из старшей линии живые и невиновные?       Лорд Старк опять кивнул, и помрачнел ещё сильнее.       — Ланнистеров много. Какие-то из них замешаны в измене, не сомневаюсь. Если бы можно было выяснить, кто из них будет верен нам, кто — Тайвину...       — Пообещайте девице Уотерс жениха из их числа, любого, какой понравится, — предложил Визерис. — Она дружна с кузенами, с кузинами. Они её свита, в конце концов. Сейчас они её оставили, конечно — все Ланнистеры остро чуют, кто в милости, кто нет, но раньше все были рядом. Девочка умна и наблюдательна, я думаю, она поможет найти ответ.       — Хороший совет, Верис, — поблагодарил Старк искренне. — Когда будет война... убереги моих детей.       — Я обещаю, милорд. Клянусь душою матери.       Две клятвы в один день — не многовато ли? Нет, в самый раз.       Сложнее было с Томменом.       Тот, правда, сначала радовался — похоже, мелкий гад Джоффри даже родному брату не давал покоя, не только чужим сёстрам. А вот потом... то он просился к маме, то к папе, то хотел увидеть кузена Робена, то спрашивал, где все его друзья... как объяснить ребёнку, что свита — не друзья, и что бастардам свиты не полагается?       Джону Сноу Визерис сразу приказал молчать и даже не пытаться.       Вместо этого он начал гулять с мальцом. Сажать его на спину и уходить от лагеря на милю-другую. Искать цветы и кроликов в траве, прятаться в кустах и сторожить оленей.       Томмен оказался совсем не глуп. Он мигом схватывал все правила игры: когда сидеть тихо, когда громко хлопать в ладоши, когда бежать и когда стоять. И в общем-то он был ненамного тяжелее Дени во времена мирийского скитанья, так что носить его было не большой обузой.       Сегодня они искали ирисы.       Болотные цветы, ведь Перешеек был совсем уже близко.       — Ирисы красивые? — спрашивал Томмен.       — Да, синие с золотом, — ответил Визерис.       — Я сделаю букет и подарю их матушке.       Ему недавно позволили подходить под окно дома на колёсах и говорить с преступницей Серсеей и братом. Впрочем, Джоффри всё больше бранился и обещал зарезать всех и вся.       Чёрное бревно лежало близ тропы, невозмутимое и безопасное... пока, зашевелившись, не подползло к ним, довольно быстро, и не ткнулось носом в руку Визерису.       Бревно было львоящер.