Полумейстер

      Накануне отъезда он пошёл прогуляться последний раз по Харренхоллу — то ли просто поразмыслить в тишине, то ли прогнать бессонницу.       Тишины, конечно, не предвиделось: хотя свита полусотни королевских невест была и не в силах заполнить замок целиком, она очень старалась, и почти в каждом коридоре мелькали не пёстрые штаны, так пёстрая юбка — а где-то и плащ с гербом. Скоро людей станет гораздо меньше: останутся только женщины и дети, а король с королевой и Десница поведут войска к Розовой Деве, или на Сломанную Клешню, или куда-то ещё — Визерис не присутствовал на военных советах и не собирался, ему своих дел хватало.       Леди Розамунда провожала Жойена чуть ли не со слезами на глазах. Так впору на плаху провожать, а не в бой. Повязала ему ленточку в волосы, уговорила бывшую принцессу пожертвовать платье в переделку... Джьяна вышла замечательной девочкой, на этом все сходились. Ещё бы эта девочка умела рот держать на замке, а то вот назовёт “Дейнерис” кузеном, объясняй потом, что на неё нашло...       — Мне очень жаль, что я не могу с вами отправиться, лорд Джоджен, — тем временем вздохнула Розамунда.       — Мне тоже жаль. Я буду скучать!       — Мы все будем молиться о вас, — добавила Розамунда.       — Старым или новым богам? — спросил тот.       — А каким вы предпочли бы, лорд Джоджен?       Дети играют в любовь, пока взрослые играют в престолы, и обе игры оставляют одно и то же: печаль и разбитые сердца.       «Я люблю свою княжну, я не мог ей позволить...» — Деймон Сэнд, святой ты дурак! Он лежал на постели, весь перебинтованный, еле способный смотреть на них прямо, столько в него влито макового молока, и шептал о своей любви к дуре и шлюхе Арианне, мерзавке, ни во что не поставившей ни его, ни других дорнийцев, ни самый свой желанный Дорн. «Я люблю её, она не должна преуспеть, она пропадёт, я хотел защитить...»       Он заставил Оберина плакать снова, этот святой дурак. Потому что когда Оберин горбится, а потом выходит вон, и за ним выходит Эллария — это значит, он нуждается в её утешении. В её словах и объятьях. Что уж говорить о самом Визерисе, который с детства не видел труда или позора в том, чтобы прослезиться.       Даже Узурпатор, и тот впечатлился. Предложил парню белый плащ во утешение скорбей. Популярное средство для разбитых сердец — ничего не лечит, но позволяет лелеять свою печаль годами и десятилетиями, сохраняя верность единственной любимой да ещё королю. Визерис считал, что надо было предложить напиться с Оберином — и менее радикально, и может помочь. Но пить в его нынешнем состоянии молодой дорниец мог не больше, чем носить доспех, так что любое лечение откладывалось до выздоровления, как бы забавно это ни звучало.       Визерис остановился у стены в Королевском Пожарище и прислонился к ней, прикрыв глаз, сортируя в памяти всё случившееся за день, строя в мыслях маршрут: до Солеварни, оттуда на корабле некоего Аурана Уотерса — до столицы. Оттуда в Тамблтон, потому что так положено судьбой — встречать Блэкфайров под Тамблтоном, а племянника он пока решил считать именно Блэкфайром. За кем ещё пойдут Золотые Мечи, забыв про все контракты? Он слишком хорошо помнил, как они реагировали на Таргариена — а ведь он тоже обещал им вернуть земли и титулы. И не в возрасте дело, шестнадцать и четырнадцать — невелика разница.       Значит, вопрос решила кровь.       Вот только Эйгор Риверс собирал себе армию вестеросских изгнанников, а Коннингтон собрал армию эссосских изгоев, и каков окажется человек, готовый ради короны обрушить их на леса Штормовых Земель и сады Простора? Едва ли слишком похожим на своего благородного предка, скорее на другого предка, двухголового. Всё, что дали допросы — что Эйгон Самозванец молод, хорош собой и ничего не решает, оставляя это бремя своему приёмному отцу Коннингтону и какому-то пентошийскому торговцу. Беглая княжна знала больше, но — увы, она бежала.       Как обмануть того, о ком ничего не знаешь?       Визерис умел подлаживаться к сильным мира сего, знал, как стелиться ковриком под ноги жадным купцам и даже их куртизанкам — это искусство он обрёл не сразу, давно не использовал, но оно было. Он знал, как сосуществовать с людьми прямыми и простыми, такими как лорд Старк или Узурпатор. Знал, пусть и в общих чертах, что делать с коварными интриганами, наподобие Неназываемого Пальца, или требовательными и хозяйственными личностями вроде леди Кейтилин. Но всё это требовало знать заранее, с кем имеешь дело, и малейшая ошибка могла стоить в лучшем случае куска хлеба, в худшем — головы.       Тем более, ему предстояло быть не просителем, не придворным, не мейстером — невестой, а в этой роли он и вовсе ни разу не бывал.       — Накидано-то, накидано... — услышал он хриплый голос. Мужчина с косматой бородой мёл пол прямо у него перед глазами, хотя только что Визерис его не видел.       «Неудивительно, я ведь закрыл глаза», — подумал он и осознал, что его единственный глаз по-прежнему закрыт.       Но мужчина никуда не девался: в старинном доспехе из металлических пластин, с метлой в руках, с корабельным якорем, привязанным к спине. Волосы его были заплетены в косу, а борода торчала во все стороны.       — Здравствуйте, — сказал он неуверенно.       — И тебе не болеть, — ответил мужчина. — Посторонись, не мешай убираться. Наведу тут порядок — и прыгну в озеро, — пообещал он.       — Зачем?       — Что значит, зачем? Я что, не король? Вот прилетят Таргариены, а у меня в замке бардак, и что они обо мне подумают? Что я дикий железянский пират. А я — культурный король, я архитектор и строитель! — он особо ретиво взмахнул метлой. — Значит, надо прибраться. А потом можно и в озеро со стены. Я стены удобно построил, прыгать самое то будет. Я и соль с собой взял, — похвастался он.       — Зачем? — только и мог повторить Визерис.       — Ну ты глупый! Утону при брошенном в воду якоре, в солёной воде! — гордо сказал он. — Прямой путь на пир к Утонувшему, я не дурак, никто не скажет, что я дурак!       — Хитро, — с уважением ответил Визерис и открыл глаз.       Мужчина исчез, только лунные лучи падали сквозь дыру в стене.       Паланкин был готов и укреплён между двумя лошадьми, а по сторонам заняли свои места Джон, Терранс и Мия. В окно Визерис видел, как радостно бежит по двору наряженный в розово-золотое платьице Жойен. Время ещё оставалось — на прощание с женой, на дописывание завещания...       Завещанием он, впрочем, не заморачивался.       — Моя леди жена, — он склонился перед Винафрид в глубоком поклоне.       — Уезжаете? — спросила она.       — Как я и говорил.       — Так уезжайте, — ответила она. — И возвращайтесь живым. Я надеюсь, всё это не затея Его Величества по устранению вас, лорд муж.       — Не сомневайтесь. Это я предложил.       Немое «ну и болван же ты» было в её взоре.       — Я за вас помолюсь, — леди Винафрид склонилась над пяльцами, показывая, что разговор окончен. Зато сидевшая рядом Санса выбежала за ним следом в коридор, поймала за руку, прошептала горячо:       — Принц, не погибни! Ты не моя любовь, но я простила тебя, ты мой друг!       Он проглотил вопросы относительно того, кому кого пристало прощать, и пообещал не погибнуть.       — Позаботьтесь о младших, княжна. Мне пришлось разлучить Брана с Шиповником, ваш брат опять будет грустить, — добавил он.       Времени оставалось в обрез, только добежать до комнаты, надеть платье и завернуться в плащ с капюшоном.       Его паланкин покидал Харренхолл первым. Лошади неторопливо процокали мимо рядов ополченцев, мимо конных рыцарей, мимо самого короля и его королевы в сияющих доспехах. «Воин, пошли им победу!» — подумал Визерис и вспомнил, как давно не молился как следует.       Надо было это исправить. Скоро он будет в столице — он всегда любил Септу Бейлора.       В мелкой раздражающей тряске тянулись лига за лигой. Что-то шебуршало в одном из сундуков — том, что с платьями, и это было подозрительно.       Он откинул крышку, и навстречу ему робко улыбнулась Розамунда Ланнистер.       — Я... я просто укладывала ваши платья и задремала... — прошептала она неуверенно.